"Мой знакомый призрак" - читать интересную книгу автора (Кэрри Майк)4Между Риджентс-Парк и Кингс-Кросс есть улицы, которые когда-то были городом. Город назывался Сомерс, впрочем, на большинстве современных карт название до сих пор стоит, хотя местные жители его практически не употребляют. Этот район из тех, что пострадали от промышленной революции и так и не оправились. В середине восемнадцатого века здесь были поля и фруктовые сады, богачи строили и покупали имения. Через сто лет в Сомерсе кишели заразой трущобы и воровские притоны — посетив подобное место, Чарльз Диккенс тотчас бы схватился за перо. В центре бывшего города гигантским свадебным тортом раскинулась станция Сент-Панкрас, хотя настоящим тортом был сам Сомерс, разрезанный на куски автотрассами, железными дорогами и холодной коммерческой логикой нового века. Трущобы исчезли, но только потому, что городок исчез, как таковой, превратившись в культю ампутированной ноги. Любая улица может внезапно прерваться железной дорогой, подземным переходом или глухой стеной — частью серого замшелого склада Юстона. Боннингтонский архив располагается на одном из таких обрывков за пределами основной части Эверсхолт-стрит, соединяющей Камден с Блумзбери. Остаток улицы занимают склады, офисы обслуживающих их организаций, мелкие типографии с пыльными окнами, а порой и строительными лесами. Но в отдалении, по ту сторону железнодорожных путей, притаился блочный многоквартирный дом аж 1930 года постройки: потемневшие кирпичи, ржавое кованое железо, балконы, завешанные флагами сохнущего белья, зато над подъездом неожиданная белокаменная скульптура мадонны с младенцем. Наверное, поэтому дом и назвали в честь Пресвятой Богородицы. Боннингтонский архив выделяется на фоне блочных чудовищ, как старая дева среди пьяниц. Судя по виду, пятиэтажное здание построили в девятнадцатом веке из темно-красного кирпича. Похоже на дворец, возведенный крупным чиновником, который всю жизнь мечтал о собственной крепости, однако, подобно Фердинанду, умер, так и не успев пересечь порог своего Бельведера. Увы, вблизи видно, что дворец давно стал жертвой политики «разделяй и властвуй»: окна первого этажа забили фанерой, ближайший ко мне вход завалили мусором и старыми грязными коробками. Действующий вход в архив хоть и принадлежал тому же зданию, находился метрах в двадцати от первого. Двойные двери из четырех панелей лакированного красного дерева в нижней части покрылись выбоинами и потертостями, но впечатление все равно производили. Справа от дверей — медная табличка, изящным шрифтом с засечками объявлявшая: передо мной Боннингтонский архив, находящийся под патронатом корпорации Лондона и районного отделения УМ. Ниже — часы работы; впрочем, вряд ли сюда стекаются посетители. Я вошел в очень большое и представительное фойе. Что же, возможно, определяя время постройки здания, я ошибся на десятилетие-другое: черно-белые плиты пола буквально дышали нравственной непреклонностью Ее черно-белого Величества королевы Виктории. С левой стороны — стойка из серого мрамора, сейчас пустующая, но длинная и неприступная, как леса на перевале Роркс-Дрифт[9]. За стойкой — гардероб: с десяток кронштейнов с плечиками. Хотя все до одного пустые, старание налицо: администрация заблаговременно позаботилась об удобстве потенциальных посетителей. В глубине фойе, за конторкой, кабинетик, на двери которого красовалось одно-единственное слово: «Охрана». В сочетании с пустой конторкой эффект получался довольно комический. Справа от меня — широкая, мощенная серыми плитами лестница, а над головой — стеклянный купол, украшенный витражом в виде розы, храбро пытавшийся сиять сквозь толстый слой пыли и голубиного помета. У основания лестницы — три современных письменных стола, покрытых красным сукном и выглядевших совершенно не к месту. Я неподвижно стоял на сером тусклом свету: прислушивался, присматривался, ждал. Да, здесь что-то было, какое-то отклонение, такое слабое, что уловил я его далеко не сразу. Глаза расфокусировались: я включал неопределенное шестое чувство, отточенное частым общением с нечистью, позволяя ему раскрыться в окружающем пространстве. Прежде чем я сосредоточился на неведомой силе, слева громко хлопнула дверь, и слабый контакт прервался. Обернувшись, я увидел, как из кабинета ко мне направляется облаченный в форму охранник. Внешность вполне соответствует профессии, хотя этому мужчине хорошо за пятьдесят: крепко сбитый, темно-каштановые волосы на макушке не столько выпадают, сколько истончаются, а нос явно ломали. Охранник поправлял галстук с таким видом, будто только что вышел невредимым из страшной драки, а сейчас встанет в стойку и вызовет на бой меня. Но вот он улыбнулся, и я понял: все это притворство. Нет, передо мной не бультерьер, а соскучившийся по хозяину щенок: еще немного, и хвостом завиляет. — Здравствуйте, сэр! Что вам угодно? Я едва сдержался, чтобы не попросить крепкого пива и пакетик чипсов. — Меня зовут Феликс Кастор. Я пришел к мистеру Пилу. Порывшись в недрах стойки, охранник достал черную ручку «Бик» и кивнул в сторону большого журнала посетителей, который лежал наготове. — Пожалуйста, напишите свое имя, а я сообщу мистеру Пилу о вашем приходе. Я послушался, а охранник поднял трубку и после «решетки» нажал еще три какие-то клавиши. — Здравствуйте, Элис, — сказал он и после короткой паузы зачастил: — Пришел мистер... — охранник заглянул в журнал, — ... Кастро. Да, хорошо, понял. Так и передам. Элис? Насколько я помню, Пила зовут Джеффри. Положив трубку, охранник царственно махнул в сторону кресел: примерно таким жестом актеры просят зрителей приветствовать аплодисментами оркестр. — Сэр, пожалуйста, присядьте! Сейчас к вам выйдет один из сотрудников. — Хорошо, спасибо! — Я опустился в кресло, а охранник тотчас нашел себе какое-то дело, изображая сильную занятость. Закрыв глаза, я попытался отрешиться от всего и вновь настроиться на неведомую силу, но ничего не получалось. Малейшего шороха было достаточно, чтобы разрушить мою нестабильную сосредоточенность. Через минуту послышались шаги, и, открыв глаза, я увидел, как по лестнице спускается женщина. Вот так красотка! Оценивая ее, я, словно защитный козырек, опустил на глаза отчужденность. Итак, ей около тридцати, хотя, возможно, и больше, просто выглядит прекрасно. Довольно высокая и очень стройная. Стройная в смысле сухая и мускулистая, а не худощавая от природы. Гладкие белокурые волосы убраны в пучок настолько тугой, что при других обстоятельствах его сравнили бы с учительским, но тут ничего ироничного на ум не шло. Одета хорошо, можно даже сказать, безукоризненно — в серую двойку, которая сознательно и с большим изяществом пародировала мужской деловой костюм. Серые кожаные туфли на пятисантиметровом каблуке казались бы совершенно непримечательными, если бы не красная пряжка сбоку; в тон ей был подобран носовой платок, выглядывающий из нагрудного кармана. Висевшая на сером ремне большая связка ключей вкупе со строгой прической делала молодую женщину похожей на надзирательницу элитной женской тюрьмы, какие существуют только в итальянских порнофильмах. Женщина заговорила, и получилось так же, как с охранником: ее голос перетасовал все имеющиеся факты, сложив их в новую картинку. Тембр был достаточно глубоким, чтобы взволновать слушателя, но ледяная интонация оборвала все фантазии и поставила меня на место. — Значит, вы нечисть изгоняете? Тут же, причем без малейшего намека на злорадство, вспомнились слова Джеймса Додсона: «Значит, вы шоумен...». Ну, дело привычное. Несмотря на мое природное обаяние, работа создает определенный стереотип, сквозь призму которого меня воспринимают окружающие. Посмотрев в глаза этой холеной кукле, я увидел себя со стороны: шарлатан, дерущий втридорога за сомнительные услуги. — Да, так и есть, — дружелюбно ответил я. — Меня зовут Феликс Кастор. А вас... — Элис Гасконь, — представилась молодая женщина. — Я старший архивариус. Она протянула руку с тем же автоматизмом, с каким при бое часов выскакивает кукушка. Мое рукопожатие вышло крепким и довольно долгим и, по теории, должно было упорядочить первые впечатления. Я не медиум, по крайней мере не из тех медиумов с лентами и колокольчиками, что умеют читать мысли собеседника так же легко, как газету, или заглядывать в будущее. Зато я достаточно восприимчив; наверное, это профессиональное: мои антенны настроены на частоты, которые большинство обывателей почти не используют или осознанно не воспринимают. Порой прикосновение к коже устанавливает такой контакт, что я улавливаю отблески чужих мыслей, неуловимый аромат личности. Иногда... Явно не в случае с Элис Гасконь. Эта женщина наглухо закрыта и запечатана. — Джеффри у себя кабинете, — заявила Элис, при первой же возможности убрав руку. — Готовит отчеты к концу месяца и принять вас не сможет. Он просил передать, чтобы вы немедленно приступили к работе, а потом прислали ему счет. Моя улыбка стала немного грустной: похоже, здесь все пошло наперекосяк. — Боюсь, Джеффри, то есть мистер Пил, не совсем верно представляет, как изгоняют нечисть. Мне хотелось бы с ним поговорить. Элис стояла на своем, в голосе зазвенел лед: — Повторяю, это невозможно, он будет занят до вечера. Я пожал плечами. — Тогда назначьте удобный для мистера Пила день. Во взгляде Элис смешались недоумение и откровенная досада. — По какой причине вы не можете приступить к работе прямо сейчас? — спросила она. — Вообще-то причин множество, и большинство из них чисто организационные. Я бы с удовольствием изложил их вам, чтобы вы передали мистеру Пилу. Однако, по-моему, этот путь слишком сложный. Мне проще объяснить свои доводы вам обоим сразу и всем тем, кого решите ввести в курс дела. Элис задумалась. Похоже, мое предложение ей не по душе, но побуждение указать мне на дверь сдерживается отсутствием необходимых на то полномочий. — Хорошо, вы же специалист. — Последнее слово было произнесено весьма саркастически. — Пальто придется оставить вон там. — Она показала на гардероб. — У нас строгие правила относительно верхней одежды и личных вещей. Фрэнк, пожалуйста, возьмите пальто мистера Кастора и дайте ему пропуск. — Без вопросов. — Охранник снял с ближайшего кронштейна плечики и положил на конторку. Я уже собрался устроить скандал, но ведь совсем не обязательно портить отношения окончательно. Пристегнув вистл к ремню (получилось очень даже удобно), я отдал шинель Фрэнку. За нашим с Элис разговором он следил совершенно бесстрастно, однако, забирая пальто, улыбнулся и кивнул. Повесив шинель на пустой кронштейн, охранник вручил мне номерок, на котором были высечены цифры 022. — Пара лебедей, — объявил он. — Двадцать два. Пропуская меня вперед, Элис шагнула в сторону, памятуя о длине юбки и необходимости поддерживать авторитет своей должности. Я двинулся вперед под аккомпанемент клацающих за спиной каблучков. Когда мы поднялись на второй этаж, на пути выросла двухстворчатая зеркальная дверь. Выступив из-за моей спины, старший архивариус открыла ее и вошла первой. Следом за ней и я оказался в зале, очень напоминающем государственную библиотеку, только книг на полках было поменьше. В центре я увидел с десяток широких столов, вокруг каждого — по шесть-восемь стульев. Мужчина за одним из столов переворачивал страницы чего-то вроде старой метрики, одновременно делая записи в узеньком перекидном блокноте. За другим столом две женщины, разложив карту, старательно перерисовывали ее на лист формата A3, за третьим еще один мужчина, почти старик, читал «Таймс». Остаток места занимали полки с энциклопедиями и справочниками, несколько вращающихся стеллажей с журналами, пара контейнеров с картами, у стены — несколько компьютеров, а в дальнем от нас конце — шесть рабочих мест для библиотекарей, в настоящее время занятых единственным скучающего вида молодым человеком. — Здесь ваша коллекция? — отважился спросить я, изображая вежливую заинтересованность. Элис коротко и резко рассмеялась. — Это читальный зал. — В ее голосе сквозила некоторая снисходительность. — Открытый доступ. Сам архив находится в бронированных хранилищах, в основном расположенных в новом крыле. Она быстро зашагала через зал, не удосужившись даже посмотреть, успеваю ли я за ней. Направлялась Элис к уродливой, усиленной листовой сталью двери, притаившейся наискосок от нас у просторного холла, ограниченного магнитными детекторами наподобие тех, что используются в магазинах в качестве высокотехнологической острастки воров. Старший архивариус открыла дверь, но не одним из многочисленных ключей, что висели на поясе, а магнитным удостоверением, которое пропустила через сканер, отчего вместо красного огонька на индикаторе загорелся зеленый. Элис придержала дверь, я прошел в узкий коридор с низким потолком, и она закрыла ее, оттолкнув от ограничителя. Услышав характерное Вдоль стен шли двери, все до одной закрытые. В узкие, оплетенные проводами окошки я видел комнатки, целиком отданные под картотеки, или книжные шкафы от пола до потолка. Некоторые окошки были заклеены посеревшей от времени упаковочной бумагой. — Чем занимается старший архивариус? — пытаясь завести разговор, спросил я. — Всем, — отозвалась Элис, — я полностью отвечаю за архив. — А мистер Пил? — На нем общее руководство, финансирование и пиар, а на мне повседневная работа. — В голосе молодой женщины чувствовалось негодование: ее явно раздражали мои вопросы. Но, как я уже говорил, вопросы я порой задаю чисто механически, а важную информацию от второстепенной можно отличить лишь задним числом. Поэтому я продолжал: — Какую ценность представляет коллекция архива? Хотя Элис одарила меня суровым взглядом, похоже, эта тема нравилась ей больше. — Вразумительного ответа на подобный вопрос не дашь, — чуть снисходительно сказала она, позвякивая висящими на поясе ключами. — Ценность в первую очередь определяется рыночной стоимостью. Понимаете? Любая вещь стоит столько, за сколько ее удастся продать. Многие предметы из нашей коллекции не имеют рыночной стоимости, потому что не существует рынка, где их можно было бы продать. В общей сложности стеллажи архива тянутся на сто двадцать километров, и в настоящий момент наши запасники полны процентов на восемьдесят. Самым старым документам девять веков, их мы посетителям показываем только во время выставок, но основная часть коллекции менее уникальная, за такие предметы больших денег не платят. Например, коносаменты со старых кораблей, свидетельства о праве собственности и регистрации компаний, письма и журналы, в большинстве своем принадлежавшие обычным людям и не очень строго охраняемые. То есть знающий вор может унести нечто ценное, но перепродать украденное будет весьма непросто. Наши реликвии хорошо известны. Любой дорожащий репутацией антиквар и тем более аукционный дом потребуют правоустанавливающий документ. На свой страх и риск действуют лишь скупщики краденого. Беседуя, мы свернули за угол, потом еще раз. Похоже, внутренняя часть здания подверглась такой же непостижимой и беспорядочной перепланировке, как мой офис. Мы будто обходили комнаты или несущие стены, которые не удалось снести, и после строгого величия фойе бедность и убожество бесконечного коридора производили удручающее впечатление. Вот еще одна бетонная лестница — убогая копия центральной. Старший архивариус снова пропустила меня вперед. — Вы видели призрака? — осторожно взбираясь вверх, спросил я. — Нет, — коротко, словно боясь сказать лишнее, ответила Элис. — А разве не все?.. Нагнав меня на самом верху, женщина категорично покачала головой. — Все, кроме меня. Я постоянно оказываюсь где-то в другом месте. Даже удивительно! — Значит, при нападении на Ричарда Клидеро вы не присутствовали? — Говорю вам, я никогда ее не видела. Похоже, от Элис больше ничего не добиться. Что же, я почти всегда знаю, когда поднажать, а когда лучше занять выжидательную позицию. Еще один поворот, и коридор стал шире, а внутренняя отделка — чуть современнее. Мы шли по нему метров двадцать, потом увидели первую за все время пути отрытую дверь. Похоже на офис свободной планировки: шесть более или менее ровно расставленных столов, на каждом по компьютеру, сбоку полки, заваленные документами и файлами. Увидев нас с Элис, сидевшие поближе к двери мужчина и женщина подняли глаза; он оглядел меня с неприязнью, она — весьма заинтересованно. Второй мужчина увлеченно разговаривал по телефону и нашего появления не заметил. Его возбужденный голос летел за мной следом: «Да, и чем скорее, тем лучше. Я не очень хорошо говорю на этом языке. Правда, не получается. Нужно хотя бы в подлинности удостовериться!» Через несколько метров Элис резко остановилась. — Вообще-то вам следует подождать в мастерской. Когда все будет готово, я позову. — Хорошо, — согласился я. Коротко кивнув, старший архивариус двинулась дальше, а мне пришлось вернуться в офис свободной планировки. — Привет! — воскликнул мужчина, только что говоривший по телефону. — Вы, должно быть, Кастор! Он мой ровесник или чуть старше: тридцатипятилетие позади, сороковой юбилей впереди. Южный загар сходит неровно, а тут еще россыпь темных веснушек, светло-каштановые волосы всклокочены, будто их обладатель только что проснулся. Форма одежды, как бы сказать помягче... очень свободная: драные джинсы, футболка с символикой группы «Дэмидж-план» и спортивные туфли. Но ключей на поясе почти столько же, как у Элис, а на левой щеке аккуратная повязка квадратной формы. Дружелюбно улыбнувшись, мой почти ровесник протянул руку. Пожав ее, я почувствовал скрытое за улыбкой напряжение; скорее даже напряженное ожидание. Итак, он не знает, как ко мне относиться, однако надеется что я оправдаю почетное звание специалиста по борьбе с нечистью. Естественно, он больше всех заинтересован в моем успехе. — Рад познакомиться, мистер Клидеро! Женщина за соседним столом изумленно присвистнула и тихонько напела первые аккорды саундтрека к «Секретным материалам»… — Просто Рик, — попросил Клидеро. — Вы ведь по повязке догадались? В смысле, не по каким-нибудь эктоплазменным излучениям? — Охотники за привидениями? Настоящие охотники за привидениями! — голосом мультяшного героя проговорила женщина. Я повернулся к ней, и Рик, вняв моей беззвучной просьбе, нас познакомил. — Это Щерил, Шерил Тилемаг, начальник службы ИТ. Шерил — очень яркая, смуглокажая и миниатюрная. На вид ей чуть за двадцать. Стиль одежды прелюбопытный: балансируя на грани безвкусия, она явно предпочитает расшитые стразами топы от Фон Датча и большое количество массивных украшений. — Ну, к какому типу принадлежите вы? — нахально спросила Шерил. — Зануда, душка или чудик с фиксацией на анальной стадии? — Разве по мне не видно? — парировал я, снова пожимая руку. Ладонь у Шерил крепкая и сильная, и я тут же почувствовал тепло, удивление и присущее юности озорство. Не девушка, а оголенный провод, надо лишь угадать с напряжением. — Пользуетесь свечами и пентаграммами? — с любопытством спросила она. — Очень редко. Подобная атрибутика годится только для украшения витрин. Экономлю деньги клиентов. — А это Джон Тайлер, — представил Рик, и я снова обернулся. Клидеро показывал на третьего обитателя офиса — того самого, кто окинул меня ледяным взглядом, когда я шел по коридору с Элис. Самый молодой и внешне наименее обаятельный: рост всего под метр шестьдесят пять и килограммов двадцать лишнего веса, багровое лицо испещрено лопнувшими капиллярами. На Джоне рубашка с коротким рукавом и пестрым цветочным орнаментом: есть и оранжевый, и зеленый, и розовый — просто джунгли и фруктовый салат. — Привет! — сказал я и протянул руку. Тайлер коротко кивнул, но на рукопожатие не ответил. — Джон детишек обучает. — В голосе Шерил, хотя и насмешливом, мелькнуло неодобрение. — Я специалист по образовательным программам, — с мрачной значительностью пояснил Тайлер. — Какие у вас программы? — поинтересовался я, зная, что вкрадчивый голос способен умерить гнев окружающих. — Ознакомительные. Приходят посетители, и я рассказываю им о коллекции. И не только детям, Шерил. У нас и для взрослых программы есть, — Прости, Джон. — Шерил опустила глаза, изображая пристыженную школьницу. Повисла неловкая пауза, которую поспешил заполнить Рик: — Мы получаем субсидии от Комитета по качеству образования. Комитет — один из крупнейших правительственных спонсоров архива, поэтому и ставит перед нами определенные задачи. Например, обязывает проводить однодневные курсы для учащихся вторых, третьих и четвертых классов, а также готовить ознакомительные программы для взрослых. Этим и занимается Джон под руководством Элис с помощью двух работающих на полставки девушек. Джон вернулся к своему прежнему занятию: принялся снимать копии с какой-то книги на большом и порядком устаревшем ксероксе. Он намеренно встал ко мне спиной, и я удивился: что его так обидело? Возможный ответ пришел на ум практически сразу, и я решил проверить свою догадку при первой же возможности, — естественно, если получу эту работу. Элис не возвращалась, и я попытался кое-что выяснить: — Рик, а можно спросить, при каких обстоятельствах вы повредили лицо? Не успел Клидеро и рта раскрыть, как вмешалась Шерил. — Права на фильм принадлежат мне! — весело заявила она. — Рик лично подписал контракт на подставке для пивной кружки, так что вы опоздали. Клидеро смущенно улыбнулся. — Все получилось так странно... Я уже собирался идти домой. Через сорок пять минут после официального окончания рабочего дня. — Кто-нибудь еще при этом присутствовал? Рик на секунду задумался. — Кажется, все. Шерил, Джон, Элис... Наверное, и Фархат, она как раз по пятницам приходит. Фархат — одна из помощниц Джона. — Элис? — переспросил я. — Элис видела, что случилось? — Конечно, — усмехнулся Клидеро. — Такое не пропустишь. Все видели. И слышали... По словам Шерил, я кричал, как... — Мистер Кастор, — спокойно позвала Элис, — пойдемте со мной. Надо же, тише мыши подкралась, незаметнее ниндзя! Рик испуганно осекся. На секунду мне захотелось потребовать у нее объяснений: говорила, что не видела призрака, а по словам Рика, видела. Но, возможно, делать это при посторонних — не самая лучшая идея, еще воспримут как вызов или насмешку. Пока мне лучше не высовываться... — Ладно, с нетерпением жду конца истории, — вежливо сказал я. — Пожалуйста, попробуйте вспомнить, как все случилось: чем больше фактов у меня будет, тем лучше. — Договорились, — отозвался Клидеро. Кивнув Рику и Шерил, я вслед за Элис вышел в коридор и свернул за угол. Все двери, кроме одной, были открыты, в некоторых поблескивали застекленные оконца. После поворота тот же самый коридор воспринимался несколько иначе: нечто подобное бывает, когда неожиданно отключается холодильник и слышно каждый звук. Наверное, попали в новое крыло. Сразу за поворотом две двери: на одной лаконично обозначено «Старший архивариус», на другой — изящная табличка с надписью «Главный управляющий» и полным именем Пила. — Джеффри очень занят. — Из уст Элис это прозвучало чуть ли не обвинением. — Пожалуйста, постарайтесь управиться поскорее. Молодая женщина постучала и тут же вошла. Возможно, табличка на двери и производила впечатление, но в самом кабинете едва помещался письменный стол, хотя, казалось бы, человек в такой важной должности мог бы занять что-нибудь попросторнее. Сам Пил сидел не непосредственно за столом (кабинет угловой, поэтому стол поставили у стены), а на самом эргономически выгодном месте. Когда я вошел, он поднял голову и закрыл окошко на экране монитора. Судя по тому, как судорожно и поспешно он это сделал, главный управляющий играл в «Сапера». На вид ему было лет пятьдесят или чуть меньше. Высокий, худощавый, с ястребиным носом, портившим красивое аскетическое лицо, которое подошло бы священнику-методисту. Под глазами красные пятна, хотя очков нет. Редеющие каштановые волосы щедро серебрила проседь, а темно-синий костюм слегка переливался, будто его неизвестно зачем сшили из ткани-хамелеона. Коротко на меня посмотрев, Джеффри Пил тут же перевел взгляд на монитор. — Мистер Кастор, пожалуйста, садитесь. — Он указал на кресло, стоящее в максимальной отдаленности от стола, у самого порога. Я послушался, моя спутница даже не шелохнулась. — Спасибо, Элис! — пронеслось над моей макушкой. Та явно поняла намек, но никаких выводов не сделала. — Мне лучше остаться, — заявила старший архивариус. — Хотелось бы знать, чем все закончится. — Я переговорю с мистером Кастором, а потом сообщу вам! — чуть ли не вызывающе сказал Пил. Я успел досчитать до пяти, прежде чем за спиной закрылась дверь: не хлопнула, а скорее, всхлипнула, жалобно прошипела легким сквозняком. Общение у них какое-то странное; впрочем, я не знал ни Джеффри, ни Элис достаточно, чтобы определить, в чем дело. — Рад, что вы передумали. — В голосе Пила проскальзывало раздражение. — Хотя, признаюсь, после вчерашней беседы я ожидал звонка от профессора Малбридж. Вот, сам виноват, разрекламировал план Б настолько, что из исполнителя главной роли превратился в дублера. — Мистер Пил, такой вариант до сих не исключен, — признал я. — Просто у меня неожиданно нашлось время, а именно оно в вашем случае ставится во главу угла. Если угодно подождать, я изложу дело профессору Малбридж. Мы с ней встречаемся через неделю. Ну, или через две... Как я и рассчитывал, Пил поморщился: такой расклад ему явно не по душе. — Нет, — категорично покачал головой он, — две недели — слишком долго. После нападения на Ричарда подчиненные ждут от меня конкретных действий. Не удастся решить проблему — атмосфера в коллективе ухудшится, сильно ухудшится. Пойдут разговоры: мол, я ничего не сделал. А в воскресенье архив устраивает прием... Нет, нужно срочно навести порядок. Трудно сказать, что было на уме у Пила, но с каждой минутой он распалялся все больше. Даже на меня посмотрел, хотя взгляд получился не длиннее первого. — Мистер Кастор, этот период для нас во многом критический. Завтра в находящемся в Бильбао музее Гуггенхайма состоится встреча, очень важная и для архива, и для меня. Хотелось бы ехать с уверенностью, что это дело на месте не стоит: возвращаться к хаосу и недовольным коллегам не собираюсь. Если вы свободны, следует приступить немедленно. В голосе раздражение и досада. И искренний страх. Главный управляющий в отчаянии: провал грозит ему огромными неприятностями, поэтому и нужен эксперт, на которого можно повесить наболевший вопрос. Да, очевидно, так... Только почему Пил на меня не смотрит, почему относится, как к пустому месту? Его хроническая неприветливость очень напоминала поведение моей бывшей подружки. Неужели аутизмом страдает? Похоже, главный управляющий умеет читать мысли. — Наверное, моя манера держаться кажется вам странной. Вероятно, даже психическое или неврологическое расстройство заподозрили... — Нет, даже в мыслях... — И совершенно напрасно, потому что ответ положительный. У меня гиперлексия — состояние, в определенной степени схожее с высокофункциональным аутизмом. — Понимаю... — Неужели? А по-моему, нет. Если считаете, что я страдаю тяжелым психическим заболеванием, то не понимаете. Ничего не понимаете. Я начал читать в два года, а писать — в три. После первого прочтения могу запомнить самый сложный текст, даже если не знаю языка, на котором он написан. Мистер Кастор, гиперлексия — это счастье, а вовсе не беда. Однако она действительно вызывает нестандартную реакцию на коммуникативные сигналы окружающих. Особенно трудно поддерживать зрительный контакт; извините, если из-за этого наш разговор сбивает с толку или вызывает неприятные ощущения. Смущенный и слегка озадаченный, я попытался исправить положение и заговорил лишь из желания заполнить паузу. — Знаете, а ведь этот факт распутывает один из узлов. Теперь я понимаю, почему вы придали такое значение тому, что призрак на вас смотрит. Вероятно, вам это неприятнее, чем остальным сотрудникам. Главный управляющий кивнул. — Очень вдумчиво, — без капли тепла или одобрения проговорил он. — Еще одна особенность моего состояния в том, что большинство метафор мне кажутся... мутными. То есть трудными для восприятия. Например, когда вы сравнили меня с узлом: слушаю, но до конца не понимаю. Поэтому, если бы вы на время нашего общения по возможности исключили метафоры, я был бы премного благодарен. — Хорошо. — Лучше вернуть беседу в сугубо деловое русло. — Давайте удостоверимся, правильно ли я запомнил даты. Значит, призрак появился в сентябре? — По крайней мере, тогда мне впервые о нем рассказали, и была сделана первая запись в журнале происшествий. Сам я увидел ее лишь несколько недель спустя. — А поточнее не знаете? В какой день заметили призрака? — Конечно, знаю! — Мой вопрос едва ли не оскорбил Пила, который достал из ящика стола огромный гроссбух с обложкой из мраморного картона, положил поверх книги учета и начал листать. Сперва я решил: «журнал происшествий» — изящный архаизм, обозначающий текстовый файл, но нет, это был настоящий журнал, заполненный вручную. Возможно, работа в подобном месте вызывает повышенное уважение к традициям. — Вторник, тринадцатое сентября. — Перевернув гроссбух, он протянул мне. — Вот, можете прочитать, если хотите. Я взглянул на страницу: запись за тринадцатое сентября занимала ее почти полностью, а почерк у Пила оказался очень мелким и убористым. — Нет, спасибо. Подробности вряд ли понадобятся. В любом случае нападение на мистера Клидеро — Рика? — произошло не так давно? Главный управляющий повернул к себе гроссбух и проверил дату. — В прошлую пятницу, двадцать пятого. Я задумался. Призраки для меня делятся на активных и пассивных, причем последние составляют девяносто пять процентов от общего числа. Мертвецы держатся особняком и в основном пугают своим присутствием, а не конкретными попытками навредить. Еще реже случаи, когда призраки из тихих вдруг становятся буйными. Что же, оставим пока это, сейчас куда важнее найти отправную точку. — Вернемся к сентябрю, — предложил я. — Не делали ли вы каких-то приобретений в дни или недели, предшествующие появлению призрака? Какие еще события произошли в конце августа и начале сентября? Пил нахмурился, роясь в отдаленных закоулках памяти. — В голову ничего не приходит, — медленно произнес он, но потом вдруг поднял глаза — примерно на уровень моего подбородка, будто появилась какая-то идея. — Разве только материалы о русских белых... Мы ожидали их в июне, а они пришли в сентябре. Я тут же навострил уши. Русские белые? Призрак являлся в ипостаси молодой женщины в монашеском одеянии и длинном белом плаще... Похоже на серьезную зацепку. — Продолжайте, — попросил я. Пил пожал плечами: — Это довольно обширная коллекция документов, ценность которых определить пока трудно. По большей части — письма русских эмигрантов, живших в Лондоне на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Мы были очень рады получить коллекцию, потому что ею активно интересовался ЦАЛ, то есть Центральный архив Лондона в Ислингтоне. — Где она хранится? — В одном из складских помещений первого этажа. Пока не зарегистрируем и не внесем в соответствующие каталоги, к основной коллекции русские документы добавлены не будут. — Можно мне потом спуститься и на них взглянуть? — Потом? — Судя по всему, моя идея возмутила Джеффри до глубины души. — По какой причине вы не хотите приступить к работе прямо сейчас? Ну вот, приехали! Естественно, он не в курсе, что дословно повторяет вопрос старшего архивариуса. — Мистер Пил, причин сразу несколько. Позвольте объяснить, как проходит работа, то есть, что я намерен делать, если сотрудничество состоится. Мне бы хотелось рассказать поподробнее, дабы вы четко представляли себе процесс, согласны? Главный управляющий коротко кивнул, хотя аскетическое лицо красноречивее любых слов говорило: его интересует только результат, детали я могу оставить при себе. И все-таки, набравшись храбрости, я продолжал: сэкономлю время и нервы, если, конечно, переломный, момент не наступит прямо сейчас. — Если вы когда-нибудь задумывались о том, как изгоняют нечисть, то наверняка представляли себе церемонию наподобие свадьбы. Священник, или викарий, или кто вам больше нравится, говорит: объявляю вас мужем и женой. И готово. Одних слов достаточно, чтобы все свершилось. — Мистер Кастор, я не настолько наивен, — с излишним, на мой взгляд, оптимизмом отозвался Пил. — Уверен, ваше занятие требует огромных усилий. — Да, бывает и такое, но сейчас речь о другом. Иногда я действительно захожу в помещение, делаю свою работу и ухожу. Однако в большинстве случаев все не так просто или по крайней мере не так быстро. Сначала нужно прочувствовать призрака и настроиться на него. Потом, когда в сознании сформируется четкий образ, призрака можно вызвать и изгнать. Сколько времени это займет, сказать трудно. Изгнание нечисти — процесс отнюдь не универсальный. Если я возьмусь за эту работу, хочу с самого начала быть уверенным, что вы не станете барабанить по столу пальцами и требовать результатов через час или через день. Сколько уйдет времени, столько уйдет. Я ждал, что Пил задумается, а он сменил тему — этакий отвлекающий маневр, чтобы все взвесить: — А в плане гонорара? — Тариф у меня фиксированный: день потрачу или месяц — вам придется заплатить тысячу фунтов, из них три сотни авансом. «Фиксированный тариф» был чистой воды ерундой. К оплате труда я применяю тот же подход, что и к жизни вообще: сочиняю правила по ходу дела. На этот раз меня больше интересовал аванс: срочно требовалась наличность, сотни три, не меньше, чтобы рассчитаться с Пен, плюс небольшая надбавка за опасность, потому что темноволосая девушка в длинном платье, похоже, любит жесткую игру. Пилу явно не понравилось то, что он услышал. — Извините, мистер Кастор, — начал главный управляющий, скользнув взглядом по лацканам моего пиджака, — я не готов вносить аванс за сомнительного вида услугу. Если вы всерьез говорите, что можете потратить целый месяц... Целый месяц мириться и с вашим постоянным присутствием, и с появлениями призрака... Нет, это неприемлемо, совершенно неприемлемо! По-моему, расчет по факту исполнения куда разумнее. Пожалуй, это единственный устраивающий меня вариант. Тяжело вздохнув, я покачал головой. — Тогда возвращаемся к самому началу. — Поднявшись, я отодвинул стул от стола. — Попрошу профессора Малбридж при первой же возможности с вами связаться. Я решительно шагнул к двери. Если честно, мой блеф можно было назвать половинчатым: я действительно работаю именно так, как сказал Пилу, и действительно нуждался в деньгах. Если я задрал планку слишком высоко, это моя проблема, но аванс я попросил бы в любом случае. Дверь я открыл, но выйти не успел: меня окликнул Джеффри. Мрачный, буравящий яростным взглядом стол, он понимал: обратиться к другому — значит пустить по ветру время и усилия, потраченные на меня. — Неужели впрямь может уйти целый месяц?! — Если так, будет установлен новый мировой рекорд. Скорее всего я изгоню вашего призрака за пару дней и прекращу раздражать работников архива быстрее, чем вы успеете меня заметить. Мистер Пил, я вовсе не отличаюсь медлительностью, просто такую работу по жесткому расписанию не выполняют. — А нельзя ли ускорить процесс? В моем подсознании зазвенели тревожные колокольчики. — Можно, — признал я, — но к экспресс-методам сразу прибегать не хочется — они... хм, непредсказуемы. — То есть опасны? — Да, потенциально опасны. Главный управляющий неохотно кивнул. — Ну, вам виднее. Мистер Кастор, пожалуй, я немного поспешил с выводами. Триста фунтов — вполне разумная для аванса сумма. А вот если работа застопорится, тогда обратимся к экспресс-методам. — Давайте обсудим это позднее. — Хорошо, позднее, — кивнул Пил. — Например, сегодня в конце дня подниметесь и расскажете, как все прошло. Или Элис расскажете, — добавил он, явно обрадовавшись второй, куда более удачной мысли, — а она передаст мне. Я промолчал. Можно не сомневаться, что при любом раскладе мистер Пил будет постоянно дышать мне в затылок. — Договорились. Сначала хотелось бы поговорить о нападении с Риком Клидеро и взглянуть на русские письма, точнее, на помещение, где они хранятся. — Безусловно! Так, деньги придется взять из сейфа, а это я смогу сделать лишь во второй половине дня, когда мы с Элис проведем сверку. Но, надеюсь, вы ждать не будете и приступите немедленно? — Мистер Пил, — мрачно заверил я, — я приступил, едва оказавшись в архиве. Пил со мной в мастерскую не пошел: просто снял трубку и вызвал Элис. Интересно, он так пытается отгородиться от решения меня нанять, или это очередное проявление гиперлексии? Неужели ему настолько неприятно общаться с людьми, что он предпочитает даже руководить по доверенности? Главный управляющий сообщил, что я некоторое время буду работать в здании архива. Элис с героической стойкостью восприняла новость, которая радовала ее не больше, чем лечение прикорневого кариеса. Будь я почувствительнее к подобным вещам, наверняка бы расстроился. Но прежде чем уйти, я решил кое-что прояснить. — Вечер, когда пострадал Рик Клидеро... Вы сказали, что не присутствовали при этом, верно? — Нет, — раздраженно ответила Элис, открыв дверь, чтобы вывести меня из кабинета начальника, — я сказала не так. — Я сказала, что не видела призрака. Естественно, я видела, что случилось с Риком, только призрака там не было. Лично мне кажется, что его вообще нет. — Значит, вы видели, как ножницы... хм... летали? Перемещались по воздуху? Прежде чем ответить, старший архивариус взглянула на Пила. Тот внимательно изучал рабочий стол, однако к разговору, судя по всему, прислушивался. Не знаю, на какую подсказку рассчитывала молодая женщина и что получила. — У Клидеро вывернулась рука, и лезвие ножниц скользнуло по ладони, а потом вверх и оцарапало щеку. Но расспрашивать об этом лучше его, а не меня. — Да, конечно, я обязательно спрошу, просто хотелось бы установить... Оборвав меня на полуслове, Элис напрямую обратилась к Пилу: — Джеффри, если вы дадите распоряжение оказывать помощь и поддержку, я подчинюсь. Если оставите на мое усмотрение, тогда я отказываюсь отвечать на подобные вопросы. В кабинете воцарилось напряженное молчание. — У Элис весьма категоричная позиция по отношению к этой проблеме, — спокойно промолвил главный управляющий. Его глаза были приклеены к монитору, так что «у Элис» — единственный признак, по которому я определил, что Джеффри обращается ко мне. — Да, понимаю, — кивнул я. — Лучше свести ваше общение к минимуму. Уверен, остальные сотрудники с удовольствием расскажут все, что им известно. Я посмотрел на Элис: она буквально буравила меня взглядом, даже не пытаясь скрыть возмущение. — Отлично, — через секунду ответил я. Молодая женщина коротко кивнула: точки над i расставлены, черта подведена. Итак, вернувшись в «офис свободной планировки», я вновь прочел лекцию «Основы изгнания нечисти» для Рика и Шерил, которые впитывали каждое слово, и Джона, притворявшегося, что меня не слышит. — ... поэтому и попрошу вас рассказывать обо всем, что видели и чувствовали, — подвел итог я. — А начнем с вас, Рик, потому что тот случай — самый вопиющий и послужит отличным плацдармом для моих дальнейших действий. Впрочем, прежде всего мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь показал русские документы, которые пришли в августе. Там, видимо, в основном письма эмигрантов? На помощь тут же пришел Рик. — Убьем двух зайцев сразу, — пообещал он, — Ведь именно я их регистрирую и заношу в каталоги. — А как же я? — спросила Шерил, будто обидевшись, что я с ней не занимаюсь. — Когда меня будешь допрашивать? — Сразу за Риком. Ты — давайте по простому, ладно? — вторая в моем списке. Девушка просияла, — Иди к черту, коп! Ничего я тебе не скажу! Рик взглянул на Элис, спрашивая разрешения, и та ответила жестом, одновременно напоминающим кивок и пожатие плечами. — Только весь день на это не потратьте! Боннингтонский архив не здание, а настоящий лабиринт, причем куда сложнее, чем мне сначала показалось, Наш путь к складским помещениям, где хранились русские документы, вел вниз по бетонной лестнице, затем вверх по другой лестнице и через пожарную дверь на пружинах, настолько жестких, что представляли серьезную опасность выступающим частям тела. Всего минута подъемов с поворотами, и я почувствовал себя сельской мышью, случайно угодившей в лондонское такси. — А короткого пути нет? — слегка запыхавшись, поинтересовался я. — Это он и есть, — ответил поднявшийся на ступеньку выше Рик. — Мы же в новое крыло переходим. Другой способ — выйти на улицу и обогнуть здание по периметру. Клидеро остановился и показал на открытую дверь. Поравнявшись с ним, я увидел еще одно помещение свободной планировки, значительно меньше мастерской, из которой мы только что пришли, и куда теснее в основном за счет нескольких библиотечных тележек, что стояли у стены. Рыжеволосый парень, на вид совсем мальчишка, катил похожую тележку мимо нас, да на такой скорости, что пришлось уворачиваться, чтобы не задавил. В глубине зала, среди полок, я разглядел еще две скрытые полумраком фигуры, быстро и сосредоточенно перекладывающие книги из тележек на полки и наоборот. — Технический персонал, — пояснил Рик. — Отвечают за то, чтобы все предметы находились в определенном схемой расположения месте. Другими словами, находят то, что запросили в читальный зал, вывозят, а потом забирают обратно. Адская работа! С ними тоже будешь говорить? — Возможно, потом придется, — ответил я. Усложнять и без того трудную задачу совершенно не хотелось. Пока я просто искал некое указание на то, откуда начать охоту на призрака, чтобы не терять время в ненужной комнате на ненужном этаже, зная, что Пил не сводит глаз с секундомера и ждет результатов. Мы пошли дальше и, как вскоре выяснилось, попали в другую часть архива, с металлическими дверями и температурой на несколько градусов ниже, чем в остальном здании. Я сказал об этом Клидеро, и тот кивнул. — Британский стандарт 5454, его мы и соблюдаем: при хранении ценных документов нужно поддерживать влажность менее пятнадцати процентов и максимально стабильную температуру в районе пятнадцати — девятнадцати градусов по Цельсию. — А свет? — Тут тоже есть правила, только конкретных цифр не помню. Наконец Рик остановился у двери, на вид не отличающейся от всех предыдущих, поднес электронный пропуск к считывателю, а потом открыл одним из висящих на поясе ключей. В нос ударил резкий запах плесени. — Тут все и произошло? — спросил я. — Нападение? Нет, господи, нет! — категорично закачал головой Клидеро. — Это было наверху, в мастерской, откуда мы только что пришли. Пристань она ко мне здесь, где никого нет, я точно бы в штаны наделал. Я вошел в зал. Просторный, размером с целый склад, а температура как на хладобойне. Взгляд метался от полупустых стеллажей к коробкам от «Федерал экспресс», громоздящимся на двух столах и полу. Одна распакована: похоже, в ней старые письма, рядом — перекидной блокнот, открытый на странице, исписанной каракулями. На соседнем столе ноутбук, подсоединенный к внешнему монитору и мыши. Я повернулся к Рику, захлопнувшему за мной дверь. — Это и есть?.. — Да, одно из новых складских помещений. Только мы его еще не заняли и пока используем для сортировки и кратковременного хранения. Я снова огляделся по сторонам: ценные мысли всегда приходят после здравого размышления. — Компьютер и блокнот твои? — Да. Когда готовишь новый каталог, для начала нужно записывать все, что в голову придет. Потом составляешь описание предмета и выбираешь рубрики с заголовками. Некоторые сразу создают электронную базу данных, но мне удобнее делить работу на два этапа. — Минут на пять оставишь меня одного? Спустись, выпей кофе... Потом вернешься. Моя просьба поразила Рика до глубины души, но он тут же взял себя в руки. — Без проблем. Только кофе я не пью, у меня вот что есть... Клидеро присел на корточки и протянул руку. А я, наклонив голову, заметил то, что пропустил сначала: переносной холодильник размером с коробку «Федерал экспресс». Достав две бутылки изотоника «Люкозейд», он вручил одну мне, а вторую сунул в карман джинсов. — В крайнем случае бей бутылки! — широко ухмыльнулся Рик. — Ну, нарушим разок стандарт 5454, разве кто узнает? Он вышел и прикрыл за собой дверь. Какой милый парень! Джентльмен в полном смысле слова. Но ведь опять-таки его щекотала ножницами женщина в длинной накидке с капюшоном, так что для Рика я Седьмой кавалерийский полк в одном лице. Поставив бутылку на краешек стола, я потянулся к вскрытой коробке и осторожно подцепил то, что в ней лежало. Да, первое впечатление оказалось верным: письма и старинные поздравительные открытки. На лицевой стороне поздравления напечатаны по-английски, зато внутри плотные тексты на кириллице, в которых я не понимал ни слова. Крепко зажмурившись, я прислушался к зажатым в руках открыткам. Они молчали; примерно через минуту я распахнул глаза, и стал изучать коробки. В новом хранилище их около тридцати, сотни по две документов в каждой. Допустим, призрак связан с каким-то из находящихся здесь предметов; шансы обнаружить эту связь при беглом осмотре настолько ничтожны, что их и рассматривать не стоит. С другой стороны, если он сам прячется в этом зале или где-то поблизости, я должен его почувствовать. Опустившись на пол, я снял с пояса вистл и медленно, неспешно стал избавляться от посторонних мыслей — проиграл песенку «Белые лебеди» от первого аккорда до последнего. Причем не в качестве заклинания: я не ставил призраку ловушку и даже из укрытия его выманить не пытался. «Белые лебеди» помогали сосредоточиться: на волнах музыки мысли покидали мою душу и плавали по залу, впитывая текстуру, звуки и запахи, просовывая маленькие любопытные пальчики во все уголки, щели и трещины. А в хранилище чувствовалось движение, где-то на самой границе моего восприятия. Движение очень тихое, но что скрывала тишина — слабость, коварную уловку или совершенно иной умысел, — я не знал. Как же выяснить, если я едва чувствовал? Странно, когда призрак буйный, в воздухе ощущается его внутренняя мощь. Такие случаи редки, но их, как правило, не пропустишь. Тем временем я дошел до последнего куплета, беззвучно повторяя слова в такт жалобной музыке, будоражащей неподвижный воздух: Неуловимая сила стала чуть явственнее, чуть ярче отпечатываясь на границах обращенного в слух сознания, но вместе с тем спокойнее и тише. Я чувствовал, как она скользнула по моей коже, словно рябь по поверхности холодного пруда. Будто призрак слушал. Будто его притягивала музыка — не благодаря моей силе, а благодаря самой мелодии, которая чем-то завораживала. Я знал: неподвижная тишина является символом жадного внимания, налету пожирающего старую песенку и открывающего пасть в ожидании нового куплета. Неужели все так просто? Я намеренно растянул последние аккорды, превращая их в длинную тонкую лесу, а потом осторожно, очень осторожно потянул... ... И призрак исчез. Резко, словно лопнул мыльный пузырь. Секунду назад чувствовалось, как он парит надо мной, дразнит, кутается в нежный шелк мелодии... А в следующую — все пропало, и наступила пустая, мертвая тишина. «Хитрюга!» — с горечью подумал я. Не следовало форсировать события. Черт! Скрипя давно не смазанными петлями, открылась дверь, и в хранилище заглянул Рик. — Как дела? — настороженно спросил он. — Так себе, — уныло ответил я. |
||
|