"Форвард №17: Повесть о Валерии Харламове." - читать интересную книгу автора

И ОЛИМПИЙСКИЙ ЧЕМПИОН, И «ЗВЕЗДА»

Талант, труд, настойчивость, постоянное стремление к совершенствованию – черты характера Харламова, которые позволили ему подняться на спортивный Олимп. В 1970 году офицер Советской Армии, заслуженный мастер спорта Валерий Харламов во второй раз подряд становится чемпионом мира, а в 1971 году в Швейцарии в третий раз завоевывает это звание. Но самым памятным и счастливым он считал 1972 год. Из японского города Саппоро в феврале Харламов возвратился на родину с золотой олимпийской медалью, увековечив свое имя в анналах всемирного спорта. А в сентябре после первой, мы бы сказали, исторической серии матчей с сильнейшими канадскими профессионалами был назван, наряду с Владиславом Третьяком и Александром Якушевым, в числе трех самых ярких «звезд» сборной СССР.

Мы никогда не подсчитывали точно, сколько в среднем длится век хоккеиста в большом хоккее, но, как правило, лет десять, редко чуть больше. Бывали, правда, случаи удивительного хоккейного долголетия: Николай Сологубов, Виктор Якушев играли до сорока лет, а в Канаде легендарный Горди Хоу выходил на лед в пятьдесят.

Отдельные исключения, однако, лишь подтверждают общее правило, да к тому же хоккей все время убыстряется, и именно скорость прежде всего теряет игрок с возрастом. Не случайно поэтому, что, как только тихоходный прежде хоккей в Канаде стал переходить на рельсы скоростной комбинационной игры, средний возраст игроков пошел заметно вниз.

Но и короткий хоккейный век меньше всего напоминает триумфальное шествие по дороге, усыпанной лепестками роз. Прошлые успехи могут гарантировать уважение, но не место в основном составе и своего клуба, а тем более сборной. Нужно постоянно доказывать свое право на это, связи, покровительство и интриги здесь не помогут. Можно как угодно ловчить в жизни, но на льду это еще никому не удавалось. Когда ты отдаешь партнеру шайбу, в ничтожную долю секунды решая сложнейшую задачу – твоя скорость, его направление, где он будет через мгновение, что сделают противники и так далее, – ты или делаешь это хорошо, и товарищ потом кивнет тебе благодарно, или плохо. Ты весь на виду, на виду у партнеров, на виду у любителей спорта, и каждый раз сдаешь на льду суровый экзамен. И никого в приемной комиссии на задобрить, никаких переэкзаменовок тебе не назначат. В этом смысле спорт обладает мощным воспитательным потенциалом.

Подводные рифы подстерегают спортсмена на каждом шагу. Даже механизмы время от времени требуют ремонта и регулировки, а организм человеческий – машина, тысячекратно превышающая по сложности все машины рукотворные. Да, конечно, есть тренер, врач, массажист, которые призваны следить за состоянием спортсмена, строить его режим и тренировки так, чтобы в определенный момент он подошел к пику формы, но ни они и никакие научные бригады никогда не заменят тому жесткого, порой даже сурового самоконтроля.

Можно обладать редчайшим талантом, преподнесенным тебе в дар матерью-природой, но если ты не в состоянии твердо отставить от себя рюмку, когда друзья и поклонники так убедительно доказывают, что от «капельки» вреда не будет, что надо «уважить» именинника, ты обречен.

Можно обладать всеми титулами, но если на бесконечных и порой нудных тренировках ты не умеешь яростно подхлестывать себя, отгоняя соблазнительный шепоток уставших мышц: ты же мастер, ты же все умеешь, чего корячиться, ты и так сработаешь лучше других,- ты обречен. Прокатишься матч, другой, третий по инерции, но инерция, как известно, быстро иссякает, и вдруг заметишь, что перестаешь успевать вовремя к шайбе, поспевать туда, куда умел поспевать.

Но это еще не все опасности. Жизнь хоккеистов в большом спорте вынужденно однообразна. Больше трехсот дней в году она расписана по минутам: тренировки, переезды, игры, врачебные процедуры. Идут годы, и хоккеисту все перестает быть в новинку: он знает все. Он знает всех судей, кто что сделает, что скажет. Он знает всех игроков. Он знает все раздевалки, все дворцы спорта. Даже стюардесс он начинает узнавать в самолетах,

И незаметно подкрадывается душевная усталость, пресыщенность игрой. А она смертельный враг хоккеиста. Чтобы быть игроком с большой буквы, надо уметь сохранять жадность к игре. Праздничное отношение к ней. И если взвесить все те причины, которые способствуют иногда появлению проплешин на трибунах, а то и их полному облысению, далеко не последняя – будничность, скука. Если игрок с трудом сдерживает зевоту, что уж говорить о зрителе? Он просто засыпает. Но, как известно, спать на жестких трибунах не очень удобно, и зритель в следующий раз предпочтет делать это дома.

Все эти рассуждения понадобились нам, чтобы объяснить, каким образом Валерию Харламову удавалось в течение всей своей блестящей карьеры в спорте сохранить высокий артистический подъем. Интересны высказывания по этому поводу самого Харламова:

– Говорят: «хоккей – не балет!» В смысле жесткости – это, безусловно, так, но во многом хоккей похож на балет. Артисты балета тоже должны адски много тренироваться. Пусть их тренировки называются репетициями, но, в сущности, это те же тренировки.

Я никогда не был за кулисами во время балетного спектакля, но не могу себе представить, чтобы прима сидела, зевала и вязала чулок, а через минуту божественно летала над сценой с победной улыбкой на лице. А ведь она тоже все уже знает. Где какая выщербина на доске сцены, что в следующее мгновение сделает кордебалет.

Знает, а все равно волнуется. А почему? Да потому, что она артистка. Она стремится каждый раз превзойти себя. Ей как воздух нужно признание. Она не может танцевать одна в пустой комнате. Ей нужны зрители, их восторг. Она живет и творит для них.

А мы? К сожалению, мы часто выходим на лед для галочки, чтобы вписать результат очередного матча в турнирную таблицу. Играем без огня, без вдохновения. Чего ж мы хотим от зрителя? Он не дурак, он это чувствует. У зрителя на это фантастический нюх! Стоит выйти на лед с тяжким вздохом подневольного, как вирус скуки начинает свирепствовать на трибунах.

Я это к чему? Мне кажется, мы часто чересчур рациональны и недостаточно артистичны…

Харламов имел право говорить так. Хотя бы потому, что всю свою славную спортивную жизнь сам был артистом на льду. Артистом в самом высоком смысле этого слова.

Владислав Третьяк вспоминает в своей книге «Когда льду жарко…», что Харламов часто говорил: «Люблю сыграть красиво». И далее наш замечательный вратарь добавляет: «Что верно, то верно: хоккей в исполнении Харламова – это подлинное искусство, которое приводит в изумление миллионы людей».

Не одним хоккеем была заполнена его жизнь. Он постоянно интересовался театром, кино, много читал. Его артистической натуре были духовно близки люди искусства: Валерий был дружен с артистами театра на Таганке Владимиром Золотухиным и Борисом Хмельницким, а те познакомили его с Владимиром Высоцким, чьи песни он очень любил.

«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» И.Ильфа и Е.Петрова он знал чуть ли не наизусть, наверное, потому, что сам любил шутку и понимал толк в ней. Помнится, однажды, после того как армейцы выиграли первый период у своего противника со счетом 6:1, Харламов улыбаясь сказал в перерыве директору Дворца спорта ЦСКА:

– Чего дальше играть? Давайте распоряжение, чтобы гасили свет и распускали публику.

О команде, игроки которой все время выясняли отношения на льду, он заметил:

– Ну и команда – один на всех и все на одного. Писатель Яков Костюковский, большой поклонник футбола и хоккея, даже собрал в записной книжке образчики юмора Валерия Харламова и напечатал их в еженедельнике «Футбол–хоккей».

И артистизм и интеллект Харламова накладывали яркий отпечаток на игру Валерия: ему всегда претила шра грубая, бездумная. Как-то мы сидели на трибуне на стадионе в Лужниках, и Харламов заметил:

– Посмотрите, сколько беготни и как мало мысли.

Слово «мысль» тут весьма знаменательно. Валера всегда думал, как сыграть оригинальнее, неожиданнее для противника, а не метался по коробке в хаотической броуновской толкотне. (Помните эту картину под окуляром школьного микроскопа?)

Когда мы работали над книгой, мы не раз говорили о Харламове со спортивными журналистами, пишущими о хоккее или комментирующими его. Слова были разные, но все сошлись на том, что писать и говорить о нем было интересно, что комментировать его игру скучными, рыбьими словами было стыдно. Что своей яркой изящной игрой он и их заставлял искать слова яркие, незатасканные.

Мастерство Харламова всегда восхищало зрителей. Теперь он был лидером звена. Далеко позади осталось время, когда к Петрову и Михайлову подключили худенького парнишку, и они приглядывались к нему, думали: потянет этот черненький или нет? Забылся и тот неудачный для команды, но такой важный для них матч в Горьком, который они впервые сыграли вместе. Это была уже тройка экстра-класса, получившая мировое признание.

Они достигли удивительного взаимопонимания, когда не обязательно смотреть, чтобы знать, где сейчас или где будет через секунду партнер. Ученые до сих пор никак не разрешат сомнения в существовании телепатии, хотя тратят немало времени на исследование парапсихологических феноменов, а эта легендарная тройка постоянно показывала чудеса телепатии, тонкое и глубокое понимание игры.

Чехарда игроков, которых тренеры подбирали для Петрова и Михайлова, была прервана Валерием, который сразу стал равноправным членом их маленького, но крепкого коллектива. Каждый из них был индивидуальностью, но вместе они составляли единый слаженный ансамбль и в жизни, и на льду.

Владимир Петров – человек далеко не кроткий, отчаянный спорщик, всегда на все имеющий свое мнение и горячо его отстаивающий. Борис Михайлов тоже никогда в жизни ведомым не был. Он, казалось, и родился лидером, волевым, смелым. И Харламов при всей своей покладистости в «овечках» никогда не ходил.

И тем не менее они не только отлично играли вместе, дружили, уважали друг друга. Они никогда, ни при каких обстоятельствах не подводили друг друга. Что бы ни случилось, как бы ни складывалась ситуация, спортивная или жизненная, в голове у каждого мелькала одна и та же мысль: а что ребята скажут? Как бы не подвести!

Можно было бы, наверное, математически доказать, как точно Петров, Михайлов и Харламов дополняли один другого: техника одного, помноженная на энергию другого, усиленная настойчивостью третьего и так далее. Все это верно. Но в том-то и была сила этой тройки, что она являла собой не просто сумму качеств трех игроков. Каждый из них был как бы катализатором, способствовавшим проявлению сильных качеств партнера. Благодаря этому они стали лучшей тройкой нашего хоккея тех лет.

Но к удивлению многих на Олимпиаде в японском городе Саппоро в 1972 году Харламов выступал в звене с Владимиром Викуловым и Анатолием Фирсовым, а Михайлову и Петрову придали в партнеры дебютанта сборной Юрия Блинова.

Тренер ЦСКА и сборной А. В. Тарасов, очевидно, счел необходимым укрепить тройку Фирсова. В сезоне 1971/72 года тридцатилетний Фирсов был на излете своей блестящей спортивной карьеры. И можно понять тренера, который стремился максимально продлить жизнь в большом хоккее выдающегося форварда. Харламов был подключен в его звено, чтобы помочь и своим умением дать математически выверенный пас, и дриблингом, и скоростью, а главное, молодостью – Валерию шел тогда всего двадцать четвертый год.

Харламова новые партнеры приняли безоговорочно. А к Блинову Петров и Михайлов отнеслись, мягко говоря, «без энтузиазма» и не раз высказывали вслух свое недовольство.

Харламов лишь пожимал плечами. Нет, не от равнодушия, конечно. По классу своему, по стилю игры, по умению легко адаптироваться, он мог играть с кем угодно и где угодно, почему, видимо, Тарасов и ввел Харламова в звено Фирсова. Он ведь никогда не был капризным «премьером», на которого должны работать, «горбатиться», как говорят хоккеисты, другие. Наоборот, он был волшебником ювелирного паса и не случайно всегда лидировал по результативным передачам. Просто он был реалистом, понимал замысел тренера, хотя, конечно, предпочел бы играть с постоянными своими партнерами. Ну, а с такими мастерами, как Викулов и Фирсов, ему было нетрудно найти общий язык.

Викулов – один из выдающихся крайних форвардов советского и мирового хоккея. Чемпион Олимпиад 1968 и 1972 годов, многократный чемпион мира и Европы, с прекрасной техникой катания, мастер точного паса. Как отмечал Фирсов, Викулов и Харламов обыгрывали опекунов не столько за счет скорости, сколько ловкости, и не ждали, когда партнеры придут к ним на помощь – забивали сами. Забивал Владимир много. В 414 матчах чемпионатов СССР он забросил 233 шайбы. Лучший бомбардир первенства страны 1972 года. В сезоне 1971/72 года Харламов, Фирсов и Викулов были удостоены приза газеты «Труд» «Три бомбардира» как самая результативная тройка.

«Хоккей – игра, где важна не только сила, ловкость н скорость, но и тактическое искусство, и именно потому Фирсов – один из самых лучших мастеров» – такую характеристику дал нашему форварду Йозеф Черны. Лучшим нападающим его называл Директорат чемпионатов мира в 1967 (11 голов), 1968 (12) и 1971 (11) годах; единственный форвард, который трижды становился олимпийским чемпионом. Игра с таким выдающимся нападающим много могла дать и дала Харламову, и недаром три замечательных мастера, объединенные в одном звене, блестяще сыграли на Олимпийских играх.

Итак, в составе новой тройки Харламов отправился на первую в его жизни Олимпиаду в далекий Саппоро.

В Японию Харламов должен был ехать в составе ЦСКА еще осенью 1968 года. Пришел к автобусу, отправляющемуся на аэродром, но оказалось, что в последний момент вместо него взяли А. Смолина. Теперь же никто не оспаривал его права на участие в олимпийских состязаниях.

Олимпиада, должны сказать по собственному опыту, оставляет неизгладимое впечатление. Туристы, приезжающие почти из всех стран мира, тысячи спортивных журналистов, прибывающих ее освещать, и, конечно, участники с восторгом рассказывают, пишут, вспоминают об этом замечательном спортивном празднике.

Саппоро находится на самом северном из японских островов – Хоккайдо. До Олимпиады этот город был далек от международного спорта, но отлично подготовился к зимним Олимпийским играм. Помимо чисто спортивных сооружений было построено метро, новые здания, дороги.

Зима на Хоккайдо в тот год выдалась многоснежной. Однако самолет, на котором летели наши хоккеисты-олимпийцы, приземлился в метельном Саппоро без помех – бетонные взлетно-посадочные дорожки, оборудованные искусственным подогревом, были сухи, как в жаркий летний день. Квартировать устроились в олимпийской деревне – девятнадцать пятиэтажных домов для мужчин и две одиннадцатиэтажные «башни» для женщин. «Слабый пол» может ходить на мужскую половину в любое время, а молодым людям к «барышням» вход категорически запрещен.

Такая традиция сложилась еще с 1932 года, когда на летней Олимпиаде в Лос-Анджелесе впервые была устроена олимпийская деревня. Поблизости от спальных корпусов – центр обслуживания, столовая с блюдами кухни многих стран мира, международный клуб с кинозалом, дискотекой, читальней.

К Олимпиаде район Макоманаи, где расположены олимпийская деревня и многие спортивные арены и сооружения, соединили с центром линией метро. Станции просторны, нарядны, и, что удивляло, поезда идут по… одному рельсу.

Знакомясь с Саппоро, хоккеисты побродили среди снежных статуй средневековых воинов, монахов, крестьян, поражающих своими громадными размерами. Потом погуляли по подземному городку, слушая звучащую отовсюду музыку, порадовались тому, что здесь популярна блантеровская «Катюша». Любовались разноцветными струями многочисленных фонтанов.

6 февраля был зажжен олимпийский огонь. Оказывается, чтобы поддерживать его лишь на большой арене, потребовалось столько газа бутана, что средней японской семье его хватило бы на… двести лет. Вот это огонек!

Праздничная атмосфера Олимпиады была по душе Валерию Харламову, и он играл вдохновенно. Уже где-то в середине олимпийского турнира он стал самым популярным хоккеистом, спортивные обозреватели всего мира буквально атаковали наших журналистов в прессцентре, прося рассказать о нем поподробнее. А на табло снова и снова появлялась фамилия нашего форварда и забрасывавшего шайбы, и дававшего голевые пасы.

В матче с американцами, который наши хоккеисты выиграли – 7:2, Харламов и Викулов разыграли великолепную комбинацию. Она была столь стремительная, что те, кто смотрел матч в пресс-центре по телевидению, не сразу установили, Харламов ли забросил шайбу или Викулов. Начался спор. Оказалось, все-таки Харламов.

Это была не просто комбинация – от чересчур частого употребления комментаторами слово изрядно поистерлось – это был шедевр хоккейного искусства. И, как всегда в таких случаях, стало грустно, что мелькнула она яркой звездочкой и погасла. Промчались два игрока на огромной скорости, перепасовывая так, словно жонглировали шайбой, и забили гол. Все. А комбинация заслуживала того, чтобы войти в хоккейные учебники как пример высочайшего мастерства.

Советские хоккеисты выиграли, за исключением одной, все встречи олимпийского турнира. Матч со шведами завершился вничью – 3:3. Этот самый трудный для нас поединок, в котором канадский тренер скандинавов, применив тактическую новинку – сыграл в четыре звена в атаке с одним «скользящим» форвардом, – доставил, немало хлопот нашим наставникам и хоккеистам. Но Валерий и в этом матче был на высоте. Он открыл счет. Потом Фирсов забил гол с его подачи. Харламов забросил и третью шайбу.

Первый олимпийский турнир завершился для Харламова блестяще: он стал олимпийским чемпионом в составе сборной. Серебряные медали завоевали американцы, бронзовые достались хоккеистам Чехословакии, которые спустя два месяца на чемпионате мира и Европы в Праге доказали, что они достойные соперники нашей сборной, завоевав звание чемпионов мира и Европы.

Повезли команду в Прагу новые тренеры – В.Бобров и Н.Пучков, поскольку А.Чернышев и А.Тарасов попросили освободить их от руководства сборной страны.

Оба новых тренера личности в нашем спорте выдающиеся.

Восхождение звезды Всеволода Боброва на спортивный небосклон было стремительно. Родился он под Ленинградом, в Сестрорецке, и так же как отец Харламова обучил сына азам хоккея с мячом и футбола, так и кадровый рабочий Михаил Бобров приохотил сына к двум этим самым популярным в стране до войны играм.

Приехав после окончания военного училища в 1944 году из Омска в Москву, Бобров попал в команду ЦДКА (Центральный Дом Красной Армии) к одному из наших самых знаменитых футбольных тренеров Борису Андреевичу Аркадьеву. Нелегко в ту пору было пробиться в основной состав именитого клуба. Но Боброву это оказалось по силам.

Впервые он вышел на поле в красной футболке в матче с московским «Локомотивом», заменив ветерана Петра Щербатенко. Счет в этот момент был уже 4:0 в пользу армейцев, и Аркадьев мог позволить себе без риска испытать новобранца.

Так уж получилось, что играл против дебютировавшего на месте левого полусреднего В. Боброва в том матче полузащитник Николай Эпштейн, ставший впоследствии известным хоккейным тренером.

Николай Семенович вспоминает:

– До конца игры оставалось минут пятнадцать, счет был 4: 0 в пользу армейцев, команда которых была в то время сильна необычайно. Игра была сделана, мы понимали всю тщетность попыток отыграться и спокойно доигрывали оставшееся время. Но вот на замену вышел высокий, хорошо сложенный парень, но какой-то полусонный. Не бегает, а как бы бродит по полю, словно все происходящее его ни в малейшей степени не касается.

Ну, думаю, можно хоть немного перевести дух. Этого сонного нечего опасаться. А какое может быть настроение при счете 4: 0 в пользу соперника, сами понимаете. И в этот момент этот долговязый получил мяч и двинулся с ним к нашим воротам. Любой игрок, предпринимая ускорение, вкладывает в рывок все силы. Мой противник, казалось, не делал ни малейших усилий набрать скорость. У него даже выражение лица не изменилось: оно оставалось такое же безмятежно-спокойное.

Но не успел я понять, что происходит, как этот новый игрок армейцев оказался прямо передо мной. Он не остановился, чтобы обвести меня, не замедлил бег. Я даже не понял, как это он сделал, но через мгновение он оказался у меня за спиной, вышел к воротам и аккуратно, все так же легко уложил мяч в сетку.

Минут через пятнадцать все это повторилось, как в кошмарном сне. На этот раз я уже знал, чего опасаться, знал, на что способен этот флегматичный на вид армеец, и как только мяч отпасовали ему, атаковал его в момент приема.

Он начал делать финт, чтобы обойти меня. Мне казалось, что делает он его очень медленно, бесхитростно. Я видел, что он на самом деле приготовился пройти слева, и у меня более чем достаточно времени, чтобы отнять мяч. Но мне показали фокус: молодой армеец мгновенно обошел меня справа и уже мчался к воротам. Пока я разворачивался, он успел забить второй в этом матче гол.

Потом я множество раз видел игру Боброва и на зеленом поле, и на льду и всегда поражался этому мгновенному рывку, этой способности оказываться в нужный момент именно там, где ему следовало быть, этому редкостному умению делать все необыкновенно быстро, нисколько при этом не спеша, не суетясь.

Защитнику вспоминать, как его подряд дважды легко обыграли в одном матче, причем не просто обыграли, а обыграли, забив оба раза по голу, должно быть тяжело. Мне не тяжело. Я столкнулся с редким талантом.

А талантлив Всеволод Михайлович Бобров был необычайно. Осенью 1945 года, всего несколько месяцев спустя после дебюта в чемпионате страны, Бобров ездил в знаменитое турне по Англии в составе московского «Динамо».

Хоккей с шайбой начался в нашей стране в сезоне 1946/47 года, и в первом же сезоне Бобров играл за хоккейную команду армейцев. Причем играл так, что прибывшие в 1948 году чешские хоккеисты из пражского клуба ЛТЦ только развели руками. Пражане были в то время неизмеримо опытнее нас и приехали поучить советских коллег новой для нас игре. Но, увидев на льду Всеволода Боброва, сказали:

– Такой «звезды» мы никогда не видели.

Они не ошибались и ничего не преувеличивали, В 1954 году наша сборная по хоккею с шайбой впервые отправилась на чемпионат мира в Стокгольм, и Всеволод Бобров был признан лучшим нападающим чемпионата.

Одного из авторов этой книги судьба впервые свела с Бобровым, «Бобром», как звали его болельщики, еще во время его учебы в военном училище. Поэтому мы с полным основанием можем засвидетельствовать, что уже тогда Всеволод Михайлович играл в футбол великолепно, как играл позже в ЦДКА и сборной, восхищая любителей футбола и болельщиков.

Природа наделила его редкостным даром координации. Он управлял своим большим, отлично развитым телом поистине виртуозно, а главное, легко, без видимых усилий. Этот дар плюс интуиция, без которой нельзя достичь высот в игровых видах спорта, делали Боброва спортсменом уникальным. К сожалению, травмы преследовали его и ограничили его спортивный век, а смерть прервала его тренерскую карьеру, отмеченную многими большими успехами.

В 1972 году ему было пятьдесят лет, Бобров уже успел завоевать тренерский авторитет, приведя «Спартак» к золотым медалям в чемпионате страны, и вполне естественно, что к нему, человеку ослепительной славы, обратилось руководство Спорткомитета с просьбой возглавить сборную страны.

Николай Георгиевич Пучков, как и Бобров, начинал с футбола. Играл он вратарем в команде ВВС, а зимой, чтобы не терять форму, в хоккей. В то время многие спортсмены совмещали футбол и хоккей. Когда хоккейная команда ВВС погибла в авиакатастрофе, Пучков стал основным вратарем. А потом хоккей его совсем перетянул.

К этому времени он уже успел присмотреться к игре рижанина Харри Меллупса. В то время, когда наш хоккей с шайбой только рождался, рижане, уже имевшие опыт в этой «странной» игре, в которой вместо привычного плетеного мячика гоняли по льду тяжелую резиновую плашку, как тогда называли всем знакомую теперь шайбу, были непререкаемым авторитетом.

Нынешним хоккеистам и любителям хоккея теперь даже трудно представить себе то время, когда в стране не было ни одной площадки с искусственным льдом, когда играли в мороз, в оттепель, во вьюгу и даже буран, а зрители дружно пританцовывали, стоя на трибупах, и хлопали себя по-извозчичьи по бокам, чтобы както согреться.

Хоккей с шайбой пришел из Канады и назывался в те времена канадским, и Николай Георгиевич засел за английский язык, чтобы читать канадскую хоккейную литературу в оригинале. Осваивать терминологию хоккея было непросто, потому что словари наши давали какие угодно значения слов, но только не хоккейные, и не сразу можно было догадаться о значении, скажем, слова «стэк». Чего только не было в словаре: и палка, и клеить, и прилипать, и бог знает что еще. Не было только одного значения, нужного Пучкову, – «клюшка». И пришлось молодому вратарю, впоследствии вице-президенгу Общества дружбы СССР – Канада, составлять собственный англо-русский словарик хоккейных терминов. Пополнял он его все время, особенно во время поездок в Канаду.

Настойчивость и преданность Пучкова хоккею были и остаются удивительными. Он избегал терять время попусту. А тренироваться он мог даже сидя на… стуле.

– Это очень просто, – объяснил Пучков. – Я закрываю глаза и представляю себе нападающего, выходящего один на один к воротам, которые я защищаю. Вот он пытается уложить меня на лед финтом, но я не поддаюсь. Я лишь слежу за шайбой…

В 1956 году Николай Пучков стал одним из героев зимней Олимпиады в итальянском городке Кортина д'Ампеццо. В Риме на олимпийском стадионе установлены мраморные статуи героев Олимпиад, проводившихся в Италии. Статуя хоккейного вратаря вылеплена с Николая Георгиевича Пучкова.

Закончив играть, Пучков стал тренером, работал с ленинградским СКА, привел команду к бронзовым медалям. Его высочайшая требовательность к себе самому не только помогала в работе, но и создавала определенные трудности. Он просто не мог понять игроков, которые не отдавали себя целиком хоккею.

Вот такой новый тренерский дуэт и принял сборную СССР по хоккею.

Оба в судьбе Харламова сыграли большую роль. Всеволод Михайлович Бобров и раньше был его кумиром, а узнав легендарного футболиста и хоккеиста в работе, в тесном каждодневном общении, Валерий проникся к нему еще большим уважением, да что говорить – был в него влюблен. Поистине наградой для Харламова было сыграть с Михалычем в хоккей на тренировке или в футбол в товарищеском матче.

С Николаем Георгиевичем Пучковым Харламов был в тесном контакте меньше сезона, но не раз вспоминал его с благодарностью. И как тренера, хотя Пучков держался с игроками да и коллегами-тренерами официально (даже многолетнего партнера, кумира и друга Боброва чаще всего называл Всеволод Михайлович, хотя имел полное право на короткое, дружеское – Сева) и просто как человека.

– Что, вы думаете, купил в Саппоро на командировочные Пучков? – спрашивал восхищенно Харламов и сам же отвечал. – Правильно подумали, японский стереомагнитофон. А кому? Себе? В том-то и дело, что команде. У них, видите ли, на спортбазе в Кавголове «бедновато» и «скучновато» – есть только бильярд с выщербленными шарами и одним кием. Тренер и решил поднять культурный досуг на высоту.

Вот это человек! Не говоря уже о том, какой спортсмен был и как тренировки проводит!

Естественно, ни о какой серьезной перестройке, реконструкции в сборной СССР речи быть не могло. Времени не хватало даже на небольшой текущий ремонт, который сделать было совершенно необходимо.

Анатолий Фирсов – большой мастер нашего хоккея – заканчивал свою блистательную карьеру, и в тройку с Владимиром Викуловым и Валерием Харламовым поставили Александра Мальцева, признанного, кстати, в апреле лучшим форвардом мирового первенства.

После Олимпиады ставился крест на спартаковцах Евгении Зимине, Владимире Шадрине и Александре Якушеве. «…Это спортсмены высокого класса. Но их учат играть в старомодный хоккей – они играют в хоккей прошлых лет, а не в хоккей будущего»,- писал о них один из тогдашних авторитетных специалистов.

Новые тренеры, напротив, высоко ценили этих форвардов, в особенности Якушева. Вот что писал в «Правде» об игре Александра В. Бобров после пражского чемпионата: «Раньше А. Якушева в сборной подгоняли под намеченную тактическую схему, заставляя играть на передачах. Мы же дали ему возможность действовать так, как он умеет, как у него лучше получается, иначе говоря, не хотелось сковывать его. Спартаковец не подвел нас. Мне кажется, что пражский чемпионат, пожалуй, лучший в биографии этого незаурядного форварда».

Пражский чемпионат мира выдался на редкость трудным, чехословацкая команда была подготовлена идеально, и наша сборная вернулась домой с серебряными медалями. Хозяева чемпионата были в апреле в пике спортивной формы, а олимпийские чемпионы миновали его в феврале. Чувствовалось это в игре юного вратаря Третьяка. Тренеры вынуждены были оставить дома уставших Фирсова и Давыдова. В Праге долго болел и не выступал Цыганков. Один из ключевых матчей со сборной ЧССР пассивно провел Викулов.

Первую встречу с хозяевами сыграли вничью – 3:3, во второй уступили – 2:3. Одна шайба все и решила.

Несмотря на относительную неудачу, у руля сборной остался В. Бобров, а помогать ему стал возглавивший «Крылья Советов» Б. Кулагин.

А что же Валерий Харламов? Он и в Праге сыграл отменно. В. Бобров отмечал в уже упоминавшейся нами статье: «Как всегда в последние годы, ярко сыграл В. Харламов».

В Праге он, правда, больше пасовал, нежели забивал сам. Но все равно тройка Викулов – Мальцев – Харламов забросила шайб больше всех. А бывали матчи, как, например, с финнами во втором круге, когда Харламов и пасовал и забивал. В той игре он провел гол, когда наши были в меньшинстве, и еще два при равных составах. В труднейшей встрече с хозяевами во втором круге один из двух наших голов забил Харламов, а другой – его новый партнер, ставший на много лет верным другом, Мальцев. Уж на что чехословацкие болельщики яро поддерживали своих любимцев, но и они восхищались виртуозной игрой Харламова.

А журналисты включили Валерия в «Олл старз», выглядевшую так: вратарь Холечек (86 голосов), защитники- Махач (79), Поспишил (75), нападающие – Викулов (28), Мальцев (96), Харламов (91).

…В самый разгар пражского чемпионата в гостиницу, где жили хоккеисты, принесли огромную корзину апельсинов. Это сотрудники испанской торговой фирмы из Валенсии, поставлявшие в тот год в Чехословакию апельсины, узнав, что Харламов наполовину испанец и в знак восхищения его игрой, преподнесли ему в подарок свой отборный продукт.

Но это маленький забавный эпизод. Другое же событие, тоже имевшее место в те дни в Праге, сыграло значительную роль в судьбе Харламова: была достигнута договоренность о встречах советских хоккеистов с канадскими профессионалами из НХЛ.

Переговоры об этих встречах тянулись много лет. В конце концов даже Д. Ахерн, президент ЛИХГ, заявил: «Лично я против встреч любителей с профессионалами. Наши лиги чужды друг другу по духу и целям. Но зная о жгучем интересе к таким матчам, я согласен с мнением исполкома ЛИХГ, который еще несколько лет назад уведомил, что у него нет принципиальных возражений против подобного сравнения сил хоккеистов-любителей и профессионалов. Мы лишь просим заранее оповестить о месте и условиях игры.

Если они пройдут по любительским правилам, победит сборная СССР, если по кодексу профессионалов, то на первых порах выигрывать будут канадцы из НХЛ».

Тем не менее выдвигались различные условия. Скажем, чтобы профессионалов в команде было не более девяти, чтобы они были не из ведущих команд. Вдруг «возникали» опасения, что состязания с «профи» станут препятствием для выступления сильнейших советских хоккеистов на Олимпийских играх.

Когда В. Бобров, возглавив сборную СССР, встретился в Праге с представителями канадских хоккейных кругов и вновь встал вопрос о встречах с профессионалами, он был решен незамедлительно.

Бобров не ставил никаких условий, он просто сказал «да». Мы готовы сыграть серию. В матчах может принять участие любой канадец и гражданин СССР мужского пола, а встречи пройдут по правилам ЛИХГ. (К этому времени они мало чем отличались от кодекса профессионалов НХЛ.) Через несколько часов канадские газеты уже пестрели громадными шапками. «Наконец-то канадские профессионалы встретятся осенью с русскими хоккеистами», – восклицал заголовок в монреальской «Газетт», набранный через всю спортивную страницу. «Канада и Россия схватятся осенью в серии из восьми матчей», – сообщала своим читателям торонтская «Глоб энд мейл».

Корреспондент агентства ЮПИ сообщал из Праги: «Советские хоккеисты очень хотели бы сыграть с канадскими профессионалами и решительно поддерживают идею возвращения Канады к участию в чемпионатах мира по хоккею – эти слова принадлежат старшему тренеру советской команды Всеволоду Боброву, давшему интервью агентству ЮПИ во время нынешнего чемпионата мира».

Одному из нас довелось быть в гостиничном номере Николая Георгиевича Пучкова, когда вице-президенту Общества дружбы СССР – Канада позвонили из Монреаля.

– Приедут ли советские хоккеисты в сентябре в Канаду? – спросили Николая Георгиевича.

– Конечно, ведь договорились, – ответил он.

– В каком составе?

– В боевом.

– Каких вы ожидаете результатов?

– Будет борьба, но при любом счете в выигрыше останется хоккей.

Эти ответы Пучкова вскоре появились во многих газетах Канады и США.

Всю советскую прессу обошло сообщение ТАСС о подписании соглашения о матчах с профессионалами, хотя соглашение подписывалось вечером и информация из Праги поступила на телетайпы в поздний час.

Хоккейный мир предвкушал встречи многократных чемпионов мира с почти легендарными профессионалами из НХЛ и с нетерпением ждал осени.

Ждал нового своего «звездного часа» и Валерий Харламов.