"Лютер" - читать интересную книгу автора (Гобри Иван)

7. РАСКОЛ ХРИСТИАНСТВА

Параллельно с Германией распространение протестантизма шло и в Северной и Центральной Европе. Одним из первых активный интерес к учению Лютера проявил князь-епископ Бреслау Иоганн V. В 1523 году герцог Лигница Фридрих II, силезский вассал короля Чехии, призвал к себе лютеран, способствуя проникновению Реформации на территорию Силезии. В 1526 году герцог Прусский Альбрехт I поручил группе проповедников заняться организацией новой Церкви на своих землях. Он ввел отправление литании на польском языке и потребовал от всех своих подданных исполнения Аугсбургского вероисповедания. Одновременно некоторое число польских аристократов вопреки воле короля Сигизмунда склонились к Реформации и начали внедрять новое вероучение в своих поместьях.

В скандинавских странах религиозные перемены совершались на волне политических столкновений, сотрясавших побережье Балтики. Христиан II, король Дании, Норвегии и Швеции, зять Карла V, женатый на его сестре Изабелле, поссорился со своими епископами и серьезно подумывал о переходе под крыло Реформации. Этим планом он поделился с Меланхтоном, который направил к нему одного из своих учеников, Мартина Райнхарда. Обращение населения в новую веру пошло далеко не так гладко, как предполагалось, и сопровождалось жестокими репрессиями против особенно строптивых монахов. Не менее печальная судьба ожидала и архиепископа Лунда, примаса Скандинавии, посмевшего возмутиться кровавыми методами новых проповедников. Против Христиана II дружно выступило дворянство, добившееся его низложения. Тогда на престол вступил его дядя Фридрих Гольштейнский, тоже лютеранин. Не желая пугать подданных сверх меры, Фридрих I принес в день коронации клятву поддерживать католичество и бороться с ересью, что не помешало ему в 1527 году протащить на рейхстаге в Оденсе указ, уравнявший в правах обе конфессии.

Это был лишь один эпизод в истории становления государственной религии. Король получил право назначать епископов и принялся раздавать церковное имущество тем, кто перешел в лютеранство. Еще более действенные меры принял его сын и наследник Христиан III (1534—1559), друживший с Лютером. Начал он с того, что посадил в тюрьму всех епископов, а выпустил оттуда только тех, кто соглашался принять новую веру, навязанную государем. Об эффективности этого метода говорит тот факт, что участвовать в сделке отказался один-единственный епископ, так и окончивший свои дни в темнице. Устанавливать новую церковную иерархию прибыл Бугенхаген, лично рукоположивший в сан семерых священников-лютеран. Он же сформировал новый епископский корпус. Полная смена кадров произошла и в Копенгагенском университете. Сохранившие верность Церкви священники были лишены сана, а светская профессура подверглась ущемлению в правах вплоть до лишения права наследования.

Аналогичным образом развивались события и в других странах Скандинавии. Избранный королем Швеции в 1523 году национальный герой Густав Ваза всенародно объявил себя лютеранином, осуществил конфискацию церковных земель, назначил архиепископом Упсалы бывшего виттенбергского студента Лаврентия Петерсена и, наконец, провозгласил лютеранство государственной религией. В Норвегии пятеро священников были лишены сана и заменены послушными королевскими чиновниками. В Исландии епископ Холарский Ганс Арезен попытался сопротивляться, но добился только того, что его заключили под стражу и вскоре казнили.

В Англии переход к Реформации совершался скачкообразно, что и обусловило особый драматизм разыгравшихся здесь событий. Парадоксальным образом он во многом осуществился благодаря Генриху VIII — тому самому королю, которого за деятельность в защиту Церкви и борьбу против Лютера удостоили почетного звания радетеля католической веры. В 1514 году из рук папы Льва X он получил шапочку доктора богословия; в 1520-м издал указ о неукоснительном исполнении на всей территории своего королевства папской буллы об отлучении Лютера. Но, как и многие другие участники этой религиозной драмы, он оставался покорным сыном Церкви лишь до тех пор, пока не затрагивались его личные интересы.

В 1527 году Генрих VIII направил в Рим ходатайство с просьбой о признании недействительным его брака с Екатериной Арагонской, дочерью Фердинанда Католика, приходившейся Карлу V теткой. Подвигли его на этот шаг сразу две причины: династическая — за 18 лет совместной жизни Екатерина так и не смогла одарить супруга наследником мужского пола; и личная — король воспылал страстными чувствами к молоденькой фрейлине королевы Анне Болейн. Анна соглашалась ответить королю взаимностью, но... исключительно в форме законного брака. Разумеется, обращаясь в Рим, король даже не заикался ни об одном из истинных мотивов своей просьбы и предпочел воспользоваться как предлогом тем фактом, что первым браком Екатерина была замужем за старшим братом Генриха принцем Артуром, который умер юным, так и не успев воспользоваться супружеским правом. Между тем законом Моисея, утверждал просвещенный король, запрещается жениться на свояченице (Книга Левит, XVIII, 16).

Генрих выбрал плохую тактику. С одной стороны, в глазах Церкви законы Моисея не имели никакого веса (разумеется, кроме случаев, когда они совпадали с евангельскими законами). С другой — этому завету из Книги Левит, упомянутому в довольно-таки неясном контексте, противоречит другой завет, приведенный во Второзаконии (XXV, 5). Здесь прямо говорится, что если муж умирает, не оставив наследника, его брат обязан жениться на вдове и обеспечить ее потомством. Вдобавок ко всему первый брак Екатерины остался формальным, поэтому считать недействительным следовало скорее его. Наконец, накануне женитьбы второго сына Генриха VII папа Юлий II выдал тогдашнему королю оформленное по всем правилам разрешение, которое заранее исключало возникновение в будущем любых неясностей.

Приняв у себя и внимательно выслушав многочисленных эмиссаров короля, Климент VII направил в Лондон кардинала Кампеджо, якобы для изучения обстоятельств дела. Папа не сомневался, что окончательный ответ будет неблагоприятным для Генриха, однако намеренно тянул время, стараясь избежать нежелательных политических и религиозных последствий своего отказа. Своему посланцу он дал задание вести разбирательство как можно медленнее, надеясь, что за это время любовь короля пройдет сама собой. Но канцлер Англии кардинал Уолси, всей душой поддерживавший сердечные увлечения короля и к тому же в гораздо большей степени чувствовавший себя придворным, нежели слугой Церкви, недвусмысленно дал понять кардиналу Кампеджо: если брак с Екатериной не будет признан недействительным, Англия пойдет на раскол с римско-католической Церковью. Очевидно, что Генрих VIII уже продумал стратегию поведения с Римом, а придворные льстецы считали своим долгом поддерживать его в избранном направлении.

Папский легат прибыл в Лондон в октябре 1528 года. Несмотря ни на что ему удалось договориться о переносе слушания дела на май 1529 года. Первым делом он попытался уговорить впавшую в немилость королеву мирно уйти в монастырь, однако Екатерина с негодованием отвергла это предложение. Мало того, она потребовала подтверждения законности своего брака. Не ослаблял давления на легата и король. Не находя выхода из создавшегося тупика, папский эмиссар 23 июля отбыл в Рим, якобы на каникулы, так и не вынеся никакого конкретного решения. Королева воспользовалась отсрочкой и отправила в Рим собственное прошение. Груз ответственности целиком лег на плечи папы.

Между тем король почему-то решил, что главный виновник его неудачи — кардинал Уолси. Он заменил его светским гуманистом Томасом Мором, а незадачливого помощника запер в Тауэр, где тот и умер. «Если бы я служил Богу с таким же рвением, с каким служил королю, — говорил Уолси перед смертью, — он не отвернулся бы от меня на закате моих дней». Генрих VIII продолжал с упорством искать хоть какой-нибудь поддержки и вскоре ее получил. Университеты Кембриджа, Оксфорда и Парижа объявили недействительным разрешение на брак, выданное папой Юлием II, и как следствие незаконным союз Генриха с Екатериной. В Риме по-прежнему не говорили ни да ни нет, — по упомянутым выше причинам. Наконец, испугавшись, как бы в Лондоне не; наломали дров, в январе 1531 года Климент VII подписал два бреве. В первом он запрещал Генриху VIII вступать в брак с Анной Болейн до принятия Римом официального решения, грозя в случае неповиновения признать детей от этого брака незаконнорожденными; во втором требовал, чтобы король оставил Анну Болейн, с которой сожительствовал, и вернулся к Екатерине.

Папа готовился к тому, что реакция на его указы будет бурной, но того, что случилось в действительности, он не мог себе и вообразить. Воспользовавшись юридическими зацепками, Генрих конфисковал все церковные земли, расположенные на территории королевства, а затем предложил духовенству выкупить их, уплатив штраф в размере 100 тысяч ливров. При этом они должны были присягнуть королю Английскому, признав в нем «главного защитника, единственного и высшего владыку, главу Церкви и английского духовенства, в соответствии с христианским законом». Король предполагал, что поставленные перед выбором — сохранить верность Риму или вернуть себе источник доходов — епископы предпочтут второе. И он не ошибся. 11 февраля 1531 года епископы проголосовали за принятие изданных королем «Статей».

Одновременно Генрих VIII, больше озабоченный своей репутацией в народе, чем угрызениями совести, поручил лютеранину Роберту Барнесу, скрывавшемуся в Виттенберге, проконсультироваться с руководством Реформации. В этом его поступке странным образом переплелись и низкая трусость, и редкая отвага — ведь Генрих публично осудил учение Лютера, объявил незаконной его женитьбу, отзывался о нем в самых оскорбительных выражениях и яростно преследовал его сторонников. В августе 1531 года король получил первый ответ — от Меланхтона. Тот рекомендовал ко-. ролю взять Анну Болейн в качестве второй жены и не волноваться из-за такого пустяка, как двоеженство. Лютер раздумывал дольше и только 3 сентября наконец отправил монарху свое «мнение». Брак, заключенный королем, говорилось в этом послании, является законным и нерушимым, а потому о разводе нечего и думать. «Я скорее позволю королю добавить к первой жене еще одну, — продолжал Реформатор, — и стать, по примеру ветхозаветных царей и патриархов, супругом двух жен и господином двух королев сразу». Такой же выход из положения он позже предложит и Филиппу Гессенскому. Правда, на сей раз он даже не думал о том, чтобы принять какие-то меры предосторожности, поскольку понимал, что имеет дело с абсолютным главой суверенного государства, который может по своей прихоти менять законы королевства. Король Англии — не германский ландграф, вынужденный действовать с оглядкой на императора.

Ответ реформаторов не удовлетворил Генриха. Он не желал ни оставаться мужем Екатерины, ни Прослыть двоеженцем. Рим по-прежнему хранил молчание. В марте 1532 года Генрих провел через парламент закон об отмене аннатов — пошлины, которую английское духовенство платило папе, — и заменил их налогом в пользу короны. В мае 1532 года пришла очередь «Уложений о покорности духовенства», в соответствии с которыми Церкви предписывалось признать короля единственным авторитетом в области религиозного законодательства. Против последней откровенно узурпаторской выходки подали голос всего три человека — Вильям Ворхэм, архиепископ Кентерберийский и примас Англии, категорически несогласный с попранием прав королевы и тремя годами раньше отказавшийся занять пост канцлера, предложенный ему Генрихом в виде взятки, а также Джон Фишер, епископ Рочестерский, и Томас Мор, вышедший в отставку.

Настал 1533 год. Анна Болейн ждала ребенка, и Генрих VIII тайно обвенчался с ней. Незадолго до этого умер Ворхэм — и король вздохнул с облегчением. Теперь он подыскивал на место примаса человека с гибкой совестью, послушного проводника своей политики. Его выбор пал на Томаса Крэнмера. Крэнмер получил сан в 1520 году, но в дальнейшем проникся лютеранскими идеями. В 1530 году, то есть еще до того, как стало известно мнение по этому вопросу Лютера, он уже высказывался за признание первого брака короля недействительным. Стоит ли говорить, что в глазах короля он выглядел как раз тем человеком, который был ему нужен. Отправившись с поручением в Рим, Крэнмер сумел ловко скрыть от папы свои истинные убеждения, затем побывал в Германии, где вошел в контакт с протестантами и заодно женился на сестре Озиандера, хотя до того уже успел обзавестись женой в Англии. Как видим, ему не требовалось советов богословов, чтобы стать двоеженцем!

По возвращении в Англию Крэнмер и словом не обмолвился о своих личных делах королю, который на дух не выносил женатых священников. Принимая посвящение в сан, он принес торжественную клятву хранить верность Святому Престолу. Генрих ненавидел протестантов, и его разлад с Римом ничего не менял в его приверженности католицизму. И Крэнмер, при всей свое враждебности к католикам, как ни в чем не бывало служил мессу по римскому обряду и рукополагал священников по обычным церковным правилам. «Вот таков он был, — писал Боссюэ, — с головы до ног лютеранин, женатый человек, скрывающий факт своей женитьбы, архиепископ, рукоположенный папой римским, покорный папе, власть которого он ненавидел всем сердцем, служивший мессу, в смысл которой не верил, и допускавший к свершению божественной службы других».

23 мая 1533 года Томас Крэнмер провозгласил брак Генриха VIII и Екатерины Арагонской недействительным. Пять дней спустя он узаконил тайное бракосочетание Генриха с Анной Болейн; еще через три дня короновал новую королеву. Климент VII отреагировал только через полтора месяца: 11 июля он отлучил от Церкви Генриха, Анну и Томаса Крэнмера, объявив новый брак не имеющим законной силы. Король ответил мерами, способствовавшими углублению разрыва с Римом: принял ряд законов, дающих ему право лично назначать епископов, отменил выплату налогов Святому Престолу и запретил епископам издавать какие бы то ни было указы без его позволения. 23 марта 1534 года в Палате лордов состоялось голосование «Акта наследования». Наследницей престола объявили маленькую дочь Генриха и Анны Болейн Елизавету. 19-летняя Мария Тюдор, дочь Генриха и Екатерины Арагонской, была отстранена от власти. В тот же самый день всем членам парламента, как духовного, так и светского звания, пришлось принести присягу королю как главе Английской Церкви. Одни из страха, другие из корыстных побуждений (отказ присягать означал лишение бенефиций), но почти все парламентарии послушно исполнили волю короля.

Генрих VIII даже не ожидал, что так легко добьется всеобщей покорности, а потому, уже не сдерживаясь, пустился во все тяжкие. Проводить политику устрашения и тирании ему помогал Томас Кромвель, которого он пожаловал титулом графа Эссекского и назначил канцлером и заместителем главы Английской Церкви. Приносить присягу отказались францисканцы строгого устава — их монастыри немедленно закрыли, а 50 монахов бросили за решетку, где те и скончались. Смертная казнь настигла также троих настоятелей картезианских монастырей, одного бриджитинца и одного мирского священника, которые осмелились подать голос против всевластия Генриха. Затем настал черед Фишера и экс-канцлера Томаса Мора.. Последний, по словам англиканского священника Барнета, душой и телом был предан Генриху VIII, а «своими душевными качествами и знаниями составлял честь Англии». И того и другого католическая Церковь впоследствии канонизировала.

Наконец, несмотря на рабское угодничество монастырского духовенства, с 1535 по 1536 год государство конфисковало в свою пользу все 800 английских монастырей. По всей стране прокатилась та же волна грабежей, что десятилетием раньше обрушилась на Германию: налетчики растаскивали из храмов мебель, рушили часовни, тащили на продажу священные сосуды. Священники, монахи и монахини, в одночасье лишившиеся крова, голодными толпами бродили по городам в поисках хоть какой-нибудь работы. Зато дворянам жаловаться не приходилось — в надежде снискать себе популярность среди знати король осыпал их щедрыми подарками. Одному только герцогу Сеффолку перепало 30 монастырей.

Вскоре в графстве Линкольн вспыхнули беспорядки. 40-тысячная армия обездоленных, которыми командовали 800 священников и монахов, потребовала возвращения монастырей исконным хозяевам, а заодно отставки Крэнмера и Кромвеля. Герцог Сеффолк нанес повстанцам сокрушительное поражение. Сразу после этого начались казни и репрессии. Еще одна армия недовольных сумела завладеть Йорком. На этот раз восставшие требовали отмены дискриминационных мер против католической Церкви. Король лично принял их делегатов и, не скупясь на посулы, затянул с ними долгие переговоры, дав возможность герцогу Норфолку подтянуть к городу войска и разбить мятежников наголову. Снова последовала жестокая расправа. Между тем любвеобильное сердце короля выкинуло очередной трюк, в результате чего вопрос о наследнике престола снова оказался актуальным. Генриха пленила камеристка королевы Джейн Сеймур. Поскольку после рождения Елизаветы Анна одарила супруга только одним мертворожденным сыном, ничего хорошего он от нее больше не ждал. Закончилась эта история печально. В 1536 году Генрих выдвинул против королевы обвинение в супружеской измене и кровосмесительстве и приговорил ее к смертной казни. Брак опять объявили недействительным, а дочь Елизавету — лишенной права на наследование. Крэнмер, сделавший благодаря Анне головокружительную карьеру, приложил к ее гибели не меньше усердия, чем когда-то к свержению Екатерины. Генрих обвенчался с Джейн, которая через год умерла при родах, произведя на свет сына, будущего короля Эдуарда VI.

Генрих оставался ревностным католиком. При всем при этом ересь вызывала в нем глубокое отвращение, и он весьма дорожил своим званием радетеля католической веры, дарованным ему тем самым папой, с которым теперь он порвал всякие отношения. Между тем существовало сразу два мощных источника влияния, вдохновители которых пытались склонить Генриха VIII к Реформации. Первый, достаточно скромный, представляли английские единомышленники Лютера и Цвингли; второй, гораздо более внушительный, — те князья-протестанты, союз с которыми сулил для Генриха немалые выгоды. Взамен они ожидали от короля Англии определенных религиозных уступок.

В 1535 году Генрих VIII направил в Эрфурт трех эмиссаров, поручив им договориться о политическом союзе с князьями-протестантами. Последние не скрывали, что такой союз возможен, однако Генриху придется оказать им поддержку в борьбе за новую религию. В апреле 1536 года на свет явился «Символ веры англиканской Церкви» — своего рода гибрид, в котором переплелись положения Аугсбургского вероисповедания и догматы, защищаемые английскими католиками — так называемыми генрицистами, которых возглавлял епископ Винчестерский Гардинер. Но после кровавых событий 1536—1537 годов, убедившись в мощи католической партии и опасаясь еще более бурных проявлений недовольства, король созвал богословскую ассамблею, приказав ее участникам внести в «Символ веры» поправки в духе усиления ортодоксии. Исправления зашли довольно далеко, были признаны семь таинств, необходимость добрых дел и молитвы за упокой душ усопших — то есть именно те три пункта, которые категорически отвергал Лютер. Вдобавок ко всему Генрих VIII издал несколько ордонансов, изобличающих ересь.

Несмотря на настойчивость Кромвеля, который в 1538 году сделал ставку на трудности взаимоотношений короля Англии и императора Германии и даже пригласил к себе нескольких богословов-лютеран, чтобы с их помощью внести очередные поправки в «Символ веры», решающее влияние оставалось все-таки за генрицистами. В мае 1539 года парламент по указке короля проголосовал за закон «О шести статьях», который протестанты окрестили «плеткой о шести концах». Этот документ носил ярко выраженную антилютеранскую направленность, подтверждал догмат о пресуществлении освящаемых даров в таинстве евхаристии, настаивал на безбрачии священников, признавал нерушимость монашеских обетов, разрешал службу закрытой мессы, восстанавливал в правах устную исповедь. Всех, кто смел протестовать против первого пункта, ждал костер, недовольным остальными статьями грозила конфискация имущества. Два епископа, известные своими лютеранскими убеждениями, действительно поплатились за них свободой. Кромвель смирился и, наступив на горло собственной песне, приступил к исполнению «Статей». Одновременно он подготовил один весьма ловкий маневр. После смерти Джейн Сеймур Генрих VIII вдовствовал, и верный помощник уговорил своего короля жениться на герцогине Анне Клевской, немецкой принцессе и протестантке. Для пущей убедительности он доставил Генриху самый льстивый из портретов Анны, принадлежавший кисти Гольбейна. Но когда принцесса прибыла в Лондон, король испытал горчайшее разочарование, ибо оригинал не обладал ни одним из тех достоинств, которые могут заставить мужчину потерять голову от любви. Тем не менее 6 января 1540 года он женился на Анне Клевской, чтобы полгода спустя добиться от Крэнмера признания недействительным и этого брака!

Всю мощь своего гнева король обрушил на посредника, устроившего этот союз. Кстати обнаружилось (странно, что так поздно!), что все это время Кромвель втихомолку занимался пропагандой лютеранских идей. Кромвелю немедленно вынесли смертный приговор, а вместе с ним казнили еще трех лютеранских проповедников и — для справедливости — трех католических священников, несогласных с всевластием короля в вопросах религии. Заодно прихватили и графиню Солсбери, которой исполнилось 80 лет и единственное преступление которой заключалось в том, что она была матерью кардинала Поула.

Удачным для себя моментом не замедлил воспользоваться ярый враг Кромвеля англокатолик герцог Норфолк, «подсунувший» королю свою 20-летнюю племянницу, красавицу Екатерину Говард. Генрих не устоял перед ее чарами, и вскоре состоялась свадьба. В августе 1541 года Екатерину провозгласили королевой. Но и Крэнмер не дремал. Убедив короля, что его молодая жена завела себе сразу нескольких любовников, он добился для королевы вынесения смертного приговора. 16 января 1542 года свершилась казнь. Теперь матримониальную карту взялась разыграть с Генрихом протестантская партия. Королю представили Екатерину Парр, к этому времени уже дважды вдову, не питавшую ни малейшей склонности связывать свою судьбу с ожиревшим к старости кровожадным тираном. Однако лютеранское окружение Екатерины сумело внушить ей, что таков ее долг, и в июле 1543 года ее и Генриха обвенчали. Увы, вопреки ожиданиям своих друзей-лютеран новая королева не имела на короля ни малейшего влияния. Король хранил нерушимую преданность католичеству. Весьма осторожная в первые годы брака, Екатерина постепенно осмелела и позволила себе в частной беседе высказать ряд идей, которые ее супруг счел несовместимыми с истинной верой. Печальная участь королевы, казалось, была предрешена, и спасла ее только кончина самого Генриха, последовавшая 28 января 1547 года.

Лютера не стало еще раньше, так что торжества Реформации в Англии ему увидеть уже не довелось. Когда Англия порвала с Римом, он всей душой надеялся, что она последует примеру скандинавских стран и объявит протестантизм государственной религией. Виттенбергские богословы торопили князей-протестантов вступить в союз с Генрихом VIII против Карла V, рассчитывая, что Крэнмер сумеет заняться распространением лютеранства на всей территории королевства. Меланхтон посвятил Генриху один из своих богословских трактатов, за что получил неплохой гонорар в 500 золотых монет. «А нам заплатили всего пятьдесят!» — возмущалась по этому поводу Катарина фон Бора.

Смуту 1535 года, в результате которой Томас Мор и епископ Фишер отправились на эшафот, в Виттенберге встретили громом рукоплесканий. Расправу с неугодными здесь сочли справедливой: ведь король покарал нечестивцев, осмелившихся бунтовать против государственной власти. «Гнев законен (под «гневом» подразумевалась кровавая баня, устроенная католикам. — И. Г.), — писал Лютер Меланхтону, — если он обращен против изменников, воров, убийц и воплощенных бесов, какими являются кардиналы и папа с его легатами. Какая жалость, что в мире всего один король Английский, способный их всех извести!» Но он резко сменил тон, когда очередь идти на костер дошла до лютеран. Тут уж Генрих VIII превратился в мерзавца и развратника. Меланхтон открыто молился о смерти короля. «Нет для Бога лучшей жертвы, — восклицал он, — чем голова тирана! Да внушит Господь эту мысль хоть кому-нибудь из отважных людей!»

Тем не менее именно Генрих VIII, столь рьяно оборонявший свое королевство от нашествия протестантизма при жизни, сам же и подготовил его приход после своей смерти. Его сыну Эдуарду VI едва исполнилось 9 лет, и, разумеется, никакой осмысленной религиозной политики он проводить еще не мог. Напротив, Крэнмер только и ждал своего часа, чтобы с помощью двух регентов — герцога Соммерсета, дяди юного короля, и герцога Нортумберленда — приступить к осуществлению своих планов. Лютеранская партия живо подняла голову. Таившиеся до поры или освобожденные из тюрем проповедники ринулись учить народ новому Евангелию, а парламент отменил изданные покойным королем ордонансы. Католицизм вновь восторжествовал при Марии Тюдор — «кровавой королеве», унаследовавшей престол после брата Эдуарда и снискавшей всеобщую ненависть за совершенно дикую жестокость. После нее наступило царствование дочери Анны Болейн Елизаветы, восстановившей национальную Церковь Англии, в которой места католическому учению уже не оставалось вовсе.

Во Франции почву для успешного укоренения Реформации подготовил Жак Лефевр д'Этапль, критиковавший пришедшую в упадок схоластику и обличавший безнравственное поведение духовенства. Именно он провозгласил, что единственным средством борьбы против двух этих зол может стать возврат к Священному Писанию. Франциск Ассизский еще тремя столетиями раньше говорил в точности то же самое, только настаивая на необходимости дополнять слова смирением, бедностью и милосердием. Жак Лефевр, изучивший между делом сочинения Лютера, особенно воодушевился идеей о спасении одной верой в Христа-Искупителя. Сорбонна, осудившая в 1521 году около сотни тезисов, извлеченных из трудов Лютера, наложила на учение Лефевра запрет. Парижский парламент одобрил это решение и вскоре после того, как Рим отлучил Лютера от Церкви, издал эдикт, запрещающий издание религиозной литературы без цензуры богословского факультета. Переводчик произведений Лютера и Гуттена на французский язык Луи де Беркен поплатился за свою творческую деятельность жизнью. В 1528 году в Бурже состоялся собор, осудивший учение Лютера и подтвердивший католическую точку зрения по всем спорным вопросам.

В это же время стараниями проповедников Гийома Фареля, Пьера Вире и Антуана Фромана идеи реформаторов перекинулись из Берна во Французскую Швейцарию, а оттуда — в Бургундию и долину Роны. Женева заключила с Берном и Фрайбургом политический альянс, участников которого стали называть конфедератами, по-немецки Eidgenossen. Во Франции это немецкое слово переиначили на свой лад, отсюда пошел термин «гугеноты». Гугенотами именовали приверженцев учения, пришедшего из Швейцарии. Новые идеи захватили Жана Ковена, который на латинский манер называл себя Кальвием, а впоследствии стал известен как Кальвин. Особенно привлекло его учение о спасении одной верой. Впервые он заставил заговорить о себе в 1533 году, когда подготовил для вновь избранного ректора Парижского университета Николя Копа вступительную речь, которую последний и зачитал к великому возмущению аудитории. 18 октября 1534 года в Париже и многих городах провинции появились на стенах афиши антикатолического содержания. 29 января следующего года вышел королевский эдикт, направленный против еретиков. Коп бежал в Базель, а Кальвин предпочел кочевать из города в город, объехав таким образом Страсбург, Базель, Феррару и Лион. Наконец он прибыл в Женеву, где провел два года, затем еще на три года был выслан, но с 1541 года окончательно обосновался в этом городе и занялся организацией местной Церкви, которая стала известна не только во всей Швейцарии, но и во Франции, Нидерландах, Шотландии и Венгрии.

Вопреки надеждам, которые в Виттенберге возлагали на Франциска I, он так и не влился в ряды Реформации. Его альянс с немецкими князьями носил чисто политический, но ни в коем случае не религиозный характер, и воевал он с Карлом V, а отнюдь не с католической Церковью. Демонстрируя политическим руководителям шмалькальденской группировки самое дружеское расположение (то же самое он, впрочем, делал и по отношению к Сулейману — еще одному союзнику Франции по борьбе с императором), он пылал ярой ненавистью к любым проявлениям ереси, ощущая за спиной поддержку всей религиозной и интеллектуальной верхушки французского общества. Согласно королевским ордонансам от 1540 и 1542 годов, бальи[27] и прокуроры на всей территории страны получили право привлекать к королевскому суду лиц, заподозренных в отходе от истинного учения.

В 1545 году члены секты водуан из Дофине и Прованса, примкнувшие к Реформации и увлекавшиеся иконоборчеством, допустили ряд явных перегибов. Король обрушил на них мощь армии, предавшей их земли мечу и огню. За несколько недель солдаты награбили и разрушили больше, чем еретики за 10 лет. Несколько месяцев спустя после смерти Лютера в городе Mo отправили на костер 14 протестантов, обвинив их в извращении таинства причащения.

Со смертью Франциска I, последовавшей 31 марта 1547 года, репрессии не кончились. Его сын Генрих II продолжил их с еще большей энергией. Скандальная связь короля с Дианой де Пуатье, известная всей Франции, заставила советника Анна дю Бура взять на заседании парламента слово и во всеуслышание сказать то, о чем остальные только шептались: «Справедливо ли осуждать людей, которые идут на костер с именем Иисуса Христа на устах? Справедливо ли карать их, как не карают даже прелюбодеев?» Смелость дорого обошлась дю Буру — он и сам отправился вслед за теми, чью жизнь пытался защитить.

Поначалу Кальвин отнесся к Лютеру с горячим восхищением. Даже самые грубые выходки последнего казались ему «святым упрямством», «святым бахвальством», «святым чванством». Позже он объявил Лютера «новым папой», что отнюдь не равнялось комплименту. «Раздражительность Лютера, — писал он Буллингеру, — совершенно невыносима. Самолюбие не позволяет ему признаваться в своих недостатках, и он терпеть не может, когда ему противоречат». А вот что он писал Меланхтону: «Каким приступам гнева подвержен ваш Перикл! Признаюсь, мы многим обязаны ему, и я только радовался бы росту его авторитета, если б он научился владеть собой... Плохо дело, когда одному человеку позволено больше, чем всем остальным, особенно плохо, если этот человек не боится злоупотреблять своей властью. Я убежден, что, отрекаясь от собственной воли из страха обидеть одного из нас, мы подаем весьма дурной пример потомкам. Он груб, с этим согласны все, но самая грубость его приводит в отчаяние именно потому, что все кругом стремятся ему угождать». Затем настал черед расхождений богословского характера, коснувшихся проблемы предопределения, роли светской власти (Кальвин склонялся к идее теократии), но главным образом евхаристии. Когда Кальвин узнал, что Лютер предлагает совершать возношение даров во время причащения, полагая, что это позволит верующим поклоняться Телу и Крови Христовым, он с негодованием объявил, что «Лютер воздвиг идола в Божьем храме».

Таким образом, учение Лютера не застыло в неизменности, как того хотелось виттенбергеким ортодоксам. Распространяясь по миру, оно видоизменялось. Эти трансформации сами по себе доказывали католикам, что свобода толкования Писания губительна для единства Церкви, они ввергали в уныние Лютера и Меланхтона, они заставляли неофитов вступать в бесконечные споры и осыпать друг друга самыми страшными проклятьями, но вместе с тем они свидетельствовали, что дело, задуманное Лютером как свержение римской власти, живо, что раскол христианского мира стал свершившимся фактом. Скорбь «виттенбергского папы» по поводу распыления новой Церкви и его ярость против извращений его учения, которое он считал истинно христианским, не мешали ему наслаждаться мыслью, что отныне антихрист навсегда утратил власть над душами смертных в половине европейских государств.