"Жена мудреца (Новеллы и повести)" - читать интересную книгу автора (Шницлер Артур)

Бенефис (Перевод Ф. Зайбеля)

I

Август Витте сидел в кафе уже с полчаса и даже не смотрел на ворох газет, лежавший перед ним, когда вбежал запыхавшийся Эмерих Бергер.

— А, наконец-то! — воскликнул Август, увидев его. — Вовремя, ничего не скажешь... Мне все приходится делать одному.

— Пардон, — сказал Эмерих, опускаясь на стул, — я должен был нанести еще один визит, насилу выбрался оттуда. Надеюсь, я ничего не упустил? Все улажено?

— Конечно, — слегка хмурясь, ответил Август. — К счастью, я тут.

— Значит, пока делать больше нечего, остается ждать начала?

— Да, пока нечего. Я велел только еще прийти Добрдалу, чтобы дать ему последние распоряжения.

— Ты велел Добрдалу прийти сюда?

— Почему бы и нет? Вид у него вполне приличный. А потом — все ведь знают, что он нам не компания.

Эмерих кивнул в знак согласия и спросил:

— А как с лавровыми венками?

— Уже в театре.

— Ну, тогда все в порядке. И, кроме нас, ведь никто об этом не знает?

— Никто. Но Фреду мы, конечно, расскажем: он будет в нашей ложе.

Эмерих покачал головой.

— А ты не думаешь, что Фреда нам лучше... не предупреждать?

— Это почему?

— Да так, знаешь... чудит он иногда, этот Фред. Чего доброго, еще не согласится.

— Ну, это дело его. Пошутить нам нельзя, что ли? Отвечаем-то за все мы одни.

— Разумеется. Один ты.

— Да, один я. Без меня вы такой оригинальной шутки никогда бы не выдумали.

— Разумеется, — улыбнулся Эмерих. — Но я готов держать пари, что здесь замешана и Бландини... Мне кажется, что...

Он встретил строгий взгляд Августа и, вместо того чтобы продолжать, смущенно закрутил головой, бросил в кофе кусок сахару и начал потихоньку насвистывать.

В кафе вошел Фред.

— Здравствуйте, — сказал он, подавая руку приятелям. — Большое спасибо за билет в ложу, — обратился он к Августу. — Но почему, позволь тебя спросить, мы опять идем на эту нелепую оперетку?

— Сейчас услышишь, — ответил Август. — Впрочем, вот и господин Добрдал.

— Кто? — спросил Фред.

— Эй, маркёр, — позвал Август, — видите, там у бильярда стоит господин и спрашивает о чем-то Франца? Позовите-ка его сюда.

— Добрдал? — недоуменно обратился Фред к Эмериху. — Что это значит? Что за Добрдал?

Эмерих показал глазами на человека, который, узнав от кельнера, где сидят молодые люди, подошел к их столу и поклонился.

Это был маленький человек в коричневом пальто а-ля Меньшиков и в меховой шапке. Спереди на тесемке болталось пенсне.

Август снисходительно кивнул ему:

— Добрый вечер, господин Добрдал. Может быть, закажете что-нибудь?

— О нет, не нужно.

— Тогда садитесь.

— С вашего позволения.

— Я пригласил вас в кафе, чтобы в последний раз... Но вы, может быть, все-таки что-нибудь закажете? Вот как раз кельнер.

— Принесите мне кофе с молоком, — сказал господин Добрдал, снимая меховую шапку и кладя ее на стол.

Эмерих осторожно взял ее и переложил на стул.

— Благодарю вас, — сказал господин Добрдал.

— Итак, — снова начал Август, — сколько у вас человек?

— Сорок. И как рассажены!

— В партере тоже?

— А как же, с одной галеркой мы ничего не сделаем. Самое главное — это партер.

— Вы их еще увидите до спектакля?

— А как же, все билеты у меня в кармане.

— Прекрасно. Итак, слушайте, господин Добрдал. Повторим еще раз. В первом акте — ничего. Мне даже хотелось бы, чтобы после первого акта аплодировали меньше, чем обычно.

— Это невозможно, господин фон Витте. Директор требует, чтобы было три вызова.

— Вот досада!

— Впрочем, знаете что, господин фон Витте? Я прикажу партеру после первого акта не хлопать.

— Ладно. Теперь второй акт — насчет этого нужно договориться. Сначала поет хор.

— Мне ли не знать, господин фон Витте!

— Вы слушайте, пожалуйста. После хора на сцене, как вы знаете, остается одна Бландини, страшно печальная; она бросается на диван, и в эту минуту выходит господин Роланд.

— Вот тут и пойдет потеха! — не выдержал Добрдал.

— Роланд? — удивился Фред.

— В этом-то и заключается вся наша шутка, — тихо объяснил Эмерих.

— Как только появится господин Роланд, — продолжал Август, — гром аплодисментов.

— Понятно, — сказал Добрдал.

— Сквозь аплодисменты, — сказал Август, — уже слышатся крики «браво»; аплодисменты продолжаются, а из оркестра подают венки. Теперь Роланд должен сказать: «Прекрасная дама... », или как там: «Прекрасная госпожа... это ожерелье вам господин мой посылает». Потом идет ария Бландини, во время которой Роланд стоит у двери. Потом Бландини подходит к Роланду и возвращает ему ожерелье.

— Это похоже на Бландини, — заметил Эмерих. Август бросил на него мрачный взгляд. Эмерих покраснел, и Август продолжал:

— Роланд берет ожерелье и спрашивает: «Что я должен передать своему господину?.. » — или что-то вроде этого. Бландини на это: «Ничего». Роланд кланяется и уходит. И тут: бурные аплодисменты.

— Овация, — подхватил Добрдал.

— Правильно: овация, шум, крики «бис»... И прикажите своим не прекращать до тех пор, пока мы не заставим Роланда выйти и поклониться. Надеюсь, вы меня поняли, господин Добрдал?

— Господин фон Витте! На меня вы можете положиться!

— Значит, — закончил Август, — пока все.

Добрдал понял, поспешно допил свой кофе, встал, откланялся и ушел.

— Теперь я хотел бы, наконец, узнать, что все это значит, — сказал Фред.

— Могу объяснить, — ответил Август.

— Любопытно, — заметил Фред.

Эмерих насторожился.

— Во-первых, — продолжал Август, — я просто не понимаю, почему все должно обязательно что-нибудь значить.

Эмерих был разочарован, Фред засмеялся.

— А во-вторых, — быстро добавил раздраженным тоном Август, — если бы вы двое были способны вдуматься как следует в это дело, то вы не задавали бы таких вопросов. Не спорю, сначала у меня была на уме только веселая шутка; но получается нечто большее, нечто хорошее, нечто, я бы сказал, разумное: мы доставим радость бедняге, о котором обычно никто даже не вспоминает. Великих артистов чествуют, на мой взгляд, достаточно; но для спектакля нужны и малые.

— Это верно, — согласился Эмерих.

— Поэтому моя шутка имеет более глубокий смысл, и если публика нас поддержит сегодня вечером — в чем невозможно сомневаться — и будет аплодировать вместе с нами, то она, может быть, сама того не подозревая, будет чествовать в лице господина Роланда всех тех маленьких людей, о которых обычно забывает.

— Вот именно: сама того не подозревая, — сказал Фред. — Потому что пять минут назад ты и сам еще не подозревал, что ты такой благородный человек.

— Да, Эмерих был прав... — бросил Август.

Эмерих, приняв важный вид, спросил себя, в чем же это он был прав.

— ... что тебе лучше ничего не говорить, — продолжал Август.

Эмерих пришел в ужас и посмотрел на Фреда с сочувственной нежностью.

— Ты отбиваешь всякую охоту что-либо делать, — сказал Август.

— Право, я тебя не понимаю, — рассмеялся Фред. — Ты так волнуешься, словно чувствуешь за собой какую-то вину. Все благородные поступки совершаются бессознательно, иначе они бы не были благородными. Придумает простой смертный какую-нибудь шутку, и она, естественно, становится подлостью; придумываешь эту шутку ты, и она, естественно, становится добрым делом.

Август сердито посмотрел на него.

— Ты что же, собираешься лишить нас удовольствия быть на спектакле в твоем обществе?

— Отнюдь нет, — с невинной миной ответил Фред. — А кроме того, ты ведь пригласил меня еще отужинать после спектакля с тобою, Эмерихом и Бландини.

— Совсем забыл.

— А я нет.

— Пора идти, — сказал Август.

Они расплатились, вышли из кафе и поехали в театр. Дорогой Эмерих смотрел то на одного, то на другого и чувствовал, что эти два человека расходятся во мнениях по какому-то важному вопросу. Когда они, выйдя из экипажа, поднимались по лестнице, ведущей к ложам, он собрался с духом и сказал:

— Дети, будьте же благоразумны!..

Август ничего не ответил, а Фред пожал Эмериху руку и сказал:

— Постараюсь.

Дверь в ложу открылась, и навстречу трем друзьям полились первые веселые звуки увертюры.