"Дневник Тернера" - читать интересную книгу автора (Пирс Уильям)

28 ОКТЯБРЯ.

Сегодня ночью мне пришлось заниматься самыми отвратительными делами, какими не приходилось заниматься ни разу с тех пор, как я стал членом Организации четыре года назад. Я участвовал в казни мятежника.

Гарри Пауэлл был руководителем Ячейки 5. На прошлой неделе, когда Вашингтонский Полевой Штаб дал его ячейке задание убить двух из наиболее неприятных и активных адвокатов расовой ассимиляции в нашем регионе – священника и раввина, соавторов широко известной петиции, поданной в Конгресс и требующей специальных налоговых льгот для смешанных женатых пар, – Пауэлл не пожелал исполнить его. Он отправил послание обратно в ВПШ, сказав, что против дальнейшего развязывания жестокости и его ячейка больше не будет участвовать ни в одном террористическом акте.

Его немедленно взяли под арест, и вчера по одному представителю от каждой ячейки, включая Ячейку 5, собрались на судилище. Ячейка 10 не смогла никого прислать, и одиннадцать человек – восемь мужчин и три женщины – встретились с представителем ВПШ в подвальном складе подарочного магазина, который принадлежит одному из наших «легалов». Я представлял Ячейку 1. Представитель ВПШ коротко изложил дело Пауэлла. Член Ячейки 5 подтвердил обвинение. Пауэлл не только не захотел подчиниться приказу, но потребовал, чтобы члены ячейки тоже не подчинились ему.

К счастью, они не пошли у него на поводу. Пауэллу была предоставлена возможность произнести речь в свою защиту. Он говорил больше двух часов, изредка прерываясь, чтобы ответить на вопрос. То, что он сказал, потрясло меня, однако уверен, нам стало легче вынести ему приговор. В сущности. Гарри Пауэлл был «убежденным консерватором». Он стал не только членом Организации, но и руководителем ячейки, и это говорит больше об Организации, чем о нем. Главной его печалью было то, что все наши террористические акции против Системы лишь ухудшали положение вещей, «провоцируя» Систему принимать все более крутые репрессивные меры. Ну, конечно же, мы все это понимали! Во всяком случае, я думал, что все это понимают. Оказалось,

Пауэлл не понимал. Он не понимал, что всегда и везде одной из главных целей политического террора является принуждение властей к репрессивным мерам, ужесточающимся раз от раза, так что часть населения отворачивается от властей и начинает с симпатией смотреть на террористов. Другая цель – пробуждать беспокойство, разрушая у населения чувство защищенности и веру в непобедимость правительства. Пока Пауэлл говорил, становилось все более и более очевидно, что он консерватор, а не революционер. Оказывается, он считал, что целью Организации было вынудить Систему провести определенные реформы, тогда как на самом деле мы все стремимся разрушить Систему, стереть ее с лица земли и построить на ее месте что-то совершенно другое, ничем на нее не похожее. Он противостоял Системе, потому что она заставляла его платить слишком большие налоги. (У него был магазин скобяных товаров, прежде чем ему пришлось уйти в подполье.) Он противостоял Системе вседозволенности для Не, потому что преступления и бунты не способствуют торговле. Он противостоял Системе конфискации оружия, потому что не мог обойтись без револьвера для собственной защиты. У него была мотивация либерала, замкнутого на себе индивидуума, для которого главный вред от правительства – ограничение свободного предпринимательства. Кто-то задал ему вопрос, неужели он забыл то, что

Организация повторяет постоянно – наша борьба должна защитить будущее нашей расы, а свобода отдельного гражданина подчинена этой всеобъемлющей цели? И он с раздражением ответил, что жестокие меры, предпринимаемые Организацией, не имеют ничего общего ни со свободой расы, ни со свободой отдельного человека. По его ответу стало ясно, что он, в сущности, не понимает, ради чего мы стараемся. Его собственное начальное оправдание насильственных мер, предпринимаемых против Системы, базировалось на наивной вере, что с Божьей помощью мы не замедлим показать ублюдкам кузькину мать! Когда же Система не развалилась, а наоборот, еще крепче завинтила винты, он решил, будто наша политика террора добивается обратного результата. Ему было невозможно принять тот факт, что путь к нашей цели не поворачивает назад к давнему рубежу в нашей истории, а пробивается через настоящее и устремляется в будущее – что это мы выбираем направление, а не Система. Пока мы не вырвем из рук Системы руль и не выкинем ее самое, корабль нашей страны будет опасно крениться. Останавливаться нельзя и поворачивать назад тоже. Поскольку мы уже среди скал и отмелей, нам приходится нелегко и будет еще хуже, пока мы не выйдем на открытое пространство. Наверно, он был прав насчет нашей неправильной тактики: раньше или позже мы получим ответ на вопрос об отношении к нам людей. Однако его мысли в целом были чужды нам, его ориентиры не совпадали с нашими. Слушая Пауэлла, я вспомнил писателя конца XIX столетия Брукса Адамса с его разделением человеческой расы на два класса: духовный и материальный. Пауэлл был представителем материального класса.

Для Пауэлла не имели никакого значения идеологии, конечные цели, фундаментальные противоречия между устремлениями Системы и нашими устремлениями. Философия Организации была для него не более чем идеологической листовкой ради завлекания к нам новых членов. В нашей борьбе с Системой он видел борьбу за власть и ничего больше. Если мы не можем побить Систему, значит, нужно добиваться компромисса.

Интересно, сколько еще членов Организации думают таким же образом, и мне стало страшно. Мы слишком быстро выросли. У нас не было достаточно времени, чтобы пробудить во всех товарищах, по сути, религиозное отношение к нашей цели и к нашим доктринам, которое не допустило бы к нам Пауэлла. Увы, у нас не было выбора насчет решения судьбы Пауэлла. И дело не только в его не желании считаться с нашими взглядами, но и в том, что он показал себя совершенно ненадежным. Чтобы один из нас – да еще руководитель – открыто говорил с товарищами о компромиссе с Системой, с которой мы едва начали войну… Был только один способ разрешить ситуацию. Шестеро мужчин сложили спички, и трое, включая меня, стали палаческой командой. Когда до Пауэлла дошло, что его собираются убить, он попытался вырваться. Мы связали ему руки и ноги, а потом нам пришлось закрыть ему рот, когда он начал кричать. Потом мы отвезли его километров за десять к югу от Вашингтона, застрелили и закопали.

Домой я вернулся вскоре после полуночи, но заснуть не мог. Мне очень, очень плохо.