"Что я думаю о женщинах" - читать интересную книгу автора (Боукер Дэвид)

Тайна последняя

Мальчик!

Он родился с хохолком темных волос и пенисом, из которого брызгала вода. Я думал, что кроха особых чувств у меня не вызовет, ну, в лучшем случае симпатию, а он прочно занял все мои мысли. Похож и па Натали, и на меня, хотя больше все-таки на маму. Яички для младенца довольно большие. Совсем как у папочки!

Когда малыш рос в чреве Натали, я относился к нему с самодовольным удовлетворением, считая чем-то вроде контракта, который мы с его матерью подписали кровью, обязавшись до конца жизни принимать участие в судьбах друг друга.

Однако, увидев его крошечные пальчики с аккуратными розовыми ноготками, сморщенное, красное, истошно орущее лицо, я испытал невиданное доселе чувство.

Чистую, лишенную похоти любовь.

Натали повсюду носила сына с собой, усталая и одновременно пьяная какой-то неутолимой любовью. Она собиралась назвать его Джоном, пока я не напомнил, что так называют своих сутенеров проститутки. Я предложил имя Джин в честь тети Джины, но новоиспеченная мать заявила, это похоже на джин с тоником. В конце концов договорились на Эрике в честь дяди Эрика, который подарил Натали новую скрипку. Когда малыш подрастет, такое имя любой девчонке понравится!

Я купил видеокамеру и, как возомнивший себя кинорежиссером работяга, стал снимать своего отпрыска. Обалдев от любви, я снимал, как Натали кормит Эрика, Эрика крупным планом, сморщенного, как черносливина. А потом Натали сняла нас обоих спящими.

У Эрика был талант: лежа на спине, он писал фонтанчиком метровой высоты. За первую неделю жизни он дважды описал мне лицо, когда я пытался сменить ему пеленку. Натали он никогда не пачкал, только меня. Интересно, кроха это понимал?

Глядя, как Натали кормит его в гостиной дома номер тринадцать на Шепли-драйв, я растворялся во всепоглощающей любви к счастливой матери и жадному обжоре у нее на груди. Целая череда поздравляющих прошла через наш дом полюбоваться на очередного потребителя природных ресурсов планеты. Когда, глядя в несфокусированные глаза Эрика, мои родители начали приписывать ему несуществующие достоинства, я радовался, что он больше похож на мать, чем на отца.

Единственными, кто не пожелал войти, были розовые подруги Натали. Сладкая троица приехала в белом фургоне с надписью “Дай-Кири”. За рулем сидела сама Дай а на Кири — высокая тощая ирландка с надменным, по-лошадиному вытянутым лицом. К моему ужасу, на ней были футбольные шорты, пузырящиеся над бледными жилистыми ногами. С ней явились две подруги с мужскими стрижками и толстыми задницами.

Увидев их, Натали радостно замахала и вынесла ребенка. Целый час женщины стояли на подъездной аллее, передавая Эрика из рук в руки и слащаво сюсюкая. Забежав в дом, свояченица сварила кофе и вынесла подругам на подносе. Начался дождь, и следующие тридцать минут гостьи прощались, затем сели в фургон и укатили прочь.

— Что же ты их войти не пригласила? — спросил я, когда Натали вернулась в дом. — Дождь все-таки.

Молодая мать прошла на кухню и стала вытирать полотенцем влажнее личико Эрика.

— Из-за тебя, — просто ответила она.

— Я бы не возражал.

— Знаю, возражали бы девочки. Они сепаратистки, Гай, и с мужчинами не общаются.

— До сих пор не понимаю, почему им нельзя было войти. Дом-то половой принадлежности не имеет.

Будто желая успокоить меня, Натали протянула мне Эрика.

— Но здесь живешь ты, и ты мужчина.

В душе кипело негодование: новорожденного держали под дождем, потому что у девиц, видите ли, принципы!

— Ну и что? Я ведь не поливаю стены спермой, правда? И не ношу футболки с надписью “Отсоси!”. Кстати, а почему они против Эрика не возражали? Он ведь тоже мужчина? Или эти “Дай-Кири” обнимали его, потому что он никого не изнасиловал?

Холодно на меня посмотрев, Натали схватила ребенка и бросилась вон из кухни. Головка Эрика лежала у нее на плече.

— Гай, — обернувшись ко мне, прошипела она, — потрудись, чтобы я больше никогда не слышала подобной ерунды.

Я сделал Эрика своим наперсником и в отсутствие Натали вел с ним долгие беседы. Малыш умел слушать и, когда не плакал, казался внимательным, невозмутимым и мудрым. Хотя признаюсь, в том, что он написал мне в глаз, особой мудрости нет. Но, клянусь Богом, сын меня понимал. Иногда в его взгляде я видел Джину, которая любила меня даже из погребальной урны. Любила и не осуждала. Хотя, возможно, мы видим только то, что хотим.

— Дела не ахти, приятель, — признался я Эрику. Два дня прошло с тех пор, как ужасные лесбиянки попытались утопить его под дождем. Натали, как обычно, вечером играла на скрипке, на этот раз выбрав особенно скрипучий концерт Вивальди. А я купал сына в голубой ванночке.

— Похоть прошла, я нервничаю, как в тринадцать лет перед первым свиданием. Эрик, ты с таким чувством еще не знаком… Ничего, пройдет время, познакомишься.

Мальчик загулил. Я пытался вымыть ему голову: надо же, она похожа на маленький теплый кокос!

— Когда я рядом с ней, ноги дрожат. С тобой такое когда-нибудь бывает?

Эрик потупился.

— Когда кого-то любишь, сначала трудно заставить себя признаться, однако со временем наступает состояние, когда сложнее, наоборот, не сказать. Сейчас я как раз на этой стадии. Эрик, мне нужен твой совет. Хочу признаться, но не знаю, как она отреагирует. А ты что думаешь?

Малыш не ответил.

— Парень, в мыслях настоящая каша, — посетовал я, промывая ему голову. — Как она себя поведет, когда узнает правду?

Взглянув на пенис Эрика, я увидел, что он стоит по стойке “смирно”. Точная копия полового органа его папы, только поменьше! Выходит, наградой за мою откровенность будет дикий, безудержный секс.

Как видите, я создал новый способ прорицания — членомантию, или в случае Эрика карликовую членомантию. А то, что жизненно важное решение я принял на основании непроизвольного движения пениса новорожденного мальчика, наглядно демонстрирует, в каком состоянии я находился в те беспокойные недели.

Уложив ребенка в дареную кроватку, мы с Натали сели смотреть телевизор. Она заранее отметила в программе документальную ленту о том, как в загрязненных водах Тихого океана зарождается популяция умственно отсталых дельфинов. Или, как говорилось в фильме, “дельфинов с особыми потребностями”. Журналисты решили показать: в то время как нормальные дельфины без проблем обучаются прыжкам через кольцо, отсталые подплывают к нему, пожимают плавниками и уплывают. Ничего не поделаешь, отсталость.

Приготовив себе сандвич с сыром и луком, я подсел к Натали на диван. Она тут же легла, положив голову мне на колени. В начале фильма целая команда совершенно нормальных дельфинов резвилась под водой в компании аквалангистов. Видели бы вы, как те дельфины прыгают через кольца, — так же, как и я, со скуки бы умерли. Лук на сандвиче оказался недожаренным, и глаза начали слезиться.

Услышав, как я всхлипываю, Натали села на колени и заглянула в глаза.

— Эй! — с тревогой позвала она. — Гай!

Я рыдал из-за едкой луковицы, а Натали решила, что из-за “особых потребностей” дельфинов. Свояченица обняла меня за плечи.

— Ну не плачь! — мягко попросила она.

— Не могу.

— Впрочем, ты прав, нет ничего плохого в том, чтобы показывать свои чувства.

— Я тебя люблю! — признался я.

— Я тоже, — спокойно кивнула она.

— Нет, я на самом деле тебя люблю. Как Тристан и Изольда… Ромео и Джульетта.

Потянувшись к пульту, Натали выключила телевизор, и в гостиной воцарилась темнота. Я видел только ее лицо, неожиданно ставшее очень серьезным.

— Правда? — спросила она.

— Да. Я люблю тебя, Натали, и ничего не могу поделать.

Девушка кивнула, будто мое признание не стало для нее неожиданностью.

— Я тоже тебя люблю.

Сладостное тепло растеклось по моим чреслам. Глаза Натали стали влажными, и я увидел в их темно-карей глубине приглашение к незабываемому сексу.

— Что? Ты действительно меня любишь?

— Да, действительно. — Тонкие пальчики коснулись моей щеки. Их танец напоминал прикосновение Христа или одного из ангелов.

Я попытался ее поцеловать, но Натали, взяв меня за руку, удержала.

— Подожди… — попросила она. — Хочу кое-что у тебя спросить.

— Да, конечно, что?

— Кто такая Джозефина?

Я почувствовал себя школьником, которому сняли штаны перед всем классом.

— Просто знакомая…

Увы, мое замешательство не осталось без внимания свояченицы.

— Кто она, Гай?

— А что? — с вызовом спросил я. — С кем ты разговаривала?

— С самой Джозефиной, — пояснила Натали. — Она звонила пару дней назад, когда ты гулял с Эриком, оставила свой номер и сообщение.

— Какое сообщение?

— Говорит, ее фото в свежем номере “Красных щечек”. Гай, что еще за “Красные щечки”?

Я почувствовал, что краснею.

— Не знаю, наверное, журнал для тех, кто страдает от общественной несправедливости.

— Нет, — покачала головой Натали, — его покупают развращенные мужчины, чтобы мастурбировать. В нем полно фотографий, на которых порют одетых в школьную форму моделей. Этот журнал унижает и женщин, и мужчин, которые его читают.

— Так же, как и “Женское начало”, — подсказал я.

— Не пытайся сменить тему!

— Ладно, — покаянно опустил глаза я, — прости.

— Джозефина как-то связана с дракой на похоронах, верно?

— Да, обещаю когда-нибудь тебе все об этом рассказать.

— Нет, Гай, — схватив мою руку, Натали сильно ее сжала, — так не пойдет. Если мы хотим быть вместе, я должна знать, что происходит. Мне нужна правда!

По спине побежали мурашки.

— Обещай, что не возненавидишь меня! Натали снова сжала мою руку.

— Милый, ну как я могу тебя возненавидеть?

Земля ушла из-под ног. Натали еще никогда не называла меня милым! Это проклятое слово и дало сил покаяться в грехах. Я рассказал все: от сексуальных проблем, которые были у нас с Джиной, и двух беспутных ночей с Джо до самой сокровенной из моих тайн — чувстве, которое давным-давно испытываю к ней, холодной, сильной, неприступной Натали.

Девушка выслушала меня, ни разу не перебив. Лицо бесстрастное — сказать, как на нее подействовали мои излияния, невозможно.

— Во время секса с Джозефиной ты пользовался презервативом? — только и спросила она.

— Конечно, черт побери! Я же не идиот!

Натали фыркнула, будто сомневаясь в истинности моих слов.

— А когда Джина была жива, мастурбировал, думая обо мне?

— Да, — нервно ответил я, — постоянно. Свояченица тяжело вздохнула.

— Брось, Натали, ты не можешь обвинять меня в том, что я дрочил!

— Нет, могу и обвиняю, еще как обвиняю!

— А пять минут назад утверждала, что любишь!

— Ну, это было до того, как я узнала, что ты дрочила!

— Да ладно! Будто сама никогда чем-то подобным не занималась!

— Не твое дело! — Ноздри Натали гневно затрепетали. Я постарался, чтобы мой смех прозвучал как можно беззаботнее. Но получилось совсем небеззаботно и вообще на смех не похоже.

— Да, понимаю, поводов для веселья предостаточно! — негодовала девушка. — Ты получил премию памяти Эллен Куэрк, а сам все это время предавал женщин. Мою сестру предал дважды: переспав сначала со мной, потом с Джозефиной.

— С тобой я спал только в мечтах.

— Какая разница! — парировала Натали. — Самый страшный разврат — семейный.

— Что это значит, черт побери?

— Между прочим, это самое знаменитое высказывание Эллен Куэрк, выгравировано у основания гребаной статуэтки, которую ты используешь как пресс-папье.

Натали вскочила на ноги, и я не на шутку перепугался.

— Ты же обещала, что не будешь меня ненавидеть! Она обернулась и посмотрела на меня. Сверху вниз…

Она возвышалась надо мной, словно титан, черпающий силу в добродетели и нравственности.

— Никакой ненависти я к тебе не испытываю. Скорее отчаяние, черное отчаяние. Ты подвел всех и в первую очередь самого себя.

— Нат, пожалуйста! — взмолился я. — Присядь! Не надо так со мной!

— Несколько дней назад, — медленно проговорила она, — когда ты в пух и прах разносил моих подруг, тогда это и был настоящий Гай Локарт? Эксклюзивный материал: Гай Локарт, каким вы его никогда не видели!.. Небось считаешь, что женщины — идиотки?

— Нет, нет, что ты!

Я взял Натали за руку, но она вырвалась. Из детской послышался плач.

— Вот видишь, что ты наделала! Эрика разбудила.

— Не твое дело!

— Натали, — заюлил я, — это несправедливо! Несправедливо наказывать человека за честность, неужели не читала.”Тесс из рода Д’Эрбервиллей”?

— Заткнись! — рявкнула она. — Ты обманщик, Гай!

— Да, — выдавив улыбку признался я, — но твой обманщик…

Рука потянулась к тонкому девичьему запястью, однако Натали снова меня оттолкнула, на этот раз зло и агрессивно.

— Не прикасайся! — прошипела она. — Держись от меня подальше, мерзкий шовинист!