"Пленники песчаных вихрей" - читать интересную книгу автора (Брайан Дуглас)

Глава четвертая История Югонны

Превратившись из спасенного и облагодетельствованного чужака без роду и племени в состоятельного нанимателя, Югонна несколько изменил свое обхождение с Конаном. Теперь он держался как человек, который получает некие оплаченные им услуги, — молчаливо, с едва уловимым высокомерием.

Конан решил пока терпеть это обхождение. Киммериец хорошо знал: рано или поздно во время их путешествия случится нечто такое, что быстро собьет спесь с молодого красавчика. Нужно только подождать.

Едва рассвело, они выступили в путь. Югонна отчаянно спешил, это было очевидно. Рассказ о незнакомке верхом на диковинном звере совершенно лишил его сна и покоя. Как только они покинули оазис, Югонна обратился к Конану:

— Умоляю тебя, веди меня самым коротким путем! Мы обязаны отыскать ее как можно быстрее, иначе… иначе может случиться беда, и тогда уже ничего нельзя будет поправить.

Киммериец пожал своими широченными плечами.

— От того, что ты беспокоишься и суетишься в душе, дорога не станет короче, а твоя лошадь не побежит быстрее. Загонять коней — верный путь к погибели. Так что смотри на меня и подражай мне во всем.

Югонна чуть растянул губы в улыбке.

— Стало быть, ты — образец для подражания?

— Именно, — кивнул варвар. — Учти, у меня цeлыx два весомых довода в пользу этого утверждения.

— Интересно.

— Тебе интересно? — Киммериец изобразил удивление. — В таком случае, слушай и запоминай. Во-первых, другого образца для подражания у тебя сейчас нет. А во-вторых, я до сих пор жив.

— Я тоже, — тихонько заметил Югонна.

— Благодаря мне, — напомнил киммериец.

Югонна засмеялся.

— Я надеялся, что ты забудешь об этом. Не будем больше тратить времени на разговоры — в путь! Я должен найти ту женщину как можно скорее, и ты мне в этом поможешь.

Конан только покачал головой.

Чем-то Югонна нравился ему. Возможно, тем, что не сдавался при виде непреодолимых, на первый взгляд, трудностей. Ничто не могло сбить аристократа с избранного им пути. Даже гибель шелковых бабочек он воспринял стоически, а это уже говорит о многом.

Они ехали по пустыне, Конан впереди, Югонна — сразу за ним, след в след. Солнце старалось убить их, терпеливо, час за часом, ни на миг не оставляя своих попыток. Они обмотали головы тряпками, закрыли лица, чтобы уберечься от ожогов. Югонна, которому солнце обожгло щеки и лоб, к тому же смазался маслом, купленным в оазисе специально для этой цели, и теперь, смешанное с потом, это масло пропитывало его повязку и нестерпимо воняло. Однако Югонна стоически переносил это испытание.

То и дело он опускал веки, не в силах выносить яркий свет, но снова и снова поднимал их и всматривался в окружающие его пески: не видно ли женщины.

Но видел он только спину Конана.

Киммериец тоже высматривал впереди незнакомку. Вся эта история не на шутку занимала его теперь. В голове тянулись привычные мысли: если у Югонны имеются при себе девять монет, то у его подруги, возможно, найдется еще… И если они оба жаждут встречи, то, вполне вероятно, их щедрость не будет знать границ. Во всяком случае, Конан позаботится о том, чтобы границы эти расширить как можно больше.

Несколько раз киммериец бросал через плечо взгляд на своего спутника — чтобы проверить, не случилось ли с ним беды. Как бы стойко ни держался Югонна, все же он совершенно не был приспособлен для подобных испытаний. Вдруг солнце все-таки довершило свою смертоносную работу? Вдруг Югонна забыл хлебнуть воды из фляги и потерял сознание? За ним нужно следить.

Конан не принадлежал к числу таких проводников, что только и ждут смерти работодателя, дабы прикарманить денежки, не выполнив поручения, и смыться. Нет уж. Он взялся доставить человека в нужное ему место — и он проследит за тем, чтобы клиент добрался куда ему нужно в целости и сохранности.

Киммерийцу не хотелось признаваться себе в том, что Югонна начал вызывать у него подобие симпатии. И это — несмотря па тот легкий налет высокомерия, который появился у Югонны нынче утром.

В очередной раз посмотрев на Югонну, Конан вдруг заметил, что тот как будто начинает растворяться в воздухе. Киммериец придержал коня и оказался вровень со своим спутником. Тот как будто не слишком озаботился происходящим и продолжал тащиться вперед, поглядывая сквозь щелки между покрасневшими, распухшими веками.

— Кром! — пробормотал Конан. — Нет, мне не чудится!

Югонна действительно стал почти прозрачным. Контуры его фигуры размылись, сделались нечеткими и начали сливаться с мутным воздухом. Затем, как будто от толчка, все вернулось, и перед Конаном вновь был прежний Югонна, закутанный в белое покрывало всадник на выносливой и смирной лошадке.

— Кром! Проклятье! Что здесь происходит? — взревел киммериец, хватаясь за оружие и поднося острие меча к горлу своего спутника. — Кто ты такой?

Югонна молча смотрел на него. Оба остановили коней и замерли посреди пустыни. Куда пи кинь взгляд — кругом ни души, и даже орел не кружится над головой, только солнце застыло в точке зенита.

— Ты кто? — повторил киммериец. Голос его зазвучал угрожающе. — Ты только что начал исчезать. Ты колдун?

Югонна не ответил, продолжая взирать па киммерийца мутным взором.

— Отвечай! — заорал Конан.

— Ты хочешь убить меня? — спросил Югонна. Его голос прозвучал до странного спокойно и ровно. Казалось, то говорит человек, сидящий у себя в гостиной, в удобных креслах. Югонна держался так, словно его собеседник вовсе не был разъяренным варваром с мечом в руке, готовым убить его в любое мгновение.

— Клянусь Кромом, я сделаю это! — ответил Конан мрачно. — Ты колдун?

— Нет — в обычном понимании этого слова, — ответил Югонна. — Убери оружие. Я не могу разговаривать таким образом. Ты ведь видишь, я безоружен и полностью в твоих руках.

— Если ты колдун, то вовсе не безоружен, — возразил киммериец, не отводя меча. — Я знаю вашу братию и все ваши уловки. «Я бедный старичок, у меня нет даже ножа, чтобы защитить свою жалкую жизнь», — передразнил киммериец кого-то несуществующего и продолжил своим обычным голосом: — А потом — раз! — заклятие, и сильный, мужественный воин лежит с раздробленной головой, и никто даже не понял, что произошло. Нет, я тебе не верю.

— Тебе придется мне поверить, — сказал Югонна. — Впрочем, если ты оставишь меня в живых, у тебя будет время убедиться в том, что я говорю правду. Я не колдун.

— Я собственными глазами видел, как ты начал становиться прозрачным, а потом опять обрел плоть в этом мире, — сказал Конан, убирая меч. — Учти, я очень быстро могу вытащить меч из ножен. И мне уже доводилось убивать холодной сталью колдунов, даже самых могущественных. Так что не советую лгать мне…

— Я ведь уже сказал, что говорю тебе только правду! — в голосе Югонны послышалась досада. — Все дело в том, что я сейчас существую… в двух мирах… должно быть, это именно так, потому что никакого другого объяснения случившемуся я не нахожу… И чары эти — не мои.

Он произнес слово «чары» с очевидным отвращением. Это было отвращение ученого, вынужденного называть некое явление совершенно неправильным словом, приноравливаясь к низкому умственному уровню слушателя.

— Остановимся на отдых, — предложил Конан. — Ничего не случится, если мы задержимся ненадолго. В пустыне все происходит медленно, даже если ты за кем-то гонишься. Уж поверь мне.

— Я родился в Авенвересе, — начал свой рассказ Югонна. — Это великолепный город, один из самых примечательных в Атлантиде.

— Атлантида? — перебил Конан. — Так назывался давно погибший мир…

— Тот осколок погибшей Атлантиды, где расположен мой родной город, мы называем именем целого континента, — сказал Югонна. — Он не всегда сообщается с Хайборийским миром.

Лишь иногда путь из нашей Атлантиды в ваш мир оказывается доступен, да и то немногим и на очень короткое время. У наших ученых нет объяснений для этого явления. А ваши никогда не задавались подобными вопросами…

— Продолжай, — сказал Конан. — Я тоже нечасто задаюсь подобными вопросами. К тому же я вообще не ученый.

— Хорошо, я расскажу тебе все… Авенверес процветал благодаря науке. Целые дворцы науки были построены на центральных площадях. Ты даже не можешь представить себе, как они выглядели! Это были огромные лабиринты, множество стен, мириады комнат и лабораторий под прозрачными крышами. Можно было годами находиться внутри такого лабиринта и не выходить наружу. Там устроены и спальни, и кухни, провизию доставляли туда по отдельным ходам, прорубленным так, чтобы простонародье не могло повстречаться с учеными и смутить их чистый разум.

Я знавал старых ученых, которые никогда не бывали за пределами лабиринта. Они даже не знали, откуда берутся все те продукты, которые поддерживали в них жизнь. Годами они были погружены в изучение небесных светил или различных веществ, из которых они создавали лекарства, яды и всевозможные растворы, необходимые для строительства, очистки материалов или крашения одежды. Другие занимались исследованиями в области шелкопрядства, третьи изучали искусства… Ты даже представить себе не можешь, как разнообразна наука в лабиринтах нашего города!

— Я бывал в Стигии, — скромно заметил Конан.

— Стигия? — удивился Югонна. — Это где?

— Неважно, — отмахнулся Конан. — Продолжай.

— Сам я изучал свойства зеркал и стекол, — вернулся к своему рассказу Югонна. — Зеркала обладают удивительной особенностью превращать самый тонкий лучик света в мощное пламя.

— Это любой ребенок знает, — фыркнул Конан. — Не понимаю, что тут изучать.

— Существуют определенные законы, которые управляют этим превращением, — объяснил Югонна. — Я получал неслыханное наслаждение, рассматривая различные сочетания зеркал и… Впрочем, не буду утомлять тебя описанием моих исследований, — спохватился он. — Я жил не в лабиринте, а в доме моей матери. Точнее, в моем собственном доме. После смерти отца я стал главой семьи. Но я очень люблю и почитаю матушку, поэтому и называю мой дом — ее домом. И по поводу женитьбы я тоже решил с нею посоветоваться. Хотя, конечно, все уже было сговорено между мной и Далесари. Да, мою невесту зовут Далесари, и именно ее мы сейчас пытаемся отыскать…

Югонна вздохнул. Он взялся за флягу, но вода в ней кончилась, и Конан налил туда из бурдюка еще.

— Продолжай.

— Мы с Далесари познакомились в лабиринте. Она занималась исследованием растений. Составляла книгу. Ее работа не имела прикладного характера. Ей просто хотелось описать как можно больше растений. Ее книга — это нечто потрясающее! Огромный том, больше тысячи страниц, и на каждой — описание растения, изображение его и, если есть возможность, засушенный образец. Очень интересно. Она была просто помешана на том, чтобы собрать всеохватывающую коллекцию.

Меня поразила эта девушка своей целеустремленностью. Мы проговорили с ней целый день. Видишь ли, она заблудилась в лабиринте — что немудрено, — и случайно оказалась в моих рабочих комнатах. Я вызвался проводить ее, но по дороге мы заплутали оба. Должно быть, то была воля богов, чтобы мы надолго остались наедине. В конце концов мы очутились на кухне, и нам пришлось выбираться из лабиринта по рабочему ходу, вслед за какими-то вонючими мясниками в забрызганных кровью фартуках! Мы сочли это приключение непристойным и забавным и, оказавшись на улице города, долго смеялись. Ничто так не сближает, как общие испытания и смех.

В конце дня я понял, что влюблен. Это было совершенно новое для меня чувство. Обычно я увлекался только научными достижениями, и из-за них способен был не спать ночами. Однако на сей раз все обстояло иначе. Стоило мне закрыть глаза, как я видел перед собой Далесари… В ней воплотился для меня весь зримый мир.

— Ну, такое бывает, — нехотя признал Конан. — Должно быть, она действительно хороша. Впрочем, как бы хороша ни была женщина, всегда найдется нечто получше…

Югонна бросил на киммерийца уничтожающий взгляд, которого Конан даже не заметил.

— Далесари тоже полюбила меня. Она сказала мне об этом через несколько дней, когда мы снова встретились в лабиринте. Я был счастлив… Мы забросили наши научные занятия и только разговаривали да обнимались, и так проходили целые дни…

— Болтали и обнимались? — Конан презрительно фыркнул. — Да вы просто теряли время, вот что я тебе скажу!

— Нет, мы вовсе не теряли время, — рассердился Югонна. — Ты совершенно не понимаешь, что такое любовь.

— Не понимаю, — не стал отрицать варвар. — По-моему, при встрече с женщиной, которая тебе по сердцу, нужно как можно скорее тащить ее в постель. Разумеется, в том случае, если и ты ей по сердцу и она не возражает против того, чтобы хорошо провести время вдвоем. Вот и все.

— Можно получать наслаждение от легкого прикосновения, от встречи взглядов, от обмена мыслями, — сказал Югонна. — Я не хотел торопиться, да и она этого избегала. Мы решили вступить в брак и провести вместе остаток жизни. К этому имелось одно-единственное препятствие… Она имела опекуна — дядю, брата отца. Ее родители давно умерли, и дядя — его имя Ронселен — вырастил Далесари как собственную дочь. Здесь нужно упомянуть еще о том, что все семейные средства Далесари, в основном то, что она унаследовала от матери, находились в распоряжении ее дядюшки.

— Позволь, я угадаю, — перебил Конан. — Как только речь от сладких объятий и бессвязных речей перешла к деньгам, я сразу стал догадливым. Этот Ронселен растратил все состояние своей подопечной. Да?

— Именно это я и выяснил, действуя через подставных лиц, — признал Югонна. — Для меня не имело значения то обстоятельство, что Далесари оказалась бедна. Я взял бы ее и без приданого. Но ее дядя продолжал изображать из себя заботливого опекуна. Если бы Далесари вышла замуж, ему пришлось бы выделить ей приданое. А никакого приданого уже не существовало. За растрату денег подопечной Ронселену грозила смертная казнь. Таковы наши законы.

— Стало быть, он мог еще долго морочить голову окружающим, если бы только Далесари не вздумала выйти замуж, — заключил Конан. — Поэтому он решительно возражал против вашего брака.

— Да. Сначала я подумал, что не понравился ему — я сам, лично. Но как я мог не понравиться? Я из знатной семьи, наше состояние весьма значительно, намерения мои касательно Далесари абсолютно чисты — да и она меня любила… Почему же Ронселен возражает? Здесь явно скрывалась какая-то тайна, и я приложил некоторые усилия, чтобы раскрыть ее.

— Ясно. Страх разоблачения — вот основная причина.

— Именно. Все это стало мне известно… А спустя какое-то время Ронселен перехватил моего человека и выпытал из него все, что тот успел рассказать мне. И тогда злодей начал действовать.

Пользуясь какими-то своими средствами, он забросил меня сюда. Когда я очнулся посреди пустыни, я сперва подумал, что болен и все это мне чудится в бреду. Но затем я осознал, что все происходящее — вполне реально.

— И самое реальное во всем этом — я, — добавил Конан.

— Возможно, — задумчиво согласился Югонна. — Очень даже возможно… Во всяком случае, довольно скоро мне стало ясно, что Ронселен отправил меня куда-то очень далеко от Авенвереса. Да еще в таком виде… — Он с усмешкой развел руками. — По замыслу Ронселена, я должен был исчезнуть без следа. Однако Далесари недаром провела в лабиринте много времени. Она быстро догадалась о намерениях своего дяди и последовала за мной. Я только надеюсь на то, что она подготовилась к путешествию лучше, чем я. Во всяком случае, в этом меня убеждает то обстоятельство, что ее видели верхом на животном, которое всем здешним очевидцам показалось очень странным.

— Полагаешь, она тебя ищет?

— Да, и по иронии судьбы оказалось так, что это мы преследуем ее, а не она нас. Нам следует поторопиться, Конан, потому что Ронселен не оставит своих попыток избавиться от нас обоих. И самая большая опасность грозит, пожалуй, Далесари. Ты поможешь мне спасти ее?

Киммериец только усмехнулся и тронул коня.