"Анна Монсъ (рассказы)" - читать интересную книгу автора (Лапушкин Георгий)БезумиеПрежде чем войти в троллейбус, я остановился и сделал вид, что читаю объявления на остановке. Нет, не он. Этот тип прошел мимо и исчез в подъезде, прикрыв за собой дверь. Но по пути он кого-то задел плечем — а тот идет в мою сторону… может, это условный знак? Нет, тоже прошел мимо. Как бьется сердце… Нужно успокоиться. Люди все еще идут — я войду последним. Вот прошел пьяный… несет тяжелый чемодан… может, там бомба? Да нет, не может этого быть: из-за одного меня — весь троллейбус? Нет же, это все не то, думать нужно спокойно, отрешенно, логично — ведь это просто неразумно. От меня можно и проще избавиться! В переулках, например, сейчас мало народу… Передние двери закрылись — быстро… успел… назад теперь дороги нет. Встань к окну — и притворись, что ты ничего не понимаешь. Открыл дипломат — и чуть было все не рассыпал. Сделал резкое движение, чтобы поймать — и теперь озабоченно раскладываю внутри. Умница — голова работает как надо. Вид совершенно естественный. А может быть спросить соседа о чем-нибудь?… Нет, нельзя. Ведь так всегда бывает — когда человек хочет казаться естественным — он всегда о чем-нибудь ненужном спрашивает… спросит какую-то ерунду — и наоборот подозрительно… Тем более, все молчат. Порядок. Закрыл дипломат, поставил на пол. Хотя нет, что-то не так… А, вот — там внутри ручка лежит, на ней колпачок завинчен не до конца, осталась маленькая щель… я еще когда положил, обратил внимание. Открыть и завинтить? Странно будет выглядеть — только что закрыл — и снова открываю. Слушай, да ты рассуди, ну что из того, что она полежит пока так?… Нет, что-то не то. Нужно завинтить. А может специально, из чувства противоречия, не трогать ее? К тому же ты учти, ведь это признак ненормальности… но ведь ненормальность уже в том, что мне мешает этот пустяк — пожалуй, я ее завинчу, пусть все знают, что я не боюсь показаться… странным… Вот. Теперь — порядок. Только сейчас я начал понимать, как устал за этот день — и вместе с усталостью вдруг пришло спокойствие. Мне действительно стало все равно, кто за мной наблюдает. Где-то в подсознании мелькнула мысль, что если мне в самом деле все равно — то это лучший способ казаться естественным… За окнами синие сумерки, мимо проплывают огни усталого города. В салоне периодически то светлеет, то темнеет, на полу шевелятся тени… я стараюсь на них не наступать. Подъезжаем к остановке — и вдруг меня осенило — билет! Нет, мне нельзя себе доверять — срочно передай пятак… не показывай виду, что очень спешишь. Но как он медлит — разве он не видит, что остановка уже близко!… Хотя… может быть — и видит… Ха, моя голова и тут меня не подвела — я вдруг понял, что мне очень легко узнать, он здесь случайно — или… не случайно! Ведь как все рассчитано: у него мой пятак — если я сейчас метнусь купить билет — это будет подозрительно, они могут понять, что я о чем-то догадываюсь; а если нет — он помедлит еще немного — мы подъедем к остановке — тут же войдет контроль — и им будет легко вывести меня на улицу… Все это мелькнуло мгновенно, троллейбус все ближе и ближе — его рука тянется к кассе… мне уже не удается сохранить спокойствие, я — плохо понимая, что делаю, — снова начинаю открывать «дипломат» — пальцы дрожат, и замки не слушаются… Дверцы со стуком распахнулись — у меня словно все оборвалось внутри — но в то же мгновение он протянул мне билет! Что ж, можно успокоиться… Но нет, всего трясет… Он здесь не случайно, теперь я это знаю точно — но как все тонко сделано — я понимаю теперь, никто не собирается меня убивать — меня просто хотят свести с ума. Но это не так то просто сделать. Я одного только не пойму — как им удалось всем сговориться? Как они действуют так слаженно — и так точно угадывают, куда нужно ударить? И никогда они не доводят дело до конца — просто пугают — но ожидание опасности еще хуже. И эта тонкость, это знание психологии меня просто поражает — иногда они наоборот делают мне что-нибудь хорошее — недавно, например, подошел к театру — и мне одному только достался лишний билет. Почему именно мне? Чтобы помнил всегда — «смотри, мы о тебе не забываем»! Иногда мне кажется — может, они хотят заставить меня покончить с собой? Черта с два. Мы еще поборемся. Бороться … но с кем? Сами они все сговорились — или кто-то их заставил? Остановка. Я вышел — никто не препятствовал. Что ж, тем лучше. А если спросят, зачем я вышел здесь? — мелькнула мысль. Да что такого… Хотел пройтись… Да нет, это ненатурально. По ошибке вышел — а другого троллейбуса ждать долго, поэтому пошел пешком. Кто-то неправильно сказал мне, где сходить… Нет, погоди… Кто это сказал? Ведь это же можно проверить! Опросят всех, кто был в салоне… Нет, просто вышел нечаянно. В конце концов, где хочу, там и выхожу! И все с этим, разобрались. Троллейбус вяло прикрыл дверцы — и потащился дальше. А у меня вдруг ни с того, ни с сего полегчало на душе, накатила волна спокойствия — и счастья. Счастье — это спокойствие, это такие два синонима. Люди, кто сошел с троллейбуса, попрятались в сумерках, я был совершенно один. Напротив светил фонарь сквозь ветви, небо отливало синим, темно-серым. Это мои цвета, я их люблю. Я, наверное, из-за них так счастлив. Я взглянул вокруг себя — и даже стройка с торчащим подъемным краном показалась мне руинами старого замка… Наверное, в наше время любой бутафории достаточно, чтобы любоваться, лишь бы было главное — спокойствие. И еще… Вдруг кто-то толкнул меня плечом — я оглянулся — он прошел дальше, не обратив на меня внимания. Здесь нельзя стоять? Ладно, иду дальше. Они работают на совесть — не дают минуты покоя. Черт, снова дрожат руки. Я нырнул в подземный переход, осторожно заглянул в тоннель — никого. Отлично. Перешел на другую сторону и двинулся дальше, внимательно поглядывая по сторонам. Особенно я опасаюсь переулков — из них иногда выныривают машины. Вообще, машины ненавидят меня даже больше, чем люди. Ходьба обычно приносит мне облегчение — но сейчас никак не могу взять себя в руки… Мысли раздерганные, как тени от свечки — и этот шум… я не выношу шума. Взвизгивания тормозов и рвущий душу вой «скорой помощи» напоминают мне воздушную тревогу… Ядерную воздушную тревогу. Гнусавый голос диктора «Граждане…» — ну, и так далее — и черные точки падают с неба. Кошмар. Хочется снова спрятаться в подземный переход. Совершенно автоматически продолжаю идти — и вскоре я ощутил наплыв мрачного, прямо-таки надгробного настроения — это значит, что я все-таки прихожу в себя. И значит, я могу мыслить. У меня, как и у всякого человека, есть несколько тем, чтобы подумать на досуге, ярких и притягательных, как цветные стеклышки — но духовная жизнь кажется бесконечно разнообразной — потому что она устроена по принципу калейдоскопа. Сейчас же и этот калейдоскоп меня не спасает. Самое главное, что мне нужно сейчас — и вообще — это научиться быть объективным. Если я этого добьюсь — мне будет легче от них защищаться. Я, например, очень часто не различаю: специально подстроено — или произошло слу… почему она так на меня посмотрела… наши вгляды встретились — и мы оторопело смотрим друг на друга, постепенно замедляя шаг… я ее знаю? — да нет… вроде нет… она чуть повернула в мою сторону… а я — в ее… непроизвольно… наконец, мы уже идем навстречу друг другу, постепенно замедляя шаг… она хочет меня загипнотизировать? или просто напомнить… меня сегодня мало тревожили… вот — сошлись и остановились… нужно срочно что-нибудь спросить… чтобы все было естественно: «Скажите, который час?» (нашелся, молодец!) — она несколько секунд смотрит недоумевающе — потом растерянно — на часы:» Семь… семь тридцать.» Я произношу: «Благодарю!» и удаляюсь с достоинством — она несколько раз оглянулась мне вслед — я вижу это в карманное зеркальце (я всегда ношу его с собой). Вот еще одно доказательство. Это что, тоже случайно? Ладно, я уже человек привычный, меня такими мелочами не проймешь… вот скамейка, место вроде открытое… трудно что-нибудь подстроить… О чем же я думал? А, вот — идея! Я знаю их слабое место: пусть они все сговорились, но внешне они должны вести себя так, как полагается — например, если они вздумают для острастки избить меня на улице — все остальные, конечно, разбегутся, чтобы не мешать — но милиционер, даже если он тоже с ними — вмешается… значит, они немного могут! — я с торжеством посмотрел на прохожего — он притормозил немного, потом растерянно оглянулся. Я долго смотрел ему вслед, пока он не исчез за поворотом. Ага! У меня есть оружие — моя мысль! А они уже волнуются! — вот, например, этот — хотел изобразить растерянность — а растерялся на самом деле, и повел себя неправильно — ведь вы послушайте… ведь если бы он не притворялся, а вел себя естественно, нормально, как полагается… то он бы… он бы не один раз оглянулся!.. Не один! Он должен был бы оглянуться еще один раз перед поворотом. А вот я бы так не ошибся! Я оглянулся бы еще один раз! Это потому, что я знаю психологию. А знаю я ее потому, что я — дичь, на которую охотятся. Вообще, это знание не говорит в мою пользу — разве нормальный человек станет ею заниматься? Из трех моих знакомых психиатров — все трое сумасшедшие, правда, они умело маскируются… Впрочем, с другой стороны, а кто не сумасшедший? — Только дурак. Мыслить — и не быть сумасшедшим — ведь это невозможно! Если человек способен положить на одну чашу весов себя — а на другую весь мир (а мыслить только так и возможно, только так), то разве может он быть нормальным?! Нужно, конечно, успокоить окружающих — дескать, нормальный я, нормальный, отстаньте. И мыслей у меня нет таких… скользких мыслей… Напротив, мне, например, очень интересно, кто выйдет в полуфинал по футболу и почем на рынке огурцы… Я изо всех сил вообразил себе, что мне это все и в самом деле интересно — пусть все от меня отстанут! Но голова моя сегодня работает как часы, и вот опять приходит новая мысль: ведь не отстанут. Нет! Неглупы люди, и на мякине их не проведешь (я осторожно зыркнул глазами по сторонам: рядом — никого). Таких, как я, они сразу чуют, и начинают травить; и затоптали бы, и разорвали бы — да не позволяют условности. Милиция не позволяет, вот как. А вот я не могу никого ни бить, ни травить, ни даже просто ударить — хотя раньше дрался не раз, было дело. Я при этом размахивал руками, так что всем казалось, что это не мордобой, а самая настоящая драка. Смешно. И все мы смешны — и битые, и небитые… а теперь стоп. Приготовься. Вон появилась какая-то фигура в костюме, направляется, правда, не ко мне, а в сторону магазина — но я-то понимаю, в чем дело… не дать мне передышки — вот их задача, и пока они с ней справляются… Кстати, вот прекрасная возможность проверить, мнится мне все это — или нет — если он не подойдет ко мне, то… мне будет, о чем задуматься… А! Вот как! Он даже и не скрывается! Идет прямо в мою сторону… Господи, как все просто… вся кровь во мне словно вскипела, в голове все сильнее начинает бить колокол… вскакивать нельзя… ВСКАКИВАТЬ НЕЛЬЗЯ! Вспомни, у него нет задания тебя убить, он просто подойдет — и спросит какую-нибудь ерунду… но как медленно он идет!… он специально замедлил шаг… попросит закурить… или нет, спросит, который час… всего-то навсего спро… — Вы не подскажете, где здесь поблизости лекционный зал? Я вздрогнул, и тут же сделал страшный промах — мельком глянул ему в глаза. Я уже научился ничего не показывать на лице — но во взгляде он прочел все. Стало так страшно, что я даже успокоился — будь что будет. — Просто, там должна быть лекция… о социальных проблемах современного общества… и в-вот… — не договорив, он почти помчался, на полпути затравленно оглянувшись на меня. Ишь ты, не утерпел, оглянулся. Жидкий экземпляр! Я даже развеселился. Социальные проблемы современного мира он решает, гляди-ка ты! Хотя, с другой стороны, притворяется он ловко, не чета мне. У него в глазах я прочел только озабоченность, как бы не опоздать на лекцию — и все! Остальное он скрыл. И взгляд поэтому совершенно нормальный, не то, что у меня. Да еще делает вид, что он всерьез озабочен этими самыми проблемами — хотя это уж для любого мало-мальски мыслящего человека смешно. Да нет же никаких таких проблем, нет их! — я невольно опять рассердился, дрожь в руках и до этого не прекращалась, — если у тебя в голове есть хотя бы что-то, пойми, смотреть нужно в корень; нет смысла решать какие-то там социальные вопросы, нужно решать всегда только один — зато главный вопрос — вопрос Добра и Зла, вопрос Правды, наконец — и уж он-то, только он разрешит все остальные! Да, конечно, в жизни все так постепенно, все по капельке: эволюция, революция, опять эволюция… Потихонечку, полегонечку — сделаем компьютер, сделаем самолет. И что? Самолеты летают — а правды нет; компьютеры считают — а Правды-то ведь нет! И нет, и не будет, потому-что не Правда вам нужна, вам самолет нужен — и оттого-то вы все такие правильные! Упав на скамью, я понял что все это говорил стоя и вслух. Пусть. Слушайте, кому охота. Может, до кого-нибудь и дойдет. Может, у кого-нибудь что-нибудь и проснется. Может, кому-нибудь Правды захочется. А не страшно? Нет? Тогда пожалуйте в мою шкуру — да, — только так, и никак иначе. Ведь чтобы воспринять эту Правду — нужно быть безумцем — и другого не дано. Так что сходите-ка все с ума. Кто хочет, разумеется. И не бойтесь, это не так уж страшно — вот я, например, свихнулся — и ничего, живу. Просто по-другому не получится, ничего не поделаешь. А не получится, потому что нельзя понять безумца нормальному человеку. А безумец — это наш мир. Что, быть может, кто-то не верит? Да, я знаю, никто не верит. Для вас все просто и естественно: ты в самолете, у тебя десять верст под ногами — ничего, сойдет; хлеб — из пробирки — сойдет, компьютер тебя в шахматы обыграл — опять сойдет… Ну, а если это все подытожить? Где мы живем? Боже, ГДЕ МЫ ЖИВЕМ!? В каких мирах, в каких пространствах?! Вот где сумасшествие-то самое настоящее, ведь то, что вокруг нас, вокруг всех нас — вы только вглядитесь, только вдумайтесь — ведь ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Ну, а если допустить, хотя бы на одну секунду, что это все быть может. Даже допустим, что это нормально. Что невесомость — это нормально. Что по телефону говорить — это нормально. Что сердце, черт возьми, пересадить — и это нормально… Но есть тут одна закавыка. Этот ваш мир: сегодня — мир, а завтра — пфук. Кто-то кнопочку нажал — и осталась от него — кучка пепла… Так что вы мне можете что угодно объяснять, а я вам так скажу — этот ваш мир — это просто карточный домик. И в этом домике все едят, работают и спят, как ни в чем не бывало, как будто никому не приходит в голову простая мысль: «Землю могут убить». ЗЕМЛЮ МОГУТ УБИТЬ — и все здоровы, и никто не спился, никто не свихнулся… Господи, какой позор!… Какой неслыханный позор! — Так нет же, это вы, вы все сумасшедшие — я же — ЕДИНСТВЕННЫЙ НОРМАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК НА ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ! — я с трудом перевел дух. Меня всегда трясет, когда я говорю на эти темы — хотя, с другой стороны, о чем же тогда говорить, как не об этом? Об искусстве? О социальных проблемах? Вы, кому смешна моя логика, вглядитесь-ка внимательно в свою! Да только осторожней, смотрите на все с опаской, как бы искоса или сквозь темные очки. Не дай вам Бог увидеть всю правду — есть вещи, на которые просто нельзя смотреть. Иногда мне кажется, что всей ПРАВДЫ даже я сам не вижу, а увидел бы — умер бы сразу, как от молнии. И я делаю все, чтобы ее увидеть, иногда мне кажется, что еще чуть-чуть… Но как бы то ни было — этот мир я видел; я его судил — и я его не прощаю… я.. — нет, мы не прощаем! Мы. Часто, все чаще и чаще встречаю я в толпе глаза, в которые мне не страшно смотреть, не страшно, что поймут, кто я, зачем я здесь! Пусть! Едва увидев — мы знаем друг о друге все; нам не нужно говорить. Мы вместе, на все больше и больше; будущее — за нами, за.. — Ч-черт! — я даже вскочил — совсем рядом завыла сирена — все нервы… идти нужно отсюда, быстро — много прохожих — пожалуй, это подозрительно — сидит человек, разговаривает сам с собой… а, придумал — нужно посмотреть на часы, ругнуться, хлопнуть себя рукой по бедру — как от досады — и быстро-быстро идти куда-нибудь — вроде, опоздал. Так, кажется, нормально… получилось… вот и поворот — ну-ка прикинь, нужно ли оглянуться на скамейку — или нет?… Я ведь делаю вид, что вспомнил, что опоздал куда-то — значит, не нужно… Сирена, наконец, проехала, завернула куда-то — больше не слышно… Всего-то одна дурацкая сирена — а вздрагиваешь, как от Второго Пришествия… |
|
|