"Элегантный убийца" - читать интересную книгу автора (Ильичев Валерий Аркадьевич)

Глава 3. Избавление

Через несколько дней начальник отдела МУРа Кондратов вызвал к себе в кабинет Звягинцева.

— Послушай, Леонид, ты ведь делом по убийству того бедолаги со свалки занимаешься? Вот посмотри, анонимка пришла. Похоже, след верный. Вчера и Клюква в своей квартире подорвался, а он с Тузом последнее время разошелся по идейным соображениям: чего-то там в соседней области на Золотом кольце не поделили. Все вроде сходится.

— Но ведь Туза пасут ребята с Шаболовки из Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Он человек серьезный.

— И пусть пасут! Но мы свое дело не хуже знаем, поработаем сами. Авось им нос утрем и себя покажем: повяжем самого Туза. А то они вокруг него уже три года танцуют и ещё лет пять кругами ходить будут, лишь мелочевку-пехоту в кутузку сажая. Я просто чую, что у нас все в цвет получится.

— Так я возьму анонимку на исполнение?

— Ни в коем случае! Скрыть от ребят с Шаболовки эту информацию мы не имеем права. Туз все-таки — их объект. Но пару недель будем разбираться, что к чему. Потом, при нашем тугодумии, — тут подполковник подмигнул Звягинцеву, — сообразим, о ком речь идет. Анонимку перешлем им через канцелярию. И при нашей бюрократической связи пройдет ещё две недели, пока они получат эти сведения. Так что у нас с тобой примерно месяц в запасе. В первую очередь отложи все дела и организуй встречу с тем новым твоим пареньком, что имеет подходы к ребятам Туза. Дай ему задание: может, он чего и слышал. Да, и попробуй-ка установить, где сейчас находится жена Туза: женщина под настроение многое сказать может. А я через свои каналы прозондирую, что ещё можно сделать. Все понял? Иди.

Звягинцев работал с подполковником уже восемь лет, и они с полуслова понимали друг друга. По опыту и возрасту они были равны. И могло сложиться так, что Звягинцев сейчас сидел бы на месте подполковника. Но его колючий характер мешал ладить с начальством, и потому его уже дважды обходили при переаттестации. Подполковник тут был ни при чем, Звягинцев это понимал и не таил обиды на своего более удачливого бывшего однокурсника по Московской школе милиции. Зато как профессионал он мог вполне положиться на своего начальника. А это уже немало при кадровой чехарде, сотрясающей МУР в последние годы.

— Да, вот еще, Леонид, — остановил его подполковник уже в дверях, — об этой анонимке и работе по ней знаем только мы двое.

— Не первый год замужем, — отмахнулся Звягинцев и, смягчая резкость, отшутился: — Обижаешь, начальник!

Слышать бы Тузу этот разговор, может быть, он и поостерегся бы. Но он считал, что с ликвидацией телевизионщика концы ему удалось надежно спрятать. Да и сама обстановка обострившейся войны за сферы влияния заставляла его действовать активно. Иначе конкуренты, особенно из молодых, съедят и выбросят из дела. Нет, залегать на дно он сейчас никак не мог.

Тем более что тучи нагрянули оттуда, откуда их никак не ждали. Где-то накопали руоповцы[1] материал по рэкету. Так себе случай, но наследил сам Копченый. Потерпевший, терпила, видишь ли, его лично знал по старым делам. Значит, нечего было самому к нему соваться. А Копченого сдавать никак нельзя: он — человек из ближайшего окружения, слишком много знает, да и без его связей и мозгов много лакомых кусочков мимо пролетать будет. Эту проблему надо решить, и притом быстро, но сделать все по-умному иосторожно. Хотя и деньги есть, и ребят готовых на все хоть пруд пруди. Взять того же Коляна. Надо присмотреться к пареньку. После устранения телевизионщика его из простых пехотинцев в более крупную фигуру можно передвинуть.

Туз в глубине души побаивался и недолюбливал окружавших его блатных. А Колян не судим, выдержан, всегда по-военному подтянут. В ресторане мордобития из-за бабы по пьяной лавочке никогда не допустит. Да, надо будет присмотреться к нему получше, попробовать в новом деле.

Знай Туз о заначенном браунинге, да ещё дважды засвеченном, удавил бы Коляна собственными руками. Но он оставался в неведении, а потому, планируя совместно с Анатолием возможные варианты устранения неугодного свидетеля, решил задействовать на главном направлении Коляна. Пусть паренек ещё раз докажет свою преданность.

В первые минуты знакомства он не обратил на неё внимания. Ему было не до того. Петляние по городу, нервное озирание по сторонам в поисках хвоста, бешеная гонка по шоссе, а затем изматывающее подпрыгивание на ухабах проселочной дороги, ведущей к этой глухой деревеньке, — все это подтверждало серьезность опасений ментов за его жизнь. Очень уж им хочется засадить Копченого! Ане будет его — не состоится и показательный суд. Копченый сам виноват: поставил его в безвыходное положение, потребовав сразу такую сумму. У него в наличии всего лимонов тридцать было, а остальное вложено в дело. Согласись Копченый подождать месяца три — и можно было бы выкрутиться. Но подосланные им быки уперлись в своих непомерных притязаниях. То ли без разведки накатили, а может быть, их конкуренты наняли его разорить. Но деваться было некуда, и он подал заявление. Погорячился, конечно. Надо было просто срочно ликвидировать дело и смыться. А теперь после суда над Копченым надо залечь на дно, чтобы скрыться от его парней. Копченый — авторитет, и его привлечение к суду, конечно, не простят.

Правда, высокий, чернявый, с большими залысинами оперативник Чернов из РУОПа успокаивает:

— Дней пять до суда посидишь в надежном убежище, дашь показания, а потом поможем тебе махнуть на юг. Отдохнешь несколько месяцев, а когда все затихнет, вернешься. Ты человек молодой, одинокий, и с тобою особых хлопот не будет.

Гладко излагает, да поменяться бы с ним местами. Знал бы, как постоянно ощущать на лбу перекрестие прицела невидимой пушки. Да, зря погорячился. Хорошо ещё успел прихватить с собой достаточную сумму наличными. Есть с чем на юг прокатиться. Да и здесь, в этой деревеньке, на свежем воздухе несколько дней передохнуть. Компания, правда, у него будет незавидная: хозяин — пенсионер милицейский да его моложавая с красными от деревенского воздуха щеками толстушка жена. Оба из городских, приезжающие на все лето в этот купленный ими после ухода мужа в отставку домик. Надо отдать должное Чернову, выбравшему такое идеальное место для укрытия ценного свидетеля.

Сухощавый с седыми висками молчаливый отставник к поручению отнесся со всей серьезностью. После отъезда своих бывших сослуживцев вытащил из кладовки охотничье ружье, любовно собрал и зарядил крупной дробью. Да разве этой штуковиной остановишь крутых ребят Копченого? Смешно! Но, наверное, так ему спокойнее.

Снарядив оружие, отставник, не обращая на него внимания, занялся садовыми делами. Ну а моложавая, хорошо сохранившаяся хозяйка проявила о нем прямо-таки материнскую заботу, перетаскивая в выделенную неожиданному гостю комнату все для него необходимое. Она сновала между кухней, кладовкой и гостевой комнатой, доставая белье, графин, посуду.

С удовлетворением расслабившись после долгой езды и волнений, он со всевозрастающим интересом наблюдал за ловкими, точно рассчитанными передвижениями хозяйки. Полнота ей совсем не мешала, и она быстро и почти бесшумно ступала по скрипящим половицам старого дома. Под легкой тканью платья явственно угадывались изгибы её крепкого тела. Когда она попадала в льющийся из окна поток солнечного света, через просвечивающийся шелк явственно проступали очертания нижнего белья. И он неожиданно для себя ощутил желание близости с этой уже немолодой женщиной.

Взявшись перетаскивать из кладовки перину, она застряла вместе с ней в дверном проеме. Поспешив на помощь, он подхватил перину за свисающие края, и они в едином усилии протолкнули тяжелую ношу в комнату. По инерции сделали несколько шагов и бросили её на диван. Их бедра на какое-то мгновение соприкоснулись. Он остро ощутил упругость её тела, и рука непроизвольно скользнула по округлой поверхности живота. Мгновенно вспыхнувшее лицо женщины и мелькнувший в её глазах бесовский огонек сказали ему о многом.

Стараясь скрыть смущение и пряча глаза, она поспешно отвернулась и стала расстилать перину. Когда она наклонилась, платье туго обтянуло её бедра, и на крутых ягодицах резко обозначились очертания трусиков. Он не удержался и легким поглаживающим движением провел ладонью по этим соблазнительным округлостям, ощутив под ладонью возбуждающую теплую плоть.

Она резко выпрямилась и развернулась лицом к нему, явно готовая дать отпор. Он поспешил извиниться, скороговоркой пробормотав:

— Я задел вас случайно. Хотел лишь помочь. — И суетливо бросился расправлять и без того ровно постеленный ближний к нему край перины. Какое-то мгновение женщина колебалась, не зная, как ей отреагировать, но потом решила не поднимать скандала и, довольно грубо отодвинув его в сторону, достелила постель.

Стараясь не смотреть в его сторону, вышла из комнаты и нарочито медленно закрыла за собой дверь, словно раздумывая, говорить ли мужу о дерзости гостя. А, не все ли равно! Он и так почти смертник.

Сбросив ботинки, он, не раздеваясь, разлегся поверх одеяла и, закинув руки за голову, в очередной раз попытался угадать свое будущее. Это бесполезно. Далее ближайших нескольких месяцев веселого пребывания на юге воображение отказывалось заглядывать. Чернов заверяет, что если этим бандитам не удастся заставить его замолчать до суда, то потом, после осуждения Копченого, он им не будет нужен, зачем им лишние хлопоты? Логично, и ему очень хотелось в это верить. Ну да что сейчас загадывать! Надо, пока есть возможность, жить одним днем. Чем ему плохо? Его молодое, полное сил тело покоится на мягкой перине, под головой приятно шуршит подушка, кружа голову манящим запахом сеновала. А за бревенчатой стеной полыхает буйной юной зеленью ликующая природа июньского лета. И впереди ещё четыре дня этого неожиданно подвернувшегося отдыха. Хорошо! Хотя скукота, конечно. Телевизор и книги не спасут. Остается одно развлечение: эта женщина. Спешить он не будет. Разыграет спектакль постепенно. Он и режиссер, и сценарист, и актер — все в одном лице. Вот только бы не подвела сама женщина!

За ужином он намеренно не смотрел в сторону хозяйки: это должно её озадачить, да и подозрения отставника возбуждать незачем. И только к концу проходящего в молчании ужина, в тот момент, когда задетая явным невниманием хозяйка протянула руку за куском хлеба, его ладонь словно случайно соскользнула с шероховатой поверхности черной горбушки и ласково проехалась по её пухлым пальцам.

Вспыхнув, хозяйка с тревогой бросила взгляд на склонившегося над тарелкой мужа и, убедившись, что все в порядке, резко поднялась и вышла на кухню за чайником. Вспыхнувший на её щеках румянец укрепил в нем уверенность в успехе.

После ужина настроение у него улучшилось: как бы то ни было, а он пока в безопасности, и у него появилось интересное занятие. Что ещё человеку надо?

Все последующие три дня он то усиливал знаки внимания, то делал вид, что оставил свои намерения, наткнувшись на непреодолимую стену отчуждения. В такие моменты женщина явно начинала сожалеть о своей сдержанности и излишней строгости. Он просто физически ощущал приближение к цели, видя, как ослабевает её сопротивление. Эта игра в кошки-мышки здорово забавляла его. И, уверенный в успехе, он уже не торопил события.

Вот только муж-отставник начал что-то подозревать. Он видел, как тот нахмурился, увидев принарядившуюся к обеду жену. Наверное, белую кофту и черную юбку хозяйка надевала лишь в торжественных случаях. Да, надо быть осторожнее, а то этот доморощенный Отелло со своим ружьем доберется до него раньше всех мафиози, вместе взятых. Ситуация становилась опасной, но теперь уже из самолюбия он не мог отказаться от задуманного. Выбрав момент, он перехватил хозяйку на холодной полутемной террасе и сорвал два страстных поцелуя с влажных губ женщины, порывисто обнявшей его за шею. Резко отстранившись, она скрылась за дверью. Он вновь остро ощутил близость успеха: затянувшаяся игра подходила к концу. Послезавтра его увезут на суд, он даст показания и, затерявшись в многомиллионной стране, никогда больше не встретится с этой отошедшей на покой супружеской парой.

До суда оставался лишь один день, и он мучительно размышлял, как улучить момент для окончательной развязки. Но он зря беспокоился. С утра женщина сама проявила инициативу, надоедливо пристав к мужу с просьбой сходить в соседнее село за хлебом и молоком.

Валяясь на мягком ложе в своей комнате, он с интересом прислушивался к возникшей между супругами перепалке. Возражения мужа звучали все неувереннее, и наконец-то он сломался под яростными упреками хозяйки. Досадливо, резче, чем обычно, хлопнула дверь, и он из окна своей комнаты со всевозрастающим радостным возбуждением наблюдал, как, скользя по глине, мокрой после прошедшего ночью дождя, хозяин в темно-сером плаще удаляется от дома. Минут через десять отставник достиг небольшого леска и скрылся из виду.

Именно в этот момент, убедившись, что муж далеко, женщина решительно вошла в его комнату. Словно все было оговорено заранее, она, встав перед ним, начала разоблачаться, с раздражающей поспешностью срывая с себя платье и белье. Он последовал её примеру. Они даже не стали разбирать постель, а расположились поверх одеяла. Иженщина, закрыв глаза, полностью доверила свое тело его безудержной фантазии.

Наконец он откинулся в сторону. Расслабленно откинувшись на подушку, он лениво наблюдал, как женщина, вся ещё во власти физической близости, не торопясь натягивает на себя одежду, постепенно скрывая от него свои все ещё привлекательные прелести. Оправив свернувшееся вокруг колен платье, подошла к небольшому зеркалу, внимательно себя рассмотрела, вздохнула и сказала, словно её спрашивали:

— Он сам не безгрешен, да и незачем было меня запирать в этой глуши. Бабий век недолог. А мне и так немного осталось. Сам виноват! — И, успокоенная этим своим заявлением, вышла из комнаты, даже не посмотрев в его сторону, словно он был лишь статистом вэпизоде, продлевающем её молодость. Это его слегка задело. Ну да какое ему в конце концов дело до её чувств, если завтра он уедет и забудет это мимолетное приключение.

Вечером за ужином в столовой царило тягостное молчание. И без того неразговорчивый хозяин был мрачен и вообще не смотрел в его сторону, словно он и не существовал. Странно, но он начал ощущать мистическую связь с этим немолодым мужчиной. Ведь теперь они двое знали, как реагирует сидящая с ними за столом женщина на ласки и что говорит партнеру в момент наивысшего наслаждения. И это её трогательное поглаживание по плечу мужчины в момент приближения к развязке, напоминающее материнское утешение обиженного мальчугана, теперь тоже незримо сближало его и хозяина.

Нетрудно было догадаться о совсем противоположных чувствах этого ещё крепкого седоватого мужика, подозревающего измену в своем доме. Но выдержке его можно было только позавидовать. Лишь ходившие под кожей скул желваки выдавали его смятенное душевное состояние.

Оперативники приехали рано утром. Ни хозяин, ни его жена не вышли его проводить. Да и ни к чему ему это. Они уже остались в прошлом, в его будущем им не было места. Его мысли были уже заняты предстоящим судебным процессом. За эти несколько дней его нервы успокоились — руководивший операцией Чернов волновался явно больше, чем он: очень уж ему не хотелось упустить Копченого.

Зажатый на заднем сиденье автомашины двумя крепкими парнями, он ощущал себя скорее арестованным, чем особо ценным свидетелем. Они ехали в полном молчании: и лишь каждые пятнадцать минут оживавшая радиостанция однообразно докладывала Чернову о том, что у них возле здания суда все в порядке. И сидящий рядом с водителем Чернов в ответ коротко информировал, где они находятся, и давал отбой.

Они уже подъезжали к городу, когда люди, ведущие наблюдение за зданием суда, не вышли вовремя на связь. Чернов занервничал и начал сам вызывать абонента. Прошло не менее десяти минут после контрольного времени, когда в эфир вышел уже знакомый с хрипотцой голос: Петр Иванович, у нас тут становится горячо; ребята засекли появление боевиков Копченого. Выборочно взяли на проверку троих, обыскали — оружия нет. Но их много толчется на улице, а часть вошла внутрь здания. Не шмонать же всех подряд.

Этого, конечно, не нужно. Но к каждому из них приставьте по паре наших ребят. Пусть пасут их. Можно не скрываясь: потрепите им нервы! Пусть знают, что мы на месте и контролируем ситуацию. Но я полагаю, у них есть запасной вариант, и надо быть готовым ко всему. Выходите на связь регулярно. Все. Отбой!

И тут страх, притупленный пятидневным пребыванием в деревенской глуши и любовной игрой с женой пенсионера, вновь охватил его. Острее, чем когда-либо, он ощутил реальность угрозы. И если милиция его охраняет с такой тщательностью, для этого наверняка есть серьезные основания. А если, несмотря на все предосторожности, его сегодня убьют? Он поежился. Конечно, убьют! Им иначе нельзя: большие сроки влепить могут, да и за мои немалые грехи судьба вряд ли помилует. Одна эта история с женой отставника, готового защищать меня с ружьем в руках, чего стоит? Он ощутил запоздалое раскаяние.

А чего мне себя упрекать? — тут же оправдал он себя. — В конце концов, она сама ко мне в постель прыгнула, никто её силой не заставлял… Впрочем, конечно же, виноват, что уж оправдываться! Если выберусь живым из этой истории, никогда не буду влезать в чужую семейную жизнь. Могу поклясться чем угодно! Ах, только бы уцелеть!

Чернов угадал его настроение.

— Да не нервничай ты так! Там наших ребят вокруг суда на каждом шагу понаставлено. Зрят в оба и в обиду не дадут. Сейчас пересадим тебя для камуфляжа в конвойную машину, подгоним её к запасному входу и быстро проведем в здание суда. Атам внутри уже полегче будет.

Чернову легко говорить: не ему пуля мозги вышибет. Ах, зачем только эта баба в деревне подвернулась, теперь точно судьба покарает!

Виляя по узким улицам, они въехали в глухой дворик, быстро пересели в мрачный автозак и рванулись на максимальной скорости к зданию суда. Внутри фургона он чувствовал себя, как в кладбищенском склепе. Ехали недолго. Машина резко снизила скорость и плавно начала разворачиваться. Злобно урча, подалась назад, вплотную придвигаясь к запасному входу. Дверца распахнулась. Первыми выскочили двое милиционеров с автоматами, быстро осмотрелись и, убедившись, что все спокойно, дали знак Чернову. Подталкиваемый Черновым, он одним прыжком преодолел три ступени и вскочил в распахнутые двери входа. Там его сразу взяли под опеку три сотрудника милиции и быстро провели на второй этаж, затем по коридору опять вниз и засунули в небольшую комнату без окон.

Вошедший следом Чернов облегченно вздохнул.

— Пока пронесло! Ты, Гребешков, не бойся: в зале суда им будет трудно тебя достать: среди публики много наших ребят в форме и штатском. В случае чего успеют вмешаться.

Эти слова его мало утешили.

— А если не успеют?

Томительное ожидание закончилось минут через сорок. Плотно окруженный живой стенкой из омоновцев, он был препровожден в зал суда. Публика шумно встретила появление главного свидетеля обвинения.

Он прошел вперед и предстал перед судьями. Стараясь не смотреть на Копченого и его громил, он, преодолевая волнение, начал давать показания. Все шло довольно спокойно, пока он рассказывал о приходе в его офис пехоты, но как только он упомянул имя Копченого, со скамьи подсудимых раздался злобный выкрик одного из этих подонков:

— Заткнись, сука! А не то за вранье замочат!

Нервы свидетеля не выдержали. Непроизвольно дернувшись, он резко повернулся в сторону подсудимых, и это спасло ему жизнь: выпущенная невидимым стрелком пуля, сыпанув по нему осколками оконного стекла, лишь обожгла его щеку.

Еще не успев осознать случившееся, он был опрокинут на пол навалившимся сзади Черновым. Лежа рядом с ним, майор выхватил из нагрудного кармана портативную рацию и скомандовал:

— Быстрее в дом напротив: стреляли с третьего или четвертого этажей.

И чей-то приглушенный треском помех голос ответил:

— Первый, я — Второй. Все сделано. Мои ребята пошли.

Чернов повернулся к нему.

— Лежи пока. А я за Копченым и публикой присмотрю. А то как бы чего эти ребята в зале суда не выкинули. — И он поднялся.

Гребешков осторожно приподнял голову: конвоиры, наведя на арестованных автоматы, уводили их из зала. Несколько человек в штатском отделили его и судей от публики. Медленно текли минуты, пока на груди Чернова вновь не ожила рация:

— Первый. Все в порядке. Мы его взяли. Потерь нет!

— Это хорошо. Но почему допустили?

— Да проверяли мы этот объект и вход в подъезд контролировали, а он, сволочь, с крыши туда спустился.

— Потом доложите! И надо не оправдываться, а не допускать подобных эксцессов. Усильте наблюдение на случай использования ими запасного варианта. Лично ответите! Слышите, Второй? Лично! Конец связи.

Он с трудом воспринимал дальнейший ход событий. Заседание суда было сорвано. Его посадили в автомашину и куда-то повезли.

Высокий светловолосый парень, сидящий рядом с ним на заднем сиденье, виновато оправдывался:

— Этот их снайпер взобрался по пожарной лестнице на крышу с другого конца здания, где мы не вели стационарного наблюдения. Затем по веревке спустился на балкон квартиры последнего этажа, пользуясь отсутствием хозяев, прошел в коридор, открыл двери изнутри и спустился на третий этаж. А там из окна как раз виден зал заседаний, как раз та его часть, где судья, подсудимые и трибуна для свидетелей. Все у них было просчитано заранее.

— Они-то просчитали, а мы!..

— Петр Иванович, так мы до начала заседания несколько раз прошли весь этот подъезд снизу доверху. Убедились, что чердак закрыт на замок. Ивнизу у входа в подъезд я двух ребят поставил. Что ещё надо?

— Что вы делали — меня не интересует. Важен результат. Впредь таких ошибок не допускать!

Проштрафившийся блондин предпочел обиженно промолчать.

Машина выехала на уже знакомое загородное шоссе. За окном замелькали ряды берез и сосен. Это бело-зеленое чудо пригородных перелесков всегда действовало на него успокаивающе. Мысли приняли более спокойный и рассудительный характер. Сегодня мне повезло… Суд позади. Теперь меня ждет заслуженный отдых на юге.

Сидящий рядом с водителем Чернов повернулся к нему.

— Придется тебе ещё несколько дней побыть в укрытии у нашего Константиныча. Адвокат и подсудимые что-нибудь новое выкинут и потребуют уточнить твои показания. Но не волнуйся: ещё одно судебное заседание — это уж точно все.

Эта новость его особенно не огорчила. На свежем воздухе да ещё в обществе не желающей стареть женщины совсем неплохо провести время.

Полузакрыв глаза, он представил рядом с собой на мягкой перине жаждущее ласки ещё крепкое тело хозяйки и внезапно почувствовал острое желание. И вспомнив свои покаянные клятвы перед началом суда, снисходительно улыбнулся собственной слабости.

Ночью женщина вновь прокралась к нему и бесцеремонно разбудила. Он был не против. После пережитого в суде надо было расслабиться. Однако какой-то страх, что ли, мешал ему сосредоточиться на любовных играх. Ему все время казалось, что кто-то посторонний непрерывно наблюдает за ними. Ему вроде померещился даже скрип половиц, и он, прекратив ласки, прислушался. В доме была тишина. Нет, просто нервы не в порядке. Ничего, на юге подлечит. Однако уже без всякого удовольствия он воспринимал лежащую рядом женщину. Скорее бы она ушла! Вот черт! Вместо того чтобы отвлечься, он ещё больше растревожил себя. Не хватало ему ещё получить заряд дроби из хозяйского ружья.

За завтраком отставник старательно избегал смотреть в его сторону. Гребешков съел овсяную кашу, встал и направился на веранду. Перед дверью словно ненароком посмотрел в зеркало и наткнулся на тяжелый, полный ненависти взгляд хозяина, наблюдавшего за ним. Он все знает — это точно. Значит, ночью ему не показалось, и половицы действительно скрипели. Он вышел на улицу. Отставник уже не охранял его с прежней бдительностью и потому не остановил. Видимо, теперь, после его показаний в суде, он им не очень-то и нужен. Стало немного обидно.

На скамеечке у покосившейся калитки сидели две бабуси, они уставились на него, с любопытством его разглядывая. Он спросил, откуда здесь можно позвонить в Москву. Бабуси подробно объяснили, как пройти к правлению. Хмурый, небритый мужик в кепке, небрежно засунув в карман потертой джинсовой куртки предложенные ему деньги, спросил нужный номер телефона в Москве и, несколько раз крутанув диск, попросил какую-то Лену срочно соединить его с городом. Гребешков не разобрал слов, но по доносящимся из трубки звукам понял, что телефонистка крайне недовольна. Мужик терпеливо все слушал и, не возражая, ждал, когда та успокоится. Прикрыв трубку широкой ладонью, он лукаво подмигнул и объяснил:

— Племянница, стерва, дядю учит.

Наконец телефон соединился, и он услышал мягкий, с приятной хрипотцой голос Томки. Все, что хотел сказать, сразу вылетело из головы. Да и что он мог сказать, если их разговор наверняка эта самая Ленка, местная телефонистка, подслушивает. И потому он постарался быть предельно кратким.

— Томка, это я! Да неважно, откуда звоню. Но я вернусь — не спеши заводить себе нового человека. Я вернусь, и все будет по-прежнему. Ты поняла?

Трубка отозвалась тревогой:

— Где ты пропадаешь? Может, увидимся?

Он клятвенно заверил, что позвонит, когда вернется в Москву, и положил трубку на рычаг. Мужик понимающе ухмыльнулся.

Он вышел на улицу. Вот дура баба: ей одно, а она в ответ другое. Приспичило ей знать, где я. Вынь да положь!

Настроение было вконец испорчено. Возвращаться в дом пенсионера не хотелось, но и без дела шататься по деревне ему не пристало. Вон люди из изб начали пялиться: чужого человека здесь сразу заметят. Нехотя он вернулся в дом. К счастью, удалось избежать встречи с хозяином: тот строгал что-то в сарае. Ну и пусть себе строгает. Так и ему, имне спокойнее.

Хозяйка деловито сновала по дому. Похоже, её совсем не беспокоило настроение мужа. Он с отвращением подумал, что ей и сегодня ночью взбредет в голову пробраться кнему. Раздражающе бросились в глаза подкрашенные волосы на её висках и морщинистая кожа на тыльной стороне натруженных рук. И он удивился своему прежнему желанию.

Как медленно текли часы! Начало смеркаться. Он мучительно старался придумать, как избежать ночного визита хозяйки. Но, похоже, он зря беспокоился. Послышался шум подъехавшего мотоцикла. Он вышел на веранду. Молодой сержант милиции за рулем и рядом с ним в коляске сотрудник в штатском явно приехали за ним.

Высокий, в ладно сидящем сером костюме мужик с трудом вытащил свое мощное тело из коляски и приветливо махнул ему рукой, как старому знакомому.

— Ты, что ли, Гребешков будешь? Мы из райотдела милиции. Машина из Москвы, что за тобой послали, сломалась по дороге, как раз у поворота с основного шоссе. Пока они там колесо меняют, мы тебя до них подбросим, а не то на самолет опоздаешь!

Вот и выход из положения! Недолго раздумывая, он бросился за вещами. Ему не терпелось быстрее смотаться отсюда. Схватив свою спортивную сумку, он выскочил на улицу, даже не попрощавшись с хозяйкой. Тот, что в сером костюме, уступил ему место в коляске, сам сел сзади сержанта. Сержант чуть приподнялся, чтобы нажать на газ, но его остановил резкий окрик: Стой! Гребешков увидел, как побелели от напряжения костяшки пальцев сотрудника милиции, сжавшие руль.

И чего испугался? Просто этот дурной отставник бдительность проявляет, держит их под прицелом.

Милиционер сдуру даже руку к пистолету потянул. А тот, что в штатском, добродушный увалень, только хохотнул:

— А вот и охрана! Все в порядке, старина! Чернов нам о тебе говорил. Мы спешим, так что не волнуйся.

Казалось, упоминание о Чернове должно было успокоить бдительного служаку. Но он колебался. Вот дурак!

— А документы у вас, ребята, есть?

— Есть, батя! Да каждая секунда на учете. Там что-то не заладилось, и они билет на ближайший самолет взяли. Опаздывать нельзя!

Отставник все ещё сомневался. Гребешков встретился с ним взглядом и внезапно заметил в его глазах мстительную радость. Наконец отставник опустил ствол ружья и махнул свободной рукой:

— Ну что же, езжайте!

Тот, что в сером костюме, нетерпеливо хлопнул сержанта по плечу.

— Гони, Алеша! — Мотоцикл резко тронулся с места и, ныряя по ухабам проселочной дороги, начал стремительно удаляться.

Они выехали за околицу деревни, и мотоцикл, натужно урча, взмыл на высокий пригорок. Гребешков оглянулся назад и бросил прощальный взгляд на свое недавнее пристанище. В следующее мгновение мотоцикл начал головокружительный спуск вниз, ему на мгновение показалось, что он летит в пропасть.

Проводив взглядом мотоцикл, отставник не торопясь прошел в дом, аккуратно разобрал ставшее ненужным ружье и направился в комнату бывшего жильца. На подоконнике лежали второпях забытые гостем бритва, импортный флакон с одеколоном и помазок.

Ему они больше не понадобятся — это хозяин знал наверняка.

Сложив все в полиэтиленовый пакет, он вышел из дома, направился к деревянной будочке за огородом и бросил свою ношу в отверстие туалета. Сверток полежал на дурно пахнущей поверхности, а затем навсегда исчез в глубинах человеческих нечистот.

Пуля размозжила вдребезги затылок особо ценного свидетеля.

— Легкая смерть, о такой только мечтать можно: он и испугаться не успел, — все ещё дрожа от возбуждения, срывающимся голосом вымолвил переодетый в милицейскую форму Колян.

Зуб промолчал. Это была его привычная работа, и он не нервничал. Кряхтя, он начал вытаскивать безжизненное тело из коляски. Колян суетливо ему помогал. Труп бросили прямо под куст: им заплатили только за устранение свидетеля, а не за похороны. Отъехав на несколько километров, на всякий случай переоделись. Торопливо срывая с себя ненавистную милицейскую форму, Колян продолжал переживать детали происшедшего:

— Слушай, а как его вычислили?

Сбросив серый пиджак, Зуб после некоторого раздумья нехотя объяснил:

— Как всегда, бабы подвели. Позвонил своей крале. А у Копченого на АТС в Москве верные люди. Остальное ты знаешь.

— Слушай, а ведь мы чуть не загремели! Когда нас старик на прицел взял, ты бы свою пушку и вытащить не успел! Хорошо, хоть вранью твоему поверил.

Зуб равнодушно пожал плечами.

— Может, и не поверил — теперь уже неважно. Мы свое дело сделали. Туз с Копченым останутся довольны.

Мотоцикл они бросили недалеко от шоссе и, как было заранее обусловлено, пересели в Жигули, ожидавшие их возле столба, обозначавшего сотый километр от Москвы. За рулем сидел парень по кличке Губа. Колян его недолюбливал: хотя парень — качок и на морду вроде бы ничего, было все же в нем что-то волчье, неприятное. То ли челюсть слишком уж выдавалась вперед, то ли глаза были чересчур глубоко запрятаны и все время смотрели тебе в переносицу. Да и шрам на нижней губе не красил парня. Он, как и Колян, в группе Туза недавно. Из бывших армейских, тоже не блатной. Трепач, правда, большой, похвастаться любит. О шраме на губе говорит, что осколком гранаты при выполнении спецзадания зацепило. Врет! Небось по пьяной драке кастетом заехали. Вот и весь подвиг. Несерьезный парень, хотя физически подготовлен хорошо. И стреляет здорово. Недели две назад выезжали далеко в лес, якобы на пикник. А на самом деле Анатолий задумал учебную стрельбу. Там Губа из трех патронов — три банки сбил, да ещё на бегу, перевернувшись через голову. В спецназе, что ли, служил? Но здесь впрямую не спросишь: чем меньше знаешь, тем целее будешь. Да и машину Губа водит мастерски, от какого хочешь аса на моторе той же марки уйти сумеет. Видимо, взял его Анатолий для особых заданий, но пока кровью не повязали и используют на подхвате. Как только Зуб с Коляном сели на заднее сиденье, Губа рванул с ходу. Он знал, что лишних вопросов задавать не следует, и потому начал трепаться о своем. Как всегда — о бабах. Мол, есть у него одна краля. Олей зовут. Еще до его ухода в армию встречались. Потом он о ней забыл. Она уже и замуж выскочить успела, и ребенок у неё родился: четыре года пацану. А вот случайно увиделись, и вспомнилось старое. Сейчас от мужа к нему при каждом удобном случае бегает. Он и квартиру для встреч с ней снимает у какой-то бабки.

Колян слушал вполуха. Таких историй он и сам порассказать может сколько хочешь. Тоже мне — донжуан хренов! Его все ещё волновало пережитое в доме отставника. Но больше всего било по нервам навязчиво повторяющееся, как в замедленных кадрах кинофильма, сползание с коляски безжизненного тела опасного свидетеля с размозженным черепом.

Впервые он так близко видел смерть: тот, первый, которого он сам уложил в телефонной будке, не в счет. Он тогда просто выстрелил и от волнения помчался прочь, даже не видя, как падает сраженное тело. Хотя обязан был проверить, не остался ли жив объект. Оплошность, конечно! Но обошлось. Кончил тогда парня с одного выстрела. А ведь пулька такая маленькая, чуть побольше мелкокалиберной. Какая же все-таки малость нужна, чтобы из человека душу выбить!

Сделав вид, что хочет почесать ногу, он пощупал браунинг, прикрепленный к лодыжке специально им приспособленным резиновым бинтом. Конечно, для устранения опасного свидетеля им дали по новому стволу, но он в нарушение всех правил конспирации взял все же с собой браунинг: мало ли что может случиться, и лишнее так удобноспрятанное оружие не повредит. Теперь, когда они избавились от засвеченного оружия, это его единственная защита в случае внезапного осложнения. Хотя, если рассуждать здраво, разве эта игрушка спасет от омоновцев с автоматами? Оно так, но для психологической уверенности все же приятно, когда браунинг холодит ногу.

От резкого торможения Колян с Зубом чуть не врубились носами в спинки передних сидений.

— Ты что, ошалел, вчера только за баранку уселся? — выругался Колян.

Но тут же прикусил язык. Впереди был милицейский заслон. Проверяли всех, едущих в столицу и из нее. Колян похолодел.

— Неужели уже оповестили о нашем деле? Икогда только успели: ведь прошло не больше часа.

— Не мельтеши! — Голос Зуба, как всегда, был бесстрастен. — Даже если по нашу душу, то мы чисты: при нас ничего нет. Показания милицейского отставника не в счет. Отопремся. Только в сознанку не иди. Дело за тобой. Меня, ты знаешь, расколоть невозможно. Так что не трепыхайся.

Тебе хорошо говорить, что все будет в порядке. А у меня браунинг с мокрого дела на ноге болтается, — подумал Колян. — И вправдуот засвеченного оружия лучше освобождаться. Не зря все так и делают. А я, кусок дурака, на безделушку позарился. Теперь мне конец. Под вышку сам себя подвел! Нет, надо что-то делать!

Воспользовавшись тем, что Зуб высунулся из окна, наблюдая за происходящим впереди, он быстро вытащил браунинг и спрятал его в рукаве. Резиновый бинт больно стеганул его по икроножной мышце. Но он не обратил на это внимания. Надо было поскорее избавиться от ставшего для него смертельно опасным предмета.

Но теперь Колян боялся не только милиции, но и Зуба. Если тот узнает, что он не только не избавился от засвеченного браунинга, но ещё и взял его с собой на новое дело, то его, Коляна, и Скорая помощь не спасет. Но как незаметно сбросить оружие?

Все образовалось на удивление просто: Зуб послал его пройтись и осторожно поинтересоваться, кого ищут.

Коляна не надо было просить дважды. Он пулей вылетел на мостовую. Рядом с ним остановилась грузовая автомашина, идущая в обратную сторону. Водитель — молодой мужик лет тридцати пяти, в зеленой спецовке, только что благополучно миновавший милицейский контроль, — вылез из кабины. Оставив дверцу открытой, он подошел к заднему борту и, перемахнув через него, начал поправлять разворошенный милиционерами груз. Колян быстро забросил браунинг в кабину под сиденье водителя. И сразу вздохнул свободнее. Уже не таясь, подошел к водителю:

— А чего там милиция всех шмонает? Только пробки создают!

— Да групповой побег зеков, — буркнул шофер. — Говорят, человек пять из колонии рвануло.

— Да ну?! — искренне обрадовался Колян. — Только и всего? А я-то думал!..

— Делать им нечего. Все ящики перевернули. Словно я в них этих зеков мог засунуть. — Шофер сноровисто перевязал канатом боковые ящики и прочно прикрепил их к бортам — груз хрупкий, может разбиться. Аполучатель — человек серьезный. Каждую единицу груза проверяет.

Не обращая больше внимания на любопытного мужика, водитель соскочил вниз, сел в кабину и нажал на газ: надо было наверстывать упущенное время.

Уже въехав в Москву, Колян с облегчением подумал, что беда пронеслась мимо и что опасное оружие теперь далеко от него.

А все-таки жаль: приятная была вещица, — с сожалением подумал он. Но тут же одернул себя: — И чего это я разнюнился, как ребенок, потерявший любимую игрушку. Избавился — и ладно! Пусть другие теперь поиграют.

Ему и в страшном сне не могло привидеться, что не пройдет и месяца, как он вновь увидит этот, казалось бы, навсегда исчезнувший из его жизни опасный предмет.