"История Швеции" - читать интересную книгу автора (Андерсоон Игвар)


Глава XIX ПРОБЛЕМА МИРА И НОВАЯ ВОИНА (1648–1657 гг.)


Война обогатила шведское государство новыми территориями. И она принесла — по крайней мере одному классу шведского общества, а именно дворянству — богатство, славу и политическое влияние. Канцлер Уксеншерна как будто олицетворял политику Швеции в Германии; со всей своей энергией и всем своим талантом он старался провести эту политику в той форме, какую он сам считал наиболее подходящей.

Политика военных лет принесла шведскому народу много трудностей. Рост привилегий дворянства, о котором мы уже упоминали, имел свои последствия и для других общественных классов. Щедрой рукой стали раздаваться дары и лены, и это делалось не столько во время регентства, у которого в этом отношении руки были связаны, сколько после того, как королева достигла совершеннолетия. Она вынуждена была считаться с положением в стране; в то же время она не очень то хорошо разбиралась в государственных финансах. Пожалования, а также закладывание и продажа коронных земель и доходов с них (эта практика все более распространялась) приумножали и без того огромные владения дворянства. Новые крупные землевладения имели тенденцию к округлению и поглощению окружающих их крестьянских хозяйств, что являлось как бы локальным соответствием экспансионистским тенденциям самого шведского государства. Владения, в которых жили дворяне, получали большие экономические привилегии.

Власть дворянства над фрельзовыми крестьянами в их наследственных поместьях была очень значительна. Крестьяне на этих землях были «не податным» сословием; это означало, что свои подати они выплачивали не короне, а дворянину. Положение фрельзового крестьянина зависело целиком от землевладельца.

Поскольку государство, согласно установившейся практике, дарило, закладывало и продавало доходы с какой-либо области дворянам и последние получали право сами собирать подати и налоги, рождалось мнение, что данный дворянин имеет право «управлять» теми, ранее свободными крестьянами, налоги с которых он теперь собирал, — «свободными от подати» крестьянами. Это мнение было выражено в известных словах Пера Брахе, государственного дротса, заменившего в этой должности брата Акселя, Габриеля: «Мы все — подданные короны: крестьяне через посредство, а мы — непосредственно». Такое чисто феодальное представление могло в свою очередь изменить представление о тех крестьянах, которые еще считались совершенно свободными. Политика дарений и распродажи государственного земельного фонда, к которой прибегали из-за плохого состояния финансов и из-за настоятельной нужды в деньгах, с каждым годом все больше ограничивала земельные владения класса «совершенно свободных» крестьян. В середине XVII в. корона и податные крестьяне владели вместе только 28 % всех удобных земель; все остальные земли принадлежали дворянству. Важно отметить, что это не привело в Швеции к какой-либо форме крепостничества, хотя тенденции к закрепощению крестьян существовали. Эти тенденции особенно усилились вследствие ознакомления шведского дворянства с тем, в каком положении находились крестьяне в Европе и благодаря «импортированным» представлениям натурализовавшихся в Швеции дворян из иностранцев.

Шведское крестьянское сословие в своей борьбе за независимость имело более прочную опору, чем крестьяне в большинстве европейских стран. Его главной опорой были шведское самоуправление, шведская правовая традиция — если несколько модернизированно охарактеризовать особенности шведской жизни, которые пошли на пользу народу в большом социальном кризисе XVII в. Шведское самоуправление чрезвычайно древнего происхождения. Деревенская община всегда имела много общих дел, которые она обсуждала и решала на своих сходках под руководством своих старейшин. После суровой редукции церковных земель в ведении общин осталось мало дел[58], но в XVII в. крестьянские общины в Швеции, покровительствуемые окончательно организованной лютеранской церковью, вернули часть своего прежнего значения. Общинные собрания имели право призывать к порядку и объявлять выговор «за ругательства и проклятия, за буйство и драку, за громкую брань и крики, за пьянство». Привычка к этому, пусть урезанному, самоуправлению и его прочным формам имела большое значение.

Далее: старинные правовые традиции предоставляли шведскому крестьянину, если он считал себя ущемленным в правах, возможность искать защиты в суде. Но, конечно, крестьянину нелегко было тягаться с дворянами, владевшими и землею и судебными должностями. Народный орган правосудия, существовавший еще со времен средневековья, — низовой суд — в то время с трудом мог бороться против назначенного королем председателя суда.

Наконец, в риксдаге как самоуправление, так и правовая традиция всегда получали большую поддержку. В противоположность парламентам других стран, в шведском риксдаге крестьянское сословие имело свое отдельное представительство[59]. Несмотря на все сменявшие друг друга этапы господства королевской власти и высшей аристократии, крестьянство сохранило большую часть того значения, какое оно имело около 1600 г. Густав Адольф строго следил, чтобы сословия занимали то место, которое принадлежит им по праву, регентскому же правительству временами с трудом удавалось держать их в руках. Все важные дела решались сословиями или членами так называемой «секретной комиссии», состоявшей из дворян, духовенства и горожан. Несмотря на все усилия правительства, народ, благодаря риксдагу, сохранил свое исконное право на самообложение, причем и крестьяне часто могли сказать свое слово, хотя тут необходимо и важно отметить, что представлять в риксдаге крестьянское сословие имели право те крестьяне, которые владели собственностью, а не фрельзовые крестьяне. Риксдаг сохранил неоспоримую возможность осуществлять свое влияние путем утверждения податей на определенный срок (обычно на два года). Помимо этого, риксдаг имел право проявлять инициативу и вносить «запрос» — это было традиционной общепризнанной формой доведения нужд народа до сведения правительства. Но при всех этих гарантиях не следует недооценивать опасности потери свободы крестьянством.

Конфликты, для которых существовала такая основа, проявились с удвоенной силой и остротой, когда война закончилась и напряжение уменьшилось. Еще задолго до заключения мира замечается реакция низших сословий на некоторые из указанных нами явлений. Очень сильна, между прочим, была эта реакция на сессии риксдага 1644 г., когда крестьяне потребовали, чтобы правительство отобрало обратно земли, проданные ими дворянству. После заключения мира оппозиция приняла более резкие формы. Молодая королева поспешила воспользоваться всеми этими разногласиями между различными общественными группами в своих политических целях.

В 1649 г. королева внесла в риксдаг предложение объявить Карла Густава престолонаследником. Она заявила, что эта мера должна послужить к укреплению королевской власти и принципа ее наследственности. Для аристократических же кругов принятие этого принципа означало ликвидацию важной предпосылки их тогдашнего, чрезвычайно для них благоприятного, политического положения. Предложение королевы встретило резкий отпор части сословий и государственного совета, который прекрасно понял намерения королевы. Но Кристина сумела привлечь на свою сторону духовенство, многих горожан, среди которых еще живы были верноподданнические традиции, и, кроме того, часть дворянства. Карл Густав был объявлен, при соблюдении некоторых условий, наследником престола в случае, если Кристина умрет бездетной. Таким образом, королева добилась безусловного успеха своих планов. Обычное недоверие, которое королева питала к уксеншерновским кругам, теперь, как только она добилась своего, несколько уменьшилось. Но скоро королеве снова пришлось поднять вопрос о престолонаследии, на этот раз также при поддержке риксдага. Она получила эту поддержку путем игры на разногласиях сословий — этой тактикой еще раньше пользовались сыновья Густава Вазы (Карл IX и, иногда, Эрик XIV).

Особенно острым было столкновение между сословиями в риксдаге созыва 1650 г. Это было одно из самых замечательных собраний риксдага в истории Швеции. Вследствие большого неурожая в ряде районов, настроение в стране было беспокойное. В риксдаге затрагивались жгучие вопросы: жалкое состояние государственных финансов, ничем уже не сдерживаемое награждение дворянства землей, старая вражда между низшими сословиями и дворянством, между королевой и высшей знатью. На протяжении двух лет, прошедших после заключения Вестфальского мира, трудности, стоявшие перед Швецией, еще более увеличились. Прежде всего, не так-то легко было сократить вооруженные силы страны, формировавшиеся десятилетиями. Необходимо было перевести на пенсию или выплачивать жалованье в соответствии с занимаемыми должностями огромному числу офицеров высшего и низшего звания. Как разместить освободившихся из армии людей и как лучше включить их в мирную жизнь государства теперь, когда их уже не содержали за счет неприятельской страны? Откуда взять средства для поддержания великодержавного престижа Швеции? Все эти трудности королева Кристина ясно сознавала.

В начале июля 1650 г. в Стокгольме собрался риксдаг. Депутаты низших сословий с самого начала были возбуждены. Низшее духовенство, то есть не епископы, устроило особое собрание, на котором, по словам одного из депутатов этого сословия, обсуждались актуальные вопросы и, между прочим, выражалось сомнение, «справедливо ли, что благами завоеванного мира может воспользоваться незначительное число людей, но ни одно из других сословий, которые из-за войны потеряли так много жизней и имущества? И должны ли они пребывать sub servitute (в рабстве) и не иметь возможности вкусить сладость мира?» Королева намеревалась использовать это настроение низших сословий, чтобы сломить сопротивление дворянства ее планам: в беседах с депутатами риксдага из низших сословий она уверяла их, что дворянство непрочь было бы провести набор наемников, чтобы «таким образом держать крестьян в повиновении». Вскоре королеве, видимо, удалось привлечь на свою сторону три низших сословия. Было выдвинуто требование редукции (конфискации отданных в лен земель). Столкновения становились все сильней, союз королевы с низшими сословиями, особенно с низшим духовенством и бюргерством, казалось, становился все прочнее.

Однако королева, по-видимому, не думала по-серьезному поставить вопрос о редукции. Зато вследствие распри между сословиями ее положение настолько укрепилось, что она могла со значительной надеждой на успех выставить свое главное требование — добиться безусловного объявления Карла Густава наследственным королем Швеции. Она хотела, чтобы его, до тех пор условное, право на наследование престола сохранилось при всех обстоятельствах. Под давлением низших сословий риксдага государственному совету и дворянству пришлось уступить этим требованиям королевы. Но зато они добились того, что решение вопроса о привилегиях дворянства было отложено. Она, правда, обещала свою поддержку низшим сословиям в этом важном вопросе, но добилась отсрочки рассмотрения вопроса.

Таким образом, старания Кристины, свидетельствующие о ее дипломатических способностях и целеустремленности, а также и о беззастенчивости в выборе средств, принесли свои результаты. Карл Густав стал наследным государем Швеции. Способный, полный сил и здоровья тридцатилетний человек стал представителем будущей — королевской власти. Уже в течение полувека династия не имела таких благоприятных перспектив, как теперь. И все же политика королевы в риксдаге не могла принести успокоения стране, скорее наоборот. Среди крестьянства чувствовалось большое недовольство. Один из крестьянских депутатов от Вестйётской провинции как-то, за бокалом вина, сказал, что крестьяне собираются перебить дворянство. В Перке вспыхнуло большое крестьянское восстание, которое удалось подавить лишь после того, как его вожаков арестовали и колесовали в районах Нормальме и Седермальме в Стокгольме. Кристина решила проблему наследования королевской власти, но гораздо труднее было решить финансовый вопрос и еще труднее — огромную задачу сохранения свободы крестьянства [60].

В ближайшие годы после сессии риксдага 1650 г. поверхностному наблюдателю могло казаться, что придворная жизнь полна удовольствий и пышных празднеств, приличествующих молодой великой державе. Когда умер Густав Адольф, государственный совет еще мог вынести решение не приглашать на похороны иностранцев, так как, «если они приедут к нам, то увидят нашу нищету». Теперь Швеция должна была во что бы то ни стало блеснуть пышностью двора. Королева сама устанавливала придворный этикет и церемониал согласно требованиям и духу времени. Она ввела празднества, где литература и музыка, рыцарские забавы в средневековом духе и «балеты» в континентальном стиле занимали огромное место. Первый выдающийся шведский поэт в духе Ренессанса, Георг Шернйельм, описывал придворные пиры и написал гекзаметром оду о Геркулесе на распутье, в которой воспевал героические идеалы своего времени. Выступали комедианты и музыканты со всей Европы. Шведский двор еще со времени Густава Вазы был центром музыкальной жизни страны, при Кристине же там творили выдающиеся композиторы Италии и Германии. Лучшие европейские портретисты посещали Швецию. Это был период блестящей придворной жизни, расцветшей впервые после середины XVI в., когда Эрик XIV пытался создать такую же пышность при дворе.

Между тем летом 1651 г. Кристина представила государственному совету проект отречения от престола. В июле 1654 г., преодолев ряд затруднений, она осуществила свой проект. Как мы уже видели, она была не первым шведским правителем, который питал подобного рода замыслы, но она первая осуществила их на деле.

Отречение Кристины находилось в тесной связи с тем моральным и религиозным кризисом, который она переживала в третье десятилетие своей жизни.

В это время Кристина стала католичкой, правда, пока еще втайне. Но, по шведскому закону, Кристина как католичка не могла оставаться на троне Швеции. Закон 1617 г., принятый в Эребру, продолжал действовать.

Кристина взяла на себя последствия перемены вероисповедания: на заседании риксдага в Упсале в 1654 г. она отреклась от короны. Еще никто из шведов не знал, что она стала католичкой, весь обряд перехода она совершила тайно, посвятив в это лишь своих католических друзей. Вслед за этим она уехала на юг и увезла с собой значительные сокровища искусства.

Еще до того как она прибыла в Рим, Кристина уже официально и торжественно объявила себя католичкой. В течение еще многих лет она не переставала заниматься политикой, но в шведской политике она уже не играла больше никакой роли [61].

В результате ее мероприятий в отношении престолонаследия на шведский престол взошел Карл Густав, чувствовавший себя в некотором отношении более свободным, чем она, в решении всех стоявших перед страной тяжелых проблем, как внутренних, так и внешних. Но способен ли был Карл Густав решить все эти «проблемы мира»?

В первые годы правления Карла X Густава многим казалось, что он мог это сделать. В противоположность Кристине, у него был практический опыт в деле управления государством. А что значит плохое состояние финансов, он узнал еще в годы юности на собственном опыте. Незначительного пфальцграфа не очень-то богато содержали в той Швеции, где управлял Аксель Уксеншерна. По отношению к дворянству Карл Густав тоже находился в выгодном положении, ибо не ему был обязан своим восшествием на престол. У него, казалось, были все предпосылки для приведения в порядок государственных дел. В 1655 г., на первой же состоявшейся при Карле Густаве сессии риксдага, был принят, после долгих прений и его личного, тщательно обдуманного вмешательства, предварительный закон о конфискации «необходимых» имений (то есть имений, необходимых для нормального функционирования управления). Этим же законом упразднялись аллодиальные дарения [62], отменялось право претензии на ленные земли и декретировалась конфискация четвертой части всех дворянских земель в качестве дохода короны.

Обсуждение в риксдаге всех этих законов еще раз обострило социальные противоречия: в ходе этого обсуждения выявилось также соперничество между высшей знатью — носительницей высоких титулов и обладательницей крупнейших поместий — и низшим дворянством.

В общем же весь закон о «конфискации четвертой части» носил явно случайный характер. Вопрос, для разрешения которого был принят этот закон, на деле разрешен не был. Причиной этому послужило главным образом то, что теперь на первый план был выдвинут ряд других вопросов. У восточных границ шведского государства происходили как раз в этот период изменения — Россия завоевала значительную территорию в Польше, шведские политики решили последовать примеру Эрика XIV, который вторгся в Эстляндию, чтобы предотвратить продвижение туда русских. Король взял курс на новую войну — войну с Россией и Польшей на польской территории. В самой постановке вопроса о войне, может быть, имеется указание на истинные стремления молчаливого короля. Следует вспомнить, что сам он был профессиональным военным, а борьба во время сессии риксдага 1655 г. предвещала, что в будущем будет неспокойно, если королю не удастся отвлечь внимание риксдага от внутренних затруднений.

С наспех набранной и снаряженной армией Карл Густав отправился в поход против Польши. О планах Карла Густава можно сказать то же самое, что и о планах Густава Адольфа в Германии: их нельзя было уложить ни в какую схему, ибо они каждый день менялись. У Карла Густава это непостоянство сказывалось еще сильнее, чем у Густава Адольфа, так как он меньше считался с действительностью. В течение двух лет к военным действиям и к армии шведского короля было приковано внимание многих европейских держав, но едва ли их симпатии были на стороне Швеции. В борьбу в Польше вмешались Нидерланды, Бранденбург, Россия, Германская империя. Особенно достойного партнера и соперника в игре Карл Густав нашел в лице бранденбургского курфюрста. Замечательно, что шведский король снова избрал те пути наступления, с которых сошел Густав Адольф, когда он вмешался в войну в Германии. На первый план снова выступила старая экспансия на восток. Но о завоевании прусских гаваней сейчас вряд ли можно было думать. Ни Голландия, сильно заинтересованная в экспорте зерна из Пруссии, ни Бранденбург не были склонны после Вестфальского мира безропотно выносить экспансию шведской державы на Балтийском море. Планы Карла Густава в отношении военных действий в Польше претерпевали вследствие этого настолько быстрые и многочисленные изменения, что их невозможно кратко описать.

Переменчива была не только политика Карла X — изменчивы были и судьбы его армии в польском походе. Их можно сравнить в отношении общего хода событий с приключенческим романом. Отчаянные по своей смелости наступления и тяжелые отступления чередовались с блестящими стратегическими маневрами и сражениями против польских дворянских отрядов и татарских орд. В ходе войны было и одно блестяще проведенное полевое сражение — при Варшаве в 1656 г. В этой битве шведские войска и войска бранденбургского курфюрста в течение трех дней сражались против втрое более многочисленного врага и победили его. Но эта победа не была решающей. Положение Карла Густава становилось все тяжелее, несмотря на военные успехи. Нидерланды все более благоприятно относились к противникам шведов. Бранденбург только ждал момента, чтобы добиться больших выгод у врагов Карла Густава, а германский император открыто переметнулся в стан противников Швеции; Россия напала на восточную границу Швеции [63]. Ко всему этому летом 1657 г. у Швеции появился еще один враг — Дания. Теперь, казалось, война кинула Швецию в пучину бедствий. Но с уверенностью лунатика Карл Густав сумел использовать это критическое положение так, что все были ошеломлены. Он двинулся походом прямо на Данию. Если в польском походе он подражал Густаву Адольфу, то в датской войне он следовал примеру своего учителя Торстенссона. Но его выбор мероприятий часто ошеломлял и озадачивал — именно в этом была его сила как военного. В последующие месяцы он получил богатую возможность использовать эту свою особенность.