"Врата исхода нашего (девять страниц истории)" - читать интересную книгу автора (Кандель Феликс)

4

А театр? Что же стало с еврейским театром во время всеобщего «творческого подъема»?

Они убили короля Лира, и его беспокойство перешло по наследству к шуту.

Они уволокли в преисподнюю королевского шута, и его страх достался театру.

Театр окутало удушающим облаком страха, томительного беспокойства, неуверенности в завтрашнем дне.

По городу ходили слухи о сионистских заговорах за стенами театра, о подкопах, о складах оружия в его подвалах.

Евреи боялись ходить на спектакли. Евреи в тот год с опаской открывали газеты и торопливо закрывали окна. Евреи из солидарности покупали абонементы в театр, но спектакли шли в полупустых залах.

Уже были арестованы драматурги театра: Маркиш, Галкин и Бергельсон, Шнеер и Добрушин. Уже не было новых спектаклей, а только вялые репетиции безо всякой надежды на премьеру.

Им не назначали главного режиссера — незачем.

Им даже зарплату не платили весь год, только ничтожные авансы, на которые жили впроголодь.

Актеры уничтожали по ночам фотографии и письма, старые театральные программы с фамилиями Михоэлса и Зускина, книги Маркиша и Галкина, Фефера и Квитко, роли из пьес опальных драматургов. Даже песенники рвали на всякий случай. Даже книги еврейских классиков. Сохраняли кое-что: через страх, через чудовищные колебания, в тревоге за свою судьбу. Это кое-что и было самое дорогое. Так определялись истинные ценности.

По вечерам они целовали детей, как на прощание. Перед сном они клали у постели узелок с вещами. на всякий случай.

Это были уже не люди — тени. В вечном страхе. В постоянной тревоге. Которые каждый день ждали наступления ночи, каждую ночь — наступления утра.

Когда они смеялись на сцене — они смеялись через силу. Когда плакали — плакали по-настоящему.

И не всякий проходил честно бесчестное то время. Не всякий человек доверял всякому. Не всякий стоил доверия. Потому что все боялись каждого, и каждый боялся всех.

Когда время воет по-волчьи, нужно иметь мужество говорить по-человечьи.

Покойный Михоэлс образно называл свои роли: «Вениамин — подрезанные крылья», «Уриэль — изломанные руки». А театр? Как бы он назвал тогда свой ГОСЕТ при его точности формулировок?

Возьмем на себя такую смелость: