"Повелительница драконов" - читать интересную книгу автора (Хольбайн Вольфганг)— 1 —Когтеящерица настолько неожиданно выскочила из своей песчаной норы, что запоздала даже нечеловечески быстрая реакция Хрхона. Он издал резкий предупреждающий крик, характерный для ваг, повернулся в седле и выхватил кинжал. Оружие просвистело в воздухе над самой шеей верховой лошади Талли и с глухим звуком зарылось в песок, запущенное со скоростью, едва ли уступающей скорости пушечного ядра. В когтеящерицу оно не попало. В последний момент, увидев летящую на нее пеструю тень, Талли взметнула руку к лицу. Когтеящерица ударилась об нее, вцепилась в руку всеми восемью лапами, обвилась стальным хвостом вокруг ее бицепса и попыталась двумя дюжинами крошечных, острых как бритва когтей искромсать лицо. Жгучая боль пронзила руку Талли, когда челюсти миниатюрного чудовища сомкнулись вокруг ее правого указательного пальца и острые, как иглы, зубки вонзились в ее кожу. Она без стеснения ругнулась, отвернула лицо от бешено движущихся лап и схватила ящерицу двумя руками. Животное злобно зашипело, сменило цвет с черно-коричневого на кричащий красный и отцепило хвост, чтобы его концом с шипами ударить Талли по глазам. Талли, удерживая животное на максимально возможном расстоянии, на мгновение взглянула на него со смешанным чувством ярости и любопытства и затем быстрым движением сломала ему хребет. Когтеящерица еще раз дернулась и вдруг обмякла в ее руках. Талли небрежно бросила труп животного на песок и свирепо посмотрела на Хрхона. — Глупое плоскоголовое! — крикнула она. — Смотри лучше! Своим чертовым кинжалом ты чуть не попал в мою лошадь! Зачем я вообще беру вас с собой? Чтоб вы меня вспороли? На чешуйчатом черепашьем лице ваги не было видно никакой реакции на ее слова. «И неудивительно», — подумала Талли, испытывая и разочарование, и гнев. Если лицо подобно сапогу, который человек с огромными ногами носил лет пятнадцать, к тому же если это лицо состоит только из костей и роговых пластинок, то совершенно невозможно обнаружить на нем хоть какую-нибудь реакцию. Но Талли заметила, что Хрхон вздрогнул и опустил глаза. Даже ваги знали о припадках бешенства Талли и боялись их. Не раз она приказывала Хрхону или Эсск спешиться и часами идти следом за ней по раскаленному песку пустыни. Разумеется, с той стороны гиппоцератов, которая была обращена к солнцу. Но на этот раз наказания не последовало. Они были близки к цели и слишком долго находились в пути, чтобы терять время. Кроме того, ее возбуждение было вызвано скорее неожиданностью, чем настоящим страхом. Когтеящерицы были безобидны: жадные маленькие чудовища нападали на все, что движется, и при этом слишком легко забывали, что сами были чуть больше мужской ладони. В крошечных полостях их загнутых внутрь клыков содержался прямо-таки смертельный яд, за доли секунды вызывавший судороги и менее чем за минуту — смерть, но у этого яда был один маленький недостаток: он действовал только на когтеящериц. Талли приходилось видеть не одну такую агрессивную маленькую тварь, которая по глупости кусала и отравляла сама себя. «Нет, — с насмешкой подумала она, — все же когтеящерицы — ошибка природы». Лишь то обстоятельство, что пустыня Гехран была одним из самых суровых мест мира и здесь почти не водились хищники покрупнее, спасло этих глупых когтеящериц от истребления. Талли, нахмурив лоб, смотрела на мертвое пресмыкающееся в течение одного удара сердца и затем яростным кивком головы указала на неглубокую воронку, которую кинжал Хрхона вырыл в песке. — А теперь слазь и ищи свое оружие, — сердито сказала она. — Только поторопись, будь любезен. Я не хочу больше терять время. Гиппоцерат Хрхона беспокойно зашевелился, когда вага начал расстегивать свои ремни. Талли, несмотря ни на что, не смогла удержаться от мимолетной улыбки, глядя на приготовления Хрхона. Ваги были сгустками силы. Четыреста фунтов мускулов и жил играючи пробивали с разбегу двери из железного дерева так, как человек разрывал лист бумаги. На их решимости в бою никак не сказывалась крохотная — если судить по черепу — масса мозга. Голыми руками победить их было нельзя, по крайней мере человеку или любому из других существ, которых знала Талли. Но за это они расплачивались неповоротливостью, постоянно делавшей их мишенью для издевательств и насмешек. Даже Талли постоянно забавлялась, наблюдая за вагой, влезающим на свое животное для верховой езды или слезающим с него, хотя она видела это несметное количество раз. Ваги были настолько коротконогими, что им нужно было привязывать себя в седле, чтобы при первом же резком движении своих верховых животных не падать в песок с высоты четырех метров. Пока Хрхон продолжал расстегивать свои ремни, Талли шенкелями вывела свою лошадь из тени могучего гиппоцерата и заставила ее медленным шагом подниматься по склону следующей дюны. Животное недовольно заржало, когда палящие лучи солнца упали на его незащищенную шкуру. Обычно Талли старалась оставаться в тени огромных гиппоцератов, чтобы тела покрытых шипами чудовищ использовать как живые заградительные щиты между собой и жгучим солнцем, и только теперь она по-настоящему почувствовала, насколько Когда она въезжала на полого поднимающийся склон, под копытами ее лошади вихрем кружились небольшие облачка песка и пыли. Талли не знала, сколько таких, похожих одна на другую песчаных дюн она уже преодолела с тех пор, как два дня тому назад они пересекли границу пустыни Гехран. Наверняка сотни, может, тысячи. Она не считала. Когда она ехала верхом по этому пути в первый раз, десять лет тому назад, она думала, что сможет к этому привыкнуть. Неужели действительно прошло всего десять лет? Ей казалось, что больше. За это время случилось так много всего, так бесконечно много, и все же так мало… Пустыня Гехран была чем-то таким, к чему нельзя привыкнуть никогда ни ей, ни любому другому мыслящему существу из тех, кого она знала. Пустыня была чудищем, большой молчаливой тварью, подкарауливавшей невнимательных, допустивших малейшую ошибку, какую-то небрежность, чтобы затем немедленно и беспощадно нанести удар. Почти никто из тех, кто решился зайти слишком далеко, не возвращался. И Талли знала, что ее, несмотря ни на что, ждет такая же судьба, если она хоть на мгновение ослабит бдительность. Она была вся в поту, когда достигла гряды холмов и жестким рывком поводьев остановила лошадь, которая тоже окончательно выбилась из сил. В присутствии своих телохранителей Талли никогда бы не проявила слабость, но в этот момент она ничего так страстно не желала, как глотка ледяной воды, и еще ей хотелось найти прохладное тенистое местечко, где она смогла бы улечься спать. Большим и указательным пальцами правой руки Талли протерла глаза, моргнула пару раз, чтобы слезы высохли, и сосредоточенно посмотрела на север. Казалось, пустыня таяла у нее перед глазами, а струящийся от жары воздух и монотонные спуски и подъемы дюн внушали ей иллюзию движения и жизни там, где не было ничего, кроме раскаленного песка и безысходности. Но она точно знала, что ей следует искать, и спустя некоторое время ей показалось, что в северном направлении она действительно увидела узкую размытую тень. Она снова провела рукой по глазам, но картина не прояснилась. Жара и усталость брали свое. Тем не менее Талли была уверена, что не ошиблась. Слишком часто скакала она этим путем, чтобы заблудиться. Сегодня вечером, самое позднее со следующим восходом солнца, она будет на месте. Она повернулась в седле и оглянулась на ваг. Между тем Хрхон уже выкопал свой кинжал и как раз неловко взбирался обратно на спину своего животного. То, что гиппоцерат согнул при этом обе пары передних ног, лишь незначительно облегчило «восхождение» Хрхона. Зелено-коричневое существо, похожее на рептилию, ползло по боку гиппоцерата, как слишком большая, страдающая артритом жаба, издавая при этом звуки, напоминающие шипение дырявого чайника. В уголках рта Талли снова мелькнула слабая улыбка. Ей ваги иногда напоминали неуклюжих гномов из сказки. Но тот, кто однажды видел хоть одно из этих существ в бою, знал, насколько обманчивым было такое впечатление. Лишь немногие из людей могли бы рассказать об этом. Талли терпеливо ждала, когда Хрхон снова окажется крепко привязанным к седлу и оба гиппоцерата вразвалку взойдут — невозможно было хотя бы приблизительно описать их способ передвижения — на холм. После этого она быстрым движением направила свою лошадь назад, в тень обоих чудищ, и посмотрела вверх, на Хрхона. — Прелестно, что ты уже готов, — сказала она. — Если господину будет угодно, мы могли бы, пожалуй, двинуться дальше. Хрхон, казалось, сжался в седле и избегал встречаться с ней взглядом. Его рука непроизвольно стискивала рукоять кинжала, который он с таким трудом откопал из песка и снова заткнул себе за пояс. Талли было бы легче самой спешиться и поднять оружие, к тому же так получилось бы быстрее. Но эта мысль даже не пришла ей в голову. При вагах она никогда себе такого не позволила бы. Талли знала, что в любой ситуации могла положиться на этих существ. Оба ее охранника без промедления пошли бы за нее на смерть, если бы она этого потребовала. Но ваги были своеобразным народцем. Там, где с другими было уместно мудрое сочетание строгости и великодушия, с ними надо было вести себя твердо и даже жестко. Лучше было ударить вагу на десять раз больше, чем на один раз меньше. Они продолжили путь. Солнце медленно опускалось, но все равно заметно прохладней не становилось, и, даже когда наступили короткие сумерки, а за ними, как большой молчаливый зверь, по пустыне поползла темнота, казалось, что над землей по-прежнему висит невидимое облако жары. Когда стало совсем темно, оба гиппоцерата забеспокоились и Талли проехала немного вперед, чтобы случайный удар хвоста не вогнал ее на пять метров в песок. Гиппоцераты даже днем видели не особенно хорошо, а ночью они были практически слепы. Вагам стоило все большего труда заставлять своих верховых животных продолжать идти. Наконец Талли натянула поводья и сделала Хрхону и Эсск знак остановиться. Они находились на расстоянии четырех или пяти миль от цели, и Талли с удовольствием ехала бы дальше, поскольку они были слишком близко к конечному пункту их путешествия, чтобы мысль об оставшемся расстоянии могла уменьшить ее нетерпение. Но не имело смысла требовать от ее спутников больше того, на что они были способны. Кроме того, на следующее утро она должна быть отдохнувшей и полной сил. Некоторые из оборотней все еще сохранили активность, даже спустя столько времени, и ей понадобятся все ее силы. В то время как Хрхон и Эсск церемонно слезли с седел и стали готовить ночной привал, Талли взошла на гребень ближайшей дюны. Хрхон собрался последовать за ней, но она прогнала его недовольным жестом руки. Она хотела побыть одна хотя бы некоторое время, одна со своими мыслями, со своими воспоминаниями. Воспоминания, постоянно настигавшие ее, когда она приезжала сюда, как будто таинственным образом аккумулировались в желтовато-коричневых песчинках, как в идиотском мозгу болтливого старика. Они приходили всегда. Год за годом, каждый раз. Воспоминания не были приятными, но картины прошлого так глубоко отпечатались в ее памяти, что Талли настолько объемно и ясно видела события, будто они случились только вчера или даже на несколько мгновений раньше, как раз за следующей дюной, а не пятнадцать лет тому назад и не на другом конце света. Она села на все еще горячий песок, подтянула ноги к туловищу и обхватила руками колени. Где-то впереди находилась башня, невидимая, скрытая во тьме ночи, но Талли чувствовала ее. Снова, как и каждый раз, когда она приходила сюда, ее охватило это странное чувство; она ощущала это только здесь и с трудом могла описать: странная смесь покорности судьбе, разочарования и надежды, надежды, противоречившей всякой логике и берущей свое начало, пожалуй, скорее в упрямстве, чем в каком-либо другом чувстве. На короткое мгновение ей показалось, что она видит башню: огромную зазубренную тень, выделявшуюся на фоне ночного неба еще более глубокой чернотой и, как перст, указывавшую в бесконечность, как будто предостерегая о чем-то. Именно здесь Талли одержала величайшую победу и потерпела тяжелейшее поражение. Но Талли была не тем человеком, который легко признавал поражение. В ее жизни — в той жизни, которую она вела последние пятнадцать лет, а не в предыдущей, теперь уже настолько далекой, что от нее остались лишь туманные и, вероятно, ложные воспоминания, — было только две вещи, которых она боялась: драконы и смерть, а возможно, это было одно и то же. Драконов здесь не было, и многие утверждали, что они не существуют, а смерть… ну до тех пор, пока ей надо будет всерьез разобраться с этой темой, еще пройдет много времени, при условии, что не случится ничего неожиданного, — к примеру, ее не поразит отравленная стрела или острие меча. Но об этом она будет думать, когда наступит время. Ветер на мгновение изменил направление и донес до Талли глухое ворчание гиппоцератов и их резкий запах хищников. Она задумчиво повернула голову и поглядела на чудищ. Они стояли, ослепшие и напуганные, тесно прижавшись друг к другу, на другом конце ложбины, между дюн, но даже сейчас, различимые в ночи лишь как громадные черные тени, они по-прежнему казались могучими и устрашающими. Открывшийся вид на короткое время вернул Талли к реальности. Она снова полностью осознала, где находилась: в одном из самых суровых и, пожалуй, смертельно опасных мест на свете. По существу, это была абсолютная пустота, и именно поэтому здесь было так опасно. За исключением небольшой армии, ей мало чего следовало бояться, пока ее сопровождали два вага и их верховые животные. Но жажде, жаре и потере ориентации физическая сила не могла противостоять. На короткое мгновение Талли остро осознала серьезность своего положения, и ее охватил страх. Но ненадолго. Сейчас, когда она дала отдых своему телу, усталость охватила ее душу, но это была приятная, очень благотворная усталость, и Талли не противилась ей. Она снова посмотрела в северном направлении, и снова перед ее внутренним взором предстала башня. От страха и ненависти она казалась Талли больше и мрачнее, чем была на самом деле. Правда, единственное, что она считала реальным, — насколько вообще о том, что касалось этой башни, можно было говорить как о чем-то реальном, — так это свои шансы остаться в живых. Год назад Талли едва не убили, когда она попыталась приблизиться к башне. И если и было что-то известно об этой проклятой развалине в центре Гехрана, так только то, что каждый шаг по направлению к ней был вдвое опаснее предыдущего. Нет, теперь ей нужна была только победа. На этот раз должно было получиться, или все, чего она достигла за последние десять лет, окажется напрасным. Да, тогда она потерпела самое тяжелое поражение, но она чувствовала, что в ее власти превратить его в свою величайшую победу. Ключ к ней лежал перед Талли — только руку протяни. До сих пор ей просто не удавалось его поднять. На этот раз должно получиться. Она чувствовала, что судьба не даст ей другого шанса. Долгое время Талли неподвижно сидела на гребне холма и смотрела на север, прежде чем встать и вернуться к Хрхону и Эсск. Ваги поставили ее палатку и вокруг насыпали невысокую стену из песка, чтобы сдерживать песчаных пауков и когтеящериц, которые могли слишком близко подойти к лагерю во время своих ночных разбойничьих набегов. Рядом горел костер, над ним вращался вертел. От запаха жареного мяса у Талли потекли слюнки. Она была голодна и лишь сейчас почувствовала, Она села у костра, отпила глоток тепловатой воды из фляжки, которую ей протянула Эсск, и вынула из-за пояса нож. Это было единственное оружие, которое носила при себе Талли, и даже оно служило больше для красоты. Она использовала его лишь для того, чтобы резать Она поела, попила плохой на вкус воды, взятой из заиленного источника, мимо которого они проезжали два дня назад, и тщательно прикрепила опорожненную фляжку к седельным ремням. Запасы воды были почти исчерпаны, но возле башни бил источник, и небольшого количества оставшейся воды все же должно было хватить на остаток пути. Талли еще немного посидела у костра, глядя на полыхающее пламя. Потом она залезла в палатку и растянулась на ложе из меха и одеял, которое ваги приготовили для нее. Но еще долго она лежала в темноте с открытыми глазами, прежде чем к ней наконец пришел сон… |
||
|