"Авдотья Рязаночка" - читать интересную книгу автора (Габбе Тамара Григорьевна)

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Картина шестая

Опять дом в Рязани. Так же стоят стол в лавки, только все вокруг светлее, новее, голее — потолок и стены еще не продымились, лавки и столы еще не обтерлись, печка еще не загорела от жара.

На печи лежит Федосеич. Васена стоит против него и, задрав голову, разговаривает с ним.

Васена. Полегче стало, Федосеич?

Федосеич. Еще бы не легче, коли у себя дома на печи лежишь. Ох!.. (Потягивается.)

Васена. А небось страшно было, что до дому не дойдешь?

Федосеич. Не, не страшно. Я знал, что дойду. До свово-то дому и без ног добежишь.

Васена. А теперь и слег…

Федосеич. Теперь и слег. Да ведь и то сказать: не два века на свете жить.

Васена. А уж мы вас и живыми-то видеть не чаяли. Жили мы с Ильинишной в Заречье — ну чисто сироты. Избушка холодная, летняя, сам знаешь. Зимой-то по ночам-то волки так и воют, под самое окошко подходят… Ух, страху было! А как проснешься о полночь от вою ихнего да раздумаешься — где-то наша тетя Душа, в каких лесах, в каких степях бродит — так ажно зальешься… Тебя-то мы прежде того оплакали. Ты старенький…

Федосеич. Да я уж и сам себя за живого-то не считал. Воротила нас с того свету Авдотья Васильевна…

Васена (таинственно). Вот ты, Федосеич, с печки не слезаешь, а кабы ходил, так поглядел бы, как на всей улице народ нашей тете Душе в пояс кланяется. Куда бы ни пошла — на торг али в церковь, — от всех ей почет, будто она княгиня али старуха древняя.

Федосеич. Не то что в пояс, а в ноги ей кланяться надо.

Васена. Так и говорят. А знаешь, Федосеич…

Федосеич. Все знаю. Век прожил. А ты бы, милая, на стол собирала. Придет Авдотья Васильевна, а у нас с тобой все готово: садись за стол, ужинай!..

Васена. Я живо!.. (Ставит солонку, кладет на полотенце каравай хлеба, выносит из подполья горшок со сметаной, чашку с огурцами. Ставит на стол, бежит к печке и вдруг останавливается, всплескивает руками и громко смеется.)

Федосеич. Ты чего?

Васена. Ой, глазам своим не верю! И стол у нас опять, и лавки, и пол, и подпол… Все, как было, а может, и лучше…

Федосеич. Вам, молодым, новое лучше, а нам, старикам, старого жаль.

Васена. Оконца-то ныне поболе, посветлей, а подпол — чисто хоромы…

Федосеич. В подполе не бывал, не приходилось. А окошки и вправду светлые. Только вот в очах потемней стало. Ну, да ничего не поделаешь — нагляделся на белый свет.

Дверь из сеней приотворяется. На пороге стоит Настасья с полным подойником в руках и говорит кому-то в сени.

Настасья. Заходите, заходите, люди добрые!.. С полным встречаю вас — только что коровушку подоила.

Митревна и Прохорыч заходят в избу.

Митревна. Кто с полным гостей встречает, у того и дом полная чаша. Жить вам поживать векожизненно. (Кланяется всем.) Здравствуй, Федосеич! Здравствуй, Васенушка! А хозяюшка где?

Настасья. На кузню пошла — вечерять звать. Да всё, видно, кузнецы наши от ковала своего не отстанут. Много у них нонче дела-то. Дотемна из кузни не выходят.

Прохорыч. У всех нынче дела хватает — и у кузнецов, и у древоделов, и у камнесечцев, и у гончаров наших… Шутка сказать — на старом месте новый город ставить.

Митревна. Что и говорить: тяжкая работа, великий труд. А все ж слава богу сказать, что до этих дней дожили…

Настасья. Никак, хозяева идут — стукнуло в сенях… Погляди, Васенушка.

Васена выбегает в сени и сразу возвращается.

Васена. Чужие, тетя Настя!.. Незнамо какие люди. Двое мужиков и паренек с ими.

Через порог переступают двое. Один широкий, приземистый, большебородый, другой худой, желтолицый, с реденькой бородкой и жидкими волосами. Это слепые бродячие певцы, дед Савва и дядя Мелентий. Слепцов вводит в избу мальчик-поводырь Симеон.

Савва (густым, низким голосом). Мир дому сему!

Мелентий (высоким, чуть дрожащим голосом). Дозвольте, хозяева, у вашего огонька погреться!

Настасья. Хозяев-то еще дома нету, да у нас обычай один, что при хозяевах, то и без них: всякому гостю рады. Садитесь, люди добрые, грейтесь.

Симеон (подводя слепых к лавке). Вот она, лавка-то, дядя Мелентий. (Старику.) Спускай суму, дедушка, садись.

Слепые усаживаются.

Федосеич. Куда и откуда путь держите, страннички?

Мелентий. Сказал бы: идем куда глаза глядят, да глаза-то не глядят. Еще благо, малец у нас молодец — за троих смотрит. А ну, Симеон, прими посошок, поставь в уголок!

Симеон. Давай, дядя Мелентий.

Федосеич. Слышь, Васена, отрежь им хлебушка, покуда что… Оголодали небось в пути-то, продрогли… Сам я большую дорогу прошел. Знаю, каков он есть, холод да голод дорожный. До ужина не дотерпеть.

Васена (подает хлеб). Кушайте, страннички!

Настасья. Соли-то подай. Что за еда без соли!

Савва. Спасибо, дочка! Дай тебе бог здоровья.

Васена. Бери и ты, мальчик. Всем хватит. Ты что хочешь — горбушку или середку?

Симеон. Горбушку.

Мелентий. Дельно, Симеон. Покуда зубы есть, грызи горбушку. А поживешь с мое, от середки проси.

Савва. Эх! Хорошо хлеб печете! И легок, и сытен, и духмян. Чем же вас отблагодарить, люди добрые, за хлеб-соль вашу? Ничем-то мы не богаты. Разве вот песню вам спеть по нашему обычаю слепецкому, ежели пожелаете.

Настасья. Спойте, убогие! Песня время коротает.

Федосеич. И то спойте! Недаром говорят: чем с плачем жить, лучше с песней помереть.

Митревна. Спойте, опоите, родименькие, а мы послушаем.

Савва. Что петь-то будем? Духовную аль мирскую? Старину аль новизну?

Мелентий. Далекая пора — старина, мохом поросла. Споем про нонешнее. В Рязань пришли, рязанскую и затянем. Заводи, Савва!

Савва (басом).

Митревна. Истинно так…

Дверь отворяется. В избу входят Авдотья, Никита, Федя и тот парень, который вместе с ними пытался бежать из полона.

Васена. Вот и наши пришли!

Никита. Примолкни, девонька! Дай и нам послушать. Пойте, убогие, пойте!

Савва. Для хозяина и песня сначала поется. А ну, Мелентий, Симеон!.. (Запевает старательней прежнего.)

Мелентий.

Симеон.

Мелентий.

Савва.

Никита. Что ж вы, хозяюшки? Надо попотчевать странников. Эдакой запев не зря поется.

Настасья (поднося ковш). Кушайте, страннички, на здоровье.

Савва. Спаси вас господь! Добрый медок: с одной чарки запоешь, с двух запляшешь.

Никита. За чем же дело стало? Выпейте и по другой.

Авдотья. Не чинитесь, гости дорогие, пейте!

Савва. Нет, хозяева, сперва допеть, а после и допить. Ну, Мелентий!..

Мелентий.

Симеон.

Митревна. Ох ты, батюшки! Ровно про нас поется!.. Прохорыч. Про нас и есть… Про горе наше рязанское.

Мелентий.

Симеон.

Мелентий.

Савва.

Васена. Нет, не свекра! Так — сродника, Федосеича!..

Авдотья. А ты и впрямь думаешь — про нас поют! У кого и свекра взяли, всяко бывало.

Дверь отворяется. В избу входят несколько человек — мужчины, женщины, ребята.

Рязанец. Никак, поют у вас, хозяева? И нам бы послушать!..

Авдотья. На то и песня, чтобы слушать. Садитесь — гости будете.

Мелентий.

Васена. Ой… (Дергает Настасью за платье.)

Певцы.

Рязанец. Да уж это не про нашу ли хозяюшку? Ей-ей, про нее…

Авдотья. Не одна я Авдотья на Рязани. Песня-то, поди, при наших отцах-дедах сложена…

Певцы.

Настасья и Митревна всхлипывают. Остальные слушают молча.

Митревна (утирая слезы). По-старому да по-бывалому. Великую беду избыла, голубушка…

Федосеич. Да кто ж это песню такую придумал? Будто он с нами заодно в полону татарском побывал…

Мелентий. А кто его знает! Она, песня-то, под кустом родилась, лычком подпоясалась, в лапотки обулась, да и пошла по дорогам ходить-бродить…

Настасья. Да ведь что ни слово, то быль… У кого вы ее переняли, песню эту?

Савва. По всей Руси поется. Самая это желанная песня ныне.

Мелентий. И поит нас, и кормит, и в запас дает.

Авдотья. Ну, коли так, и у нас в дому хлебом-солью да медком не побрезгуйте! (Подносит им еду и питье.) Кушайте — еще нарежем. Пейте — еще нальем.

Савва. Благодарствуй, хозяюшка! Как звать-то тебя да величать? За чье здоровье пить?

Авдотья. Зовут меня Авдотьей, величают Васильевной.

Мелентий. Ишь, как песня-то наша ко двору пришлась! Про Авдотью пели — Авдотья и слушала. Хороша песня про тезку твою, хозяюшка? Ась?

Федосеич. Не про тезку песня — про нее самое, люди добрые! Ясен свет, да слепым очам не виден. Стоит перед вами Авдотья Рязаночка, та самая, что полон рязанский из дикой степи вывела.

Рязанец. Жисть нам воротила!

Митревна. Себя не пожалела!..

Настасья и женщины. Красавица наша! Княгинюшка! Заступница!

Васена (бросаясь к ней). Душенька наша!

Федя (так же). Сестрица!

Слепцы, а за ними и Симеон встают и кланяются Авдотье в пояс.

Савва. Честь и слава тебе, Авдотья Васильевна! Не чаяли мы, не гадали в твоем дому гостить, из твоих рук чару принять.

Мелентий. Честь и слава век да и по веку!

Авдотья. Ох, куда и глядеть-то не ведаю! Пожалейте вы меня, люди добрые. И зла не сотворишь, а со стыда сгоришь. Хоть с глаз беги!..

Никита. Некуда бежать, Авдотьюшка. Какое дело сделала, такую и славу неси. Наливай меду всем гостям — почествуем тебя. Для кого ты Авдотья Рязаночка, а для нас — хозяюшка!

Авдотья. Это дело иное! Пейте, кушайте, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады.

Федя (подходя к Симеону). Слышь, малый!..

Симеон. Чего?

Федя. Вот чего. Научи меня песню эту петь. Больно по нраву мне пришлась. А я тебе за это что хошь дам.

Симеон (кивая на Авдотью). А ты ей кто?

Федя. Сестрице-то моей? Брат.

Симеон. Тот самый?

Федя. Тот самый. Один я у ней.

Симеон. Даром научу.

Федя. Сейчас?

Симеон. В свой час. Выйдем ужо на крылечко, я те на все голоса спою — и за деда, и за дядю Мелентия, и за себя особо. А покуда нельзя мне — подтягивать надобно. Слышь, дед гусли перебирает.

И в самом деле Савва ударяет по струнам и начинает новую песню.

Савва.

Мелентий.

Симеон.

Савва.

Мелентий.

Савва.

Симеон.

Мелентий и Савва.

Все.

Занавес