"Князь Владимир (Черновик!)" - читать интересную книгу автора (Садов Сергей)

Глава 4

Ничего особенно примечательного тут не было: небольшая комната четыре на шесть, ванная и туалет, комната побольше, сделанная под спортивный зал, на стене висели знакомые мечи. Володя подошел к ним и чуть вытащил один из клинков. Действительно те самые. Ну еще и холл со стеклянной стеной для беседы с теми, кто остался снаружи. Позаботились и о досуге: в комнате стоял массивный книжный шкаф, заполненные разными книгами – учебниками, справочниками, пособиями и даже художественной литературой. На столе стоял ноутбук. Володя поднял крышку и запустил его. Дождался загрузки и проверил доступные ресурсы. Ага, похоже, через Wi-Fi он соединен со свободной сетью Базы и через нее имел доступ в интернет. С одной стороны, это хорошо, а с другой в базе данный внутренней сети материалы были намного интереснее, но раз есть выход в инет, значит гарантировано нет доступа во внутреннюю сеть: по требованию службы безопасности эти сети были строго независимы и компьютеры внутренней сети выхода во внешний мир не имели. Хотя… Володя выдвинул ящик стола: листы бумаги, ручки, карандаши, линейка и готовальня. В среднем ящике тетради, а вот в нижнем обнаружился еще один ноутбук. При запуске он потребовал ввести личный код. Мальчик удовлетворенно кивнул: значит, наставники позаботились о том, чтобы он получил доступ ко всей возможной информации, а доступ он имел довольно-таки большой. Да оно и понятно, какой смысл секретить от него что-либо. Закончив осмотр стола, Володя заглянул в шкаф и сразу наткнулся на гитару. А вот ей он обрадовался как давно не виденному другу. Он сразу достал ее, плюхнулся на кровать, устроившись поудобнее, и сделал быстрый проигрыш, проверяя настройку. Отлично. Да и что ей будет – неделю назад только проверял, а играл мало, времени вообще не было. Играть Володя умел и любил, да и учитель был отличный. Когда у Володи обнаружили неплохой музыкальный слух и голос, то Александр Петрович решил, что стоит их развить и обязательно научиться играть на каком-нибудь инструменте, решив, что в новом мире это умение лишним не будет – барды ценились всегда, везде и во все времена. Какой инструмент выбрать тоже недолго думали: не фортепьяно же тащить за собой, а из предложенного Володя предпочел гитару. Только, увы, барда из него не получилось. Нет, играл он очень неплохо, учитель говорил, что можно хоть сейчас выпускать на солидные сцены. С голосом тоже было неплохо. Плохо было с другим – со стихотворным талантом. Те стихи, что мальчик тайком от всех накропал ему стыдно было показывать даже Петровичу – завскладом Базы, человеку, который на полном серьезе считал, что кровь – горох является рифмой. Смирившись, что настоящим бардом ему не стать, Володя налег на разучивание песен других: Высоцкий, Митяев, Визбор, Окуджа, выучил многие баллады, да и просто песни, которые ему нравились – из фильмов, эстрадные, романсы.

Закончив проигрыш, Володя чуть прикрыл глаза, решая что сыграть, потом осторожно перебрал струны и запел балладу о любви Высоцкого. Некоторые песни Высоцкого он уже знал настолько хорошо, что для игры участие сознания практически не требовалось. Володя даже не пел, а просто чуть подпевал, играя. Именно эту песню он впервые услышал, когда появился вместе с Александром Петровичем в зале с той самой установкой, из-за которой он сюда и попал.

О Высоцком я не слышал и потому песню, которая неслась из динамиков, не узнал. Точнее о Высоцком знал – Гвоздь рассказывал, но вот ничего в его исполнении не слышал и потому заинтересовался необычным голосом певца, слегка хрипловатым, хотя эта хрипловатость ничуть не мешала и даже придавала исполнению некоторое очарование. Я так заслушался, что даже замер, но тут меня слегка подтолкнул Александр Петрович и подозвал к огромному стеклу. Я забрался коленями на стоявшее тут же кресло и прилип носом к стеклу. Было интересно и слегка страшновато, если честно: огромный куполообразный зал, толстущие провода, идущие вдоль стен, люли в серебристых защитных комбинезонах, что-то колдующие у приборов, у стены большие ящики, перемигивающиеся разноцветными лампочками и труба, выступающая из непонятной конструкции. Не очень широкая, короткая и слегка наклоненная вниз. Вот что-то загудели и из трубы вылетела капсула, к которой немедленно бросился один из людей, из-за комбинезона непонятно даже мужчина или женщина. Вот он схватил ее, раскрыл и туже вставил в разъем на пульте. Люди засуетились.

Я наблюдал за работой около получаса, а потом мне это быстро надоело – первое впечатление прошло, а сейчас стало скучно. Люди ходят, лампочки моргают, что-то жужжит, все смотрят в экраны на которых какие-то графики и таблицы непонятные.

– Вот это и есть установка «окно».

– А что это такое? – поинтересовался я. – Вы обещали рассказать, зачем я вам понадобился.

Александр Петрович задумался, явно не зная, как объяснить сложные понятия десятилетнему ребенку так, чтобы он все понял. Сел в кресло рядом.

– Понимаешь, наши ученые сделали одно открытие и пока совершенно неясно, как применить его на практике. Открытие – вот та самая установка, что сейчас работает за нашими спинами. Она… гм… Ты сказки любишь?

– Гвоздь много рассказывал.

– Так вот, эта установка открывает ворота в что-то типа сказки…

– Ух ты…

– Точнее не сказки, а… – Александр Петрович опять замкнулся. – А другой мир. Такой же как наш, но другой

Я непонимающе посмотрел на взрослого дядю, несущего такую чушь. Тот глянул на меня и сморщился.

– Ну, господин директор, спасибо, удружил, – сердито забормотал он. – И как я должен рассказывать ребенку теорию множественности миров?

Я терпеливо ждал, полагая, что дядя сейчас мне все-таки объяснит.

– В общем, эта установка способна пробить границу миров… как будто на другую планету.

– Ух ты! На другую? Правда?

Александр Петрович задумался, потом облегченно кивнул.

– Да. Именно на другую планету… в другой Вселенной.

– А я что должен делать? – Перспектива принять участие в таком приключении радовала, но было непонятно. А инстинкты уличного мальчишки говорили, что раз непонятно, значит может быть опасно.

Александр Петрович мямлить перестал и заговорил со мной как со взрослым.

– Понимаешь, в чем проблема… мы не можем нормально исследовать то, что находится за этим «окном». Мы умеем создавать роботов, исследующих Марс, Венеру, Луну, но роботов этих направляем мы с Земли. Сами по себе они думать не умеют, а искусственный интеллект мы создать не можем. Можно написать программу, но не зная что на той стороне, как можно что-то предусмотреть? Как объяснить роботу, что для нас представляет интерес, а что нет? Ты понимаешь меня?

Я кивнул.

– А почему вы никого туда не отправите? И не посмотрите?

– Ты видел толщину той трубы? У меня лично туда только голова влезет. А шире сделать окно не получается. А эти умники говорят, что и не получится, сколько энергии не дай. А есть еще ограничение и по массе.

– Вы хотите, чтобы туда отправился я?! – Я даже сам не знал, чего больше в моем крике: восторга или ужаса.

– Да. – Честно ответил Александр Петрович. – Но не сейчас. Года через три. Как видел, для тебя труба очень велика. Да и за это время мы тебя подготовим, чтобы ты смог выжить в том мире, чтобы тебя там не ждало.

– Ух ты! – Я все же решил, что мне это все очень нравится.

Александр Петрович как-то странно глянул на меня, словно решая, продолжать или нет. Потом решил продолжить.

– А сейчас слушай внимательно. Не знаю, поймешь ты меня или нет, но точно поймешь позже. Как я тебе уже говорил, если ты согласишься с моим предложением у тебя тоже будет два пути. Первые ты уже понял – пройти в «окно». Второй отказаться туда идти. Решение это ты примешь через три года, когда, мы достаточно тебя подготовим и ты сможешь его принять с открытыми глазами и зная, что тебя ждет.

– А разве можно что-то решать с закрытыми глазами? Никогда не пробовал.

– Не перебивай, Володя. Все дело в том, что поход в «окно» – билет в один конец. Тот, кто пройдет, никогда не сможет уже вернуться домой.

– А…

– Подожди. Я все объясню. Если бы проблема была только в росте и весе, мы бы нашли небольших людей. Знаешь ведь о карликах. И мы нашли таких добровольцев. Было несколько групп. Тогда и обнаружился этот эффект. Как объяснили медики, в момент перехода организм слегка изменяется и подстраивается под новый мир. Первый исследователь провел все испытание, переслал нам уникальные материалы, но когда вернулся сам, его… – Александр Петрович быстро глянул на меня, – в общем, он умер. Врачи выяснили, что в организме начался процесс каких-то изменений, и он его убил. Потом, выяснили, что убило его обратное превращение. Человек может подстроиться под чужой мир, но только один раз. Есть и еще одно… чем старше человек, тем труднее происходит приспособление к новому миру. Если кто-то старше двадцати. То шансы умереть при переходе у него примерно шестьдесят процентов…

– Шестьдесят чего? – удивился я.

– Гм… в общем не очень много. Потом поймешь. Все это существенно снизило шансы найти добровольцев. Нудны карлики, да еще и возраст не старше девятнадцати. Но все равно нашли. С их помощью нам удалось исследовать три мира. Все они были разные и эксперименты принесли нам очень много уникальных знаний. Настолько ценные, что мы решили продолжать исследования. А как мы получаем данные с той стороны, ты сам только что видел.

– Это человек передал ту фиговину?

– Фиговину? Это капсула с записями. Нет, там сейчас робот. Ездит, снимает и с определенной периодичностью выстреливает в «окно» такие вот информационные капсулы. Потом вернется и сам, но на случай разных непредвиденных случаев передается информация.

– То есть в том мире сейчас живет трое наших людей? – это единственное, что я более менее понял во всем сказанном.

– Нет. Окно можно держать открытым около недели, потом его надо закрывать. Миров же столько, что открыть окно в том же у нас ни разу не получилось. Каждый новый прокол вел в свой, уникальный мир.

– А я?

– Мы исследовали много миров с помощью роботов, но результаты плачевны. Настоящие результаты добывали только люди, но проходить могли только карлики. Может быть им в нашем мире живется не очень хорошо, но отправляться в другой… тем более если он отстает в развитие от нашего… ты еще будешь изучать историю и поймешь, что карлики могли быть только шутами, а в более ранее время их использовали для развлечения толпы, а то и убивали. Двое ушли в миры, которые превосходили в техническом плане по развитию наш, но последний успел передать, что на него устроили охоту… – Александр Петрович вздохнул. – Техническое развитие не равно развитию духовному.

В тот момент я мало что понял, хотя и запомнил все сказанное. Возможно, именно последняя фраза побудила меня выбрать для перехода мир, который сильно отстает в развитие от нашего. А нелюбовь к выстрелам побудила сделать выбор в пользу мира, где порох еще неизвестен.

Я много тогда назадавал вопросов. В основном глупых. Да и чем мог интересоваться мальчишка, который еще ничего не соображает и не понимает? Для которого это все удивительное приключение? Кто внутренне приготовился к тому, что над ним будут ставить какие-то медицинские опыты (об этом тайком рассказывал Валерка, ездят типа плохие люди, хватают беспризорников, а потом ставят над ними опыты), а оказалось, что тут предлагают удивительное приключение. Да еще с возможностью покинуть этот мир, в котором за последние полтора года я не видел ничего радостного. Уже в процессе обучения, получая знания и учась думать и принимать самостоятельные решения и, главное, отвечать за них, я сообразил, что все не так уж и радостно на самом деле. Что переход без возможности вернуться – это решение, которое можно принять только раз, и отказаться от него уже невозможно. Как в той шутке Петровича: фарш невозможно провернуть назад и мясо из котлет не восстановишь. Второй вариант тоже был понятен: либо в закрытую академию ФСБ, либо в какие-нибудь войска специального назначения… очень специального. Не то, что я имел что-то против, однако меня натаскивали именно на то, что мне придется действовать одному, не от кого не завися и ни на кого не рассчитывая. Отсюда и обучение делать операцию самому себе под местным наркозом, изучение тактики выживания в любых условиях, скалолазание, стрельба, рукопашный бой, фехтование, обучение руководить людьми, принимать решения и нести ответственность за них, а также многое и многое другое. После всего этого идти под общую структуру… ну ясно же, что не впишусь я туда – слишком самостоятелен и в поступках и в мышлении. Слишком независим. Возможно и встроюсь в группу, привыкну, но… А зачем? Родителей и сестру я потерял и воспоминания о них, особенно о маме и сестре, по-прежнему причиняют боль. Гвоздь умер, остальные неплохо устроились. Разве что…

Через год жизни на базе я попросил Александра Петровича узнать о дяде Игоре.

– Отомстить хочешь? – сразу спросил куратор. Мою историю он прекрасно знал.

Я задумался.

– Не знаю. – Честно ответил я. – Хотел бы просто посмотреть на него.

– Ладно, – вдруг согласился полковник. – Постараюсь узнать о нем что-либо. Но о мести забудь.

Через несколько дней он появился у меня в комнате, молча бросил на стол конверт и вышел. Я поспешно встал с кровати, зажег лампу и открыл – там было всего лишь две фотографии одного места, сделанные с разных ракурсов. Я опустился на стул, разложил фотографии на столе и долго не отрывал от них взгляда. Судя по надписи на могиле, которая и была на принесенных фотографиях, дядя Игорь пережил отца всего лишь на два года. Жалел ли я, что это сделал не я? Может быть… где-то далеко внутри. Мне часто снился сон, как я тихо открываю дверь его дома, поднимаюсь по лестнице (я неоднократно был в доме у дяди Игоря с отцом), вхожу в кабинет… дядя Игорь поднимается с дивана, на котором отдыхает, а подхожу к нему, достаю пистолет. Дядя Игорь испуганно смотрит на меня, пытается что-то сказать, а я стреляю… стреляю… стреляю… уже давно кончились патроны, а я продолжать жать на курок и просыпаюсь.

– Как он погиб? – поинтересовался я при встрече.

– Его застрелили в собственном доме. Убийца пришел, когда этот твой дядя Игорь спал на диване в кабинете на второй этаже. Похоже, ему удалось проникнуть в дом незаметно. Девять выстрелов почти в упор. Стрелял явно не профессионал – всадил весь боекомплект. Убитый, кстати, похоже, успел увидеть убийцу и разглядеть его.

Я испуганно вздрогнул: может сны материальны? Могут ли сны убивать? К счастью моего испуга Александр Петрович не заметил, а тот сон с тех пор мне больше не снился ни разу.

Много позже меня заинтересовал и другой вопрос, который до этого мне как-то не приходил в голову: а почему переход осуществляет только один человек? Ведь в незнакомом мире, если кто согласен на такой поход в один конец, всегда лучше быть с кем-то. С кем-то, кому можно доверять, с кем можно поговорить, да просто положиться. Даже вдвоем лучше в незнакомом месте, чем одному.

Александр Петрович, когда я задал этот вопрос, согласно кивнул.

– Конечно, лучше. Я раньше не стал говорить тебе об этом, ты и так мало что понимал в моих объяснениях. Но не получается отправить двоих. Почему, не знаю. И никто не знает. Есть масса теорий и версий, каждая из которых не лучше и не хуже других. Когда еще этого не знали, потеряли двоих добровольцев. Один прошел нормально, а второй на той стороне приземлился уже мертвым, о чем нам сообщил первый, вернув тело.

Понял я и еще одну проблему, о которой Александр Петрович умолчал при моей первой экскурсии по базе. Меня-то привели сюда когда мне еще и десяти не исполнилось, а потом очень основательно учили и тренировали. И учителя эти были далеко не обычные и очень не простые и методики их тоже были весьма специфическими, но очень и очень действенными. Ну какой, например, обычный учитель будет обучать меня вскрывать сейфы с помощью куска проволоки? Или использовать любой предмет в комнате в качестве оружия? Те же добровольцы-карлики вынужденно уходили без такой подготовки – на это просто не было времени. А значит, их шансы выжить в чужом мире были намного меньше моих. Найти же профессионала разведчика карлика, согласного на такое вот путешествие в один конец задача далеко не тривиальная. Ведь кто, обычно соглашается на такое? Неудачники, считающие весь мир виноватым в своих бедах, либо те, кто все здесь потерял и решивших начать с чистого листа, как например я. Отправлять же не добровольцев смысла нет – как из заставишь работать на той стороне? Нет, конечно, чему-то учили, но, во-первых, обучить нормально восемнадцатилетнего человека задача намного сложнее, чем обучение ребенка, а во-вторых срок на все был меньше года. Ну и чему за это время можно научить? Я-то мог себе представить чему, благо сам прошел всю эту школу. И придя к такому выводу, я никогда не задавал Александру Петровичу вопрос, почему он решил попросить меня участвовать в этом эксперименте. Просто у меня сейчас, после всех дрессировок было реально намного больше шансов выжить и устроиться в новом мире, чем у всех предыдущих добровольцев. Несмотря ни на что остальное.

Володя отложил гитару и задумался… И долго еще сидел так, обняв руками колени, витая своими мыслями где-то далеко. Потом вдруг встрепенулся, встал и подошел к книжному шкафу. Задумчиво провел рукой по корешкам книг. Проскочил справочники и энциклопедии и замер около раздела с художественными книгами, немного поколебался и достал первую попавшуюся книгу, не читая названия. Повернул и хмыкнул: «Трудно быть богом» Стругацкие. Очень даже забавно. Саму книгу он не читал, но ее рассказывал однажды Гвоздь. Володя плохо помнил конкретные детали рассказа, но суть уловил точно. На ходу пролистывая первые страницы с аннотацией и информацией об издании, он отыскал начало и приступил к чтению как раз, когда подошел к креслу, так и сел в него, не отрываясь от книги.

Книга Володю настолько заинтересовала, что ему пришлось прилагать некоторое усилие, чтобы отложить её. Со вздохом, отложил и отправился в спортзал тренироваться. Потом душ и за компьютер. Ради развлечения полазил по различным форумам, особенно смешили его рассуждения некоторых оригиналов на военные темы про то, как надо действовать чтобы реформировать армию. Причем уже по одним постам таких авторов становилось ясно, что армейской жизни они не знают совершенно и не представляют, как вообще функционирует такой сложный механизм, как армия. Мальчик даже в дискуссии не вступал, но читал с интересом, порой сохраняя некоторый посты, чтобы показать Аркадию, заранее предвкушая, как он будет зачитывать эти перлы своим бойцам, и как все они будут смеяться. Занятие быстро наскучило. Толковой информации мало, а глупостей… ну немножко посмеялся, поднял себе настроение, но слишком много, уже перебор. Володя отправился на литературный форум. Любовь к словесности привила ему Татьяна Николаевна, одна из немногих женщин преподавателей на Базе. Умела она видеть незаметное, в текстах, обращать внимания на мелочи. Володя порой забывал обо всем, слушая ее пересказы книг и их анализ. А какие споры возникали после прочтения… как они увлеченно и до хрипоты спорили о поступках тех или иных героев… Шекспир, Сервантес, Данте, Гоголь, Пушкин, Достоевский. Достоевский это был вообще ее любимый писатель, а вот Володя его так и не понял. Татьяна Николаевна объяснила это тем, что он еще не дорос до него. Мальчик не спорил – может и так, но поделать ничего не мог. Слишком тяжелый автор. Хотя талантлив, тут не поспоришь. Вообще её уроки отличались от обычных – они строились в виде беседы, в которой позволялось спорить, перебивать учителя, уточняя материал, если непонятно или задавать вопросы. Очень оригинальная манера, но Володя она нравилась.

Кроме словесности, она еще преподавала культурологию и обычаи народов мира. Потом еще добавилась история мировых религий и философия. Мальчик улыбнулся, вспомнив первый урок.

Татьяна Николаевна задумчива оглядела меня, спокойно сидящего за партой, благовоспитанно сложившего руки перед собой.

– Что-то ты какой-то мелкий.

Я сердито засопел. Никому! Никому я не позволял называть себя мелким!!! Да, я маленький слишком для своего возраста, выгляжу на восемь, но мне уже одиннадцать!!! И я почти уже взрослый!!!

– Ну-ну, не кипятись, – вдруг улыбнулась учитель. – Я не хотела тебя обидеть. На самом деле это начало нашего урока?

– Оскорбление? – возмутился я.

– А разве я тебя оскорбила? – деланно удивился Татьяна Николаевна. – Знаешь, по обычаям некоторых народов, я сделала тебе комплимент. Там считается, что маленький человек – это выделенный духом с особой судьбой человек. И назвать кого-то мелким – вовсе не оскорбление.

– Да? – я задумался. – Но я ведь не из этих народов.

– Вот это ключевой момент. Ты обиделся, потому что не воспринял мои слова как комплимент. А вот абориген твоей обиды просто не понял бы. Какой из этого вывод?

Я честно задумался.

– Не знаю, – признал я поражение.

– Вывод же тот, что если для тебя твои слова кажутся совершенно безобидными, это не значит, что они будут такими же для кого-то другого. Тебе предстоит отправиться в другой мир, где культура может быть совершенно отличной от той, к которой ты привык. И тебе надо научиться принимать её, что бы влиться. Пытаться переделать культуру народа под себя не самый лучший способ обеспечить себе спокойную жизнь. Знаешь поговорку: в чужой монастырь со своим уставом не ходят? Вот это как раз твой случай. А потому научись уважать чужую культуру и чужие обычаи, даже если они кажутся нелепыми или неправильно. Бесполезно в древнем Риме рассуждать о правах рабов и недопустимости рабства. Тебя не поймут.

– А как же восстание Спартака?

– Как ту думаешь, если бы Спартак победил…

– Невозможно. С того момента, как он повернул от Альп обратно в Италию – он был обречен. Штурмовать Рим он не мог по причине отсутствия сил, а с моря уже подходили легионы Помпея. А это были боевые легионы, а не те тыловые части, что Спартак громил до этого. Победить Спартак не мог даже теоретически – слишком неравные силы.

С каждым моим словом Татьяна Николаевна морщилась все сильнее и сильнее.

– Ладно-ладно. Остановись! Твой анализ военной обстановки понятен. Похоже, тебя хорошо этому учат. Но я вопросы задаю не по военной обстановке, а по моральной. Вот представь, что Спартак победил бы. Что бы в первую очередь сделали его сподвижники, после захвата власти в Рима?

– Что?

– Набрали бы себе рабов, конечно. И все быстро вернулось бы на круги своя. Раньше были одни рабы, а другие господа, стало бы наоборот. Поэтому прежде, чем что-то пытаться делать сначала пойми чужую культуру, их обычаи, проникнись ими.

– Даже если эти обычаи совсем дикие?

– Володя, порой меня пугает высокомерие некоторых людей. Объявить что-то диким, варварским не давая себе труда даже попытаться понять чужую культуру… Все-таки колониализм неистребим, чтобы там не говорили разные либералы, объявляющие варварством все, что не вписывается в их представления о мире. Но обычаи никогда не возникают просто так. Всегда, запомни, всегда у его истоков лежит какая-то целесообразность. Если попытаться изучить историю народа, его культуру, то всегда станут понятны и их обычаи. Да, в текущий момент они могут уже мешать развиваться, но общество всегда консервативно и с трудом отказывается от того, к чему привыкло – это тоже стоит учитывать. Поэтому настоящими дикарями выглядят не те, кто соблюдает какой-то обычай, который кому-то может не нравиться, а те, кто объявляет на основании этого дикарями целые народы, присваивая себе право на разное «бремя белого человека» или записывая других в страны зла.

– Это вы про империю зла?

– Нет, это я про Толкиена. Если не читал, посмотри. Потом мы поспорим с тобой об отношении светлых эльфов и орков и почему автор считал очень добрым делом, когда эльфы уничтожали под корень все поселения орков вместе с женщинами и детьми. А вот если орки делали тоже самое с селениями эльфов, то это от их кровожадности, безусловно. А потом попытаемся составить портрет цивилизации, из которой выходят такие авторы.

– Хорошо. Но вот про обычаи. Вы говорите, что каждый имеет под собой веское основание.

– Да, при рождении обычая.

– Какой смысл тогда запирать женщин в терем в допетровской Руси?

– На момент воцарения Петра уже никакого. Но давай попробуем понять как появился этот обычай. В Киевской Руси его не было. А вот после монгольского нашествия вдруг появился. Ни о чем не говорит?

Я подумал.

– Хотите сказать, что таким образом мужья и сыновья прятали своих жен, матерей и сестер?

– Правильно. Вспомни. Что в городах сидели ханские сборщики податей, которые могли потребовать себе все, что угодно. Отказ грозил карательным походом. Когда в одном из городов убили такого сборщика дело обернулось сожжением города и уводом его жителей в рабство. Значит, если не можешь сопротивляться – не показывай. За то время, что длилось иго, люди привыкли к такому положению вещей. Да и после оставались еще Крымское ханство. Казанское, Астраханское. И каждое совершало набеги. Только при Иване Грозном удалось завоевать два из трех ханств, но вспомни, что даже при нем при набеге крымского ханства была сожжена Москва. А тем, кто не испытал такого, легко рассуждать о варварстве.

– Это вы на Европу намекаете? – вспомнил я читанные записки путешественников и послов.

– В основном, да.

– Тогда еще вопрос: отказ от бань в той же Европе. Как вы объясните этот обычай? Люди там начали регулярно мыться только в конце девятнадцатого века.

– Верно. С развитием науки. Но объясню легко. Западная Европа наследница западной Римской империи, которая очень долго боролась с христианством. Некоторые императоры устраивали настоящие гонения на христиан и христиане в ответ демонстративно сторонились того, что считали развращенной империей. По сути, они были правы, кстати, публичные бани в Риме были общие, для нас дикость, а тогда обычное дело. Преследуемые властью, первые христиане ходили в рубищах, жить, порой, приходилось в пещерах. Когда же империя приняла христианство, началась борьба за чистоту нравов так, как они это понимали. Но пока империя была сильна, она еще поддерживала некоторый порядок, но с момента падения все покатилось в пропасть. Аналогия для людей проста: бани – порождение языческого мира и моются в них грязные язычники. Настоящему христианину это не нужно. Позже появились еще оправдания.

– Так разве это не варварство?

– А с какой стороны смотреть? Европейцы считали варварами русских за то, что те моются каждую субботу. Кто из них прав?

– Вспоминая периодические нашествия чумы в Европу, считаю, что правы русские.

– Это ты основываешься на современных знаниях. А в то время это была вера. И правых с виноватыми тут не выделить. Не уподобляйся тем, кто считает всех варварами только потому, что они не такие, как ты.

– Ну хорошо. Я знаю такой обычай, который вы не сможете оправдать ничем. Каннибализм.

– Опять не прав. Давай-ка, вспоминай, где был особенно широко распространен каннибализм.

– Мммм… – Я задумчиво изучил потолок. – Я помню только из детей капитана Гранта. Новая Зеландия.

– Верно. Небольшие острова. Новая Зеландия, Полинезия, Гавайские острова, где аборигены съели Кука.

Точно! Как же я мог забыть!

– И что?

– Вот и смотри. Маленькие острова. Климат хороший, растительности много, но животный мир весьма ограничен. Человеку же, чтобы жить нужен белок и потеин, которые он получает поедая мясо. Без этого человек слабеет, слабеют его умственные способности, через несколько поколений жители таких островов на одной растительной пище выродились бы и погибли. И как же им получить необходимый им белок? Вот и думай над выбором: либо поедай своего врага и живи, либо медленно слабей и умирай.

– Разве те дикари могли знать о протеинах и белках?

– Не думаешь. О белках они знать не могли. Но они не могли не видеть, что тот, кто ест мяса – становится сильнее и здоровее, а кто его не ест, наоборот. Мяса же всем не хватает. Легко быть не каннибалом, живя на континенте, где бродят целые стада мяса, а вот на таких островах?

– А как же вегетарианцы?

– Не забывай про современную химию – все необходимые элементы они могут получать с помощью витаминов. А вот на маленьких островах аптек с витаминами нет.

– Но ведь каннибализм был и на континенте.

– Был. В весьма ограниченных количествах. И от него быстро отказывались. Итак, какой вывод от сегодняшнего урока?

Я подумал.

– Не делать выводов о чем-то, предварительно не изучив все стороны. Возможно то, что кажется отталкивающим имеет какой-то смысл.

– Правильно. Молодец. Самое главное, пойми, в жизни не бывает только двух цветов. Мир намного сложнее черно-белого представления. Но мы об этом еще будем говорить на многих занятиях. Я буду тебе преподавать еще историю религии…

– А это зачем? Думаете в другом мире тоже христианство?

– Вряд ли. Но изучив историю разных религий, ты поймешь те скрытые силы, которые движут верующими людьми. Поймешь как та или иная религия отражается на поведении людей их мировоззрение и поступках. Пытаясь вжиться в новое общество, нельзя пренебрегать мелочами.

С урока я вышел крайне задумчивым и потом еще много времени размышлял над всем услышанным.

Володя поймал себя на том, что уже около получаса смотрит в экран на один и тот же кусок текста. Вздохнув, он закрыл браузер и откинулся на стуле. Стало скучно. Сказывалось то, что за последние три года он уже отвык от безделья, а сейчас, оказавшись предоставленным самому себе, он просто не знал, чем заняться. Почитал, потренировался, поразвлекался в сети, а дальше что? Впереди три недели, а выть с тоски хочется уже в первый день. И воспоминания о прошлом в голову лезут. Хорошо, приятные, а не смерть родителей, например.

Володя поднялся и снова отправился в спортзал, достал мечи и начал упражнения, доводя себя до изнеможения. Уже когда он с трудом стоял на ногах, а руки не могли поднять оружия, и думать ни о чем не хотелось, мальчик понял, что первый день карантина закончился. Но дальше так продолжаться не может. Более-менее взбодрясь под холодным душем, мальчик приготовил себе горячего чаю, оказывается тут и небольшая кухня была, которую сразу и не заметил при первом осмотре. Все продукты герметично запакованы, электрическая плита и вода из-под крана, судя по всему проходящая какую-то повышенную очистку.

Мальчик сполоснув бокал, вернулся в комнату. Под потолком немедленно потухли кварцевые лампы. Их он заметил сразу во всех помещениях изолятора. Как он заметил, включались они исключительно в те моменты, когда его не было в помещении, успевал только заметить гаснущий свет, когда возвращался. Работали они, судя по всему, строго определенное количество часов в сутки. Жаль, правда, что самому включить их нельзя, а при нем не работают, а то бы по загорал. Впрочем, Володя сам понимал глупость своего желания, но после такого тоскливого дня чего только желать не начнешь. Нет, с этим определенно надо что-то делать. Володя разобрал кровать, разделся и забрался под одеяло, но прежде, чем уснуть, составил четкий план на завтра.