Шаг 1

Она умирала у меня на руках. Милое нежное личико исказила мука, боль прогнала из лучистых синих глаз робкую улыбку, согревавшую даже в самый сильный мороз…

Она умирала…

А я просто стояла и смотрела, как тает отмеренное ей время. Я знала ее уже полгода, незримо же сопровождала гораздо дольше — последние пару лет. За это время даже животное привязывается к человеку, но…

Я ничего не чувствовала. Глядя на нее, истощенную долгой болезнью и голодом, я не видела за собой особой вины, хотя понимала, что именно мое вмешательство и привело молоденькую — только шестнадцать осенью исполнилось — девушку в этот покосившийся от времени амбар.

Да, я ничего не чувствовала…

Вернее — чувствовала, но не то, что присуще людям в подобной ситуации. В тот момент, когда я поняла, что сегодняшний день ей не пережить — я испытала что-то очень близкое к облегчению: не придется самой опускаться до убийства.

Я не люблю убивать. И не любила. Никогда. Но мне часто приходилось это делать по долгу службы. И я смирилась. Еще одна сломанная жизнь ничто по сравнению с благополучием целой планеты.

Ламира была слаба. Я знала об этом, но мне и не нужна была сильная женщина — выносить ребенка любая сможет — меня интересовало ее наследие, ее кровь. Впрочем, не все так просто: сама по себе Ламира и ее потомки меня бы никогда не заинтересовали, если бы не возник на горизонте человек, подходящий на роль отца. И вот одна из тысяч девчонок измененной крови стала для меня важнее остальных. Я выделила ее из прочих, дала ей шанс прожить в довольстве и счастье год, не трогая нить ее судьбы, не вмешиваясь в размеренное течение ее будней, но потом…

Ну, сколько можно было ждать ее взросления?! В былые времена и в тринадцать рожали!

Все, что было дальше можно описать одной фразой: я мастер приворотов, но, увы, односторонних… Рассудив, что важнее привлечь мужчину, я повесила на его ауру самый мощный приворот из известных мне… И, наверное, все-таки переборщила — у мага-князя Элесана тормоза снесло сразу…

Нет, не стоит сбрасывать со счетов и вину самой Ламиры. Что ей стоило уступить напористому аристократу? Подумаешь, Светлый Лорд обратил на нее свой взор! Провели бы пару ночей вместе и разбежались! Нет же, надо было оказаться такой упертой! Вбила себе в голову всякую чушь — вот и обломал ее князь по-особенному. Изощренно. Жестоко, я бы сказала, если бы была человеком. Впрочем, какая разница добровольно или нет был зачат ребенок? Для меня — никакой.

Для мира, впрочем, тоже. Как бы он не дорожил теми, в ком поет измененная кровь, меня он не осудит — потому что знает: только ребенок особой судьбы сможет спасти его в момент Суда…

Или погубить, но это случается так редко, что никто давно уже и не принимает во внимание такую возможность.

Ладно, пора заняться делом. Бросив последний взгляд на умирающую роженицу, я сконцентрировала все свое внимание на ребенке. Мальчик. Не повезло мне в этот раз: с девочками гораздо легче, они сочувствуют рабыне, поэтому зачастую позволяют собой управлять. Что ж, не мне менять волю мира.

Я склонилась над ребенком, провела ладонью над ним, позволяя голодным язычкам Пустоты коснуться нежной кожи. Они ласково пробежали по телу младенца, слизав с него уже успевшую подсохнуть бурую корку. Критически осмотрев ребенка и убедившись, что теперь мне никакая грязь не угрожает, я осторожно взяла его на руки. Младенец почти мгновенно приоткрыл подслеповатые глазки и требовательно захныкал. Красив, паршивец. Даже сейчас. Что же станет лет через двадцать? Впрочем, чего еще ждать от сына князя перворожденных? Глаза синие-синие, но к зрачку стремительно темнеют, словно затягивают в Бездну. Кто же ты, родной? С кем из павших мне предстоит столкнуться в этот раз? И кем меня видишь ты? Ведь видишь же! Вот даже плакать перестал, забыв о голоде, холоде и близкой смерти.

— Здравствуй, господин. Вот мы и встретились, — тихо сказала я, настороженно наблюдая за реакцией младенца. Но ребенок ничем не выказал своей силы, не назвал моего имени и не указал на мое место.

Спокойно, милая, пока это всего лишь мальчик. И он еще не знает, кем станет и кем сделает тебя. Тебе еще предстоит воспитать из него себе хозяина.

Бездна! Какая нелепая шутка: раба сама вручает себя хозяину! И это притом, что от одной мысли о служении меня всегда передергивает! Не порядок. Давно следовало пройти перековку. Но кто откажется от свободы, осознав ее? Вот и я, прекрасно зная, что ставлю все под угрозу, никак не могу заставить себя сделать шаг в Пустоту и измениться. Не время.

Ладно, хватит хандрить, пора покинуть этот барак и найти более подходящее место для мальчика. Какую бы семью ему создать? В какой среде поселить?

Я медленно шла по главной улице приграничного городка, не замечая метели. Снег словно расступался передо мной. А может, это просто мир приветствовал своего нового спасителя…

Ветер выл где-то рядом, но меня окружала стена покоя и тепла. Я думала, и ничто не посмело бы потревожить меня в этот момент. Не каждый же день я пишу судьбу своего хозяина!

Итак, что я хочу получить? Человека, прежде всего. И желательно покорного моей воли, но не мягкого, а сильного — иначе слишком много народу будет на него влиять. Не жестокого — моей жестокости хватит на двоих, — но жесткого, при необходимости способного убить не задумываясь. Не слишком наивного, но этого придется добиваться самой — измененные всегда слишком доверчивы. Что еще? Мне нужен лорд, способный повести за собой людей и умереть с ними, если понадобиться.

Да, такому хозяину я бы не отказалась послужить.

Вывод? Во-первых, семья у него должна быть человеческая. Скажем, женщина лет сорока, вдова, родившая уже после смерти мужа. Она станет воспитывать сына на рассказах о славных подвигах отца-офицера. Умммм… Неплохо. Мне уже начинает нравиться. Поздний ребенок, долгожданный, но в то же время он пришел в мир, когда семья в трауре. Теперь выберем место жизни. Столица? Э-э… Нет, это слишком. Пусть лучше будет небольшой городок, куда после смерти мужа пришлось переехать вдове — ведь средств на жизнь осталось не много, а причитающаяся пенсия во все времена была не велика. Отлично. Вот уже и получается что-то. Жаль, что сегодня — единственный день, когда я всемогуща. Так хочется хоть на мгновение стать собой, засиять на всех Пластах Мироздания, заставить реальность вздрогнуть от ужаса…

Я посмотрела на заснувшего ребенка. Он не позволит. Он — цепи, которые я выковала сама. И это самое верное решение из всех, потому что такие как я не должны рождаться…

Ну вот я снова отвлеклась. Пора заканчивать писать жизнь мальчика. Сколько можно находиться рядом? Еще рано нам быть вместе. Вот лет через двадцать, если он узнает меня при встрече…

Может быть, это все-таки не мой хозяин? Ведь сколько измененных живут в этом мире? Тысячи! Но я сразу выделила из прочих именно Ламиру, а крайне я редко ошибаюсь в выборе. Если честно, такого еще не было ни разу. Это люди могут ошибаться, а я — нет. У меня нет эмоций, а значит, нет и причин видеть ситуацию предвзято.

Хм, и опять я отвлеклась! А ведь давно уже пора заканчивать!

Я мысленно представила то место, где собираюсь создать новую станицу памяти, и сделала еще один шаг вперед. Мир вздрогнул от такого насилия над историей, но противиться не стал — сегодня я в своем праве.

Я оказалась в каком-то помещении. Обстановка была бедной, но жилище выглядело уютным и чистым. Стол, стулья, печь, сложенная из камней разного размера, простая детская кроватка, пока еще пустая, и широкая лавка, служащая хозяйке постелью. Неплохо. Делаю успехи в создании легенд. Остался последний штрих, и можно будет уходить.

Она появилась у колыбели. Мягкая нежная улыбка, усталые выцветшие глаза, от которых к вискам разбегались сеточки морщинок, горькая складка на лбу — лицо человека, привыкшего бороться изо дня в день, чтобы выжить. Из одежды на ней было старое, выцветшее от многочисленных стирок, платье и чистый, но посеревший от времени, передник. Темные с проседью волосы спрятаны под чепцом, и только пара прядей выбилась из-под него. Хорошая у меня фантазия. Она его уже любит, а значит осталось только вложить воспоминания соседям, внести соответствующие записи в городские книги — и все.

Я осторожно положила спящего малыша в кроватку и в последний раз посмотрела на красивое почти кукольное личико, мысленно прощаясь на неопределенный срок.

— Я буду рядом, господин, всегда за вашей спиной, готовая прийти на помощь в любой момент, — тихо шепнула я в застывшую тишину…

И ушла. А время дернулось и пошло вновь, вот только теперь никто — даже сам мир — не знал, где находится тот, кто не должен был появляться на свет.

***

Дубравки были небольшим поселением, где все друг друга знали, да и зачастую приходились дальними родственниками. Поэтому появление в городке нового человека не могло остаться незамеченным.

Старый Игнат, человек одинокий, а потому любопытный, первым разузнал все о переселенце. Им оказалась немолодая вдова с младенчиком. Леона-солдата Игнат помнил еще мальчонкой и слышал, что тот вроде женился в столице, а вот теперь представилась возможность и на женку его посмотреть. Жаль только, что при таких обстоятельствах.

Осторожно расспросив вдову, он узнал, что Леон погиб во время очередного набега кочевников на северо-западе. Любопытным оказался тот факт, что Леон там был проездом, но как говориться, сколько не прячься от судьбы, но она тебя везде достанет. Видимо на роду его было написано, что помрет он не в своей постели и не в честном бою, а от случайно прилетевшей стрелы.

Посмотрел Игнат и на Леонова сына, симпатичного мальчишку, новорожденного. Эх, так и не увидел отец долгожданного дитятю. Не дал своего благословения, не сказал слов напутствия — не порядок, не видать мальцу жизни спокойной. Но видно и вправду был проклят этот род — все служивыми были и все насильственно помирали.

К вечеру уже все окрестные кумушки знали историю солдатской вдовы. Повздыхали немного, поохали, да забыли через недельку — завернул к ним проезжий менестрель, да так и остался до весны. А он — всяко интересней будет.