"Мертвый язык" - читать интересную книгу автора (Крусанов Павел)Глава 3. Разговоры– Видишь пятно? – Где? – Вон там, маленькое, на стене. Ну вон же, под бордюром. Чуть левее шкафа. – Настя то выпрастывала ногу из-под простыни, указуя, то вновь набрасывала простыню на ногу. – Не вижу, – не видел пятна Егор. – А что? – Оно такое… На крестик кривой похоже. Ну как же ты не видишь? – Не вижу. Там много пятен, – сказал Егор, а сам ни к селу ни к городу подумал, что в Великой Британии, пожалуй, опасно есть баранину под чесночным соусом, поскольку яд англичане, судя по их литературе, по всякому случаю сыплют именно туда. – Нет, не узор, а будто брызнул кто-то. Видишь? – Никто там не брызгал. Нет там ничего. – Да вон же, как крестик могильный… Слепой, что ли? – Не слепой. Просто… Из детства смерть не заметна, как твой могильный крестик на… – Мой крестик? Типун на язык! Это твой крестик. Мой, видишь ли, крестик… И стена тоже твоя! – Ладно. Он ничей. Из детства смерть не заметна, как маленький крестик на далекой стене. – Ну вот, то-то же. – Настя опять выпростала белую ногу и свечкой выставила в потолок. – Скажи, что тебя сильнее всего… задело или впечатлило за последние… допустим, месяц? Ну пусть даже два? – Месяц? – Или два. – Так сразу и не… – Брови Егора задумчиво поднялись на лоб. – Тогда, давай, сначала я. Не поверишь, я тут прочитала, что птенец малиновки съедает за день три с половиной метра дождевых червей. И черный ящик самолета на самом деле не черный, а оранжевый. И еще я прочитала, что сердце кита бьется всего девять раз в минуту, а у тигра полосатый не только мех, но и кожа под мехом. Здорово, правда? Или вот, скажем, ты знаешь, что акула ненасытна настолько, что даже мертвая продолжает переваривать пищу, но в этом случае она уже переваривает и саму себя. Нет, ты только представь! – толкнула Настя Егора бедром. – Представил? – Не надо о рыбах. – Почему? – А ты приглядись к ним – чешуя залита слизью, бока обросли тиной, глаза не умеют моргать… Рыба живет на полпути к смерти. Она посередине между человеком и небытием. Поэтому и молчит. – Скажешь тоже… Рыбы красивые. А сиг и семга вообще из чистого серебра, как водосточные трубы. – Нога, постояв белой свечкой, опять оказалась под простыней. – Или вот, помню, как-то утром бортковского “Идиота” смотрела… Кофе пью и думаю. Знаешь что? – Что? – Вот ведь, думаю, Достоевский какой человечище – его даже телевизором не убить! – Смотри-ка, мимо тебя не прошмыгнуть. Ни малиновке, ни Достоевскому. – Точно. Потому что я – человек интересующийся. Ну так что? Будешь говорить? – О чем? – Ну про сильное впечатление. Живешь, что ли, и не удивляешься? – Надо вспомнить. – Вспоминай. – Вспомнил. В тот день, когда мы с тобой встретились… или накануне… В общем, перед тем, как мы встретились там, на поминках, у меня зазвонила трубка. Номер незнакомый, я к уху подношу, а там: “Привет, это Любовь”. – Какая любовь? – Не знаю. – Что значит “не знаю”? Что это было? – Ничего. Ошиблись номером. |
|
|