"Эверест-82" - читать интересную книгу автора (Рост Юрий)
Валерий Хрищатый. Фотографии памяти
 |
Предстоит наш 2-й выход — обработка маршрута к лагерю III, лагерь II уже установлен. Вечером накануне выхода мы сидели в Большой палатке. Евгений Игоревич давал задание по работе в направлении лагеря III. Предполагалось, и не без основания, что это наиболее сложный и ответственный участок пути к вершине. Вошли Бершов и Туркевич. Согласно плану, им предстояла работа по переноске грузов из лагеря I в лагерь II. Они выразили свое недовольство и сказали, что их, одних из лучших скалолазов Союза, используют не по назначению, что задание, которое выдают, алмаатинцам, должны выполнять они. Меня такая постановка вопроса задела за живое, и я ответил:
— Ребята, если мы не сможем где-нибудь пролезть, то вызовем вас по радиосвязи.
Они почувствовали, что немного перегнули, и, чтобы как-то смягчить ситуацию, сказали, что мы их не совсем правильно поняли — они и в мыслях не держали, что мы где-то можем не пройти, просто на скале они будут работать значительно быстрее. Это было уже не так обидно, и мы смолчали. Просто ребята не учли, что высота, на которой предстоит работать на скале, почти уравнивает наши возможности. Тамм остался непоколебим, и наутро мы отправились выполнять свое задание.
Навесили мы 17 веревок (700–750 м). Было видно, что до гребня совсем близко, веревки 2–3 (90-130 м.). Но, к сожалению, снаряжение мы больше не имели и, завесив грузы на конце 17-й веревки, вынуждены были спуститься вниз. Встретили по пути группу Славы Онищенко, пожелали успешной работы.
Чувствуем удовлетворение от выполненной работы, но в то же время немного досадно, что не хватило веревок до гребня. Украинцы завидуют нам и жалуются на «деспотизм» и несговорчивость начальства. Последняя ходка у них была почти холостой. Вещей для заброски в лагерь II было мало, шерпы еще не успели акклиматизироваться, и грузов в лагерь I было поднесено недостаточно. В основном они пока работали на дооборудовании лагеря I.
На другой день мы спустились в базовый лагерь. Вечером пришло сообщение, что Слава Онищенко плохо себя чувствует и завтра утром ребята начнут его спускать. Из лагеря II вышли они около обеда. Слава идет с кислородом.
Еще одна ночь в лагере I, и опять почему-то поздний выход. Врач Свет Петрович Орловский уже подготовился к встрече больного. Часть ребят вышла навстречу и помогла спустить Славу по ледопаду.
С. Орловскому пришлось серьезно поработать, чтобы в конце концов поставить его на ноги. Иногда он говорил Е. И. Тамму и А. Г. Овчинникову, что с Мысловским в любой момент может произойти нечто подобное и что они возлагают на себя слишком большую ответственность, выпуская его на большие высоты.
В конечном итоге двойка из группы Онищенко сумела сделать один выход, дошла до конца навешенных нами перил, провесив еще одну веревку в сторону уже очень близкого гребня, закрепила грузы на конце и спустилась вниз.
Разбор выхода этой группы прошел весьма сдержанно. Присутствие множества разных школ альпинизма на этом разборе не позволило до конца не только вскрыть ошибки ребят, но даже указать явные. С этого момента стали появляться между группами, а часто и внутри четверок недовысказанные мнения, недовыясненные ошибки. Ребята стали замыкаться в себе. Ходили ощетинившиеся, надутые. В работе некоторых групп стали проявляться, на мой взгляд, более открыто хитрости, что еще больше разделяло разных, собранных со всего Союза вместе людей.
Предстоял третий, последний, акклиматизационно-забросочный выход перед штурмом вершины. Необходимо организовать еще 3 высотных лагеря. Для установки лагеря III нужно провесить не более 4 веревок. Работу начинает группа Мысловского. От конца перил провешивается 2,5 веревки и устанавливается лагерь III. Впереди все время работает Володя Балыбердин, парень скромный, несколько замкнутый, но чувствуется в нем одержимость. Хорошо подготовлен физически. Первую ночь провели они вчетвером во вновь организованном лагере.
Наутро Мысловский и Балыбердин вышли на обработку, а Коля Черный и Володя Шопин должны были спуститься в лагерь II. Но Мысловский случайно надел ботинки Шопина, и двойке пришлось дожидаться своих товарищей, после чего скатились все вместе. На другой день около обеда тройка собирается вверх, а Коля Черный отправляется вниз: застудил горло, совсем потерял голос. Наша группа как раз заняла лагерь I, и вечером он был у нас.
Пройдя 3–4 веревки с грузом в направлении III лагеря, Шопин оставил свой груз и тоже отправился вниз. Балыбердин и Мысловский, оставшись вдвоем, вытащили что смогли из снаряжения для дальнейшей обработки. После ночевки в лагере III они навесили еще 6–8 веревок и, закончив свой срок пребывания, спустились вниз. Мы их встретили, когда поднимались в лагерь II.
Эрик еще не успел акклиматизироваться и ходил в составе других групп. Вместо Наванга к нам в группу включили Акакия Хергиани. До этого момента он имел ночевку на высоте 7300 в лагере II. Нам предстояло перебросить около 150 кг. груза из II в III лагерь. В физическом отношении работа довольно сложная. Между лагерями нужно сделать по 3 ходки. Можно сказать, что это было закреплением акклиматизации, полученной в прошлый выход.
Группе Иванова, вышедшей следом за нами, дали задание провешивать перила к IV лагерю, то есть им предстояла работа с 8000 м. и выше. До этого момента они имели ночевку только на высоте 6500 (лагерь I). Ввиду того что мы имели более высокую акклиматизацию, чем ивановцы, в базовом лагере при получении задания мы просили руководство поменяться с ними ролями, но получили отрицательный ответ, и каждый занялся исполнением порученного ему.
После первой ходки мы заночевали в лагере III. На спуске за следующим грузом встретились с Валей Ивановым и его ребятами. Они поднимались в лагерь III, а мы уходили во II лагерь, чтобы завтра повторить ходку, но уже сразу со спуском, без ночевки. После 1-й ходки Хергиани отказался от следующих и наутро ушел в лагерь I. Никакие наши уговоры и разговоры о Мише, его легендарном двоюродном брате, не смогли его остановить. Да, он чувствовал себя не совсем хорошо. Нас осталось трое.
С горечью вспомнили, как уговаривали Е. И. Тамма оставить в группе Наванга. Сейчас, после того как в «простреле» оказалась группа Онищенко, каждые рабочие руки на высоте были на вес золота. Нам предстоят еще 2 ходки, а нас уже только трое. 2-я ходка уже далась тяжело, на 3-ю вышли через «не могу», на злости и понимании — надо. «Надо» стало у нас девизом на Эвересте. Надо вынести, надо выдержать, надо сделать, надо выйти и все-надо, надо, надо… Как бы тяжело ни было — надо.
На следующий день после 3-й ходки мы позволили себе подольше поспать. Около обеда вышли из лагеря II и часа в 4 были в I. В базовый лагерь идти уже поздно.
Группа Иванова за 2 дня протянула наверх 7–8 веревок перил, начиная оттуда, где закончили Балыбердин и Мысловский. Причем в последний день Миша Туркевич и Сережа Бершов провешивали перила, а Иванов и Ефимов дополнительно «отреставрировали» лагерь. После этого в палатках — а их было 2 — можно было неплохо отдыхать. Все четверо имеют возможность спать лежа. Туркевич-Бершов, работая в кислородных масках, провесили перила до выполаживания гребня. Завесили там все поднятое снаряжение, оставили свернутую палатку и на следующий день вечером были уже в лагере I. Ночь мы провели вместе, а на следующий день после обеда прибыли в базовый лагерь.
Четверка Мысловского спустилась к монастырю Тхъянгбоче и там отдыхала. Группу вспомогателей, хотя она уже так не называлась по желанию руководства, возглавил Валерий Хомутов. Место четвертого в их группе занял Владимир Пучков. Они вышли на последнюю свою отработку. Перед ними ставили следующие задачи: обработка нашего гребня до Западного, основного, ведущего уже к самой вершине; установка лагеря V на высоте порядка 8500 м.
Задача очень ответственная. До Западного гребня оставалось, по мнению Бершова и Туркевича, веревок 10–12. Как оказалось впоследствии, они не ошиблись. В лагере III находилось 6–8 баллонов с кислородом, поднятых другими группами. Хомутовцы дополнительно взяли с собой из лагеря II по 2–3 баллона. Использовали кислород и днем, во время движения, и ночью, во время сна, начиная с лагеря II.
Поднялись к лагерю IV. Оставили грузы. Хомутов и Пучков спустились в лагерь III, с тем чтобы на следующий день вернуться с грузом. Москальцов и Голодов установили палатку, поднятую группой Иванова, заночевали.
На следующий день попробовали обрабатывать маршрут дальше. Во время хождения по перилам крюк где-то не выдержал, и Голодов сорвался, но все обошлось благополучно. Полверевки им удалось обработать и затем вместе с подошедшими с грузами Хомутовым и Пучковым ушли в лагерь III. На следующий день Москальцов и Голодов оставили свой груз 1–2 веревками ниже. Затем все укатились вниз, опустошив за время пребывания наверху 14 баллонов с кислородом. Если сказать, что такая цена их выхода дороговата для всех участников экспедиции, то, пожалуй, сказать слишком мягко. Наша группа в это время находилась внизу, у монастыря Тхъянгбоче на отдыхе и на разборе выхода группы Хомутова не присутствовала, если таковой вообще проводился.
По графику первой на штурм должна выйти группа Мысловского, затем мы, алмаатинцы, потом группа Иванова и замыкающей — Хомутова. Но мы, совершая грузовые ходки между II и III лагерями, отработали 4 дня вместо 3 и оказались за группой Иванова. Эрик еще не вернулся с акклиматизации, мы ждали его, нам хотелось выйти всем вместе, полным составом. И в то же время нам на отдых оставалось всего 3 дня. Даже если Эрик вернется сейчас, он не успеет восстановиться. По этой причине мы отказались от возможности выхода на штурм первыми, хотя руководством он нам был предложен. Группа Вали Иванова к штурму пока не была готова, ребятам необходимо было восстановить силы.
Выйдя из базового лагеря 2 мая, мы с Казбеком уже так и не «стыковались» с двойкой Ильинский-Чепчев, вышедшей 3 мая. Разрыв был создан искусственно. Спасая положение, руководство приняло следующую тактику: ввиду того что рюкзаки у первой двойки Мысловский-Балыбердин перегружены, дополнительный кислород им должна поднести группа Иванова. Ребятам предстояла ходка с грузом из III в IV лагерь и обратно в III. И только после этого — движение вверх. На другой день, по замыслу, они займут лагерь IV, а наша группа — лагерь III. Затем нам необходимо будет вытащить часть кислорода для группы Иванова в лагерь IV и снова спуститься в лагерь III. Кислород для верхней группы а состоянии вытащить одна двойка. Чтобы вторая наша двойка не имела дня отсидки на высоте 7800 (лагерь III), и был создан этот разрыв в сутки между связками.
Отработав, мы с Казбеком должны были спуститься в лагерь III, куда к этому времени поднимутся из лагеря II к нам Ильинский и Чепчев. Таким образом, предполагалось соединиться нам в лагере III, с тем чтобы уже всем вместе двигаться вверх. Но во время движения нашей с Казбеком связки к лагерю II по связи от группы Иванова пришло уведомление, что кислорода им хватит и дополнительных ходок нам делать не нужно. На другой день мы вышли из лагеря II в направлении лагеря III, взяв с собой до 4 наиболее полных баллона с кислородом. На обеденной связи Ильинский высказал пожелание, что хорошо бы всем четверым собраться в лагере III и дальше двигаться вместе. В лагере III нас с Казбеком и застало известие о покорении вершины связкой Балыбердин-Мысловский. Иванов с группой, минуя лагерь IV (8250 м.), — сразу вышел и занял лагерь V. Чтобы не делать слишком большого разрыва между группами, мы с Казбеком на вечерней связи сообщили Ильинскому о своем намерении занять завтра лагерь IV.
Сообщение о победе пришло в базовый лагерь 4 мая. Связка Балыбердин-Мысловский достигла вершины. Тяжело им досталась победа. Цену ей знают все участники, но до конца ее почувствовали только они сами.
Из лагеря III они вышли втроем — с Навангом. Рюкзаки перегружены. Наванг перед этим сжег на ярком солнце глаза и после 3-й веревки извинился перед ребятами, сказав, что дальше идти не может ввиду сильной рези в глазах. Двойке пришлось догрузить и без того тяжелые рюкзаки. Это привело к тому, что Балыбердин вышел к лагерю V ночью около 23 часов, а Мысловский, оставив рюкзак в 2 веревках ниже лагеря, вошел в палатку уже за полночь.
На следующий день вышли они поздно. Балыбердин в одиночку обрабатывал гребень в том месте, где забуксовала связка Москальцов-Голодов, и к вечеру навесил 4 веревки перил.
Мысловский вернулся за своим рюкзаком, чтобы его вытащить к палатке, но во время движения по перилам вверх сорвался и, спасая свою жизнь, вынужден был освободиться от рюкзака. Рюкзак со всем содержимым улетел в пропасть. Кислорода на двоих остался самый минимум. Ребята пользовались им по очереди: Балыбердин — ночью, во время сна, а Мысловский — днем, при движении. Они вдвоем провесили перила до лагеря V и установили палатку.
Не знаю, удалось ли им поспать, но рано утром они вышли на штурм. В 14 часов 30 минут поступило сообщение о победе. Группа Вали Иванова находилась в лагере IV. Лагерь V должен был оставаться свободным, так как туда вернутся восходители. Но опыт высотных восхождений подсказал Иванову, что лучше, если они будут находиться поближе к Мысловскому и Балыбердину. Он принимает решение о занятии лагеря V. Это сделано было очень вовремя.
В это время наверху, под вершиной, разыгрались события, едва не кончившиеся трагедией. Не успели ребята в лагере V попить горячего компота, как сверху от Балыбердина поступил сигнал с просьбой о помощи. Балыбердин и Мысловский отдали все для покорения вершины, для победы, но на спуск у них сил уже не осталось. За несколько часов они спустились с вершины всего на 100–150 м. Кислород в аппарате у Эдика кончился, Володя вообще шел без кислорода. Темп резко упал. Наступающие сумерки грозили им холодной смертью. Бершов и Туркевич немедленно вышли навстречу двойке, захватив с собой кислород и теплый компот.
Встретились они где-то около 9 часов вечера, солнце уже давно село, и лишь бледный свет луны выхватывал из кромешной тьмы очертания гребня и скал. При встрече покорителям дали кислород и напоили компотом. Ребята почувствовали себя лучше. По связи руководство дало разрешение на ночной штурм связке Бершов-Туркевич, а Мысловский-Балыбердин продолжили спуск самостоятельно.
Когда Бершов и Туркевич, побывав на вершине, возвра щались назад, то нашли Балыбердина с Мысловским чуть ниже того места, где их оставили, а прошло уже 2–3 часа.
Дальнейший спуск связки продолжали вместе. Эдика все время приходилось подгонять.
Я видел их на спуске от лагеря IV. Когда Эдик снял рукавицы, то у несведущего, не знающего, что такое горы и холод, могло создаться впечатление, что человек макнул концы пальцев в черную тушь; некоторые были темно-серого цвета с сизоватым оттенком. Чувствительность, по его словам, отсутствовала.
В лагерь V мы поднялись 6 мая. На последних 2 веревках перед палаткой стал дуть сильный, холодный ветер. Отдельные порывы его достигали значительной силы. Пришлось надеть пуховку.
Всю ночь дул мощный ветер. Оборвал оттяжку у центрального конька палатки, и она завалилась на нас. С намеченных 4 часов утра выход перенесли на 7. Вышли на штурм, хотя перемены в погоде не было; похоже, что сила ветра удвоилась.
Я вылез без кислорода, хотя за плечами на всякий случай нес 2 полных баллона. Кислородную маску надел в палатке, но к баллонам пока не подсоединял. В маске лицу было теплее, она спасала от мороза и ветра. Казбек — с кислородом, но из-за меня темп невысокий.
Вышли на Западный гребень. Ветер очень сильный. Под его напором веревка между нами все время натянута дугой в воздухе, не касается поверхности. Когда с Западного гребня я взглянул в сторону вершины, то понял, что там, в той обстановке, не выжить. Было впечатление, что на склон, ведущий из Тибета, бросили кудри покрытых инеем волос, и ветер, играя ими, перекидывал по склону куда ему вздумается.
Я повернулся к Казбеку. Он еще не вышел на гребень и находился метрах в 15–20 ниже. Скрестив перед собой руки, я пытался жестами объяснить, что дальше идти бесполезно. Но на протяжении нескольких последних дней в нем жила какая-то одержимость, он все время был на взводе. Ругаясь непонятно на кого (при таком ветре трудно разобрать), он пошел на гребень, а я направился в сторону палатки. Скоро мы снова забрались в нее.
Я чувствовал, как во мне растет злость. Первая попытка штурма нам не удалась, но уходить мы не собирались. Нужно было, чтобы ветер чуть-чуть утих. Я забрался в спальный мешок и пару часов поспал. Просыпаясь, прислушивался. Но за рвущейся стенкой палатки все тот же вой ветра. Послабления его стали ощущаться часа в 4 дня. Начали собираться. В 17:00 вышли на повторный штурм. Отдавали себе полностью отчет, что заведомо себя обрекли на ночное восхождение. Ветер унялся, но все равно еще был довольно сильный. Видимость ограниченная, периодически ветер на некоторое время разрывает облака, но все равно верх горы скрыт в несущемся их потоке. Казбек настроил свой кислородный аппарат и предложил мне сделать то же самое. Подумав, я подсоединил маску к редуктору на кислородном баллоне. Надев ее, я включил подачу 2 литра в минуту, и мы с Казбеком отправились в ночь судьбе навстречу.
По прогнозу с завтрашнего дня ожидался максимум непогоды. После утреннего ветра трудно представить себе этот максимум.
Мне очень хотелось совершить бескислородное восхождение на Эверест, я был уверен, что это возможно. До высоты 8500 дошел не пользуясь им ни днем, ни ночью. Вот уже сутки мы находимся на 8500, и я ни на мгновение не испытал желания прибегнуть к нему. Утром на выходе было сначала тяжеловато, но я чувствовал, что это временно, нужно немного разойтись. Вечером, на повторном выходе, встал перед проблемой — или гора с кислородом, или, может, вообще ничего, хотя по этике альпинизма и то и другое тождественно. Взойти на Эверест с кислородом для меня было все равно что не всходить, но я был не один. И, надев кислородный аппарат с подачей 2 литра в минуту, с высоты 8500 я фактически уже пошел не на Эверест, а на другую, более низкую гору.
В 1 час 50 минут 8 мая мы достигли отметки 8848, только в это время она была чуть выше. От треноги высотой более 2 м., установленной китайскими восходителями, над фирновым гребнем выступал кончик в 15–20 см. Находясь ночью на вершине, мы попытались уведомить руководство и ребят о своей победе, успокоить их, снять с них напряжение и волнение, тревогу за наше состояние, но внизу услышали только наш вызов: «База, база…» — и питание село.
Минут 10 мы находились на вершине и пошли вниз. На спуске, уже когда рассвело, стал ощущать сильный холод в конечностях. Я не взял из базового лагеря пуховые штаны, надеясь, что мы с Казбеком быстро «сделаем» Гору. Но я не рассчитывал на ночное восхождение. Казбек застудил мышцу в левом боку, в области пятого ребра.
Кислород кончился, без того невысокий темп движения вовсе упал. Казбек останавливался буквально через каждые 10–15 шагов и задыхался от кашля. Как он потом говорил, у него было впечатление, что сломанное ребро острым своим сколом упирается прямо в сердце. При кашле это ощущение еще более усиливалось. Во время этих остановок я как мог отмахивал руки и ноги. Особенно беспокоили ноги. После моей просьбы увеличить темп Казбек, превозмогая боль, стал проходить немного больше.
К палатке лагеря V мы пришли в 8:30 утра. Нас встретил Сергей Чепчев. Помог мне смотать веревку и снять кошки. Казбек прямо завалился в палатку в объятия Эрика. Связь с базовым лагерем состоялась в 9:00.
Эрик доложил о нашем самочувствии, сказал, что у меня имеются легкие обморожения, возможно, будут волдыри. Сообщил о намерении выйти на штурм. С базы поступило распоряжение Тамма:
— Приказываю! Связке Ильинский-Чепчев сопровож дать вниз Валиева и Хрищатого!
Уговоры и споры с базой не дали положительных результатов. Тогда Эрик попытался хотя бы Чепчеву оставить Гору и попросил базу включить его в подходящую к лагерю IV группу Валерия Хомутова. Их было трое, и Чепчев лишним бы там не был. Кислорода в лагере V у нас было в избытке. База запросила Хомутова, но тот ответил, что сам такие вопросы решать не может, необходимо мнение группы. Договорились о связи через 30 минут. Через указанное время от Хомутова поступил отрицательный ответ. Сославшись на предполагаемое неважное самочувствие Чепчева, они отказались взять его в группу.
Когда мы пришли в лагерь IV, Серега подошел к Хомутову:
Валера, ну посмотри, разве у меня есть какие нибудь признаки недомогания или видна во мне вялость?
Серега, ты извини, но я не могу идти против решения группы.
Разговор на этом кончился.
Потом, когда я находился в Москве, в больнице, меня пришли навестить Хомутов, Пучков и Иванов. Я спросил у Хомутова:
Валера, положа руку на сердце, почему не взяли с собой Серегу? Ведь он отлично себя чувствовал!
Ты знаешь что, мне лично было все равно, пойдет Чепчев или нет. Мы в связке с Володей Пучковым.
Безлошадным у нас был Юра. Мне даже было бы выгоднее, если бы нас шло две связки, так как в случае недомогания кого-нибудь возвращается связка, а не вся группа.
Так получилось, что на вершине побывали 3 алмаатинца. Могло быть больше, но мы сами не использовали свои возможности.
Из лагеря V мы уходили расстроенные и разобиженные на руководство экспедиции, особенно на Е. И. Тамма, не разрешившего выход Ильинскому и Чепчеву. Вся радость нашей с Казбеком победы была жестоко подавлена. Если она иногда и появлялась где-то в глубине, то мы ее еще глубже прятали. Ведь получалось, что вроде есть и наша с Казбеком вина в том, что двойка Ильинский-Чепчев осталась без Горы. Мы видели подавленность наших товарищей. Радость не находила места ни в наших душах, ни на наших лицах.
У меня имеются записи по всем серьезным восхождениям, совершенным мною за мою альпинистскую жизнь. Их всегда я делал сразу за событиями, пока они свежи в памяти. После Эвереста мне ничего не хотелось записывать, в то же время гималайские события не отпускали меня, держали в высоком напряжении. Нужно было осмотреться, оценить все правильно — на это нужно время.
Сейчас, оглядываясь назад, снова проигрываю мысленно все ситуации и ставя себя поочередно на место каждого, понимаешь позицию руководства в той или иной обстановке. Понятно, что не мы с Казбеком были основной причиной возвращения связки Ильинский-Чепчев, мы явились лишь дополнительной причиной. И приходится только удивляться смелости и душевной отваге Е. И. Тамма. В его душе поистине живет великолепный спортсмен. В течение почти недели связка за связкой, невзирая на время суток, на метеорологические условия, поднимались на вершину третьего полюса нашей планеты. Были, конечно, промахи, были ошибки, но не ошибается тот, кто вообще ничего не делает. Сейчас я заново переживаю все увиденное, с грустью, что это уже позади, и с благодарностью, что это было, перебираю черно-белые и цветные «фотографии» памяти. Повторись это вновь, был бы безмерно счастлив окунуться снова во все это.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |