"Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера" - читать интересную книгу автора (Бауэр Гюнтер)

Глава двенадцатая Анцио

22 или 23 января нас привели в состояние повышенной боевой готовности в связи с высадкой союзников на побережье в Анцио, то есть в 80 километрах от наших позиций. К этому времени до нас также начали доходить слухи, что советские войска успешно продвигаются к Польше. Мы ощущали себя зажатыми между двух огней и с тревогой думали о будущем.

Вскоре после этого нам, парашютистам, сообщили, что мы должны покинуть «Линию Густава» и вновь соединиться с основными силами нашей 4-й парашютной дивизии, которая в этот момент дислоцировалась в Кассино и как раз получала пополнения и проходила переформирование.

Мы приехали туда на грузовиках. К нашему прибытию город уже осаждали войска союзников. По нему вела огонь артиллерия, и кругом взрывались снаряды. Один из них прямо на моих глазах поразил церковный купол.

4-я парашютная дивизия благополучно пережидала артобстрел в многочисленных траншеях в северной части города. Вскоре мы достигли бункера, в котором располагался дивизионный штаб. Наши бойцы тут же переместились в окопы. А я вместе с командиром роты отправился на доклад к руководству дивизии.

Там я узнал, что основная часть бойцов нашей роты будет распределена по другим частям дивизии, поскольку в них очень много новобранцев, которых крайне необходимо разбавить опытными бойцами. Я попытался отстоять хотя бы свой сильно поредевший взвод, убеждая полковника из штаба, насколько может быть эффективным в боевых действиях целый взвод снайперов, собранных вместе.

Но полковник был непреклонен:

— Сержант, ваши снайперы будут столь же эффективно действовать и в других частях. А их меткие выстрелы воодушевят бойцов, которые еще не нюхали пороха.

— Но господин полковник…

Он перебил меня. Кажется, мои возражения начали раздражать его:

— Никаких «но». Свободны, — посмотрев на мою форму с нашивками и наградами за многочисленные кампании, полковник вдруг смягчился и сказал мне вслед: — Сержант, можете составить список из трех людей, которых вы обязательно хотите оставить у себя. Я распоряжусь, чтобы их не забрали от вас.

Я решил оставить Михаэля, Рольфа, ответственность за судьбу которого я ощущал после смерти Зоммера, а еще я попросил, чтобы в мой взвод перевели Конрада. Полковник сдержал свое слово, и таким образом в моем взводе было три бойца, на которых я определенно мог положиться. Тот же Рольф, несмотря на молодость, уже успел многому научиться и привыкнуть к войне, но, что самое главное, он был одаренным снайпером.

Среди новых солдат, влившихся в мой взвод, очень многие оказались ровесниками Рольфа, а то и младше его и даже несовершеннолетними. Большинство из них, как и говорил полковник, действительно не нюхали пороха. Среди них не оказалось снайперов. Но зато они были полны решимости сражаться за Германию. Я очень надеялся, что эта решимость не пропадет после первого же боя. Новобранцы были буквально нашпигованы пропагандой и идеологией. Они были из другого поколения. В отличие от меня они не сомневались ни в едином слове фюрера. Новички не понимали, в сколь сложном положении оказались войска Вермахта, теснимые на всех фронтах, но верили, что Германия неизбежно победит, даже если ей придется в одиночку противостоять всему миру. Однако они были не так уж плохо подготовлены, и я надеялся, что от них будет толк в бою.

Впоследствии мои надежды оправдались. В моем взводе не оказалось ни одного труса, ни одного нытика. А ведь воевать нам приходилось в жутких условиях. Нас изматывали почти непрерывные бои, нас изматывала погода. Дожди шли почти непрерывно, мы постоянно были по уши в грязи, потому что даже в окопах стояла вода. Тем не менее это играло нам на руку. Союзники переносили подобную погоду гораздо тяжелее, чем немецкие солдаты.

Войска союзников в Италии к этому моменту представляли две огромные армии. Одна из них была на юге, атаковала «Линию Густава» и продвигалась на север. Другая находилась у Анцио и пыталась продвигаться к «Линии Густава» с севера. Мы оказались как бы зажатыми между двух гигантских клешней.

Из Кассино нас через три дня перебросили под город Камполеоне, где наши войска перегруппировывались для контратаки захваченного союзниками плацдарма у Анцио. Однако наша атака не началась незамедлительно. Нам было приказано окопаться, и мы оставались в окопах еще около недели. За это время туда прибыла 715-я моторизированная пехотная дивизия, дивизия «Герман Геринг» и половина частей 3-й панцер-гренадерской дивизии. Прибытие другой половины частей этой дивизии задержалось из-за авиаударов союзников, уничтоживших ряд мостов на их пути.

В середине ночи с 31 января на 1 февраля нас разбудил грохот стрельбы, доносившийся с юга. Это были разрывы артиллерийских снарядов, мин и выстрелы из стрелкового оружия. Мы все поняли: что-то произошло. Вскоре к нам прибежал связной и сообщил, что войска союзников атакуют и мы должны находиться в состоянии полной боевой готовности, чтобы выдвинуться вперед, как только получим приказ.

Этот приказ мы получили только на рассвете, хотя грохот боя не утихал всю ночь. Особенно громким он был с юго-запада, где дислоцировалась 715-я моторизированная пехотная дивизия Вермахта. Впоследствии мы узнали, что частями этой дивизии был практически полностью уничтожен батальон американских рейнджеров.

В течение двух следующих дней наш взвод поддерживал своим огнем немецкие части, находившиеся на передовых позициях. Из боев того периода мне запомнился только случай, когда во время атаки американскому солдату удалось запрыгнуть в окоп к нашему пулеметчику. Пулеметчик в этот момент менял патронные ленты в пулемете, и американец насадил его на штык, после чего развернул пулемет в нашу сторону. Но он успел дать лишь одну короткую очередь, и его прикончила моя пуля.

Артиллерия противника, в том числе и тяжелые орудия флота союзников, вела по нам крайне интенсивный огонь. И мы были вынуждены отступить в город. Войска союзников вышли к Камполеоне 3 февраля.

Наша 4-я парашютная дивизия не собиралась без боя сдавать город врагу. Едва ли не каждое здание мы превратили в опорный пункт. И мы собирались продержаться как можно дольше, ведь Камполеоне уже не доставала тяжелая артиллерия с кораблей союзников.

Мой взвод занял позиции в одном из многоквартирных жилых домов. Это было массивное пятиэтажное здание. Но в нем уже не оставалось ни одного жителя. Почти все они покинули город еще до начала уличных боев.

В доме, который мы заняли, практически все стекла были выбиты взрывными волнами. Лестница была усеяна осколками, которые хрустели под нашими ботинками, когда мы поднимались по ней. Наконец мы достигли пятого этажа. Там мы выбрали несколько квартир, из которых был хороший обзор южной части города, которая теперь превратилась в поле боя.

Надо сказать, в каждой из квартир все вещи были разбросаны в ужасном беспорядке. Либо жители собирались в крайней спешке, либо кто-то из солдат уже успел здесь помародерствовать.

Я распределил своих бойцов по позициям, особое внимание уделив размещению пулеметчиков. Впрочем, от них и от обычных стрелков было не слишком много пользы, пока враг не приблизится к нам. Я очень жалел, что со мной нет моего прежнего снайперского взвода.

Мы, оставшиеся во взводе снайпёры, также тщательно выбрали свои позиции и начали наблюдение. Перед домом на расстоянии метров ста от него и дальше было множество воронок от снарядов. Когда артобстрел затих, мы увидели приближающихся рейнджеров. Они перескакивали из воронки в воронку, используя их как укрытие. Когда они были метрах в шестистах от нас, я дал команду, и мы, снайперы, открыли огонь.

Сделав пять выстрелов, я промахнулся всего два раза, что было вполне неплохо, учитывая значительное расстояние и то, что наши противники были в движении. Думаю, что результативность стрельбы Михаэля была примерно такой же или немного хуже, чем у меня. Возможно, и Рольфу удалось уничтожить хотя бы одного врага.

Американцы начали растерянно озираться по сторонам и замедлили свое продвижение. Они не понимали, откуда по ним ведут огонь. Это воодушевило остальную часть моего взвода, но я приказал никому из них не открывать огонь, пока рейнджеры не приблизятся к нам на расстояние хотя бы двухсот-трехсот метров.

По мере приближения противника нам, снайперам, становилось все легче поражать цели. Втроем мы уничтожили не менее двух десятков рейнджеров. Конрад в это время так и изнывал от бездействия. В подобной ситуации никому из нас не требовался наводчик, а Конрад, к его глубокому сожалению, так и не научился метко стрелять из снайперской винтовки.

Наконец рейнджеры приблизились к нашему дому на достаточное расстояние, и мои пулеметчики по моей команде разом открыли огонь. Только тогда американцы наконец поняли, откуда стреляли по ним. Но было поздно, к этому моменту уже весь мой взвод открыл огонь по рейнджерам. Они попытались отстреливаться, но, видимо, уже не были готовы сражаться до конца. Они потеряли слишком многих своих товарищей при продвижении в направлении нашего дома. Случившееся деморализовало рейнджеров, и не прошло и десяти минут, как они начали отступать. В результате в моем взводе был всего один раненый, а все остальные остались целы и невредимы.

— Отличная работа, — сказал я. — Бьюсь об заклад, эти шакалы не рискнут сунуться сюда до наступления темноты!

Возможно, мои слова прозвучали несколько театрально. Но мне было необходимо поднять боевой дух моих молодых бойцов. От этого в дальнейшем могло зависеть очень многое.

Тем не менее через некоторое время нашу часть города начала обстреливать полевая артиллерия противника. Несколько снарядов угодили в нижние этажи нашего здания. Однако нам это не принесло никакого вреда.

Но мы оставались начеку. Передовые окопы противника находились всего в километре от нас. Я знал, что с наступлением ночи передовые силы врага ворвутся в город и нам предстоит жестокий бой.

Однако в город входили и дополнительные войска Вермахта. Перед самым наступлением темноты первый этаж нашего здания занял еще один взвод из нашей дивизии. От этого на душе у нас стало спокойнее. Возможно, мы излишне расслабились. Никто из нас не заметил, как рейнджеры просочились к зданию, и мы услышали, что на первом этаже завязался бой.

Мы тут же устремились туда. Повесив винтовку на плечо, я вооружился своим МР-38, который всегда выручал меня в ближних боях. Однако у большинства моих бойцов, и даже у Михаэля, были только винтовки. Но зато рядом со мной был Конрад, и от этого у меня на душе было гораздо спокойнее, когда мы бегом спускались по ступенькам вниз.

Пробежав несколько лестничных пролетов, мы едва не наткнулись на двух рейнджеров. Прежде чем я и они успели что-либо сообразить, Конрад срезал их очередью из своего пистолета-пулемета. Мы вбежали в коридор.

Американские солдаты в это время были там и вели огонь по нашим товарищам, отступившим в квартиры. Они не ожидали, что кто-то ворвется и нападет на них с тыла. Мы тут же все разом открыли огонь.

Ни рейнджеры, ни другой взвод нашей дивизии сразу не успели сообразить, что произошло. Поэтому мы без труда перестреляли большую часть бойцов противника, но вдруг в нашу сторону полетела граната, которую метнул, скорее всего, кто-то из немецких бойцов, занявших оборону в одной из квартир. Мы тут же отскочили к лестнице. Но один из наших молодых бойцов не был достаточно проворным и, как выяснилось потом, получил очень серьезное ранение. И я не уверен, что врачам удалось спасти его жизнь.

Но, так или иначе, отскочив к лестнице, мы заорали по-немецки:

— Свои!

При этом Конрад как-то умудрился, несмотря на творившуюся вокруг неразбериху, добить короткими очередями еще нескольких уцелевших рейнджеров.

Бой стих. Мы отстояли здание. Двое наших бойцов побежали за находившимися неподалеку медиками. Во взводе, занимавшем первый этаж, оказалось целых семь или восемь раненых.

Прежде чем медики успели появиться, к нам прибежал связной. Он передал нам приказ передвигаться на соседний участок, на котором наступали танки противника.

В спокойной обстановке мысль о сражении с танками противника привела бы меня в ужас, но мы были разгорячены боем и не задумываясь устремились в сектор, указанный связным.

Там мы действительно увидели колонну вражеских танков, подступавшую к городу. Танковые траки оглушительно грохотали. От этого звука у меня сводило живот, мне вспоминались танки Т-34 на Русском фронте.

Позади танков союзников следовала пехота. Танковые пушки и пулеметы, равно как и пехотинцы, вели непрерывный огонь в нашу сторону, и нам приходилось прятаться за неровностями местности и углами зданий.

Однако когда танки приблизились достаточно близко, немецкие парашютисты разом открыли по ним огонь из «панцерфаустов» и «панцершреков». И вот передовые танки задымились. Мой взвод в это время вел огонь по вражеским пехотинцам, сопровождавшим танки. Мы остановили наступление. А вскоре после этого к зоне боев начали продвигаться немецкие танки, сопровождаемые панцер-гренадерами.

В итоге танки союзников были частично уничтожены, а частично отступили. Более того, пехота противника, уже успевшая занять ряд зданий, оказалась отрезанной от остальных сил союзников. Многие из этих пехотинцев вскоре сдались нам в плен. Но попадались и те, кто упорствовал. В этом случае нам не оставалось ничего другого, кроме как уничтожать здания, в которых они засели, огнем из танковых пушек и минометов.

К рассвету город был полностью очищен от сил противника, а вражеские войска отступили на юг. И уже днем, то есть 4 февраля, наши войска развернули наступление. В ходе его в воздухе развернулись бои между Люфтваффе и авиацией союзников. При этом самолеты союзников также старались атаковать наши наземные войска. Впрочем, и немецкая авиация в долгу не оставалась.

Однако мы продвигались вперед. Конечно, в ходе наступления мы несли значительные потери как в людях, так и в технике. Несколько наших танков было уничтожено бомбардировщиками и сухопутными войсками союзников. И тем не менее мы заставили противника отступать в течение двух дней, пока не достигли города Априлио, где войска союзников попытались прекратить свое отступление, заняв позиции в здании фабрики. Эта фабрика состояла из трех массивных кирпичных зданий. Мы атаковали их артиллерийским огнем, а потом взяли фабрику штурмом.

На следующий день фабрика была контратакована двумя пехотными дивизиями противника. Наши войска к этому моменту находились не только внутри фабрики, но и окопались вокруг нее. Мы были хорошо подготовлены к встрече с противником, однако мы не ожидали того, что он на нас обрушится с такой силой.

Нас постоянно бомбили бомбардировщики союзников, а артиллерия вела по нам столь интенсивный огонь, какого я еще не видел за все годы войны. Вряд ли будет преувеличением сказать, что на один снаряд, выпущенный нашими орудиями, приходилось двадцать снарядов, выпущенных вражеской артиллерией. В результате вокруг фабрики было больше воронок, чем окопов, а многие из окопов получили прямое попадание снаряда.

Я и мои бойцы находились в окопах в двухстах метрах позади фабрики. Во второй половине дня я принял решение отойти еще на пару сотен метров, когда снаряды противника начали падать совсем рядом с нами. Перебравшись ползком на новое место, мы сразу начали рыть новые окопы. Вскоре после того, как они были готовы, артобстрел закончился, и мы увидели, что солдаты противника начали наступление на фабрику.

Мы тут же поспешили вернуться на прежние позиции, чтобы эффективнее вести огонь по атакующим. Бой разгорелся страшнейший. Он не утих даже с наступлением ночи. Но в конце концов нам удалось отбить атаку.

В течение нескольких последующих дней масштабных боевых действий уже не было. И мы, и бойцы противника оставались на своих позициях, и возникали лишь локальные перестрелки.

Естественно, в подобной ситуации мы, немецкие снайперы, не раз выходили на охоту. У союзников также были снайперы. Одному из них удалось уничтожить несколько бойцов из нашего взвода, но мы с Михаэлем в конечном итоге убили его.

Между тем к нам каждый день прибывали пополнения. Среди них было все больше молодых и даже несовершеннолетних бойцов, а также мужчин в возрасте от пятидесяти пяти лет и старше. Боевой дух как у розовощеких гитлерюгендовцев, так и у седовласых фольксштурмистов был еще достаточно высок. Но их боевые качества оставляли желать лучшего. Впрочем, в это время мы радовались уже и таким пополнениям. Однако армия союзников также беспрестанно пополнялась свежими силами, при этом у них это были отборные, хорошо подготовленные бойцы.

16 февраля 1944 года наши войска начали очередное наступление. На этот раз перед нами стояла задача окончательно ликвидировать плацдарм у Анцио. При этом впервые за долгое время у нас даже было некоторое, хотя и незначительное, численное преимущество над противником.

Что интересно, перед началом наступления наши самолеты разбросали листовки, чтобы повлиять на боевой дух союзников. В них они могли прочитать о том, что худшее для них еще впереди и что, пока они здесь воюют с нами, евреи-уклонисты спят с их подружками, а коммунисты готовятся захватить мир. Последнее подтвердилось сразу после войны, когда половина Европы оказалась под ярмом коммунизма. Это произошло только потому, что западные страны вовремя не прислушались к предостережениям Германии.

Наступление немецких войск поначалу проходило не слишком удачно. Возглавлявшие наступление элитный учебный полк и дивизия «Герман Геринг» на первых порах не смогли ощутимо продвинуться. Ситуацию спасла именно наша 4-я парашютная дивизия. Нам удалось продвинуться почти до самой железнодорожной ветки.

Дальше нас остановил яростный огонь противника с хорошо укрепленных позиций. Мы спешно начали окапываться, но не отступили.

Надо сказать, что при этом только в моем взводе погибла едва ли не половина бойцов. Все они были новичками. Михаэль грустно пошутил по этому поводу, что нам, повоевавшим в России, пули союзников уже не могут причинить вреда.

Удерживать завоеванные позиции было очень тяжело. Нас постоянно бомбили вражеские бомбардировщики, по нам вела огонь пехота противника. Однако наш успех подстегнул другие немецкие части настойчиво продвигаться вперед.

Помимо обычных танков в тех боях были применены мини-танки «Голиаф», являвшиеся нашим новейшим оружием Вермахта. Строго говоря, официально «Голиаф» именовался спецмашиной и, по сути, являлся наземной гусеничной самоходной миной, но выглядел именно как маленький танк. Его высота была всего 67 сантиметров, а длина — 160 сантиметров. При этом каждый из столь миниатюрных танков мог нести на себе до 75 килограммов взрывчатки и имел дистанционное управление. Но, что самое главное, «Голиафы» были неуязвимы для стрелкового оружия. Их применение внесло значительную панику в ряды противника.

В результате остальные наши войска также продвинулись вперед на пять и более километров. Союзники не ожидали этого, их охватила паника. Как я узнал впоследствии, пораженные успехом нашего наступления, они спешно сжигали важные документы, находившиеся в их штабах, и вооружали даже поваров и писарей, чтобы те воевали с нами.

Интенсивные бои продолжались несколько дней. К сожалению, нам интенсивно противодействовала авиация и артиллерия союзников, а наша армия уже была не такой боеспособной, как прежде. Но тем не менее это наступление вполне можно назвать успешным. Нашим войскам удалось почти ликвидировать плацдарм в Анцио. При этом мы окружили и сковали значительную массу войск союзников, которые не могли теперь продолжить наступление на данном направлении. Наши войска также закрепились на позициях и оставались на одном месте в течение двух недель. За это время между нами и противником периодически возникали локальные бои, но в результате их мало что изменялось.

Наконец 4 марта началось то, что стало нашим последним наступлением в Анцио. Как и две недели тому назад, мы делали все от нас зависящее, чтобы прорваться вперед. Но в итоге мы лишь вышли к хорошо укрепленным позициям противника, где мы были встречены ураганным огнем. У нас уже не было достаточного количества войск и техники, чтобы взять эти позиции. Тысячи немецких пехотинцев погибли. Наступление, стоившее огромной крови нашим войскам, продлилось всего шесть дней.

После этого в боях наступило короткое затишье, и нам было объявлено, что мы снова должны перейти к обороне. И мы опять начали отступать, дерясь за каждый метр земли.

«Линия Густава» подверглась интенсивным атакам в ходе весеннего наступления союзников. В середине мая противнику удалось захватить Кассино, из-за чего в «Линии Густава» образовалась существенная брешь.

С этого момента 6-й корпус союзников, который был сосредоточен под Анцио, возобновил наступление. 10-я армия Вермахта, в которую входила наша 4-я парашютная дивизия и еще несколько дивизий, начала тактическое отступление на север.

25 мая 2-й и 6-й корпуса союзников соединились. На нас обрушились объединенные силы войск противника, сражавшихся под Анцио и атаковавших «Линию Густава». Все, что нам оставалось, это отступать, продолжая применять тактику выжженной земли. У нас было очень мало времени на сон. Мы старались перемещаться преимущественно под покровом темноты, а время для сна выбирать днем. Так мы отступали до самого Рима.

4 июня 1944 года Рим был взят войсками союзников. Верховное командование Вермахта приняло решение не вести боев за город. Что ж, это сберегло жизни многим из нас, а возможно и мне самому. Через два дня союзники открыли второй фронт во Франции. Они атаковали побережья Нормандии с моря, с воздуха и огромной сухопутной армией. Я оставался в Италии еще шесть месяцев, пока мне и моим бойцам не было приказано ехать в Германию. Мы должны были участвовать в крупном немецком контрнаступлении в Арденнах, носившем кодовое наименование «Вахта на Рейне».