"Дракон. Книга 1. Наследники Желтого императора" - читать интересную книгу автора (Алимов Игорь)Россия, Санкт-Петербург, май 2009 годаТополиный пух поплыл над городом. Чижиков, благополучно поменявший часть рублей на доллары, шел вдоль державного течения Невы, касаясь рукой берегового ее гранита. Ночь прошла ужасно: Котя почти не спал, так и этак прокручивая в голове историю с обнаруженными тайными листочками из дневника деда – внезапно выжившего из ума, а потом пришедшего в себя. К утру вконец истомленный Чижиков незаметно задремал, но сон его оказался недолгим. Котя внезапно, рывком проснулся – от невыразимого и необъяснимого ужаса, чувствуя, как на глазах покрывается липким холодным потом. В комнате было пусто, но Чижиков готов был поклясться, что он здесь не один, что рядом – буквально в двух шагах от кровати! – стоит кто-то невидимый и пристально сверлит Котю внимательным, изучающим взглядом. И это ощущение было настолько реальным, что Чижиков замер в страхе, постаравшись сделаться как можно меньше и незаметнее. Он лишь судорожно шарил взглядом по темным углам и, конечно же, никого в них не находил. Как в далеком детстве, когда маленький Котя, подобно многим, боялся темноты и того монстра, ужасного и беспощадного, что живет под кроватью и вот-вот оттуда вылезет. Спасение было в одном: замереть, чтобы монстр не заметил, а еще лучше – как можно быстрее с головой забиться под одеяло. Побоявшись так какое-то время, Котя благополучно засыпал, а утром, при свете дня, бесстрашно заглядывал под кровать в поисках монстра, но ничего и никого там не находил – кроме пыли, разумеется. С тех пор прошли годы, монстр истончился и исчез весь, а Чижиков стал сильный, высокий и взрослый. Он и помыслить не мог, что однажды проснется вот так – среди летней светлой питерской ночи и будет в ужасе вжиматься головой в подушку, стараясь не дышать и потеряв способность рассуждать хоть сколько-нибудь здраво!… Внезапно в коридоре рявкнул Шпунтик – в потное лицо Коти ударил тугой порыв ветра, словно кто-то невидимый рядом с ним резко развернулся и быстро пошел прочь – и наваждение тут же рассеялось, пропало. Чижиков сел на кровати и трясущейся рукой натянул на себя съехавшую на пол простыню: ему было очень и очень неуютно. Больше заснуть не получилось, и Котя пошел на кухню. Там он курил до остервенения, пока во рту от табака не стало совсем погано, а на душе не развиднелось. Мысли легли на вчерашний курс: Чижиков вновь и вновь пытался связать листочки из дневника деда с сундучком, который он продал антиквару. А еще был некто Сергей, имеющий обыкновение вновь появляться там, откуда его только что выгнали! Мозаика из столь разных элементов складываться никак не хотела… Конечно, проще всего было бы найти Сергея и попробовать вызвать его на откровенность, но такую перспективу Котя сходу отмел: Сергей ему крайне не понравился. Зацепок практически не оставалось – за исключением найденных в «Илиаде» иероглифов. Честно сказать, Чижиков не возлагал на иероглифы никаких надежд, но поскольку днем все одно собирался навестить старого приятеля Федора Сумкина, которого наметил пустить на постой в свою квартиру, то решил: отчего бы заодно не показать эти иероглифы профессиональному китаисту Авось и выяснится что. Сумкин работал в одном из петербургских академических учреждений, слыл занудой и за чрезмерное пристрастие к посторонней женской красоте был неделю назад изгнан законной супругой из дому. Самое удивительное в этом было то, что женщины почти всегда отвечали Сумкину взаимностью. Об этом феномене Чижиков мог сказать лишь банальное: не понимаю, чем он их берет! Невысокий, мешковатый, с громадными залысинами и торчащими в стороны ушами, да к тому же в очках с чудовищными диоптриями, Федор Сумкин, на взгляд Чижи- кова, был совершенно неинтересен, а местами и отталкивающ. Вдобавок ко всему Сумкин редко брился, и в результате на его подбородке постоянно курчавилась рыжеватая неопрятная поросль. Еще Сумкин курил как паровоз, и от него вечно несло дешевым табачищем, так что временами Чижиков, и сам куривший немало, с трудом удерживался, чтобы не скривиться. А вот поди ж ты: бабы любили! Когда Чижиков позвонил Сумкину и предложил пожить в своей квартире, то выставленный на улицу Федор предложению очень обрадовался и выразил безусловную готовность бдительно следить за квартирой на Моховой в течение всего времени, пока Котя будет отсутствовать. Котя облегченно вздохнул: теперь квартира будет в порядке, потому что при всей своей внешней безалаберности Сумкин был крайне надежен и верен сказанному слову. Котя даже не пытался ставить ему условие не водить в квартиру баб, потому что тогда Сумкин не согласился бы, и благодарный за эту негласную уступку Федор заверил его в знак признательности, что головой отвечает за сохранность обстановки и квартиры в целом и что волоску с ее головы не даст упасть. Теперь Чижиков был спокоен: квартира останется в хороших руках! Теперь он мог с легким сердцем спросить про дракона и иероглифы… lЗдорово, здорово, старик! – Сумкин приветствовал Котю звучным хлопком по протянутой ладони. – Как ты в целом? l- Нормально я в целом, – улыбнулся в ответ Чижиков. l- Покурим-ка? – тут же предложил Сумкин и, не слушая возражений, потащил Котю по узкой темной лестнице в недра института. – Тут у нас типа курилку открыли, совмещенную с буфетом. Два в одном: и кофе, и покурить. Они ссыпались по крутой лестнице и внезапно попали в свет: недавно отремонтированные бежевые стены были украшены художественными фотографиями всяких восточных древностей, с потолка мягко светили лампы. l- Эва… – Чижиков, не раз бывавший в институте и привыкший к его запущенности, откровенно удивился. – У вас что, ремонт сделали? l- Ну не везде… – Сумкин решительно завернул за угол, и друзья оказались в просторном сводчатом подвале, заставленном столиками. Пожилая женщина в белом халате руководила кофеваркой и выдавала бутерброды. – Не все сразу, старик. Нам из Москвы бабло понемногу поперло. Кто-то там слишком расслабился, вот и просочилось маленько. На буфет с курилкой хватило, а там… Сумкин не закончил фразы и устремился к кофеварке. l- Два кофе, Валь Петровна! Бросил на блюдце две смятые десятки. l- Это чего, у вас кофе всего по червонцу? – удивился Котя, когда они перешли в соседнюю комнату – собственно курилку. Здесь были мягкие диванчики, стол с пепельницами и натужно гудевшая вытяжка. l- Свет и воздух! – широко взмахнул свободной рукой Сумкин и плюхнулся на ближайший диван. – А кофе… Кофе у нас, старик, по бартеру и потому такой дешевый. Сумкин достал из кармана обвисшего пиджака пачку «Кэме- ла», варварски оборвал у сигареты фильтр и щелкнул зажигалкой. lСумкин достал из кармана обвисшего пиджака пачку «Кэме- ла», варварски оборвал у сигареты фильтр и щелкнул зажигалкой. l- Садись давай, Чижиков! В Китай, значит, собрался? Ух, и завидую я тебе! Судьба профессионального китаиста Федора Михайловича Сумкина нечасто преподносила ему такие подарки, как поездка в страну изучаемого языка, а предпринять подобный вояж за собственный счет Сумкин возможности не имел – за скудостью бюджета российского востоковедения. Поэтому Сумкин завидовал Коте, но не по-черному. Зависть его была чистая. Сумкин вообще был светлый человек. l- В Пекин едешь? Слу-у-ушай, там есть один книжный магазин, вот я тебе нарисую… – Федор, посыпая себя пеплом, зашарил в карманах. На свет явились скомканный платок в клеточку, обломки от нескольких авторучек, замусоленные автобусные билеты и смятые визитные карточки, наконец сыскался маленький и тоже изрядно поживший блокнотик. – Я тебе тут нарисую, как добраться, название книжки напишу. Купишь? – требовательно блестя очками, уставился на Котю Сумкин, занеся над чистой страничкой обкусанный карандаш. l- Куплю… наверное, – на всякий случай ответил Котя. Он еще не очень представлял себе, как сложится его жизнь в Китае, но друга огорчать не хотел. l- Я тебе денег сейчас… Сумкин полез в брючные карманы, вытащил комок купюр, стал расправлять. l- Федор Михайлович! l- А? – поднял голову Сумкин, близоруко щурясь. – Погоди ты! Сбил. Снова придется считать! И Федор беззвучно зашевелил губами, азартно считая деньги l- Федор Михайлович!! l- Ну?! l- Сколько твоя книжка стоит? l- Ну… юаней тридцать. А что? l- Не парься, старик, – Чижиков достал сигарету и отхлебнул кофе из пластмассового стаканчика, и был тот кофе отвратительным. Он не знал, сколько это – тридцать юаней, но Коте очень хотелось побыть щедрым и великодушным. – Потом как-нибудь рассчитаемся. l- Серьезно?… Нет, ты не думай, старик, я теперь кредитоспособный… l- Федор Михайлович, ты достал, – сообщил приятелю Чижиков. – Убери свои деньги. Понял? l- Понял! – Сумкин охотно скомкал купюры и сунул обратно в карман. – Сейчас план нарисую… l- Федор Михайлович, перестань суетиться, а? План мэйлом пришлешь, а то ведь я твои каракули в жизни не разберу. l- Это ты верно заметил, это ты правильно. Знаешь, как побольнее меня обидеть, – кивнул Сумкин. – Зато у меня прекрасный иероглифический почерк. Что, съел? l- Так. Вот тебе ключи. Ключики. От квартиры. Не потеряй. Я позвоню тебе из аэропорта, тогда можешь заселяться. l- Потерять? Да не в жисть! Когда ты вернешься, ключей будет в два раза больше, – туманно пообещал Сумкин. – Спасибо, старик. Нет, правда, громадное тебе спасибо. Ты меня буквально спас. А то Светка… – Федор трагически махнул сигаретой. – Хочешь, спляшу в твою сторону танец глубокой благодарности? l- Федор Михайлович… l- Ну ладно, ладно, – выставил перед собой ладони Сумкин. – Спасибо, просто спасибо, старик. Я буду платить за свет, воду и газ… l- И за телефон. l- И за телефон. А ты надолго вообще? Ну, в Китай? l- Сам еще не знаю, – пожал плечами Котя. – Как сложится. l- Эх… – Сумкин хлебнул кофе, откусил фильтр у второй сигареты и прикурил ее от первой. – Вот у людей жизнь с размахом! А тут сидишь, в словари зарывшись, и никакого тебе Пекина. Даже журналы не выписывают в библиотеку, – пожаловался он. – Денег, видишь ли, нету. У коммунистов деньги были, а у этих – нету! А потом говорят: что-то наша рассей- ская наука ослабела, что-то за рубеж стала линять, что-то на родине ей не сидится, что-то молодежь в науку идти не хочет. Как бы это нам молодежь туда привлечь? Как тебе это нравится, старик? Да ты плати науке, если она тебе нужна, создай ей приемлемые условия – и она никуда не слиняет! Ты дай молодому специалисту возможность для работы и роста, покажи, что он стране нужен! А вместо этого… Сумкин сел на любимого конька. Чижиков понимал, что друг в общем и целом прав, и не только в отношении науки, но подобные разговоры его никогда не увлекали, а потому он обычно давал Федору какое-то время выговориться. Потом Сумкин успокаивался, и с ним уже можно было иметь дело. Так случилось и на этот раз: через пять откусанных фильтров, две чашки кофе, за которыми был послан Чижиков, и трех сотрудников института, зашедших перекурить и принявших посильное участие в дискуссии о положении российской науки, Сумкин закончил обличать жестокий внешний мир и задышал мирно и спокойно. l- Слушай, Федя, – дождавшись, пока Сумкин замолчит, начал осторожно Чижиков. – А вот скажи мне, пожалуйста, это ведь дракон, да? Котя вынул телефон, нашел снимок дракона, красовавшейся на крышке сундучка, и показал другу. l- Это? – Сумкин прищурился. – Ты прав, мой глазастый друг. Это схематическое изображение весьма напоминает нашего дорогого товарища китайского дракона. l- И чего он, этот дракон? – спросил Котя. – В смысле, что в нем такого особенного? Огнем дышит? l- Нет, ты меня поражаешь, Чижиков! По-ра-жа-ешь! – возмутился Сумкин. – Ты же с самого детства живешь среди всего этого, а до сих пор не удосужился узнать самые элементарные вещи! Я прямо не знаю, как это называется, старик. Ты какой- то костный и нелюбопытный сукин сын. l- Кончай ругаться и объясни толком, – попросил Котя. – Ну, прав ты, прав. Я серый, как штаны пожарника. Доволен? Теперь рассказывай. l- Чем, интересно, я должен быть тут доволен? – ехидно спросил Сумкин, тряся клочной бороденкой. – Тем, что ты, имея такого неординарного, талантливого и многознающего друга, как я, продолжаешь пребывать в тотальном невежестве? Тем, что я не сумел прорваться светлым лучом знания в твое темное царство? l- Федор Михайлович! l- Ну ладно, ладно… – улыбнулся Сумкин, прикуривая очередную сигарету. – Только ты, старик, прямо сейчас забудь путать мягкое с теплым, то есть дракона европейского с китайским. Это, знаешь ли, две громаднейшие разницы. Хотя бы потому, что китайский дракон никогда не дышал, как ты замысловато выразился, огнем. Китайский дракон – он повелитель вод. Ну водоемов, понимаешь? Рек, морей, океанов. Прудов даже. Ну и, схематично говоря, размер и мощь дракона прямо зависели от водоема, в котором он окормлялся… Не слишком сложное слово? Нет? Ну ладно… То есть дракон, скажем, северного моря, был страшно могуч, а вот тот, что жил в соседнем пруду – так, мелочевка, но тоже кое-что мог… l- Так, получается, драконы что, в каждой луже жили? – вытаращил глаза Чижиков. l- Ну не совсем так. Не в каждой, даже не через одну, но по тем или иным причинам могли заселиться как в реку, так и в пруд. Ну и китайский народ, еще до того, как партия и правительство указали ему верный путь, обычно драконам молитвы возносил – ну, например, чтобы реку переехать и не потонуть внезапно, если было известно, что в реке проживает дракон. Только не спрашивай, откуда это было известно. Считай, что на берегу стоял рекламный щит: тут живет дракон. Знали они. Знали. – И Сумкин с важным видом стряхнул пепел в кофе. l- Да-а-а… – протянул Чижиков. – Вот оно как… l- Это еще не все, – хмыкнул Сумкин. – Ты, старик, возможно где-то слышал случайно, что у китайцев была всякая самобытная философия… Не перебивай докладчика. Так вот, не перенапрягая твой хилый мозг несвойственными ему лишними знаниями, тезисно раскрою тебе, старик, что в основе так называемой китайской натурфилософии лежит учение о пяти первоэлементах, или стихиях, а именно – дереве, огне, земле, металле и воде, которые по кругу порождают друг друга и определяют базовые основы мироздания. Стихии эти соответствуют много чему – времени года, суток, сезонам, цветам, в смысле красный, желтый и так далее, звездам, звукам пятич- ленной гаммы и, помимо прочего, животным и сторонам света. Север соотносится с черепахой и деревом, юг – с огнем и фениксом, центр… а чего ты смеешься? У китайцев есть такая сторона света: центр, и он соотносится с землей и со специальным китайским животным цилинем, которого некоторые по малой образованности зовут единорогом. Западу соответствуют металл и тигр, а востоку-вода и этот вот твой приятель, дракон, – постучал Сумкин по экрану телефона пальцем. – Это если говорить профанно и нефундированно, старик. Усвоил? l- Я тебя боюсь, – сообщил Федору Чижиков. – Ты весь такой фундированный и непрофанный, аж в пот бросает. l- Да, я такой, – приосанился Сумкин. – Посмотри на меня в профиль. Ну как? Правда, я чертовски величественен? l- Ничего, что я сижу в твоем присутствии, о величественный? l- Ничего. Присядьте пока, – прыснул Сумкин. l- Значит, дракон – покровитель востока… А он крупный, этот китайский дракон? l- Ты понимаешь, старик, – продолжал Сумкин, – его давно никто не видел. Ну, типа в живой природе. Или чтобы он вот так запросто прогуливался, этот дракон, как курица какая- нибудь или кошка. Я тебе больше скажу: цилиня тоже давно уже никто не видел, и феникса, а свидетельства о появлениях драконов туманны и крайне неубедительны. Хотя, надо признаться, один китайский ученый… l- Погоди, погоди. То есть его нету, дракона-то? l- Нету, конечно! – кивнул Сумкин. – Ты, старик, про мифологию что-нибудь слышал хоть краем уха? Так это – она. В чистом виде. l- Ладно, – Чижиков отобрал у приятеля телефон и вызвал другую фотографию. – Ну, это уж точно никакая не мифология, а любезные твоему сердцу иероглифы. Что тут написано? l- Тут? – Сумкин задрал очки на лоб и приблизил телефон к глазам. – Ага… Ну и почерк! Сам писал, что ли? Как курочка лапкой. Тьфу. И кто тебя только учил иероглифы писать… Ах да, тебя никто не учил… l- Федор Михайлович! l- Докладываю, старик! – Сумкин снова схватил блокнотик и карандашиком записал на страничке четыре иероглифа. Сунул под нос Чижикову. – Это то, что внизу. Читаю по буквам, то есть знакам: «и ли я тэ». l- И что это? l- «Илиада». Бессмертное произведение великого греческого слепца Гомера. Китайская транскрипция. Ну, знаешь, старик, «я список кораблей прочел до середины…» Впрочем, это не Гомер, а вовсе даже Мандельштам. Как, ты не знал?! l- Так, а сверху что написано? – не обращая внимания на подколки приятеля, спросил Чижиков. lСмутное предчувствие заставило его сердце биться чаще. l- А сверху… – Сумкин перелистнул страничку и изобразил два иероглифа. – «Гу ми»… Гм… Это… м-м-м… Хорошо бы контекст посмотреть, старик, – выжидательно глянул он на Котю. l- Да нет никакого другого контекста. Видишь: это книга, а иероглифы написаны на полях. l- Что за книга-то? l- Да «Илиада» и есть. – Да? Ты что же, книги читаешь? Ну ладно, ладно!… Гм… Между нами, должен тебе сообщить, старик, что древнекитайский язык многозначен. Говоря проще, контекст в нем играет решающую роль. Но, переводя по иероглифам… Смотри: первый «гу», то есть «старый», «древний», «древность». Второй – «ми», то есть «скрытый», «секретный», «тайна». Чуешь семантическое поле, старик? И выходит это «гу ми» не иначе как «старый секрет» или «древняя тайна». Или что-то подобное, только тебе на кой это все сплющилось? l- Потом как-нибудь расскажу, – ушел от ответа Чижиков. – То есть это можно понять, как «древняя тайна "Илиады"»? l- Запросто! – легко согласился Сумкин. – Черт, сигареты кончились. Дай твоих, старик. И отобрал пачку у Чижикова. l- Тогда последний вопрос, – Чижиков предъявил Федору очередной снимок. – А тут что написано? l- Тут? «Сталин и Мао слушают нас…» – пропел Сумкин лишенным приятности голосом. – Шучу-шучу. Ха-ха. Перевожу дословно и однозначно: «В председателе Мао». В смысле – внутри нашего горячо любимого председателя, в его, так сказать, сердцевине. Вообще, старик, ты как в Пекин приедешь, ради приличия уж устройся на курсы китайского языка, что ли, а то так и будешь ходить, как лох, с гостиничной карточкой: товарищ таксист, довези до дома, а то сами мы не местные… Кстати, «товарищ» им не говори, могут не так понять, теперь в Китае «товарищами» гомиков называют… Над городом плыл тополиный пух. Пока не слишком много – будущее у пуха еще впереди. Вот настанет июнь… Чижиков возвращался домой в задумчивости. Два свежеоткрывшихся обстоятельства не давали ему покоя: «древняя тайна» и председатель Мао. И если со зверем «сюань-у» Чижикову все было более или менее понятно, то связь некоей тайны, да к тому же древней, с любимой им «Илиадой» – волновала. Притом написано-то об этом было на дедовском экземпляре книги. И написано, как определил Сумкин, криво, словно курица лапой, неумело, то есть навряд ли человеком, привыкшим писать иероглифы. Например, самим дедом Виленом. А почему бы и нет? Ведь дед говорил, что выучил несколько десятков фраз на китайском. Отчего бы ему не выучить и полтора десятка иероглифов?… Чижиков реквизировал у Федора пару листков из его блокнотика, попросив написать рядом с иероглифами транскрипцию. Идучи домой, Котя то и дело доставал бумажки, читал и перечитывал: «И ли я тэ», «гу ми». Нет, ничего не складывалось из этих разрозненных звуков. Далее – Мао Цзэ-дун. Как это нужно понимать: «в председателе Мао»? В каком, то есть, смысле – «в»? Внутри? В грудной клетке? В горячем сердце коммуниста? В пламенных идеях? Чижиков катал эту мысль так и этак вплоть до улицы Чернышевского, а когда свернул на Моховую, в голове внезапно щелкнуло: в коллекции же полно гипсовых бюстов Мао! Один из них, треснувший, как раз стоит на столе в кабинете! А вдруг дед спрятал что-то в одном из этих бюстиков? Это нужно было срочно проверить, и Чижиков ускорил шаг – почти побежал. Он влетел в квартиру, чуть не наступив на Шпунтика, швырнул куртку на пол и метнулся к шкафу на котором выстроились бюстики председателя: раз, два, три, четыре… девять штук! Придвинув стул, Котя аккуратно снял Мао Цзэ-дунов и в два приема перетащил на стол в кабинете, так что председателей на столе теперь стало десятеро. l- Так… – сказал Чижиков, усевшись на стул и пристально оглядывая белолицых Мао. – И в котором же?… На стол вспрыгнул заинтересованный кот, понюхал ближайший бюстик и чихнул: Котя давно не смахивал с председателей пыли. l- Это ничего, мой хвостатый друг, это ничего… – пробормотал Котя, переводя указательный палец с одного безмятежного Великого Кормчего на другого. – Это, кот, все ерунда… Выбрав наугад, Чижиков внимательно осмотрел бюстик Мао со всех сторон и никаких отклонений от нормы не обнаружил. Гипс как гипс. Ничего особенного. Так, следующий… С шестым бюстиком Коте повезло: на дне явно просматривались следы более позднего вмешательства. Чижиков не обратил бы на это внимания, если бы уже не осмотрел пять очень похожих изделий, ровных, с прямым зачищенным шовчиком на дне. А здесь шовчика не было. Складывалось впечатление, будто дно этого бюстика заново обмазали гипсом или чем-то очень похожим – как делают, желая восстановить поврежденную вещь, но не имея под рукой более совершенных материалов. Замазано было аккуратно, тщательно, но Котя – заметил. Он взвесил бюстик на руке. Потом для примера попробовал вес одного из уже осмотренных. Кажется, или этот все же тяжелее? Есть лишь один способ проверить. И Чижиков скальпелем стал осторожно ковырять бюстик председателя в том месте, где заметил след. Посыпалась гипсовая крошка, откололся кусочек, потом другой, покрупнее, и наконец с легким стуком на столешницу вывалилась вся заплатка, а следом за ней выпал обрывок бумаги и небольшой серебристый мешочек, туго затянутый поверху шнурком из такого же материала. Котя застыл, глядя на мешочек с открытым ртом. Кот Шпунтик мгновенно выгнул спину, распушил хвост и зашипел. Так вот что значит «в председателе Мао»! Как просто! А я то!… Чижиков опасливо коснулся мешочка: он был ощутимо прохладным. Кожу тотчас же начало мелко покусывать – в точности так, как описал дед Вилен. Котя принялся распутывать шнурок, и тот неожиданно легко поддался. Кот Шпунтик зашипел снова, но как-то не очень решительно, с сомнением. l- Ничего, брат, – сказал ему Чижиков, храбрясь. Приподняв мешочек за угол, Котя вытряхнул на стол его содержимое: в свете бьющего в окно заходящего солнца блеснула небольшая вещица – изящная фигурка дракона, та самая, что была изображена на крышке сундучка. Любознательный Шпунтик вытянул шею. l- Погоди, не лезь, – предостерег кота Чижиков, которого била лихорадочная дрожь открытия. – Так вот что ты искал, Сергей! Он осторожно дотронулся пальцем до дракона. |
||
|