"От Рио до Мексики… «автостопом»!" - читать интересную книгу автора (Лурье Юрий Михайлович)

7. Никарагуа. «Штурм Гвасáуле»

Пограничные формальности заняли много времени, так что мы вынуждены были заночевать в этом же городке — по вечерам автобусы в этой стране не ходят. В четыре часа утра выехали в Манагуа. Когда рассвело, от открывшегося за окном пейзажа перехватило дыхание. Чистая яркая заря осветила тихие воды огромного озера Никарагуа. В прозрачном воздухе голубели почти идеальной конической формы вулканы. По воде скользили рыбацкие лодки. Зелень, пальмы и цветы, цветы, цветы… Неправдоподобно прекрасной показалась нам земля Никарагуа!..

Столица Никарагуа, город Манагуа нам не понравился. Слишком малоэтажен для столичного города и слишком разбросан. Причина понятна — этот город перенёс страшное землетрясение в семидесятых годах (кстати, Советский Союз оказал тогда действительно братскую помощь народу Никарагуа и здесь это помнят). Решили не задерживаться и уже утром следующего дня направились в консульство Гондураса. Продемонстрировав гватемальскую визу, мы попросили проставить нам «транзит» через Гондурас на Гватемалу. Визу получили неожиданно легко, заплатив 20 долларов. Ничто не предвещало катаклизмов. Благополучно прибыв на границу, выполнив все формальности на никарагуанской стороне, мы перешли маленькую пограничную речушку по небольшому каменному мостику и оказались на территории Республики Гондурас. Ещё меньше времени потребовалось нам на оформление необходимых документов на гондурасской стороне границы. Мы уже подтягивали ремни рюкзаков, когда меня отозвал в сторонку полицейский офицер. Без обиняков он предложил заплатить ему 50 долларов. За минуту до этого я видел его беседующим с начальником (супериором) миграционной службы, так что сразу догадался, от кого исходит требование. Сумма для нас большая, грозящая сократить нашу платежеспособность чуть не вдвое. Естественно, платить я отказался, тем более, что на нашей стороне были все международные законы и простая логика: никарагуанская виза уже закрыта — то есть, назад дороги нет. Единственная открытая виза у нас в Гватемалу. Арестовывать нас не за что — ни одной буквы законов мы не нарушили, ступив на землю Гондураса с визой, проставленной собственноручно консулом этой страны. А депортировать нас можно только… в Гватемалу, что нам, собственно и требуется. Поэтому когда торг продолжился, дойдя сначала до отметки в 40 долларов и дойдя в конце концов до 28, мы сохранили непреклонность истинных сынов государства рабочих и крестьян, никогда в жизни не слышавшим о таком позорном явлении, как взятка («рéали» — по-местному). Убедившись в том, что голыми руками нас не возьмёшь, враг затаился, потеряв (во всяком случае, внешне) к нам всякий интерес. Паспорта наши уютно разместились в письменном столе «супериора» где и провели ночь в условиях, гораздо более комфортных, чем их владельцы. Кстати, единственным официальным основанием для нашего задержания (а иначе как это назовешь?) явилось то, что мы — «русские» и наше 24-часовое пребывание (именно на столько даётся «транзитная» виза в Гондурас) в республике создаёт угрозу демократии в этой стране. Следующий рабочий день иммиграционной службы начался в 7 часов утра. Причём, вид поверженного русского десанта значительно повысил работоспособность служащих форпоста гондурасской демократии, что было заметно невооружённым взглядом по веселому оживлению, царившему за окном «офисины». Новый заряд бодрости в их коллектив привнесло появление супериора, решившего, очевидно, нашу проблему. Однако решение это видимо требовало достаточно продолжительного времени на реализацию, чем немедленно воспользовался я, пригрозив начальнику всеми карами небесными, международного сообщества и, впрочем, не совсем уверенно, мерами, которые предпримет посольство России в Манагуа в случае, если издевательствам над гражданами этой Великой Державы не будет положен конец. При этом я сослался на консула Гондураса в Манагуа, собственноручно украсившего наши советские паспорта гондурасской визой. На это начальник с ласковой улыбкой информировал нас, что консул далеко, а он, супериор, здесь, на границе, он и консул и, если хотите, президент, и вообще — начальник. А что касается визы, то господин консул может ставить её где хочет, даже… и начальник весьма недвусмысленным жестом пояснил, куда консул может ставить себе визу, если очень захочется, а под рукой не окажется подходящего паспорта. Несколько обалдев от такого толкования азов демократии, я замолчал. Из состояния оцепенения меня вывело появление на сцене наряда военной полиции в количестве 7 человек, вооружённых дубинками и пистолетами (а двое — автоматами, как заметил намётанным глазом Стасик, израильской системы «Галиль»). По-видимому, никто из них ещё не встречался с русскими вот так, один на один, поэтому вид у них был как у японских камикадзе, идущих в последний и решительный бой. Руководство операцией осуществлял тот же полицейский офицер, что служил доверенным лицом супериора в его переговорах о размерах контрибуции. Не иначе, как он кончал гондурасскую Академию Генерального Штаба, так как военная хитрость, применённая им на практике, носила печать нестандартного стратегического мышления. Вежливо попросив показать какую-то бумагу, он дождался, пока я наклонился над «дипломатом», положив руки на его замки. В этот момент трое бойцов накинулись на меня сзади, при этом двое схватили за руки, а один — поперёк туловища, блокировав таким образом любую попытку сопротивления. Полицейский во мгновение ока обшарил карманы моих джинсов и торжествующим жестом, напомнившим мне картину «Взятие Рейхстага», продемонстрировал толпе зевак, радостно наблюдающих бесплатный спектакль, изъятый перочинный нож. Полагаю, если до этого и были в толпе гондурасцы, сочувствующие нам, то теперь число их значительно поубавилось. Наверное, холодный пот прошиб каждого истинного патриота Гондураса при мысли о том, какой опасности удалось избежать его родной стране, благодаря своевременным и самоотверженным действиям доблестной полиции. Обезоружив нас, полицейский наряд, похватав наши вещи, взял курс в сторону государственной границы с Никарагуа. Нам ничего не оставалось делать, как, приняв независимый и гордый вид полномочных представителей могущественной державы, присоединиться к шествию. Не хватало только мачт, чтобы выкинуть флаги сигнала «погибаю, но не сдаюсь!». Но историческую фразу: «мы ещё вернёмся» мы всё-таки произнесли. Причём — на испанском языке. Провожавший нас доброй улыбкой супериор в ответ приветственно помахал рукой. Путь был недолгим. Мы и наш караван навьюченных полицейских миновали пограничный мост и вот мы уже на территории Никарагуа, в здании таможни. Чего я боялся, пересекая границу в обратном направлении, так это пинка пониже спины, последнего штриха для полного сходства с известной сценой возвращения Остапа Бендера с румынской границу. К счастью, супериор «Золотого Телёнка» не читал…

Не знаю уж, как было достигнуто соглашение между иммиграционными службами двух государств, но на штампе, закрывавшем нашу никарагуанскую визу, появилась печать «аннуладо» и таким образом, виза была возобновлена. Надо сказать, что никарагуанцы — служащие пограничного пункта, отнеслись к нам с сочувствием, помогли бесплатно доехать до города Чинандéга, лежащим как раз между Манагуа и пограничным пунктом Гвасáуле, только что покинутым нами. Они же дали нам весьма полезный совет: обратиться к консулу Гондураса, имеющему место пребывания в этом городе. К сожалению, консула Гондураса в этот момент в Чинандеге не оказалось. Консул (женщина), выехала в Тегусигальпу и должна была вернуться только через три дня. Разместиться в дешёвой гостинице нам помог русский доктор Саша, живущий в Чинандеге уже несколько лет вместе с женой-ленинградкой, Оксаной (тоже врачом) и очаровательной десятилетней дочуркой Анечкой. В отеле, носящем уж не помню какое, но очень громкое название, мы продолжили наше знакомство с фауной Центральной Америки. Но если внешний вид панамских гигантских жаб и исполинских тараканов не доставлял эстетического удовольствия, то представитель животного мира Чинандеги поверг меня в состояние, близкое к панике. Из-за туалетного бачка появился скорпион весьма внушительных размеров (величиной с указательный палец) и, продемонстрировав свой фас и профиль, а также воинственно задранный хвост, неторопливо продефилировал к месту постоянной прописки. Положить конец опасному соседству вызвались Стасик и сосед-американец, назвавшийся большим специалистом по части уничтожения скорпионов. Выкурив чудовище из его укрытия с помощью подожженного полиэтиленового стаканчика, они устроили над ним суд Линча. Неслышимые человеческим ухом вопли истязуемого животного разнеслись по всей округе распугав всех сородичей в радиусе полумили от нашей резиденции. Во всяком случае, за все дни нашего в ней пребывания, ни одного скорпиона мы больше не видели. Хотя, как выяснилось, это вовсе не уникальное для Чинандеги явление. Например, на хозяина отеля наше сообщение не произвело никакого впечатления. Он только порекомендовал нам утром не становиться на пол босыми ногами, не включив свет, а также тщательно встряхивать одежду и обувь перец одеванием. Будьте уверены, эти меры предосторожности соблюдались нами неукоснительно.

Мысль о перенесённом унижении была столь нестерпима, что я и думать не хотел о необходимости поисков других путей обхода враждебной территории. Хотя умные соседи и рекомендовали попробовать отправиться в Гватемалу морем из порта Карри́нто или добираться до города Потóси, а оттуда — на территорию Сальвадора. Я уже закусил удила и не мог ничего другого делать, как обдумывать различные способы страшной мести оскорбителю. Один за другим были отброшены варианты прорыва через территорию Гондураса на танке с дипломатическим номером, перелёт на дельтаплане, захват самолёта, уничтожение вредного супериора с помощью специально приглашённого из России киллера и многие другие. Предложенный Стасом план — с помощью «подставных» лиц уговорить нашего врага вложить все свои сбережения в какой-нибудь из российских банков, был, после некоторого размышления отвергнут, как откровенно садистский. Ведь у него могут оказаться и малые дети! Что мы — фашисты какие-нибудь, что ли?!

В конце концов, решили воспользоваться в своей борьбе помощью «левой» прессы и гондурасского посольства в Манагуа. Логика подсказывала, что наш случай может заинтересовать сандинистскую газету «Баррикада» — во время недавней войны именно в Гондурасе базировались отряды «контрас» и Гондурас выступал в роли защитника демократии. Какой — вот этой?! В Чинандеге, с помощью новых наших знакомых (тоже врачей), Мананы и Самвела, выходцев из Грузии и Армении, познакомились с Луисом, окончившим в своё время институт в СССР и хорошо говорящим по-русски. Тот в свою очередь представил нас знакомому журналисту, тут же по телефону продиктовавшему набросок одному из редакторов газеты «Баррикада», русскоговорящему журналисту Гутьересу в Манагуа. Тот заверил нас, что уже завтра статья будет опубликована. Кроме того, сие вопиющее нарушение международных законов, поразило наших новых друзей, туристов из Швейцарии, проживающих неподалеку от нас. Ирэна — журналистка, её муж, Альфонс — адвокат. Их дальнейший маршрут такой же, как и у нас — в Гватемалу через Гондурас. Конечно, путешествуют они более комфортно, нежели мы, но это уж у кого какая «планида»… Они предложили замечательную идею — снять копии со всех наших документов и передать им. А они по прибытию в столицу Гондураса, Тегусигальпу, передадут их в канцелярию Президента, если удастся — со своими комментариями. Подготовив таким образом своё возвращение в Манагуа, мы дождались всё-таки приезда Генерального консула Гондураса в Чинандеге, убедившись в том, что она, возвращаясь сюда через тот же пограничный пункт Гвасауле, получила информацию о «пограничном инциденте» от самого супериора. В его, разумеется, интерпретации. Так что беседа с ней не заняла много времени — ровно столько, чтобы получить заверение в невозможности оказания нам действенной помощи. С тем мы и отбыли в Манагуа, где на терминале нас встретил тот самый русскоговорящий журналист из «Баррикады», Давид Гутьерес. Здесь же, на терминале, он вручил нам экземпляр газеты со статьёй. Вместе с Давидом, на его машине направились в консульство России, где больше часа объясняли консулу ситуацию, сложившуюся на границе, иллюстрируя свой рассказ документами и статьёй из «Баррикад». При этом особый упор делали на то, что через границу нас не пустили именно потому, что мы русские и паспорта имеем советские. Выжав из консула обещание подготовить ноту российского посольства посольству Гондураса, отправились туда. Встретили нас там неожиданно ласково, принеся официальные извинения и гарантии наказания всех лиц, виновных в происшествии. Тут же была оформлена новая виза взамен испорченной. Кроме того, виза была подкреплена двумя официальными бумагами: Факсом из Тегусигальпы и письмом на фирменном бланке посольства с требованием к пограничной иммиграционной службе оказать нам помощь в нашем передвижении по территории Республики Гондурас. Пока оформляли документы, в приёмной прозвучало два звонка. Первый — из посольства России. Уже знакомый нам консул, Евгений Юрьевич, выразил недоумение по поводу конфликта. И тут же получил заверения в том, что инцидент исчерпан и виновные будут наказаны. Второй звонок был… из канцелярии Президента Республики Гондурас! На консула жалко было смотреть! После того, как он положил трубку, лицо его напоминало медленно закипающий чайник. Я решил подлить масла в огонь, рассказав, как мог, о нашей беседе с супериором и повторив — может быть не столь изящно, зато похоже — жест, которым мой враг снабдил для наглядности свою лекцию о гондурасской демократии. Даже сидевший в другом конце комнаты Стас без труда заметил, что стрела попала в цель. Глядя в лицо консула, я молил Бога, чтобы аудиенция не окончилась инфарктом, чего, безусловно, не делал бы, если бы передо мною сидел супериор.

В Манагуа пробыли еще два дня — здесь проводилась матчевая встреча между национальными боксерскими командами Никарагуа и Сальвадора. Мне была предложена роль арбитра, на что я согласился с удовольствием по двум причинам. Первая заключалась в возможности несколько поправить наше финансовое положение, вторая — в желании посмотреть обе команды «в деле», чтобы составить представление об уровне их подготовки. К моему удивлению, уровень технического мастерства большинства боксёров оказался довольно высок. Нелишним оказался и приличный гонорар, выплаченный мне за судейство.

Утром отправились по уже знакомому пути в Чинандегу, где пересели в попутную машину, идущую на границу. Уже к одиннадцати утра были на месте. Никарагуанские пограничники встретили нас как старых знакомых, без очереди оформили наши документы, порадовались за нас. Победителями пересекли памятный мостик, гордо посматривая по сторонам. Подойдя к окошку иммиграционной службы, с каменным выражением лица, протянул наши паспорта дежурному офицеру. Тот стал внимательно, не торопясь, их рассматривать. Его спокойствие мне не понравилось. Наклонившись, заглянул через окошко в офис. Супериора на месте не оказалось. Зато все остальные участники нашей прошлой встречи — налицо. Один из офицеров, говорящий по-английски, зачем-то пригласил в офис Стасика. Выяснилось, что их начальника вызвали в Тегусигальпу и его сотрудников интересовало, зачем мы так сильно «наехали» на него — ведь, по их мнению, можно было решить дело миром… Дурные предчувствия навалились на меня, когда я увидел, что наши паспорта заняли привычное уже место в ящике письменного стола. Трёхчасовое ожидание и… очередная депортация на никарагуанскую сторону! Думаю, наш враг дал бы в десять раз больше, чем хотел получить с нас, за одну только возможность хоть одним глазом посмотреть на меня в этот момент с безопасного расстояния! Когда рассудок взял верх над эмоциями и ко мне вернулась способность соображать, я кинулся к телефону. Никарагуанский начальник службы эмиграции дал мне телефон российского посольства в Манагуа и даже любезно позволил воспользоваться служебным аппаратом. Евгений Юрьевич, до которого я дозвонился, выслушал меня и попросил перезвонить через пятнадцать минут, в течение которых он попробует связаться с гондурасскими дипломатами. Через четверть часа он посоветовал нам выехать на другой пограничный пункт, Лос-Манос, находящийся севернее Гвасауле. И выразил уверенность, что там у нас проблем не будет, С помощью всё тех же пограничников, сели в попутную машину, идущую в город Лион, откуда лишь вечером добрались до Манагуа. Автобусного центрального вокзала в Манагуа, как и в большинстве Центральноамериканских стран, нет. Автобусы отходят в разных направлениях с различных городских рынков. А их в столице чуть ли не десяток! А если учесть, что после страшного землетрясения 1979 года здесь высоких домов не строят и Манагуа занимает огромную площадь, добраться с одного «меркадо» (рынка) до другого с вещами — проблема, особенно если такси, как в нашем случае, непозволительная роскошь. Автобусное же сообщение между рынками отсутствует. Физическая и моральная усталость была так велика, что решили заночевать прямо на рынке, хотя здесь (впрочем, как и в других латиноамериканских странах) это небезопасно. На наше счастье, хозяин аптеки, молодой парень, говорящий по-английски, ночующий прямо у себя, в «фармации» (аптеке), пригласил нас к себе, где, расстелив на полу газеты и кое-что из своей одежды (спальный мешок мы забыли в Панаме у Джонни) мы и провели ночь.

Вставать пришлось рано, в четыре утра. Знакомый нашего «аптекаря» подвоз нас до остановки автобуса, идущего в Сомото, из которого мы уже могли добраться до Лос-Манос. В шесть утра мы уже любовались утренней зарёй из окна автобуса. На этот раз озеро Манагуа огибали с востока (путь на Чинандегу лежит по западному берегу), но никарагуанские вулканы видны здесь со всех точек. Особенно почти идеальный конус Сан-Кристóбаля, одного из трёх действующих. В это утро дымок из кратера поднимался прямо вверх и был окрашен в розовый цвет лучами восходящего солнца… Потрясающее зрелище!

Никарагуа — горная страна и дорога петляет здесь, то поднимаясь высоко на перевалы, то опускаясь в узкие долины. Прозрачные горные речки, зелёные леса, чёрные базальтовые скалы, красные земляные осыпи, синие горы вдали — это Никарагуа. Убогие индейские лачуги, полуголые ребятишки, просящие милостыню, безногие, безрукие калеки — жертвы недавней войны — это тоже Никарагуа… Не доезжая до Сомото, пересаживаемся в старый грузовичок с ветхим тентом над кузовом — разновидность местного автобуса. Ещё сорок минут петляния по горной дороге — и мы в городке Текаль, откуда попутной машиной добираемся до пограничного пункта Лос-Манос. Каково же было наше удивление, когда начальник иммиграционной службы гондурасского поста, едва взглянув в наши паспорта, заявил, что нас не пропустит. Возмущённому произволом нашему попутчику-канадцу объяснил, что по нашему поводу звонили из Гвасауле и просили нас не пропускать, так как мы там «нехорошо себя вели»… Вот что такое «честь мундира» и профессиональная солидарность взяточников! Похоже, «школу» они проходили в России…

Много овладела полная апатия. Я присел на каменный бордюр и совершенно безучастно воспринял выходку какого-то юного кретина в форме службы иммиграции, который прицепился к нам с требованием удалиться, украдкой, чтобы не видел начальник, показавшего наручники и жестом пояснившего принцип их действия. Из этого состояния меня вывел Стасик, хорошо знающий, на какую кнопку нажать. Напомнив о нашем обещании вернуться, в горячке данном супериору Гвасауле, он сумел уязвить моё самолюбие и привести в движение. На очередном грузовике, в страшной тесноте, с двумя индейскими ребятишками на коленях, прибыли в Сомото. Смеркалось. В это время междугородний транспорт в Никарагуа не функционирует, к тому же — пятница и до понедельника в Манагуа делать нечего. Мы устало брели по пыльной улице городка и вслух решали, что делать дальше. И вдруг — скажите после этого, что чудес не бывает! — услышали по-русски: «добрый вечер!» На тротуаре возле дома молодая миловидная женщина с ребёнком на руках. Только мы успели ответить на приветствие, как из соседнего дома выходит парень и тоже здоровается с нами по-русски! Оказывается, оба — и Эдит, и Астсель учились в СССР. Обрадовались они нам едва ли не больше, чем мы. Тут же потащили нас за стол, что было весьма кстати — мы весь день ничего не ели. За ужином мы рассказали о наших приключениях. Ребята предложили нам остаться до понедельника у них, так как в Манагуа в выходные дни делать нечего.

Сомото — старинный город, когда-то имел большое значение, но ныне находится в упадке. Полностью подорвала экономику провинции прошедшая война. В городке очень мало машин, а те, что есть, буквально «дышат на ладан». Главный транспорт — лошадь. На лошадях ездят все — и седые кабальеро, и солидные матроны, и юные сеньориты. Мы как будто перенеслись в прошлый век. Дополняют картину гружёные повозки, запряженные ленивыми круторогими быками. Главная достопримечательность Сомото — старый католический храм, построенный ещё конкистадорами в 16 веке. Неоднократно ремонтировался после землетрясений, которые в Никарагуа очень часты. Последний раз был реконструирован в 1815 году, как гласит надпись на мраморной доске. Познакомились с падре, рассказавшим массу интересного из истории города. В свою очередь, очень заинтересованно расспрашивал о России, о процессах, происходящих там после развала Союза, сокрушался по поводу гибели Великой страны. Узнав нашу историю, загорелся идеей нам помочь. Вообще, надо сказать, у большинства никарагуанцев (в отличие, к примеру, от афганцев) отношение к русским очень хорошее. Это мы ощущали на каждом шагу. Обстановка в Никарагуа настолько необычна и сложна, что делать какие-либо обобщения человеку «со стороны» просто нельзя. Например, мы узнали, что армия и полиция, все «силовые структуры» в основном укомплектованы сандинистами. Тогда как Президент (Чаморро) — из противоположного лагеря. Более того, из разговоров со множеством людей нам стало известно, что позиции сандинистов в Никарагуа сегодня даже прочнее, чем в период их правления. Только хочу сразу предостеречь читателя от ошибки: не прав тот, кто считает сандинистов коммунистами. «Фронт Освобождения им. Сандино» включил в себя множество партий и политических течений, боровшихся ранее против диктаторского режима Сомосы, с его «эскадронами смерти», кровавыми расправами, пытками и воровством. Более того, сандинисты действительно многое сделали для простого народа. А сейчас экономическое положение в стране катастрофическое. Около 75 % (!) трудоспособного населения не имеет постоянной работы. У любого человека сразу возникает вопрос: почему же тогда на прошедших выборах большинство населения Никарагуа проголосовало за Виолетту Чаморро, а не за Даниэля Ортегу? На этот вопрос мне очень хорошо ответил один из работников «Институто Депортес», Анхель Майона, учившийся когда-то в СССР. «Народ устал от войны, — сказал он. — Если бы проголосовали за Ортегу, война продолжалась бы, так как „контрас“, опираясь на поддержку Штатов и свои базы в Гондурасе не сложили бы оружия. А Чаморро обещала именно прекращение войны, улучшение отношений с соседями, а главное — с США». Кстати, своё обещание она выполнила. Хотя я не верю в то, что именно Виолетта Чаморро прекратила войну. Главный вывод, который я сделал, прочитав множество исторической литературы и наблюдая события последних десятилетий: ПОЛИТИКИ МОГУТ ТОЛЬКО РАЗВЯЗЫВАТЬ ВОЙНЫ. Прекращаются войны только тогда, когда народ устаёт от крови до такой степени, что ему становятся безразличны любые лозунги и когда будут истреблены боевики-экстремисты с обеих сторон. Ведь с чего обычно начинаются войны, особенно гражданские? К сожалению, в каждом народе, в каждой нации есть люди с деформированной психикой, криминальными наклонностями, для которых не существует заповеди «не убий». Но когда положение в стране контролируют властные структуры и закон строго наказывает применение оружия, большинство таких людей под страхом наказания боятся дать волю своим природным инстинктам. Такой человек может быть полезным членом общества и за всю жизнь никогда не нарушить закон. Но вот по каким-либо причинам в стране наступает кризис власти. В этой ситуации всегда появляются политики, рвущиеся к сладкому пирогу власти которые стремятся прорваться к ней любой, ценой, и как можно быстрей. Выдвигая популистские лозунги, они призывают «смести врагов с лица земли», объявляя убийство «врагов» благим делом, а тех, кто это делает — «национальными героями», тем самым снимая моральный запрет и раскрепощая потенциального убийцу. Стоит пролиться первой крови, как в конфликт втягивается всё больше людей и не помышлявших ранее о том, чтобы взять в руки оружие. Одни идут в бой, чтобы отомстить за убитых родственников, другие — чтобы защитить свои семьи… А если какая-нибудь внешняя сила заинтересована в крушении государства, его развале или смене режима и предоставляет одной из сторон свои базы и оружие, мы имеем полномасштабную гражданскую войну, в которой гибнет множество ни в чём не повинных людей. Ничем не рискуют только политики, те, кто своими лозунгами и авторитетом благословил кровавую бойню. Если повезёт, он сядет в кресло хоть ма-а-ленькой, но «суверенной» страны. Если не повезёт — спасётся бегством и Организация Объединённых Наций предоставит ему статус «политического беженца» в какой-нибудь нейтральной стране, в чём часто отказывает жертвам этого самого политика. И голодать ему не придется — как правило, такие политики уезжают не с пустыми руками. Да и «пособие по безработице» для эмигрировавших политиков не идёт в сравнение с жалкими подачками простым беженцам. Опять же, «лекции», интервью всякие… Словом, «политик политику глаз не выклюет»…

Ладно, вернемся к нашему повествованию. Итак, падре пообещал нам «посильную экономическую помощь» и, что гораздо важней, познакомить нас с алькальдом Сомото, кстати — сандинистом, который имеет связи с пограничниками пограничного пункта Эль-Эспино, находящегося также вблизи Сомото. Надо сказать, падре оказался человеком слова, что вообще-то трудно сказать о большинстве латиноамериканцев. Уж очень здесь в ходу слово «маньяна» («завтра»). Алькальд оказался приветливым человеком средних лет с открытой располагающей улыбкой. Пригласил нас к себе домой. Нас поразило как само жилище, так и его интерьер, ничем не отличающееся от домов далеко не самых богатых, жителей города. Кроме нас сеньор алькальд пригласил также «тененте» (лейтенанта), командующего пограничниками Эль-Эспино. Тот, проверил наши паспорта и другие документы, удивился нашим трудностям и пообещал содействовать нашему переходу границы на его участке, используя связи с коллегами «на той стороне».

В понедельник утром он заехал за нами на своём джипе (советского производства) и довёз до самого пограничного поста. Однако сразу по прибытии на место выяснилось, что гондурасская сторона уже уведомлена звонком из Гвасауле о возможной попытке с нашей стороны вторгнуться на территорию Гондураса именно на этом участке государственной границы. Бросив беглый взгляд в направлении наших бумаг, усатый офицер в категорической форме отверг наши притязания и, не вступая в полемику по поводу правомочности его действий, вернул нам наши паспорта. Никарагуанский «тененте» попытался уговорить его, отведя в сторону, но безрезультатно. Самое странное, что я довольно спокойно воспринял неудачу, так как давно для себя решил, что развязку следует искать в Манагуа, в посольстве Гондураса, для чего ещё в Сомото с помощью Астселя подготовил соответствующую бумагу на испанском языке. С никарагуанского поста позвонил российскому консулу, чем несказанно его удивил. На этот раз он твердо обещал, что нота российского посольства посольству Гондураса уже подписанная послом, утром будет вручена послу Гондураса с соблюдением всех дипломатических правил.

Итак, конфликт между Россией (в нашем лире) и Республикой Гондурас (в лице иммиграционных властей) грозил перейти в новую фазу. Память услужливо подсунула воспоминание об аналогичном инциденте — так называемой «футбольной войне» между тем же Гондурасом и Республикой Сальвадор. Правда, на мой взгляд, повод для этой полномасштабной войны с применением артиллерии и танков, был менее значительным — всего лишь проигранный отборочный матч к Чемпионату мира по футболу…

От границы до Манагуа нас подбросили на своём «Форде» два путешествующих испанца — Маноло и Мануэль. Переночевали все там же — на спортивной базе «Институте Депортес», где нас уже принимали как своих. К слову сказать, эта база — один из бывших загородных домов диктатора Сомосы. Чтоб я так жил…

На этот раз в посольстве Гондураса нас принял Сам Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Гондурас в Республике Никарагуа. Как выяснилось, кроме вышеназванного титула, посол имеет также воинское звание «коронель» (полковник), что в государстве, где правит военщина, значит больше, чем титул посла. Для нас, жителей мирной России, чин полковника мало что значит — у нас из одних генералов можно сформировать дивизию, а то и корпус полного состава. В маленьком воинственном Гондурасе как действующих, так, наверное, и отставных генералов можно пересчитать по пальцам одной руки. Так что полковник здесь — очень высокий чин.

Посол оказался невысоким, средних лет мужчиной, очень быстрым в движениях и улыбчивым. Едва мы появились на пороге его кабинета, он быстро вышел из-за стола нам навстречу, по очереди обняв и обхлопав нас по спине и плечам, проводил к дивану и, вызвав красавицу-секретаршу, обладательницу совершенно очаровательной улыбки (и не только улыбки), заказал для нас кофе. Надо сказать, что если у нас были претензии к качеству приготовленного кофе в Коста-Рике, то здесь он оказался просто превосходным! Посол начал беседу традиционным вопросом о здоровье и очень расстроился узнав, что оно не совсем такое, как хотелось бы и могло бы быть, не случись последних событий. Сделав нам комплимент — похвалив за упорство и настойчивость в достижении поставленной цели, а также поблагодарив за помощь в борьбе с негативными явлениями на границе (читай — коррупция), с которыми он, посол, неустанно борется, хозяин кабинета заявил, что теперь всё в порядке и мы можем ехать на пограничный пункт Гвасауле в любое удобное для нас время (кроме ночного) и без всяких проблем, а напротив, со всеми возможными удобствами, перейти на территорию его страны. Он заверил нас также, что в Гвасауле уже находится нота из иммиграционного ведомства Гондураса, а все виновные наказаны. Не принимая его веселого тона и ни в малой степени не заразившись его оптимизмом, я сделал встречное предложение: оплатить нам все издержки последние двух недель, включая стоимость гондурасских виз, четырех поездок на границу, а также стоимость питания и ночлега в чти дни. При этом дал понять, что пока речь не идёт о возмещении морального ущерба, но к этому вопросу мы ещё можем вернуться. Настроение посла окончательно испортилось, когда он узнал, что эти требования — следствие окончательной потери нами веры в возможности его ведомства и его лично обуздать строптивого супериора Гвасауле и эта, на мой взгляд, бессмысленная поездка на границу только увеличит сумму требуемой мною компенсации. Надменно вздернув подбородок, посол заявил, что начальник иммиграционного поста Гвасауле — лишь мелкая сошка и если он, коронель, захочет, — завтра же его на границе не будет. Мне вдруг очень захотелось, чтобы это желание пришло к полковнику. Поэтому я дипломатично возразил, что за эти две недели убедился в могуществе супериора Гвасауле. И если он, коронель, «персона гранде» (большой человек), то вышеупомянутый начальник — «персона мас гранде» (ещё бóльший человек). Вот этого уж полковник стерпеть не мог. Стремительно отбежав к столу, он что-то быстро написал на своей визитной карточке. Вручив мне её, он сказал, что мы можем хоть сейчас ехать на границу и показать эту карточку в отделе иммиграции, после чего отпадут все препятствия и нас с почётом проводят на территорию Гондураса. Если же снова возникнут трудности (при этом он грозно нахмурил брови и из весёлого добряка превратился в настоящего полковника), нам нужно лишь позвонить с границы по указанному в карточке номеру и он сам, лично, перевезёт нас на своей машине через весь Гондурас до самой гватемальской границы. Но при этом господина супериора ждут та-а-акие проблемы!.. Сказано это было таким тоном, что мне страстно захотелось, чтобы нас не пропустили и на этот раз. Пожав нам руки и ещё раз ласково похлопав по плечам, посол проводил до двери.

Нам очень хотелось знать смысл магической надписи в визитной карточке и, не обладая достаточным знанием испанского, чтобы расшифровать затейливый почерк посла, мы заехали к нашим друзьям-никарагуанцам в представительство «Аэрофлота», чтобы они перевели текст. Вот его перевод (дословно): «Супериору им. отдела Гвасауле. Я беседовал по телефону с сеньором…. (следуют имя, фамилия и т. д. начальника иммиграционного отдела МВД Гондураса) и рассказал о ненормальной обстановке на границе, созданной вами и он МЕНЯ ПОНЯЛ (выделено не мной. Многозначительно, правда?). Убедительно прошу помочь сеньору Юрию и его сыну, Станиславу, БЕЗ ПРОБЛЕМ проехать через территорию Гондураса в Гватемалу. ПОДПИСЬ».

Я мог торжествовать. По мнению наших друзей, а также российского консула, Евгения Юрьевича, с которым я связался по телефону, такая записка, в условиях гондурасской демократии, значит больше, чем дюжина официальных нот (знакомо, не правда ли?).

Наше появление на границе было встречено никарагуанскими пограничниками с нескрываемым оживлением, как начало интереснейшего, а главное — совершенно бесплатного спектакля. Уже хорошо знакомый нам офицер, увидев нас, приветливо поздоровался и пригласил к себе в кабинет. Уже зная, чем кончались все предыдущие переходы на ту сторону, он предложил не закрывать пока никарагуанскую визу (чтобы не пришлось открывать снова), а перейти сначала в Гондурас и, если там все будет в порядке, вернуться и поставить необходимый штамп. Мы были тронуты его участием, готовностью даже пойти на известные нарушения для того, чтобы нам помочь. Поблагодарив за помощь и сочувствие, мы заверили офицера, что полностью уверены в успехе нашего предприятия, рассказали о встрече с послом, продемонстрировали его визитную карточку со столь многозначительной надписью. Напутствуемые пожеланиями успеха, попрощавшись за руку с личным составом пограничного наряда, двинулись к хорошо знакомому мостику.

Заняв очередь к окошку иммиграционного офиса, через стекло наблюдаю знакомые лица. Вижу, что наше появление не осталось незамеченным. Свободные от оформления документов работники службы сгрудились у одного из столов и оживленно переговариваются, бросая на нас быстрые взгляды. А у двух окошек трудятся в поте лица оформляя паспорта большой группы туристов, знакомый нам офицер, «завернувший» нас во второе наше посещение Гвасауле, и… супериор! По иронии судьбы, именно к его окошку я занял очередь. Оформив документы стоящего передо мною никарагуанца и не поднимая глаз, супериор вдруг встал и направился к выходу из офиса. Его место за столом занял незнакомый нам сотрудник. Дезертирство начальника (видимо, бывшего) с боевого поста было встречено работниками офиса издевательскими похлопываниями по спине (и даже пониже). Один из офицеров, видимо сочувствующий нам, незаметно для окружающих показал мне сложенный из большого и указательного пальца бублик — жест, выражающий в Латинской Америке высшую степень одобрения, документы были оформлены буквально в две минуты. Открыв паспорта, не поверил собственным глазам: в той графе визы, где должна была стоять «единичка» (виза транзитная, даётся только на 24 часа), стоит цифра «4»! Четверо суток! Вот так подарок! Значит, мы не должны нервничать, боясь к сроку не попасть на границу с Гватемалой, а можем спокойно знакомиться со страной или хотя бы со столицей, Тегусигальпой, в которой, как нам известно, побывало не очень-то много русских, Чудеса продолжались — когда мы подошли к таможенным столам, уже развязывая рюкзаки и готовясь к долгой и утомительной процедуре таможенного досмотра, таможенник, приветственно махнув нам рукой, показал, что мы можем идти. В благодарность подарили ему на память рекламный «аэрофлотовский» журнальчик с отличными фотографиями русских пейзажей и городов «Золотого кольца». Вот он, миг торжества!

Нам продолжало везти. Буквально через пару минут подкатил небольшой автобус на Тегусигальпу (как выяснилось, ходят они действительно редко — всего три или четыре раза в день, так что элемент везения налицо) и ещё засветло мы прибыли в столицу. Прямо с автобусного терминала позвонил незнакомому мне президенту Федерации бокса Гондураса — его визитку дали мне в Никарагуа. Тот попросил подождать на терминале и минут через двадцать приехал за нами на своём микроавтобусе. Видимо желая опровергнуть мнение, сложившееся у нас о гондурасцах после знакомства с иммиграционными властями на границе, он «взял над нами шефство», поместив в принадлежащую ему гостиницу и дав администратору указание «поставить нас на довольствие» в гостиничном ресторане. Утром заехал за нами и целый день показывал нам город. Следующий день у него был занят, и мы принялись самостоятельно знакомиться с Тегусигальпой. Столица Гондураса не произвела на нас впечатления. Чем-то напоминает Манагуа — своей разбросанностью, наверное… Высоких домов также мало — здесь тоже «трясёт». Улицы чистотой не отличаются — разве что в центре, у правительственных зданий уборка проводится регулярно. Правда есть несколько очень интересных старинных католических соборов. Денежная единица Гондураса имеет название «лемпи́ра» — по имени индейского вождя Лемпиры, поднявшего в 1536 году восстание против захвативших страну испанцев. Испанцы убили Лемпиру во время переговоров и занялись истреблением индейского населения. Сейчас в Гондурасе менее 6 % населения составляют индейцы — гораздо меньше, чем в соседних Никарагуа, Сальвадоре и Гватемале. На рынке, так же, как и в Сан-Хосе — запах кофе. Это одна из главных экспортных культур. Наряду с бананами, какао, сахаром и хлопком.

На следующий день наш гостеприимный хозяин провожает нас на автобус, идущий в город Сан-Педро-Сул, откуда нам предстоит добираться до границы с Гватемалой. В памяти осталась горная дорога, хвойные леса и синее-синее небо с ослепительно-белыми облаками.