"Вольф Мессинг — человек-загадка" - читать интересную книгу автора (Лунгина Татьяна)

Глава 11 А жизнь идет

Чтобы жизнь прошла интересно и не бесполезно, человек посвящает себя многим вещам. Но я думаю, что наиболее часто человек отдает себя воспитанию детей или любимому делу. Наличие хотя бы одного из этих пунктов не только приносит человеку удовлетворение и ощущение полезности, но и помогает легче переносить жизненные невзгоды, материальные трудности, быстрее придти в себя после болезни и любых бед, встречающихся на пути.

У Мессинга не было детей, так что оставалась лишь одна надежда — его любимая работа.

Первые несколько месяцев после смерти Аиды Михайловны никто даже не пытался заговорить с ним об этом.

К этому времени сестре Аиды Михайловны — Ираиде Михайловне пришлось взять на себя хозяйство в доме. Эта очень волевая, много испытавшая на своем веку, редко улыбающаяся женщина, с несколько надменным лицом, никому не показывала своих переживаний в связи со смертью сестры и делала все, чтобы вернуть Мессинга к жизни.

Через полгода после смерти Аиды Михайловны, она начала заговаривать с Вольфом Григорьевичем о работе. Он в ответ болезненно морщился и, почти плача, говорил: «Я не могу! Я не могу! Я ничего не чувствую!» День за днем очень деликатно мы обе возвращали его к этой теме, пытаясь вернуть ему веру в свои собственные силы.

На это ушло еще месяца три и, в конце концов, жизнь и наши усилия победили — Вольф Григорьевич сам стал говорить о работе.

Надо заметить, что на протяжении тех 9 месяцев я ни разу не видела Мессинга-телепата. Казалось, это умерло в нем. Но поскольку его способности были не профессиональной выучкой, а природным даром, то они лишь временно были заторможены в его мозгу под давлением более сильной доминанты — смерти жены.

Итак, Мессинг решил вернуться к работе. Но была еще другая проблема: кем можно было заменить Аиду Михайловну как ведущую? Ираида Михайловна и сам Мессинг предложили эту функцию мне. Я колебалась: «Может, и вправду выйти на сцену?» По своим данным я будто бы подходила. Но, в конце концов, я отказалась, хотя и была беззаветно предана этой семье. Отказ я мотивировала тем, что всецело поглощена репортерской работой. Это было правдой — к ней меня влекло даже сильнее, чем к медицине. Да и находиться постоянно в гастрольных поездках я тогда уже не могла: у меня появился второй сын.

Как-то, готовя репортаж в одном из детских домов города Баку, я познакомилась с мальчиком-сиротой, который сам попросил меня стать его матерью. Вот так случай сплел житейский сюжет, и я усыновила мальчика. Владимир стал моим вторым, и притом старшим, сыном.

После моего отказа вспомнили о давней знакомой Мессингов — Валентине Иосифовне Ивановской и предложили эту миссию ей. Она вполне отвечала сценическим требованиям: стройная, прекрасного сложения, с удивительно крепкой нервной структурой, что немаловажно для помощницы Мессинга — человека горячего и вспыльчивого. К тому же у нее была прекрасная дикция.

На том и порешили. Но необходимо было «поставить ее на ноги», то есть научить азам сценической пластики и поведения, элементарному актерскому мастерству. Пока Ираида Михайловна готовила Ивановскую к работе на сцене, окончательно пришел в себя Вольф Григорьевич. И ровно через год Мессинг снова вышел к зрителям!

С новой ведущей я познакомилась позднее, я тогда отдыхала у Черного моря. Дело в том, что незадолго до возвращения Мессинга на сцену я, выполняя в горах Тянь-Шаня задание издательства, случайно оказалась в зоне добычи урана и облучилась. Врачи-гематологи предписали мне немедленное лечение на курорте морского побережья Кавказа, хотя на мой вопрос, что может дать море при таком заболевании, ни один из них вразумительно ответить не смог. Ведь вся медицина — это искусственное управление организмом. Беда только в том, что оно неточное. Непредвиденная болезнь при полном благополучии моего здоровья так меня ошарашила, что распространяться о ней, да еще Мессингу, совсем недавно пережившему свое горе, я не считала нужным.

Бархатный сезон на взморье уже прошел, но бабье лето еще дарило тепло, и даже в последний месяц осени — в октябре — можно было купаться.

Я сидела на пригорке у пляжа, ни о чем не думая, как вдруг услышала мелодичный женский голос:

— Вольф Григорьевич, выходите сюда, здесь самое солнечное место!

Никому другому такое имя не могло принадлежать, Я вздрогнула, оглянулась и увидела выходящего из гостиницы Мессинга.

Оба мы были рады встрече, и тогда-то он и представил мне свою новую ведущую. Функции ее на сцене были те же, что у Аиды Михайловны: выйдя к зрителям, представить Вольфа Григорьевича, объяснить смысл его опытов, по ходу выступления давать комментарии. Но обязанности ее были в действительности гораздо шире. Она заключала контракты на выступления, покупала билеты на самолеты и поезда, бронировала места в гостиницах, готовила, если они не обедали в ресторане. Женой его она не была.

Им еще предстояло пробыть в Сочи три дня, дать два выступления, так что у нас нашлось время для общих прогулок и бесед.

Недавнее потрясение, связанное со смертью супруги, заметно состарило его, весь он переменился, казалось, не только внешне, но и внутренне. Но это был тот же Мессинг, в котором мощно пульсировала его необъяснимая сила. К нему вновь стали обращаться больные или считавшие себя таковыми, и в обоих случаях он находил нужное «лекарство» — внушение словом. Позже я была очевидцем многочисленных таких исцелений.

Подходили последние часы нашей сочинской встречи. Валентина Иосифовна предложила Мессингу заранее попрощаться со мной, так как их отлет в Москву предстоял ранним утром. Но Вольф Григорьевич сказал, что предпочитает провести со мной весь вечер. Теплая ласковая погода располагала к прогулке. Мы бродили по сочинской набережной. Багрово-фиолетовое закатное небо стало темно-синим, почернело море, и от воды потянуло прохладой. С набережной мы вышли на бульвар, разговор как-то не клеился. Я решила нарушить молчание и спросила, не хочется ли ему в Москву. Я давно научилась улавливать его настроение без слов и видела, что какие-то тягостные мысли угнетают его. Он решительно ответил: «Нет!»

Лишь позднее я поняла причину этого нежелания вернуться домой. Сестра покойной жены создала в доме нервозную обстановку, непрестанно повторяя Вольфу Григорьевичу, что теперь вся его жизнь и заботы должны быть сосредоточены на могиле Аиды Михайловны.

Слов нет, память о самом близком человеке и его могила священны. Но Ираида Михайловна раздувала этот культ покойной до чудовищных размеров, требуя от Мессинга ежедневного посещения кладбища. Сама она каждый день ходила на могилу сестры. Это не могло не выводить Вольфа Григорьевича из душевного равновесия, и мне до боли было жаль его. Упрекнуть его в невнимании к памяти жены никак было нельзя. Уже через год после ее смерти Аиде Михайловне был поставлен красивый памятник — на постаменте черного гранита белый мраморный бюст покойной. На губах навеки застыла мягкая, добрая улыбка. Посещая кладбище, Мессинг часто приглашал знакомого кантора петь Кадыш у могилы.

И здесь, в Сочи, он отдыхал сейчас от домашнего кошмара. Ему хотелось видеть окружающий мир, который как бы заснул для него на долгое время. И, несмотря на постоянные боли в ногах, ходил, любовался природой, которая в Москве уже не радовала глаз, а здесь в Сочи все еще было, как летом.

Мне уже было пора отправляться спать, но я понимала, что оборвать вечер нельзя, что Мессингу нужна разрядка. Может быть, ему помогало даже мое молчаливое присутствие. И покидать его мне не хотелось.