"Хроника Третьего Кризиса" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)

Глава шестая Макс Соболевский выходит на тропу войны

Место действия: Пол

Время действия: десятый день Кризиса

Начиная с утра десятого дня того периода времени, что впоследствии был назван Третьим Кризисом, события развивались в ритме рок-н-ролла.

Бесконечные движения, па, броски, кувырки — и ни одной минуты, чтобы отдохнуть, остановиться, вырваться из беспорядочного хоровода действий, оглянуться на уже пройденный путь, задуматься о предстоящем.

Известно, что новости бывают трех видов: хорошие, плохие и нейтральные. К последним относятся те, которые тебя не затрагивают, от которых ни горячо, ни холодно. Только вот когда дело касается лично меня, нейтральных новостей почему-то не бывает. Наверное, меня трогает слишком многое.

Обычно среди новостей преобладают плохие. Но на этот раз в виде исключения судьба подбросила мне и парочку приятных известий.

Например, во время нашей очередной неудачной попытки насыпать соли на хвост Гриссому в Сумеречной Зоне Штаб-квартиры усовершенствовали конструкцию импульсной винтовки ВКС, придав ей способность поражать цели в темпоральном потоке Магистра, так что в следующий раз нам не придется идти на парня с голыми руками. Только вот никто не имел даже малейшего представления, когда и где мы сможем выйти на Магистра в следующий раз.

Впрочем, кое-что все же обнадеживало.

Полученный мною АД-6 был делом неслыханным. Только в самых крайних случаях Совет Лиги предоставлял специально выбранным для этой цели агентам абсолютный допуск (именно так расшифровывается эта аббревиатура, не имеющая никакого отношения ко всяческой чертовщине, о которой мы могли подумать), позволяющий ради достижения результата использовать любые средства и отдавать приказы планетарным правительствам.

Индекс 6 означал, что в своих действиях я стеснен только приоритетом людей, получивших допуск с меньшей цифрой, на деле такое пересечение интересов случается крайне редко.

На данный момент высшим — пятым уровнем приоритета обладал только Рейден. Четвертый был в резерве, а допуски с индексами от единицы до трех резервируются Советом на случай войны.

Хотя абсолютный допуск на некоторое время дает неограниченную власть, за все действия потом приходится отчитываться. И если Совет решит, что я превысил свои полномочия или использовал их не в интересах полученного мною задания, мне придется ответить за содеянное, а наказания в таких случаях бывают очень суровыми. Но на время действия АД я был юридически неуязвим.

Имея АД-5, Рейден был отправлен Полковником за головой Магистра, в то время как я вышел на свободную охоту за Гриссомом.

Не знаю, каким образом даже Рейден сможет в целой Галактике изловить одного-единственного пришельца, способного изменять облик и существующего в ином темпоральном потоке, но Рейден есть Рейден, и я никогда не поверю, что он будет действовать наугад.

Если уж Полковник задействовал свой козырной туз, значит, у него есть веские основания полагать, что операция способна принести плоды. Не в привычках Полковника задарма разбрасываться такими ценными кадрами, как Рейден.

Далее следовали новости обычные. А значит, плохие.

Стивен Тайрелл и якудза состояли в заговоре, направленном на ослабление корпорации Кубаяши.

Из наших источников в японской мафии нам удалось узнать, что последние тридцать с лишним лет японцы неоднократно предпринимали попытки прибрать дзайбацу к своим рукам. Когда саботаж, диверсии, налеты и шантаж не увенчались успехом, в ход был пущен план яков по использованию агентов-«кротов». Тот самый, что частично провалился, когда японцы имели дело с Гвардией. Но в случае с Кубаяши все обстояло куда проще: и бизнесмены, и бандиты в основном были представителями азиатских рас, и отличить честолюбивого работника от вынашивающего злобные планы бандита на практике оказалось весьма непросто.

В настоящее время люди якудзы уже занимали второстепенные посты в иерархии дзайбацу, и им нужен был лишь небольшой толчок, который помог бы захватить ключевые позиции. В качестве такого толчка обычно используются экономические кризисы, когда в корпорациях повально летят головы и совершаются кадровые перестановки.

И в этот момент к Тайреллу, сотрудничавшему с японцами еще со времен мафиозной войны и кровно заинтересованному в падении конкурентов, приходит ваш покорный слуга, имеющий за спиной поддержку самой технологической спецслужбы Лиги, человек, может быть, и не яркого ума, зато с огромными планами по перестройке мира.

Будучи неглупым мужиком, Стивен сразу же смог рассмотреть блестящие перспективы, раскрывающиеся перед ним в итоге использования вышеназванных качеств вашего покорного слуги в его личных целях. Тайрелл раскрыл мне часть своих карт, признав за собой ответственность за рождение суперманьяка номер один, а когда мне показалось, что я уже достаточно на него надавил, сделал вид, что нехотя идет на сотрудничество, протащив свой беспроигрышный вариант.

Естественно, что с самого начала он даже и не думал заменять действующую модель «смерча» муляжом. Достаточно хорошо зная Гриссома, Стивен предположил, что тот не будет долго ждать и сразу же пустит ледоруб в ход.

Программные вирусы никогда не срабатывают в материнских сетях, и «смерч» не представлял для самого Тайрелла абсолютно никакой опасности, так как по определению не мог навредить программному обеспечению создавшей его корпорации. Однако конкурентам он мог принести необратимый ущерб. Единственное, что оставалось сделать для достижения желаемого результата, это проследить, чтобы Гриссом получил продукт и не был захвачен гвардейцами по ходу операции.

Разумеется, что, разработав новый класс виртуального оружия, корпорация Тайрелла не могла сама пустить его в ход, используя даже все возможные меры предосторожности, так как мотивы преступления слишком очевидны по отношению к его корпорации.

Вариант с Гвардией был практически идеален. Даже если бы кто-то и начал копать, стараясь добраться до истоков катастрофы, мы сами бы приложили все усилия, чтобы замять дело.

Или распрощались бы с работой.

Стивен выигрывал при любом раскладе.

Но, в то время как Гриссом был лишь назойливой мухой, докучающей деловым интересам не более двух десятков лет, Кубаяши являлись постоянным источником беспокойства, и нанести удар по ним было бы предпочтительнее. Саботировать собственноручно разработанную операцию Тайрелл не решился, и тут на сцену вышла якудза, приложив все усилия к тому, чтобы дать Гриссому уйти.

Как выяснилось, я был не единственным гвардейцем, в чьи действия вмешивались болтающиеся под ногами якудзы. Одних они отталкивали, как меня, другим закрывали сектор обстрела, по максимуму затрудняя захват.

Любопытный факт обнаружился, когда наши эксперты подвергли вскрытию тела полегших на Бездне типов, которые держали в руках ледоруб. В их организмах был найден биологический вирус, который должен был убить носителя в течение двадцати четырех часов. Иными словами, парни, так свободно позволившие Гриссому себя зарезать, все равно были смертниками, и у них и не было необходимости отчаянно сражаться за жизнь. Возможно, они чем-то проштрафились перед своим руководством и получили смертный приговор, который доверили осуществить Гриссому; возможно, были добровольцами. Этого мы не знаем. Зато знаем другое: они помогли Гриссому уйти.

Якудзы сделали свое дело, Гриссом не мог не воспользоваться столь любезно предоставленным в его распоряжение оружием, тысячи людей пострадали, Кубаяши терпит крупнейшие в истории убытки, в то время как Тайрелл получает барыши за ликвидацию последствий катастрофы, спланированной им самим, а допустившая все это безобразие Гвардия в глубокой, простите за выражение, заднице.

Как раз это я и собирался изменить.

То, что я задумал, обещало огромные трудности при исполнении и еще большие трудности в будущем. Причем будущие трудности не зависели от того, добьемся мы успеха или нет, поэтому мы просто не имели права промахиваться.

Когда я изложил свой план коллегам, они назвали меня сумасшедшим. В ответ я показал им карточку своего допуска, спровоцировав коллег на кощунство: они назвали сумасшедшим и Полковника.

Они спросили, представляю ли я возможные последствия того, что я задумал. Да, сказал я, но рано или поздно все равно наступила бы пора действовать. Лучше поздно, ответили они, не при нашей жизни. Я пригрозил отправиться в одиночку, и минуты две мне казалось, что так и произойдет, но потом они поняли, что я не шучу, выбора у них нет, и согласились.

План был прост.

Якудзы нарушили правила игры, установленные нашим соглашением более полувека назад, и я собирался с них за это спросить. Вне всякого сомнения, они знали о Гриссоме больше, чем сообщили на наши многочисленные запросы.

Теперь я собирался повторить вопросы, только не какой-то очередной мелкой сошке, а некому Сато, единственному оябуну, чье местонахождение нам было известно.

Подробности операции мы решили разработать уже на месте. На этот раз нам предстояло нанести визит Сато домой.

В Штаб-квартире было раннее утро, но в родном мегаполисе Сато, насквозь промокшем от постоянных дождей, царила ночь.

Самым информированным участником нашей группы был Шо, и по его совету мы вынырнули в каком-то пригороде Пола, где, по нашим данным, находился дом Сато.

Вынырнули мы посреди лужи, доходившей нам по щиколотки, прямо под проливным дождем. Со всех сторон послышалось недовольно ворчание, кто-то переводил костюмы на обогрев. Шо оглядывался по сторонам, ориентируясь на местности.

— Сколько там будет охраны? — поинтересовался Сема Воронцов, мотая головой. Наверное, он считал, что это поможет справиться с периодом дезориентации.

— Охраны будет достаточно, — сообщил Шо. — Но непосредственно с оябуном будет пятеро или четверо телохранителей, не больше.

— Это не очень много, — сказал Коффи, двухметровый здоровяк с гривой рыжих волос.

— Люди, заслужившие честь охранять оябуна, берут отнюдь не своим количеством.

— А чем?

— Увидишь, — сказал я.

Я не большой знаток Пола, но мне показалось, что это не тот город, куда мы наносили предыдущий визит.

— Нам надо пройти пару кварталов, — сообщил Шо и махнул рукой, указывая направление.

Пригороды Пола известны своим бьющим через край бандитизмом. Якудзы утверждают, что контролируют уличную преступность, но на примере Пола, где их кланы необычайно сильны, этого не заметно. Быть может, они и разгромят банду-другую, но трудная молодежь не обращает на это никакого внимания, и подростковые формирования растут как грибы, благо, дождей здесь предостаточно.

Ландшафт потрясающе однообразен. Вообразите себе смесь спального района с промышленной зоной, постройте там пару небоскребов, погрузите все во тьму и залейте водой. Тогда вы получите небольшое представление о районе, по которому мы пробирались. Прохожие нам встречались крайне редко, что неудивительно для места и времени проведения операции, и предпочитали сразу же скрыться в переулках и подъездах. Мы были вооружены, что наводило ужас на добропорядочных граждан, если таковые были среди тех, кого мы встретили, и нас было достаточно много, чтобы отбить соблазн у местной шпаны поживиться за наш счет.

Шо остановился, подняв руку, и все последовали его примеру.

— Пришли, — констатировал он.

Посреди трех-четырехэтажных домов возвышался настоящий небоскреб. Конечно, ему было далековато до строения Кубаяши на Фудзияме и даже до своих собратьев в центральной части города, но здесь, на фоне малоэтажных построек, свалок и пустырей, он выглядел самым что ни на есть небоскребом. Этажей в нем насчитывалось штук пятьдесят, большая часть окон была темной.

Сато проживал в пентхаусе, как и положено всякому порядочному деятелю его калибра. Это позволяло его охране свободно просматривать и простреливать весь район, если бы возникла такая необходимость.

Точнее, когда она возникала.

Я не сомневался, что в пентхаус ведет отдельный лифт, все передвижения которого тщательно фиксируются, а на лестничной площадке нас поджидает добрая дюжина боевиков. В вестибюле тоже дежурила охрана, наполовину состоящая из муниципальных охранников, наполовину — из отборнейших бандитов.

— Как мы собираемся попасть внутрь?

— Я поднимусь на предпоследний этаж и оттуда сообщу вам координаты для броска через ноль, — сказал Шо.

— А как ты собираешься подняться?

— По стене, — коротко ответил Шо.

Происходящее ему явно не нравилось, но в Шо я был уверен и решил довериться его плану. Тем более что своих идей, кроме прямого штурма, для которого у нас элементарно не хватало народу, у меня не было.

Шо вопросительно посмотрел на меня как на человека, заварившего всю эту кашу и несущего за нее ответственность. Полагаю, это был последний момент, когда можно было врубить задний ход.

— Действуй, — сказал я, и Шо растворился в дожде.

Говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Насчет «догонять» утверждение достаточно спорное, лично я не вижу в старой доброй погоне ничего плохого, по крайней мере, когда видишь, за кем бежишь. Но ожидание действительно убивает.

Ребята тоже нервничали. Когда я обкусал ноготь на мизинце правой руки и перешел к левой, коммуникатор в моем ухе все-таки ожил.

— Я внутри, — сообщил Шо. — Принимайте координаты.

Сорок девятый этаж принадлежал какой-то крупной юридической компании, дела которой пошли настолько плохо, что им пришлось переместить офис в не самый благополучный район. Вряд ли ребята подправят этим положение дел, но не мне об этом судить. Просто, будучи их клиентом, я поостерегся бы появляться в квартале даже днем. Наверное, жители Пола храбрее.

Мы угодили прямиком в их мужской туалет. Шо уже замкнул датчики сигнализации и сейчас прилаживал к потолку сканирующие устройства. Через пять минут мы уже имели удовольствие лицезреть на переносном мониторе план пентхауса. Органические объекты крупнее пяти килограммов отображались на нем оранжевыми пятнами. Объектов было шесть.

Двое из них дежурили возле лифта, четверо находились в пентхаусе, который представлял собой одну большую комнату. Но интерьера сканнер нам передать не мог.

А лифт в здании, вопреки моим ожиданиям, был один, причем общий, что могло несколько облегчить нашу задачу.

— Как ты сюда забрался? — полюбопытствовал я.

— По стене, — повторил Шо. — У меня большой опыт промышленного альпинизма.

Я попытался представить, как это выглядело. Огромная высота, никакой страховки, сильный ветер, проливной дождь и практически отвесная стена, и только какие-нибудь хитрые приспособления ниндзя на ногах и руках, плюс страшная нагрузка, ложащаяся на мышцы… Я зябко передернул плечами.

— Какой план? — спросил Коффи.

Я знал, что он это спросит.

— Что скажешь, Шо? Ты ведь у нас сегодня в роли эксперта…

— Электронных систем слежения и защиты в пентхаусе нет. — произнес Шо.

— Они так надеются на свою силу?

— Скорее на свой авторитет. Сам подумай, кому в голову вообще может прийти невероятная мысль напасть на одного из оябунов якудзы в его собственном жилище? С таким же успехом Сато может жить просто на улице или на центральной площади, и ничего ему не будет. Никто просто не осмелится.

— Похоже, его ждет сюрприз.

— Я не хотел бы разочаровывать тебя, Макс, — сказал Шо, — но придется, потому что я вижу, сколь легкомысленно ты настроен. Сюрприз ожидает нас. И не самый приятный.

— Поясни.

— Поясняю, — сказал Шо. — Слушайте меня внимательно и постарайтесь поверить каждому слову. Вы слишком возбуждены и не представляете, с чем нам предстоит столкнуться. Сато — один из самых опасных людей в Галактике.

— Только потому что он верховодит якудзой, — сказал Коффи. — Но ведь он всего лишь администратор, не так ли? А охрану мы вырубим на раз-два. Их всего-то пятеро. Сато ведь не боевая единица.

— Верно, — кивнул Шо. — Потому что если Сато — боевая единица, то ты, извини за мой французский, боевой ноль. Охрана меня не волнует, а если и волнует, то не сильно. — Я заметил испарину на лбу рядового Такаги. Предстоящее пугало его до чертиков, и я видел, что он согласился принять участие в захвате только потому, что я его попросил. В данном случае страх — признак осведомленности. — Среди оябунов действительно много организаторов, только отдающих распоряжения и приказы, но Сато не из таких. Он, как бы мы назвали, бывший оперативный агент. Он принадлежал к черным ниндзя.

— А чем черный ниндзя принципиально отличается от обычного? — спросил Коффи.

— Ниндзя — это боевые единицы якудзы, — терпеливо объяснил Шо. — Они разделяются на несколько отрядов, согласно стилям, в которых они работают, а также уровню их мастерства. На низшей ступени стоят желтый, синий и зеленый отряды, и пусть вас не вводит в заблуждение слово «низшая». Все они идеально владеют любыми видами оружия и способны заставить попотеть любого из нас в схватке один на один. Ступенькой выше стоят коричневые и красные отряды, их члены способны использовать в качестве оружия любой подвернувшийся под руку предмет. Конечно, это разделение весьма условно, и в каждом отряде есть свои градации и табели о рангах и…

— И… — поторопил я.

— Черный отряд в состоянии обходиться без оружия вообще. — сказал Шо. — Они используют как оружие свое собственное тело.

— И что это значит на практике?

— Приведу пример, — пояснил Шо. — Если бы мне предложили на выбор: сразиться с двумя вооруженными до зубов птаврами или выйти против одного черного ниндзя, я без колебаний выбрал бы птавров.

Это заявление заставило задуматься и пересмотреть свои взгляды на операцию не только меня, но и всех остальных.

Шо был признанным экспертом по части рукопашного боя, он владел отточенной техникой, до которой любому из присутствующих было далеко, но даже он не смог бы справиться в одиночку с двумя птаврами.

— Черного ниндзя технически проще убить, — сказал Шо. — Это можно сделать и на расстоянии, хотя тоже вызывает большие затруднения. Но если мы хотим взять его живьем, то нам придется драться с ним врукопашную.

— А если использовать газ?

— Не поможет. Сато в совершенстве владеет техникой «дхарма» и способен задерживать собственное дыхание до двадцати минут.

— А дротики с парализатором?

— Он от них увернется, — мрачно сказал Шо.

— Так что же делать? — спросил Коффи.

Мы и так не были настроены достаточно оптимистично, Шо же своими объяснениями поверг нас в уныние. Но лучше быть унылым и информированным, чем радостным и мертвым.

— Поднимемся на лифте, — сказал Шо.

В этом был смысл. Во-первых, они не ожидают прямого проникновения, и первой реакцией на наше появление будет изумление, а во-вторых, лучше обойтись без повторных «нырков» на чужой территории и периода беспомощности в окружении врагов.

— Двое охранников у входа — эта лишь декорация. — продолжал Шо, — они не ждут нападения, и вырубить их не составит труда. Потом надо будет действовать быстро. Мы вышибаем дверь и ликвидируем телохранителей, — он указал на две оранжевые точки на дисплее, находящиеся ближе ко входу. Один из парней сидел справа рядом с дверью, другой напротив, метрах в трех от нее.

— А если один из них — Сато?

— Оябун никогда не сядет так близко к двери, — сказал Шо. — Сато здесь.

Он ткнул пальцем в две другие точки, находящиеся в глубине комнаты у противоположной от двери стены.

— Второй — почти наверняка Гендзо Ишибаси, ты должен его помнить, Макс. Он тоже опасен, хотя и не так, как Сато.

— Я его помню.

— Когда мы вырубим охрану, останутся только они двое, я возьму на себя Гендзо, вы же сосредоточите все свои силы на Сато.

— Не слишком честный расклад. Получается, что мы идем толпой, а ты — в одиночку.

— Не спорь. Мне не справиться с Сато один на один, но я вполне могу потягаться с Гендзо. Вы же не должны распылять свои силы и помогать мне, нас и так слишком мало.

— Слушай, откуда тебе известны такие подробности? — изумился Коффи. — Я понимаю, что у нас есть информаторы и все такое, но твоя осведомленность меня просто поражает.

Это был бестактный вопрос, мучавший меня все время, который я так и не решился задать. Коффи же никогда не страдал избытком застенчивости. Но… если Шо прав и нам угрожает серьезная опасность, мы имели право знать.

Шо и сам это понял. Он опустил глаза в пол и произнес:

— Я один из них. — Слова давались ему нелегко. — Один из второй волны «кротов». Я думаю, что ты уже обо всем догадывался, Макс, не правда ли? И это не означает, что я не буду сражаться с ними в полную силу.

Не знаю, как насчет ребят, но меня ответ вполне удовлетворил. Ребята тоже особо не роптали, репутация Шо была известна всем. Мало ли кто каким путем пришел в нашу организацию, важно только одно: либо ты настоящий гвардеец, и тогда всем наплевать, кем ты был в предыдущей жизни, либо нет. А Шо был настоящим гвардейцем.

— Извини, — сказал я. — Понимаю, что разговор вряд ли доставляет тебе удовольствие, но чисто из любопытства могу я задать еще пару вопросов?

— Попробуй.

— В каком отряде ниндзя ты был сам?

— В красном.

— А к какому отряду ты бы отнес Рейдена? Ну, относительно…

Вопрос оказался посложнее предыдущего и заставил рядового Такаги задуматься.

— Не знаю… По тому подбору оружия, которым он владеет, не ниже красного или коричневого, — предположил он. — По качеству исполнения — к черному.

— Закончим на этом прения, господа, — подытожил Коффи. — Не пора ли приступить к делу, которое привело нас сюда?

И мы приступили.

Разблокировав двери туалета изнутри и буквально проплыв по застилавшему коридор от стены до стены длинноворсному ковру, мы втиснулись в роскошнейший лифт. На стенах его висели гравюры с претензией на старину, кнопочная панель была отделана золотом и слоновой костью. И как вся эта роскошь уцелела в столь неблагополучном районе?

Глупый вопрос.

Кнопки последнего этажа не наблюдалось, зато имела место прорезь под пластиковую карточку с опознавательным кодом, чтобы любой желающий не смог нанести визита обитателю пентхауса. Я сунул в отверстие свою карточку абсолютного допуска, и лифт послушно потащил нас вверх.

Когда створы двери уехали в стороны на уровне пентхауса, нашим взглядам предстали две одинаковые кирпичные морды, венчающие двухметровые фигуры профессиональных борцов сумо. Если какие-то эмоции и пробивались через подкорку их головного мозга, то главной из них было удивление. Одна из морд что-то отрывисто пролаяла по-японски.

— Кто вы такие, что вам надо и как вы сюда попали? — перевел компьютер мне прямо в ухо. По-японски это звучало гораздо короче.

— Мы хотим говорить с Сато, — заявил Шо, и они истерически расхохотались.

В ответ Шо двинул одного их них ногой в голову, а Сема исхитрился пнуть второго в пах.

Пока сумоист падал, Шеридан влепил ему по голове прикладом пистолета. Два бесчувственных тела рухнули на пол.

А потом начался форменный кошмар.

Что я могу сказать о следующей схватке? Нас было семеро против их четверых, и двоих мы вырубили на первых секундах боя. Но нам пришлось нелегко. В итоге мы взяли Сато, заплатив за это довольно высокую цену.

Когда мы заняли позиции возле двери, Коффи, как самый тяжелый из нас, взял разбег от самого лифта и всем весом ударил в довольно хлипкую на вид дверь. Та не преминула распахнуться, и Коффи влетел в комнату, повалившись на пол.

Еще с порога ваш покорный слуга вышиб мозги одному из охранников посредством иглогранатомета. Находившийся справа Шо взмахнул рукой, и сверкающий сюрикен отправился в свой смертоносный полет, закончившийся булькающим звуком в шее второго телохранителя.

Потом-то и начался собственно кошмар. Разговаривать с Сато в его апартаментах мы не собирались, так как беседа должна была занять много времени и проходить не без участия некоторых медикаментозных средств, применение которых на Поле было бы крайне нежелательным ввиду близкого соседства с целой ордой мафиозных боевиков. Для долгого и обстоятельного разговора Сато следовало переправить в Штаб-квартиру. Для этой цели у нас с собой были «гарпуны».

«Гарпун» — это миниатюрная модель разового анализатора, задействованного мной во время спасательной операции на «Святом Иосифе». Он имеет форму дротика и выстреливается из обычного пневматического пистолета. Выстрел сопровождается довольно болезненными ощущениями, и спустя какие-то секунды загарпуненный объект перемещается по заранее запрограммированным координатам. В данном случае в специально подготовленную камеру в Сумеречной Зоне.

Сато должен был в совершенстве владеть техникой «дхарма» и мог в любой момент остановить свое сердце, так что его поместят в специальную нейтрализующую среду в коматозном состоянии. Ведь никто из нас не хочет, чтобы этот матерый волк умер раньше времени, не так ли?

«Гарпунами» была вооружена следующая за нами четверка. Шо проскользнул вправо и ушел в комнату вдоль стены. Я отклонился влево, открывая ребятам огневой сектор. Ребята начали пальбу.

В помещении царил сумрак. Курились восточные благовония, небольшие золотые фигурки каких-то божков бесстрастно стояли на своих постаментах вдоль стен и наблюдали развертывающуюся перед их глазами драму. Сато и его правая рука (догадка Шо насчет Гендзо была правильной) сидели в довольно удобных, совершенно не вписывающихся в интерьер креслах и читали газеты на вмонтированных в подлокотники мониторах. Это была единственная часть комнаты, хоть как-то освещенная избирательно расположенными на потолке лампами. Я не видел, как якудзы двигались.

Пока компьютер переводил мои линзы в формат ночного видения, более подходивший для настоящих условий, Сато успел подняться и замереть возле стены, скрестив руки на груди. Гендзо стремительно двигался в нашу сторону, и Шо перехватил его на полпути.

Они схлестнулись и пропали из виду в облаке молниеносных ударов, обманных движений, блоков, контрвыпадов и подсечек. Движения их были так стремительны, что мне не удавалось рассмотреть отдельных фаз схватки. Казалось, что у каждого выросло по дюжине дополнительных конечностей и они размахивали ими всеми без всякого порядка.

Да и особых возможностей для наблюдения у меня не было, хотя, я не сомневаюсь, зрелище было бы поучительным. Мы… Скажем так, мы попытались навалиться на Сато. Как я уже упоминал выше, первая волна атаки состояла из четырех вооруженных пневмопистолетами человек. Они выстрелили. По сути дела, они выстрелили дважды.

Сато легко увернулся от летящих в его сторону со сверхзвуковой скоростью «гарпунов», а один из них перехватил и коротким взмахом руки отправил обратно, угодив Семе Воронцову в глаз. Сема приглушенно вскрикнул и начал падать. Коснуться пола он не успел: распознав тяжелые повреждения, компьютер сработал безукоризненно и вывел его из игры. Воздух с тихим хлопком занял образовавшийся после ухода Семы дополнительный объем.

Все это время мы не стояли без дела и преодолели большую часть разделяющего нас расстояния. До оябуна якудзы оставалось не более двух метров.

И началось то, от чего Шо пытался нас предостеречь. Мы вступили в рукопашную.

Помните, когда-то давно я утверждал превосходство стиля гвардейского рукопашного боя над любым другим? Если когда-нибудь я позволю себе нечто в таком же роде и вы будете рядом, разрешаю вам отвесить мне пинок по тому месту, которое вы сочтете для этого самым подходящим. По сравнению с Сато все мы казались зелеными сосунками с еще не обсохшим на губах молоком.

Коффи и Шеридан вступили в схватку первыми. Оба они были ребятами, скажем так, далеко не маленькими и суммарно имели за спиной более двадцати лет службы. Оба слыли матерыми профессионалами и не впервые участвовали в бою. Каждый из них мог справиться с дюжиной новобранцев, пришедших из элитного подразделения ВКС.

Они провели по несколько ударов руками и ногами, от которых Сато ушел с грацией профессионального танцора.

Я брал разбег.

За десятилетие службы в Гвардии, а также во время моей бурной молодости до поступления в корпус мне доводилось участвовать не в одной рукопашной разборке и еще большее количество наблюдать со стороны. Я наблюдал в деле истинных художников головоразбивательного искусства, способных ломать самые толстые человеческие кости двумя пальцами и расщеплять ребра таким образом, чтобы их осколки входили в сердце.

Я видел людей, шутя расправляющихся с целыми взводами противника.

Но ни один из них и в подметки не годился этому парню.

Думаю, что если бы в финале они сражались один на один с Рейденом, я поставил бы на Рейдена, но только из-за чувства служебного патриотизма и глубокой личной симпатии. Объективно их шансы были бы равны.

Сато перемещался… нет, не как хищник или танцор, эти сравнения слишком избиты и явно недостаточны для описания наблюдаемого мною спектакля. Сато двигался аки призрак, бесплотный дух. Я даже не мог увидеть, как он это делает. Он словно бы стоял на месте и в то же время перемешался. Его руки и ноги меняли положение так быстро, что я принимал это как факт, не замечая самого момента движения.

Двумя неуловимыми ударами он сломал Шеридану обе руки, а возвратным ходом локтя раздробил Коффи грудную клетку. Все это заняло у него не больше секунды.

Еще два хлопка, и нас стало всего вдвое больше. По сравнению с тем численным преимуществом, которое мы имели вначале, это было плохо. Но даже двукратное наше превосходство долго не удержалось.

Я прыгнул. Мое тело поднялось в воздух метра на два, левая нога ушла под туловище, правая вытянута вперед, подобно тарану, руки автоматически занимают места блоков. Без ложной скромности скажу, что это был один из немногих грамотно и по всем правилам выполненных мною ударов. Он пропал даром.

Сато сместился на полметра влево, а поскольку я уже находился в воздухе, то перегруппироваться и изменить направление удара уже не успел. Когда я пролетал рядом с ним, Сато изменил траекторию моего прыжка легким касанием ладони к моему плечу, в результате чего я рухнул прямиком на чайный столик, заставленный соответствующими принадлежностями. Столик рухнул под моим весом, и я услышал хруст фарфора под своей спиной. Адски заболела поясница, в которую угодил серебряный сливочник.

Оябун, он же черный ниндзя, перешел в наступление, делая это столь же совершенно, как до этого защищался.

Пока ваш покорный слуга выкарабкивался из обломков и осколков чайного столика, Сато одним махом преодолел расстояние до двух оставшихся агентов и вывел их из строя, а следовательно, и из локального пространства этой планеты. Что и как конкретно он делал, я описать не берусь, но эффект получился ошеломляющий.

Шо стоял, тяжело дыша и опираясь спиной о стену.

Его противник, судя по тому, как неестественно была вывернута его шея, пребывал в лучшем мире. В комнате, если не считать общего хаоса, оставались три трупа, двое полумертвых гвардейцев и один более чем живой якудза.

Подкрепления я не ждал: никто из дежурных, получив одно за другим пять искалеченных тел, не рискнет отправить в мясорубку новую порцию пушечного мяса, тем более что из-за периода дезориентации агенты будут уязвимыми изначально.

Сато же в подкреплении не нуждался, но оно могло прибыть в любой момент. Пока бой занял не так много времени, но кто-то из охраны здания вот-вот может подняться наверх и, услышав доносящийся из апартаментов босса шум, проверить, в чем там дело. Да и тела двух внешних охранников, оставленные нами там, где их вырубили, способны вызвать у яков определенные подозрения.

Все просто классно, сказал я себе. Сейчас этот парнишка нас обоих завяжет узлами, и я могу спокойно отправляться домой с очередным провалом. Может быть, я даже останусь жив, и наши медики смогут распутать мои конечности.

Сато бесстрастно стоял, скрестив руки на груди, и смотрел мимо меня туда, где находился рядовой Такаги. Тем не менее когда оябун заговорил, обращался он ко мне.

— Гайджин, — сказал он. — Я позволю тебе уйти и рассказать остальным, что здесь произошло и что ты начал своими действиями. Но этот ронин останется здесь навсегда.

— Извини, но этого сделать я не могу.

— Тогда пламя моей ярости испепелит вас обоих.

— Звучит красиво, — согласился я, не питая и тени сомнения насчет осуществимости его угрозы. Но я отчаянно бравировал, пытаясь выиграть передышку для Шо. Поединок с Гендзо Ишибаси должен был даться ему нелегко.

Сато уже напрочь забыл о моем существовании. Я был для него не более чем докучливым комаром, источником некоего раздражения, а не реальной угрозы.

— Ренегат, — сказал он Шо. Очевидно, театральная напыщенность перед казнью была у японцев в большом почете, и Сато взял на себя труд разъяснить каждому из нас, за что именно собирается лишить нас жизни. — Ты думаешь, я не узнал тебя? Ты думаешь, я тебя не помню? Я предоставил тебе право жить. Я предоставил тебе возможность получить образование, я дал тебе деньги и указал цель в жизни. Я поручил тебе ответственное дело. А что ты сделал? Ты предал меня, предал кодекс бусидо и память о своих родителях!

— Ложь, — тихо сказал Шо. То ли он тоже тянул время, то ли хотел в последний раз попытаться оправдать свой поступок, объяснить его тем, кому столь долго служил. — Вы извратили принципы бусидо, сделав его сводом законов для уличной банды. Бусидо во все времена был кодексом чести самураев, а не якудз, и вы не имеете права называть себя его последователями. У якудз вообще нет чести.

— Ронин, — слово звучало настолько презрительно, насколько вообще может звучать слетающее с языка сочетание звуков.

Если мы оба останемся живы, что в данный момент не является непреложным фактом, я дал себе слово спросить у Шо, что же оно означает, с тем чтобы включить его в свой ругательный лексикон.

— Нет, не ронин, — сказал Шо. — Верность своему князю в бусидо еще далеко не все. Нельзя слепо выполнять приказы, надо идти туда, куда зовут тебя сердце и разум. Когда вы послали меня в Гвардию, я так не думал. И собирался выполнить все приказы. Но со временем я понял, что Гвардия — истинная обитель Пути Воина.

— И ты осмелился вернуться сюда? Тебе надо было забиться в самый темный угол вашей Штаб-квартиры и дрожать там в ожидании моей мести. А ты пришел сюда и осмелился бросить мне вызов? Помни, Такаги, якудза ничего не забывает и никогда не прощает. Я пророчу тебе смерть!

— Тоже мне, пророк, — пробормотал я, выхватывая из-за спины «осу» и открывая огонь.

Сейчас я уже не хотел брать Сато живым. Я видел его в деле и видел то, что он сотворил с нашими ребятами. Мною двигали лишь желание спасти жизнь Шо и свою собственную заодно. И в то же время я не испытывал ни малейших иллюзий по поводу моих шансов в этого парня попасть.

Он переместился в сторону, и три фигурки божков за его спиной разлетелись огненными брызгами. Некоторые лучи пробивали стену насквозь и молниями озаряли темное небо. Теперь-то уж точно сюда скоро заявятся охранники.

Шо оторвался от своей стены и пошел к Сато. Я непрерывно стрелял, пытаясь ограничить сектор передвижения оябуна. И тут они сошлись и на какое-то мгновение исчезли в стремительном вихре ударов. Но схватки среди профессионалов никогда не бывают особенно долгими, и уже через секунду Шо вылетел оттуда сломанной куклой. А Сато по-прежнему держал руки на груди.

Вопреки моим ожиданиям, Шо, кувыркнувшись, снова оказался на ногах. Сато это тоже впечатлило, так как он опустил руки и не спеша тронулся в нашу сторону. Я попытался сместиться вправо от Шо, чтобы увеличить угол атаки.

Они снова схватились. На этот раз оба были гораздо осторожнее, и я успевал увидеть отдельные движения: Шо в позе обезьяны и глубокой защите и черного ниндзя в позе атакующего скорпиона.

Тут мне показалось, что Сато достаточно занят, и я убрал свое бесполезное оружие, бросившись вперед в позе нападающего.

Вряд ли Сато когда-нибудь играл в американский футбол. А следовательно, он не мог знать, какую опасность представляют девяносто килограммов живого веса, несущихся на тебя со скоростью пикирующего скиммера и ударяющие в поясницу выставленным вперед плечом. И вряд ли когда-нибудь узнает.

Сукин сын опять увернулся. Не спрашивайте меня как. Имея дело с Шо, я на его месте не заметил бы сзади и атакующего носорога, а мои габариты куда как более скромны.

Правда, увернулся он не слишком удачно, и вместо спины я угодил ему в бедро и рухнул на пол.

Но и Сато покачнулся, и, воспользовавшись столь ничтожным предоставленным ему шансом, Шо нанес ему удар в грудь, Сато качнулся сильнее, сделал шаг назад и очень удачно споткнулся о своевременно протянутые мною ноги. Ну что ж, мелькнуло у меня в голове, он упал, это уже большой успех.

Шо прыгнул на него сверху, и они сплелись в смертельных объятиях.

— Стре… — крикнул Шо, но я уже и без него знал, что мне делать. Сато на некоторое время был неподвижен. Скорее, следовало бы сказать «ограничен в движениях», но в любом случае было самое время его загарпунить. И тут вдруг мне на мгновение отчетливо представилось, что — с моим-то «везением»! — пневмопистолет во время драки слетел с моего пояса и сейчас рука нащупает лишь гладкую ткань ремня и абсолютную пустоту.

— …ляй! — закончил Шо, и оружие уже скользнуло мне в руку.

И все же чертов ублюдок едва от нас не ушел.

В тот момент, когда мой указательный палец судорожно вдавливал спусковой крючок, Сато, изогнувшись так, что ему могла бы позавидовать любая из летающих змей Капура, ухитрился стряхнуть с себя Шо, отлетевшего в сторону с криком боли.

«Гарпун» уже летел к цели, когда навстречу ему скользнула рука Сато. К моему крайнему удивлению (наступившему много позже, так как в тот момент я ничего осмыслить не успел), Сато не попытался перехватить дротик, что он с успехом демонстрировал минутой раньше, а собирался нанести удар вашему покорному слуге. Должно быть, ярость и обида на то, что его смогли свалить с ног спевшиеся ронин и гайджин, была настолько велика, что пересилила доводы рассудка и оставила в голове только желание убивать.

А удар был смертельным. Я знал технику таких ударов и неоднократно видел их в действии. Да что говорить, однажды я сам использовал его на практике. Кулак, выброшенный в лицо, сплющивает нос, ломает кости черепа и направляет осколки так, что они впиявливаются в мозг противника, не оставляя ему ни малейшего шанса выжить. Уклониться я уже не успевал. Я не мог даже зажмуриться, словно в режиме замедленной съемки созерцая надвигающуюся на меня смерть.

Когда кулаку оставались считанные сантиметры до цели, он исчез. Вместе с рукой и телом, к которым принадлежал. Телепорт, как всегда, сработал чертовски вовремя.

Тяжесть в ногах прошла, и я сумел приподняться, чтобы посмотреть, как дела у Шо. Он вставал так же медленно и осторожно, как и я, словно тела наши стали сравнимы по хрупкости с хрусталем.

«Двое калек», — подумал я.

На лице Шо застыла гримаса боли, но он все же заставил себя улыбнуться.

— В… в следующий раз… позови… кого-нибудь другого…

Старая хохма.

— Кто такой «ронин»? — спросил я.

— И это тебя сейчас интересует?

— Уж такой я есть.

— Ронин — это самурай, в силу каких-то причин оставшийся без князя, а следовательно, обесчещенный и лишенный настоящей цели в жизни, — объяснил Шо. — С точки зрения кодекса, бешеный пес.

Место действия: Сумеречная Зона, Штаб-квартира Гвардии.

Точное местонахождение неизвестно

Время действия: десятый день Кризиса

Да здравствуют ронины! Да здравствуют гайджины! К черту ниндзя, якудзу и прочую нечисть!

Сато арестован и благополучно доставлен в Штаб-квартиру для допроса.

Четверых ребят удалось спасти, и даже Семе вырастили искусственный глаз, но Карл Лихтенберг погиб. Удар Сато пришелся ему в голову и причинил мозгу необратимые повреждения, справиться с которыми не в силах даже сегодняшняя медицина. Он умер еще до прибытия в госпиталь, и все попытки реаниматоров вернуть его к жизни успеха не возымели.

Рядовой Такаги провел в клинике четыре с половиной часа, где ему срастили раздробленные ребра и вставили на место позвонки. Ваш покорный слуга отделался ноющей болью в плече и пояснице, которую не счел достаточно существенной и решил проигнорировать.

Сато в настоящее время находится в Сумеречной Зоне и испытывает на себе методику первичного допроса. Заставить отвечать на вопросы человека, в совершенстве владеющего техникой «дхармы», не так-то просто. К нему подключили добрую сотню медицинских аппаратов, контролирующих состояние организма, в том числе искусственное сердце, на котором настоял Шо, а непосредственно в легкие были введены шланги аппарата принудительного дыхания. Проклятые ниндзя вытворяют со своими телами черт знает что, дьявол бы их всех за это побрал.

Первичным допросом руководил лично капитан Блейн. Попытки добиться ответов при помощи сыворотки правды результатов не дали: тело ниндзя вырабатывало какие-то антитела, успешно противостоящие пентоталу и суперскополамину. Пытки, крайний метод, используемый для ломки самых крепких орешков, применять к оябуну было пустой тратой времени. Ниндзя свободно контролируют свои болевые центры. Провозившись с Сато больше двух часов, Блейн послал за мной.

Суровый парень в сером комбинезоне техника встретил меня у входа в Сумеречную Зону и провел в нужную комнату, не проронив по дороге ни слова.

Сумеречная Зона была секретом внутри секрета, и никто не должен был, да и не хотел знать всего, что происходило на ее закрытой территории.

Сато лежал на некоем подобии операционного стола, опутанный медицинскими проводами и отводами, призванными сохранять человеческую жизнь любой ценой, в нашем случае — вопреки желанию самого человека. Сейчас он был без сознания.

Блейн сделал знак, и двое техников вышли, оставив нас наедине.

— Ну, сержант, — устало вздохнул он. — Ты эту кашу заварил, ты и скажи, как ее расхлебывать. Глубокое ментоскопирование и доскональные допросы шестой степени?

Я покачал головой.

— Слишком долго и принесет массу бесполезной информации, которую придется отфильтровывать. Времени у нас мало.

— У нас его вообще нет. О чем только думал Полковник, когда санкционировал твою операцию?

— О том, что рано или поздно это должно было произойти.

— Ты начал войну, сержант. По-твоему, как быстро они приступят к ответным действиям?

— Очень быстро.

— Вот именно. Скольких вы убили сегодня?

— Троих наверняка. Под вопросом еще двое.

— И захватили одного из их заправил. Этого они нам не простят.

В госпитале, во время планового обследования после боевой операции, в коридоре по пути сюда, в столовой, где я наскоро перекусывал, я встретил множество знакомых парней, и все они, конечно, уже были в курсе последних событий. Все здоровались со мной, спрашивали, как дела, травили бородатые анекдоты и тщательно замалчивали поднятую капитаном тему. Никто просто не хотел об этом думать. Никто не хотел в это верить. У Гвардии и без открытой конфронтации с криминальным миром хватало проблем.

— Может, и не простят, — сказал я. — Но нужно ли нам их прощение?

— Ты хоть понимаешь, во что нас втянул? — он не пытался давить на меня, ругаться и спорить, так как знал, что переиграть уже ничего нельзя. По-моему, он просто хотел выяснить степень моего помешательства.

А возможно, кабинетный ученый Блейн не был готов к меняющемуся миру и действительно спрашивал у меня совета.

— Я втянул нас в то, чем давно следовало бы заняться, — ответил я. — Мы были снисходительными слишком долго.

— Совет это не одобрит.

У меня на сей счет было собственное мнение, но я не собирался раскрывать его Блейну по целому ряду причин. И одной из них был тот самый недостаток времени, на который он упирал. А он тем временем продолжал:

— Организованная в одну систему якудза все же лучше хаоса мелких бандитских разборок. К тому же слишком многие взяли на лапу. А если нас не поддержит Лига, то не поддержат и ВКС, а на местах придется работать с каждым планетарным правительством отдельно, убеждать оказывать нам помощь каждого занюханного полицейского в каждом занюханном участке, каждого вшивого муниципала и ополченца. А знаешь что? Далеко не всем твоя идея придется по вкусу.

— Свернуть мы уже не можем.

— Тут ты прав. Скажи, сколько у якудзы человек?

— Бойцов? Или действительных членов? Или просто заинтересованных в ней людей?

— Всех вместе.

— Миллионы. Или миллиарды, как посчитать. Но не меньше людей заинтересованы в том, чтобы якудзы не было.

— И как ты собираешься с ними бороться силами десятитысячного корпуса Гвардии?

— Когда-то давно, еще на Старой Земле в докосмическую эру, жил великий полководец, которого звали Суворовым, — сказал я. — Он был известен тем, что вечно колошматил численно превосходящие его армии противника, делясь при этом плодами своей мудрости. Применительно к нашему случаю он уподобился бы произнести фразу: «Бери не числом, а умением».

— «Пуля — дура, штык — молодец», — продемонстрировал свою подкованность Блейн. — Чушь собачья, эти средневековые фразы нам ничем не помогут. Что же ты такого особого умеешь, сержант?

— Условия могут измениться, а мудрость непреложна.

— Дерьмо, — сказал Блейн. — Сколько наших ты положил, пока брал своего долбаного оябуна? Одного — фатально. Вот и посчитай сам.

— Но это был очень крутой оябун, — сказал я. — Черный ниндзя. Такаги говорит, что в якудзе таких считанные единицы.

— Кем считанные? — фыркнул Блейн. — Нашел себе авторитета. Что может знать твой Такаги?

Вот об этом я мог бы ему рассказывать долго и нудно, но решил не раскрывать тайны Шо кому попало, предварительно с ним не посоветовавшись.

— Так что же нам делать? — спросил Блейн.

— Нам нужна информация, — ответил я. — Море информации, имея которую мы сможем свести количество жертв к минимуму.

— И как нам ее вытянуть, сержант? У тебя есть что предложить?

Я ему рассказал. Он выслушал, по ходу меняясь в лице.

— Ты больной, — сказал Блейн. — Он тебя сильно по голове приложил?

— Не помню. Наверное, сильно.

— Это самый безумный план из всех, которые я когда-либо слышал, — задумчиво сказал капитан. — А слышал я многое. Но сейчас он может сработать.

— Должен сработать, — поправил я. — В крайнем случае, даже если ничего не выйдет, мы ничего не потеряем. Приступим к ментоскопированию и шестой степени часом позже, он все равно никуда не денется.

— Ладно, — согласился он после недолгого раздумья, — попробуем. Но мне понадобится время, чтобы все подготовить.

— И не забудь про зеркало, кэп.

— Не забуду, — пообещал он. — Ответь мне только на один вопрос, Полковника ради. У тебя просто настолько извращенное воображение или ты где-то действительно встречал такие методы допроса? Если встречал, то скажи мне. Я на ту планету ни ногой.

— Прочитал в книге в глубоком детстве, — сказал я. — У моего отца была обширная библиотека, а книги докосмического периода были его любимым коньком.

— Веселое же у тебя было детство, — сказал Блейн. — Как называлась книга? «Как довести до тошноты взрослого человека?» «Полуночный кошмар?»

— На самом деле это хорошая и добрая книга, — сказал я. — Сеющая разумное, вечное и так далее. А написал ее некто Беляев. Она называлась «Голова профессора Доуэля».

Пока Сато готовили к допросу по моему методу, я сидел в коридоре Сумеречной Зоны и курил. Коридор как коридор, ничего особенного, ничем не отличается от любого другого в Штаб-квартире, разве что торговых автоматов нет, но мне все же казалось, что из-за каждой закрытой двери веет зловещим ароматом тайны. Или ароматом зловещих тайн, как вам угодно.

В Сумеречной Зоне разрабатывались новые виды вооружения и велись секретные разработки и эксперименты, часть из которых была официально запрещена на всей территории Лиги. Здесь также допрашивали самых опасных преступников, причем методы допроса порою могли бы привести в ступор самого закаленного сержанта ВКС, повидавшего не одну кровавую баню. То, что я готовил для Сато, может привидеться обычному гражданину только в самом страшном кошмаре, тем не менее ни малейших колебаний, не говоря уже об угрызениях совести, я не испытывал.

Сато был злодеем, причем одним из самых худших. По его указке убивались сотни людей, а страдали еще больше. Настоящий якудза — а Сато, вне всякого сомнения, был настоящим — не испытывает ни жалости, ни сострадания. И даже Гриссом по сравнению с ним был не более чем зарвавшимся шалунишкой.

Арест оябуна являлся лишь побочной ветвью другой операции. Возможно, он стал козырной картой в борьбе с организованной преступностью, но я понимал, что он не слишком много значит в тактическом плане поимки Гриссома. Даже если японцы и способствовали его благополучному уходу с Бездны, в чем я ни секунды не сомневался, то вряд ли Сато мог знать о его теперешнем местонахождении.

Даже если Сато заговорит, даже если он расскажет о связи якудзы с большим бизнесом, на основании его слов мы мало что можем сделать. Тайрелл сейчас неуязвим, наша ошибка в планировании операции прикрыла его со всех сторон. Дзайбацу же Гвардия ничего не должна, и получат они информацию о внедренных в их структуру «кротах» или нет, зависело только от доброй воли Полковника. Так что в данном случае Сато вроде бы бесполезен, и его арест, доставшийся такой дорогой ценой, кому-то может показаться бесцельным и даже излишним при настоящем положении дел, но это далеко не так.

Дорожка слишком узкая, и Гвардия все равно должна была бросить перчатку вызова мафии, возомнившей себя всемогущей.

Но Полковник или любой из трех капитанов никогда не отдали бы приказа о начале войны. Я прекрасно отдавал себе в этом отчет, посему, как только представилась возможность, а получение абсолютного допуска, согласитесь, было чертовски подходящей возможностью, я взял Сато и спровоцировал конфликт.

Решил за всех.

Возможно, за это мне придется заплатить карьерой, а то и жизнью, но теперь и Гвардии, и якудзе придется идти до конца. Я обещал себе, что изменю положение вещей в мире, как бы смехотворно сия фраза ни звучала в устах рядового гвардейца, и действительно в меру своих возможностей собирался это сделать.

Вы можете задать резонный вопрос: а что, если в результате моих манипуляций Гвардия все-таки проиграет? Ответ у меня был подготовлен. Что ж, если сплоченная и работающая на технологиях будущего полицейская организация не сможет справиться с бандой невесть что о себе думающих подонков, то грош ей цена и она вряд ли заслуживает права на существование.

Как бы там ни было, но жребий брошен, Рубикон перейден, все мосты сожжены.

Должен признать, что время для начала войны выбрано не совсем подходящее, у нас и так скопилась куча других нерешенных проблем. Особенно выделялись три: Гриссом, Магистр и внутренний заговор. Если хоть на время оставить одну из них в покое, отвлекшись на военные действия против якудзы, любая способна привести к катастрофически печальным последствиям.

Если раньше Гриссом был обычным террористом, маньяком, грабящим, насилующим и убивающим, но все равно являющимся простой статистической единицей криминального мира Лиги, теперь он убивал уже сотнями, и от его действий пострадала целая планета.

Современный мир не способен нормально существовать без киберпространства, вмещающего в себя полный спектр человеческой деятельности, начиная от элементарных обучающих и игровых программ для детей дошкольного возраста и заканчивая большим бизнесом и политикой.

Экономически невыгодно создавать в каждом колледже, школе, институте и любом другом образовательном учреждении собственную базу данных. Гораздо проще собрать всю информацию в одну планетарную сеть со свободным доступом, где любой желающий может найти интересующие его сведения.

Когда запущенный Гриссомом ледоруб сработал в информационной сфере Каноби, был разгар учебного дня. Тысячи школьников и студентов работали с планетарной базой данных, изучая историю, экономику, астрофизику, космобиологию или просто дурачась, отыскивая в сети новые и еще не изученные сайты. Все, кто осуществлял так называемый прямой контакт через мнемоюсты, разъемы, виртуальные шлемы и костюмы, в определенном смысле погибли: «смерч» захватил, смял в кучу, разорвал на куски и разметал их аналоговые копии.

Эти люди не пострадали физически, их тела продолжали исправно функционировать, дышать, питаться и испражняться, но в них отсутствовал их основной инструмент — разум. Пользователи были обречены на растительную жизнь.

К счастью, таковых было не слишком много. Каноби был не самым продвинутым миром. Если бы «смерч» активировался на Авалоне, жертв было бы больше на порядок.

Тем, кто работал с помощью стандартной клавиатуры и дисплея, повезло больше. Взорвавшиеся, сгоревшие и замкнувшие компьютеры причинили им только несколько мелких неудобств в виде царапин, ссадин, ожогов и электрошока, но по сравнению с тем, что произошло с менее везучей частью населения, это казалось сущими пустяками.

В экономике царил хаос. В один момент планета лишилась своих ведущих инженеров, программистов и проектантов. Сотни автоматизированных заводов, контроль за производством на которых осуществляли искины, встали на месяцы вынужденного простоя. Некоторые цеха продолжали работать, выпуская невообразимые образцы продукции. Все электронные деньги, существующие лишь в виде электромагнитных импульсов, объем которых составлял девять десятых от общего оборота планеты, исчезли без следа, сделав невозможной элементарную покупку куска хлеба и ввергнув в нищету большую часть населения планеты.

Перестали функционировать космопорты: после отказа всех компьютеров расчет траекторий взлета и посадки орбитальных челноков превратился в непосильную для человека задачу. Часть скиммеров, совершавших полет на автомате, попадали на землю, добавляя новые имена к списку жертв.

В некоторых городах отключилось электричество, остановилась подача воды… Перечень потерь можно продолжать еще очень долго.

Президент Малышев выступил по радио (головидение тоже пало жертвой теракта), обещая навести порядок, но его попытки успокоить обездоленное, нищее, испуганное, запертое на своей планете население не приносили успеха.

Лига и ВКС организовывали поставки гуманитарной помощи, Глава Совета и президент Малышев вели переговоры с Тайреллом относительно создания новой информационной сети, обходя молчанием название конкурентов. Лозунги типа «Вздернуть дзайбацу!» и «Долой Кубаяши!» звучали все чаще.

Само дзайбацу в лице моего знакомого Такихиро Танаки выступило по общему каналу Лиги, принеся официальные извинения корпорации, личные соболезнования и пообещав привести расследование и возместить все убытки, исчисляемые сотнями миллиардов их собственных кредиток, чей курс показал тенденцию к резкому снижению.

Самое любопытное, что жители Каноби, которым и было адресовано послание, этого выступления видеть не могли.

Для дзайбацу наступали не лучшие времена. Контракты разрывались, соглашения нарушались, поставки срывались, а угрозы продолжали сыпаться.

Программное обеспечение Каноби было уничтожено полностью, материальное — на девяносто восемь процентов. Попытки подключиться к киберпространственному аду, созданному «смерчем», Тайреллом и Гриссомом, используя для этого пассивные на момент аварии порты, закончились выводом из строя новой порции «железа».

Сделанный аналитиками прогноз гласил, что пользоваться данной сетью без риска для жизни станет возможно только спустя сорок-пятьдесят лет после трагедии, так что следует в срочном порядке создавать новую. Естественно, теперь этим должен заниматься Тайрелл, что сулило ему огромные прибыли.

Стивен обставил всех и думает, что сможет остаться безнаказанным. В данный момент он не так уж и заблуждается.

Зато Гриссом может ликовать. Последнее деяние одним махом перекрывало годы его предыдущей диверсионной деятельности, и, зная его характер, очень сомневаюсь, что он остановится на достигнутом.

Магистр продолжал оставаться неизвестным, но очень тревожным фактором. Он был в тысячи раз старше Гриссома и настолько же опаснее, и оставалось только догадываться, какой ущерб всему человечеству он способен нанести. Сейчас у нас существовали кое-какие технические возможности его задержать и ликвидировать, но его местонахождение и конечные цели — а точнее, средства их достижения, как раз с целями все было более или менее ясно, — оставались такой же загадкой, как и раньше. Извещенный о положении дел Совет Лиги и верхушка командования ВКС тихо били тревогу, но сделать могли только то же самое, что и мы. Ничего.

Раскол Гвардии и потенциально возможный переход телепорта в чужие руки тоже ничего хорошего Галактике не сулил. Владея телепортом, можно править всем миром, и править железной рукой. Правда, очень недолго. Пока не прилетит флот. Самое время согласиться с идеями СРС.

Таковы были три основные проблемы, стоящие перед нами, и ваш покорный слуга только что добавил к ним четвертую — войну. Неприятности выходят на охоту табунами — так, кажется, говаривал мой приятель Морган, и остается только догадываться, какую подлянку выкинет следующий день. У меня было странное предчувствие, что список наших неприятностей еще не исчерпан.

Пущенная в обиход лично мною поговорка «Вспомни о Моргане, и он обязательно объявится» снова оправдала свое существование. На территории Сумеречной Зоны, разгуливая свободно, будто в своем отделе, чуть прихрамывая и чуть более бледный, чем обычно, ко мне приблизился руководитель аналитической группы.

— Как сам? — спросил он, когда мы обменялись рукопожатиями.

— Нормально.

— Ты знаешь, какие силы пробудил к жизни? — завел он старую песню.

— Блейн мне уже рассказал.

— Блейн — умный человек. А ты — нет. Какого дьявола ты это затеял?

— Мне уже надоело оправдываться, — сообщил я. — Сам Сато, капитан, теперь ты, и все вы в разных вариантах задаете один и тот же вопрос.

— Значит, ты уже привык на него отвечать.

— Кто-то должен был это сделать. Почему не я?

— Не самое лучшее время для войны. — Морган словно читал мои мысли.

— Для войн вообще не бывает удобного времени, они не любят укладываться в обеденные перерывы и уик-энды. Войны всегда начинаются не вовремя, и лучше, если мы, а не они сделаем первый ход.

— Якудза привыкла к войне, — сказал Джек. — Она только и делает, что воюет. Чиканос, макаронники, триады, братва, Красное Братство, постоянные стычки с военными и локальные конфликты с ВКС. Для них это будет повод начать бой.

— Последний.

— Верно, последний, чем бы он для них ни закончился. Если им удастся свалить Гвардию, никто уже не сможет им противостоять.

— Вряд ли у них получится.

— В нормальной ситуации я бы тоже не беспокоился. — сказал Джек. — Но сейчас мы похожи на человека, балансирующего на канате и пытающегося жонглировать тремя гранатами с взведенными запалами, а сам канат уже горит. Так что я предпочел бы выбрать другой момент. Любой другой момент.

— С этим ты опоздал.

— Похоже на то. Сато колется?

— Пока нет.

— Я тут почитал его досье… — И когда он только все успевает? Опять принял дозу «темпуса», не иначе. — Если, конечно, эти обрывки сведений можно назвать досье. Судя по всему, он крепкий орешек.

— И не таких ломали.

— Такие нам еще не попадались. Ты знаешь, что он был боевиком, одним из ниндзя? Налет на секретную базу ВКС «Кайман» — дело его рук. Удивлен, что вы вообще ухитрились взять его живым.

— Это было нелегко.

— Знаю. Госпиталь заполнен участниками операции.

— Проклинают меня на все лады?

— Ага. Говорят, что, как только поправятся, с тобой тоже разберутся.

— Пусть в очередь встанут.

— Очередь уже выстроилась, Макс. Мне только что принесли информацию, что яки оценили твою голову в два миллиона иен.

Я произвел небольшой мысленный подсчет. Два миллиона иен — это что-то около пятисот тысяч авалонских долларов. Неплохо. Было бы у меня две головы, одну бы я точно продал по такой сходной цене.

— Дороговато.

— В самый раз. За такие бабки на охоту за тобой выйдет треть населения Лиги.

— Прорвемся, — сказал я с уверенностью, которой не испытывал.

Деньги действительно были бешеными, а враги якудзы, да еще такие, за головы которых назначены награды, не имеют обыкновения жить долго. Моей единственной защитой были телепорт и тайна местонахождения Штаб-квартиры, а будь я обычным гражданином Лиги, привязанным к определенной местности на определенной планете, то, с вероятностью сто десять из ста, на данный момент был бы уже мертв.

— Также назначены награды по сто тысяч за голову каждого участника того рейда, исключая Такаги. Почему Шо идет бесплатно?

— Он из бывших. Оябуны считают его предателем, и покарать его для них — дело чести.

— Шо — якудза?

— Бывший.

— Ну, многое теперь становится понятным… Кто еще об этом знает?

— Ты, я, Сато…

— А не считая нас?

— Около трех миллионов человек, — сказал я. — Теперь наверняка.

— Каждый день приносит что-то новое о людях, которые тебя окружают, — пробормотал Джек. — А какие тайны в твоем прошлом, Макс?

— Я был маньяком и серийным убийцей, работавшим исключительно по девственницам и крысам-мутантам в Гарлеме, — сказал я.

— Не знаю, как насчет крыс, но по поводу девственниц я давно подозревал, — сказал Джек и сразу же перенастроился на серьезный лад. — Полковник в курсе о Шо? Парня сейчас ни в коем случае нельзя выпускать в «поле».

— Попробуешь объяснить это самому Шо.

— Уверен, что он поймет и согласится с этим, — сказал Джек. — Он — человек благоразумный, не то, что…

И осекся на половине фразы. Но на то и друзья, чтобы понимать с полуслова.

— Не то, что я, — закончил ваш покорный слуга. — Ты ведь это хотел сказать?

На бледном лице аналитика проступили красные пятна — верный признак нервозности. Зря я наезжаю на Джека, в последнее время на всех нас навалилось множество проблем, и показная несгибаемость Моргана стала проседать под их тяжестью.

— Извини.

— Да я и сам так думаю. Благоразумие не входит в число моих основных достоинств.

— Мне другое любопытно. Откуда яки так быстро могли узнать не только, какая организация осуществляла захват, но даже имена участвовавших в ней людей и фамилию инициатора?

— Не вопрос. Очевидно, мы еще не всех их «кротов» переловили. Мы-то про Такаги узнали только сейчас, хотя подозрения и возникали. А сколько у нас еще азиатов?

— Пора бы нам их всех переловить.

— Некоторых отлавливать не стоит, — возразил я. — Возьми, к примеру, Шо. Да, мы не знали, что он «крот», ну так и что с того? Сколько раз он прикрывал мою спину? Сколько жизней он спас? В конце концов, то, что мы вообще взяли Сато, — только его заслуга.

— Возможно, я погорячился, — признал Джек. — Отлавливать всех не надо. Но взять на контроль — обязательно.

— Сато нам в этом поможет, — сказал я. — Он должен знать всех.

— Тотальное ментоскопирование, — сказал Джек. — На это уйдет уйма времени.

Тут он прав. Если Сато и расколется, то упомнить всех когда-либо виденных людей он будет не в состоянии просто физически. Все они хранятся в его голове, но добраться до далеких пластов воспоминаний может только ментоскопирование. А сей процесс требует времени.

— Есть новости о Магистре?

Я не так уж долго отсутствовал, но все же существует хоть какой-то шанс, что парень себя как-то проявил.

— Никаких, — развеял Джек мои надежды. — Он словно растворился.

— Может, так оно и есть. Он же метаморф.

— Три ха-ха, — сказал Джек. — И еще два сверху. Мы тут провели психологический разбор того коротенького разговора, что состоялся между нами на Библе…

— Интересно, о какой психологии идет речь? Мне казалось, что еще недавно кто-то признавался, что не способен понять мотивацию чужака…

— Условный разбор, — поправился Джек. — На основании данных человеческой психологии. Я понимаю, что выводы наши относительны, поскольку мы имеем дело не с человеком но все же… Я могу рассказать, если тебе интересно.

— Очень даже интересно, — заверил я. — Опера — народ любознательный. Знаешь много фактов — глядишь, пара-другая могут и пригодиться для дела.

— Короче, если бы мы говорили о человеке, то этот человек страдал бы навязчивой идеей уничтожить все живое в Галактике, и он был бы чертовски уверен, что это у него получится. Он считает, что обладает неизвестными нам сведениями и явным превосходством. Человечество для него — нечто вроде низшей расы, паразитов, от которых он намерен избавиться.

— Слетел с нарезки. Поразительно, как много выводов вы сумели сделать из разговора, который и пяти минут-то не занял!

— Не зря хлеб едим, — грустно улыбнулся Джек.

— Значит, он располагает средствами?

— По крайней мере, он так думает.

— Что мы могли упустить?

— Кто знает. Не забывай, что, хотя, как выяснилось, наши расы и ровесники, данный индивидуум во много раз старше любого из нас и обладает недоступными нам объемами информации. Что-то могло остаться после Последней Войны Магистров, что-то, о чем он знает, но чего мы не нашли.

— Или нашли, но не поняли, что это такое, — сказал я. — Вспомни, сколько их артефактов поставили нас в тупик, с предназначением скольких мы так и не смогли разобраться. Он мог отправиться в любой музей.

— Вот именно! — Джек вскочил со своего места. — Но если ты об этом догадался, почему раньше молчал?

Я только молча пожал плечами в ответ. Не хотелось говорить, что раньше я об этом не подумал. Он внезапно успокоился и снова сел.

— Я давно сообразил, что все памятники старины надо срочно ставить под наблюдение.

— Их должно быть не очень много.

— Их тысячи! И все музеи, все найденные артефакты, включая и те, о назначении которых нам известно, давно уже взяты под наблюдение ВКС. Одних наших сил просто не хватило бы.

Хорошо работать в команде, подумал я. Сколько еще существует таких фактов, о которых ты даже не вспоминаешь, и всегда приятно, что кто-то может подумать о них вместо тебя. Любой из артефактов Магистров мог оказаться оружием страшной разрушающей силы, но, с учетом того, что фланги прикрывают ВКС, становится немного легче на душе. Блокада и карантин — это фирменные примочки Флота, лучше них он умеет только проводить тотальные бомбардировки планет и сражения в космосе.

Но сколько фактов еще я прохлопал?

Дверь, столь тщательно замаскированная под фрагмент стены, что я не обнаружил ее раньше, распахнулась, и перед нами возник техник Сумеречной Зоны в сером костюме и с таким же серым лицом. Было видно, что он отчаянно пытается побороть подступающую тошноту.

— Пройдите, сержант, — сказал он.

Его вид и голос свидетельствовали о том, что ему не по душе то, что по моей подсказке сотворили с Сато, а также то, что автором этой идеи был ваш покорный слуга и что идея эта ему была крайне не по душе. В его интонации звучали плохо скрываемые презрение, отвращение и страх. Но субординацию он соблюдал.

— Прости, Джек, у меня дела, — сказал я и прошел за техником.

Комната не очень изменилась за время моего отсутствия, разве что самого оябуна стало заметно меньше. Его свежевыбритый череп был пронизан несколькими проводами, введенными в мозг через крохотные дырочки, просверленные в кости. Кардинальные изменения начинались чуть ниже.

Сато, а точнее, то, что осталось от смертельно опасного главаря якудзы, находился на небольшом столике, под которым располагались медицинские приборы, обеспечивающие индивидууму жизнь, им не заслуженную. Глаза оябуна были закрыты.

Напротив стоял капитан Блейн, тоже бледный и не слишком довольный собой. Происходящее явно претило его ученой и цивилизованной натуре. Пригласивший меня техник поспешил слинять, плотно закрыв за собой дверь. Похоже, траектория его пути должна была закончиться в ближайшем туалете.

— Приходит в себя, — сообщил мне Блейн. — Могу себе представить, что за шок его ожидает.

— Справится, — сказал я.

— В общем-то мне плевать, — сказал Блейн. — При применении методов глубокого ментоскопирования не имеет значения, повредился пациент рассудком или нет. Как думаешь, зрелище его сломает?

— Не это, так что-нибудь другое.

— И ты уже позаботился об этом другом, так?

— Цель оправдывает средства, капитан.

— Опасный лозунг, — заметил Блейн. — Особенно для оперативника. Особенно для молодого оперативника с абсолютным допуском.

— Это не лозунг.

Сато открыл глаза. Они казались отсутствующими. Заметно было, что в ситуации он не ориентируется. Мы ждали.

Взгляд оябуна сфокусировался, в нем отразилась растерянность, уступившая место пониманию и злобе.

— Где я? — спросил он на стандарте, для начала смачно выругавшись по-японски.

— Вы все еще в Гвардии, — успокоил его Блейн. — И вам все еще необходимо ответить на несколько наших вопросов.

— Нет.

— Думаю, что вскоре ты изменишь свое мнение, оябун, — сказал я. — Для начала посмотри-ка в зеркало.

Высокое, в полный рост, оправленное в массивную раму с колесиками и задрапированное темной тканью зеркало ждало своего часа в дальнем углу комнаты. Оно было прямо-таки экспонатом из прошлого века, когда подобные старомодные штучки были в ходу. Сейчас люди используют объемные голограммы, не искажающие изображений. Но для наших целей это зеркало подходило идеально.

Я выкатил его из угла и развернул напротив Сато. Сдернул покрывало.

Реакция японца оправдала наши ожидания. Его всегда бесстрастное лицо выражало эмоции, сменяющие друг друга, подобно слайдам в проекторе. Сначала недоверие, потом ужас, затем понимание и ярость.

Устаревший балаганный номер — «говорящая голова», стоящая на подносе, окруженном зеркалами, создающими эффект полного отсутствия туловища. Обычно такая голова сыпет меткими шуточками и непристойностями в адрес посетителей, но от Сато мы ожидали не этого. Тем более что ни о каких иллюзиях речи не шло и все происходящее было реальным.

Голова Сато стояла на небольшой подставке, и в трех сантиметрах от его подбородка шея заканчивалась, уступая место стеклянной колбе с проведенными внутри трубочками, содержащими кровь и кислород, непрерывно поступающие в мозг. Наверняка, создавая свою книгу, Беляев не ожидал, что в далеком будущем она воплотится в жизнь, да еще в столь жестоком и изощренном варианте. Но ведь и Алексей Николаевич Толстой вряд ли мог предположить, что при помощи далекого потомка гиперболоида инженера Гарина будут выжигаться поверхности целых планет.

Минут пять Сато сыпал проклятиями на всех известных ему языках. Отбушевавшись, он закрыл глаза и сосредоточился. На крушение последней надежды я отвел ему не более трех минут, а потом заговорил.

— Не выйдет, — сообщил я. — Так что больше можешь и не пробовать. Методика «дхарма» позволяет полностью контролировать свое тело, а тела-то у тебя и нет. Ты не сможешь остановить свое сердце, поскольку теперь оно у тебя механическое и управляется дистанционно. Ты не сможешь перестать дышать, потому что подключен к аппарату принудительного дыхания. Ты не способен лишить мозг кислорода и убить себя. В таком состоянии ты практически бессмертен.

Фантасмагорическая вариация на тему древнего изречения: «Я мыслю, следовательно, я существую». Это действительно существование, а не жизнь, но такое состояние может продлиться очень долго. Все это я рассказал Сато, не преминуя упомянуть и о суперскополамине, добавленном в смесь искусственной крови, которому он теперь вряд ли сможет противостоять, лишенный возможностей своего натренированного организма.

Поистине, вершилась справедливость.

— Иди к своему белому дьяволу, — ответил Сато на мою речь.

— Не очень вежливо и очень неразумно для человека в вашем состоянии, — заметил Блейн.

— Хочу нарисовать тебе твое будущее, — сказал я. — Хотя твой выбор и крайне ограничен, я все же могу предложить тебе два варианта. Глубокого ментоскопирования тебе не избежать при любом раскладе, так как некоторые лица имеют иммунитет к скополамину, а объем необходимой нам информации намного больше, чем может вместиться в твою оперативную память. Зато дальше у тебя появляется выбор. Если ты будешь хорошим мальчиком и начнешь с нами сотрудничать, я гарантирую, что сразу же после последнего допроса лично пристрелю то, что от тебя останется, и избавлю от дальнейших мучений. Если же ты откажешься, то я запросто оставлю тебя вот в таком состоянии, — я махнул рукой в сторону столика. — И закрою в самом дальнем, самом забытом уголке Штаб-квартиры, всегда бодрствующего, всегда в полном сознании, лишенного возможности быстрой и легкой смерти. И все, что тебе останется из занятий, это пересчитывать трещины на потолке и анализировать закономерности в разводах краски на стене, по возможности сдувая с себя тараканов, мух, и пауков, которых у нас нет, но специально для тебя я их где-нибудь насобираю. И раз в несколько очень долгих для тебя лет я буду наносить тебе визиты и рассказывать о состоянии дел на фронтах. А для своих друзей ты в любом случае останешься предателем.

— Ты умрешь, гайджин, — снова взялся пророчествовать Сато. — Мы найдем вашу базу и разотрем ее в атомную пыль.

— Ты этого уже не увидишь, — сообщил я. — Кроме того, угрозы не производят впечатления на серьезных людей. Особенно угрозы, не подтвержденные должной мощью, чтобы их выполнить.

А он все-таки действительно крепкий орешек. Крепче, чем я думал. Несмотря на произведенную над ним процедуру, он упрямо не желал «ломаться».

А как бы я вел себя на его месте? Надеюсь, что никогда не узнаю. Не самая завидная участь — превратиться в игрушку враждебных сил, особенно если сам раньше представлял силу, играющую миллионами.

Конечно, ментоскопирование вытянет из него информацию в любом случае, но было жизненно необходимо получить ответы на некоторые вопросы прямо сейчас.

Меня давно уже начало мутить от этой ситуации, но, подняв топор войны, нельзя бросить его, не напоив кровью врага. Выходя на битву, ты должен знать, что придется идти до конца и останавливаться нельзя. Мне надо было сломить его волю к сопротивлению, а в моем распоряжении оставалось только одно средство.

— Не хочу, чтобы ты продолжал питать лишние иллюзии. Особого удовольствия я не получу, но мне придется еще кое-что сделать.

Я вышел из его поля зрения и притащил из другого угла тележку, приспособленную под капсулу для «холодного сна».

(Иными словами, для криозамораживания. Крышка капсулы была прозрачной, и я установил тележку вертикально, так, чтобы Сато смог увидеть ее содержимое.

— Похоже на еще одно зеркало, да? — спросил я. — Узнаешь себя? Еще бы, просто нельзя не узнать. Но ведь мы оба с тобой прекрасно понимаем, что никакое это не зеркало, правда?

Не могу представить, что чувствует обезглавленный, но живой человек. Тем более не могу представить, что он чувствует, созерцая свое тело, находящееся напротив, лишенное головы, но тоже живое. Трудно его не узнать, даже если и смотришь под несколько новым для тебя углом зрения.

— Шрамы, — подсказал я. — Родинки. Строение костей. Это ты, Сато, понимаешь? А вот это — баллон с охлаждающим газом, подключенный к капсуле. Видишь, стоит мне отвернуть вентиль, и газ начнет входить в капсулу, подготавливая тебя для длительного хранения. — Свои слова я иллюстрировал соответствующими действиями. — Тело твое теперь очень хрупкое, но зато оно, как консервы глубокой заморозки, способно храниться очень долго в ожидании, а не вернут ли ему на место недостающую деталь. Смотри, я открываю вертушку. Ты должен почувствовать, как из капсулы повеяло холодом. Ты знаешь, в любой момент можно взять, да и собрать тебя заново, в том же виде. Снова сможешь ходить нормально и дышать нормально, снова сможешь приказывать и убивать. НЕ ВЫЙДЕТ!

Я взмахнул рукой и ударил замороженное тело оябуна прикладом пистолета в живот. И ледяная статуя с тихим хрустом рассыпалась на кусочки.

Я почувствовал сильный спазм, скручивающий все тело. Недавний обед стал проситься обратно. Блейн, похоже, испытывал то же самое. Никто из нас за последние минуты не стал героем.

Зато через минуту Сато начал говорить.

Должен признаться, что я рад покончить с этой частью моего повествования, ибо, видят все Полковники, находящиеся на небесах, происходящее далось мне очень тяжело. Но я знал, что как только продемонстрирую Сато, что перспектив у него больше нет и его дальнейшая жизнь с этого момента превращается в продолжительную агонию, в ожидание милосердной смерти и что в моих силах отсрочить эту смерть и продлить агонию навечно, он расколется.

Он говорил без остановки следующие три с половиной часа и каждое его слово записывалось.

Когда источник его красноречия иссяк, он был отправлен в лабораторию для процедуры глубокого ментоскопирования, и пробудет он там не меньше нескольких недель. Для детального планирования предстоящей кампании нам следовало узнать о якудзе столько же, сколько знал он сам.

А когда мы с ним закончим, я намерен сдержать свое слово и собственноручно его убить. Но это при условии, что никто другой не убьет раньше меня самого.

Из показаний Сато стало известно, что операцию «Капкан для лиса» провалили якудзы, Тайрелл в этом ведущей роли не играл. Он подменил ледоруб просто наудачу, чтобы не остаться в дураках, если что-то не сработает, и к саботажу имел только косвенное отношение. Это не снимало со Стивена ответственности за соучастие в устройстве массовой бойни на Каноби, но проливало истинный свет на подоплеку событий.

Якудза на самом деле имела планы по поводу корпорации Кубаяши и попыталась скомпрометировать ее, с тем чтобы полностью изменить состав руководства, протолкнув своих людей на ключевые посты. Даже ослабленная после происшествия на Каноби, корпорация была реальной силой в этом мире, и, подчинив ее своей воле, якудза могла бы диктовать свои условия Лиге. Со всем этим еще предстояло разобраться. Стивен Тайрелл тоже должен получить свое, хоть и является лишь косвенным виновником катастрофы. Не стоит вести двойную игру, когда на кон поставлены человеческие жизни.

Всеми полученными на данный момент фактами, а также теми, что постоянно выкачивались из плавающих в питательной жидкости мозгов Сато, предстояло заниматься аналитикам. Информации набралось море, так что надо было ее тщательно отфильтровать, отсеивая зерна от плевел, чтобы узнать о внутренней структуре их организации, вычислить ее сильные и слабые стороны для планирования операций по ликвидации в Лиге организованной преступности. Это означало, что у коллег Моргана и Рэндольфа сейчас очень много работы.

Да и у меня тоже.

Место действия: Термитник-46

Время действия: десятый день Кризиса

Очень мирная картина.

Молодой мужчина высокого роста и приятной наружности, с видом преуспевающего биржевого маклера средней руки, только что заработавшего себе и своим клиентам некоторое количество денег, отдыхает после трудового дня за уютным столиком презентабельного кафе, попивая черный кофе и перелистывая «Биржевые ведомости» в ожидании заказанного ужина.

Теперь внесем некоторые коррективы в эту идиллию. Наружность у меня не столь приятная, денег я никому, кроме себя, не зарабатываю, да и себе не всегда хватает, никакой я не маклер, ужина не заказывал, потому что после не совсем обычного, мягко говоря, допроса Сато кусок не лезет мне в горло, и читаю совсем не «Ведомости». Кстати, отсутствие аппетита я счел довольно тревожным симптомом: обычно я не теряю его в самых скверных ситуациях.

События последних дней и вечные неудачи вымотали меня не столько физически, сколь морально, и я отстраненно прикидывал, далеко ли до той грани, за которой на утомленный сверх меры разум снисходит помешательство. Тихим оно не будет, это точно. Если я и свихнусь, то буду очень буйным помешанным.

Напялить на себя деловой костюм и завалиться в фешенебельное кафе в деловой части столицы Термитника меня заставила необходимость встретиться с одним человечком, способным вывести меня на другого человечка, с которым мне очень хотелось побеседовать. Беседа, правда, не вписывалась в действия по поимке Гриссома, но от нее тоже зависело очень многое. Не побоюсь громких слов, судьба самой Гвардии зависела от исхода нашей встречи.

А первый человечек заставлял себя ждать. Пока он не пришел, я в очередной раз листал досье с психологическим портретом Гриссома, специально для оперативного отдела переложенное Рэндольфом на человеческий язык, доступный для понимания. Это досье за последние полгода я успел выучить наизусть.

Страница вторая, первый абзац: «ярко выраженный психопат с манией величия, отягощенной маниакально-убийственными наклонностями…» Страница третья, абзац четвертый: «…поставил себе цель наказать человечество за какие-то неизвестные грехи, рожденные в собственном мозгу…» Страница третья, абзац шестой: «… возможны случаи насилия со стороны взрослых в глубоком детстве либо сексуальные домогательства…»

Примерно так выглядел диагноз убийцы номер один до последних откровений Тайрелла. Теперь же стало ясно, что никакого детства, по крайней мере в обычном смысле, у Гриссома не было, после чего в доклад были внесены соответствующие изменения, которые я сейчас и читал. Теперь в виде причины возникновения вышеупомянутых убийственных наклонностей и лютой ненависти ко всему живому и разумному были приведены соображения о возникшем комплексе неполноценности, вызванном осознанием собственной ущербности и непохожести на других, свойственные искусственно выведенному существу, плюс агрессивные инстинкты, заложенные в базовую модель при производстве. Честно говоря, последнее я считал единственно верным вариантом, все же остальное было обычной профрейдовской мутью. Вердикт, который следовал по окончании словопрений, остался прежним: «Необычайно опасен, при обнаружении ликвидировать». Дайте мне его только обнаружить.

Протискиваясь сквозь небольшую толпу у входа, лавируя между маленькими столиками, за которыми при всем желании смогло бы разместиться не более трех человек, ко мне приближался субъект, известный мне под именем Реджи. Он был одет по молодежной моде тех дней в красные обтягивающие штаны до колен, кожаную рубашку, не доходящую до пупка, желтую шапочку с длинной бахромой, голографические носки и гравиботинки. Плюс соответствующий макияж.

Реджи был стукачом рядового Такаги, тем самым, который вывел нас на Аль-Махруда, перед тем как тот отправился в свой последний путь по лабиринтам города. Когда я изложил свои соображения Шо, тот порекомендовал мне встретиться с этим парнем и скинул ему соответствующую весточку на соответствующий адрес.

Подойдя к столику, Реджи трижды оглянулся по сторонам, заглянул в маленький экран притороченного к поясу прибора, видимо, отслеживающего направленные микрофоны, и только потом опустился на стул со мной рядом.

— Бон суар, амиго. — Разговаривал он на местном сленге, являвшем собой невообразимую смесь из нескольких языков, технического жаргона и большой доли ненормативной лексики. — Сорри, мужик, бат я запорол стрелки э литтл.

— Ты опоздал на полчаса, — согласился я, расшифровав тираду. — Время для меня очень дорого, и я мог бы провести его с куда большей пользой, что, вне всякого сомнения, отразится на твоем месячном жаловании.

— Олвейс спешишь, амиго. На ин успевать энджой офф все прелести лайфа.

— Ты навел справки, о которых тебя просили?

— Си, омбре. Туз, которого ты шуршишь, реально и не туз, валет, сильно косящий на шестерку…

— Ты его нашел?

— О чем базар, амиго? Реально, я в курсах, где чувак крутится. Хавает по литтлу, апгрейдит железо, впаривает жареный софт…

— По-человечески говори, — взмолился я, отстав от парня уже на слове «реально».

— А як же я ботаю? — Человеческая речь дается подобным индивидуумам с таким же трудом, как и гвардейским аналитикам, пишущим всякие психологические портреты. Просить парня говорить нормально равнозначно просьбе к профессору физики не валять дурака и объяснить все на пальцах. — Чувак имеет реально биг офис, чисто крышу, хомячки гребут по софту и паленому…

— Как хоть его зовут?

И как с такой речью Реджи вообще может добывать информацию, не говоря уже о столь важной информации, которая требовалась мне сейчас? Пути стукачей столь же неисповедимы, как и пути Рейдена.

— Василий Хабаров, амиго. Так хис нейм.

— Адрес?

— Сайонара, брат. Реально, скажи, что гнал по поводу бабок.

— Ладно, жалованье останется без изменений, — согласился я. С каждой фразой я понимал его все лучше и лучше. — Теперь давай адрес.

— Держи, амиго. Третья норд-вест стрит, минус эйт уровень, четверка, девятка, пара семерок. Контора «Хабаров унд Хаббарт унд прочая лабуда».

— Он точно тот, кто мне нужен?

— Зуб даю. Реально базаря, литтл гусь, бат косить себя под крутой мэн, чуть ли не як.

«Сравнения с якудзами скоро начнут означать трупы, а не хозяев жизни», — подумал я.

— Лавэ немерено, толку — нихт.

— Понятно.

— Ты ниид майн еще?

— Ты всегда нам нужен, Реджи. Без таких людей, как ты наша работа была бы куда сложнее.

— В смысле, ю нид ми нау?

— Нау — нихт. — Уже и я насобачился. Интересно, как выглядят беседы о погоде в местной тусовке?

— Окейно. Тады я убрел.

— Валяй. Чек получишь по почте, как обычно.

— Окейнее в два раза. Чао, брат. Счастливой охоты, волчара.

— Привет семье. — На «волчару» я решил не обижаться. Возможно, в его кругах так называют приятелей.

Так же озираясь по сторонам и рыская взглядом, как и при входе в кафе, Реджи удалился, но его красные штаны еще долго мелькали на улице.

Я допил остывший кофе, сунул свою кредитку в прорезь на столе, чуть не перепутав ее с карточкой абсолютного допуска (представляю, какой бы шум поднялся при расшифровке счетов), списывая деньги за напиток, потом встал и тоже покинул сие достойное заведение. Мой столик тут же оккупировала уже полчаса следившая за мной в ожидании свободного места парочка.

Василий Хабаров входил в члены правления радикального крыла Сил Разумного Сопротивления, ответственного за большую часть направленных против Гвардии террористических актов. Именно с ним я и жаждал побеседовать.

СРС сейчас находятся в глубокой, скажем мягко, дыре. Волна общественного негодования, поднятая беспрецедентной акцией против Красного Братства, изрядно пошатнула устои общества, но уже успела утихнуть, принеся устроителям совсем неплохие деньжата, но теперь дело загнивало.

Гвардия постепенно становилась привычным компонентом нормальной жизни Лиги, и обыватели перестали видеть в ней прямую угрозу своей свободе и благополучию. Наоборот, некоторые стали признавать, что наша работа приносит определенную пользу, и число наших сторонников постоянно росло. Сотни случаев освобождения заложников, захваты и последующие передачи в руки правосудия опаснейших преступников, тысячи спасательных операций и сотни тысяч спасенных жизней. На этом фоне продолжение непримиримой борьбы со стороны СРС выглядело довольно-таки нелепо. Если враг перестал казаться таинственным и всемогущим, нет необходимости в постоянной боевой готовности.

СРС представляли интерес для зрителей, лишь дразня льва, но никому не интересно смотреть, как они пинают сонную собаку.

Нет шумных дел, нет оглушительных успехов, нет и новых денег. Статистический рядовой гражданин устал от громких демагогов СРС, он не хочет вступать в их ряды, платить членские взносы и вносить добровольные пожертвования в общее дело «борьбы против планетарной тирании».

Одно время Сопротивление пыталось работать на голом энтузиазме.

Мы располагали информацией, согласно которой около десяти лет назад Хабаров и сотоварищи получили нового спонсора в лице якудзы. Японцы столь же отчетливо, как и мы, осознавали, что конечное противостояние неизбежно, и пытались через посредника прощупать наши силы, оценить наши сегодняшние возможности и степень исходящей от нас угрозы. А если бы СРС удалось каким-то образом ослабить нашу организацию, для яков это было бы просто подарком.

СРС стали собачкой на поводке у якудзы и таскали для нее каштаны из огня.

Отсюда и деньги Хабарова, которые, по словам Реджи, у него водятся в приличном количестве, и то, что стукач с первого взгляда определил в нем шестерку, прикрытие для более мощных сил. Чем больше я об этом думал, тем больше убеждался в собственной правоте. Не объяви Гвардия якудзе войны сегодня, та начала бы ее завтра, и еще неизвестно, что лучше.

Вы можете спросить: если Гвардия, как я неоднократно подчеркивал, предпочитает знать врага в лицо, то уж такого явного, никогда не скрывающего своих намерений врага, как СРС, она должна знать и подавно. Почему же я ищу одного из лидеров радикального крыла не через архивы или агентов, в отличие от меня занимающихся делом СРС вплотную, а используя какого-то стукача, да еще чужого? Ответ достаточно прост, и вы узнаете его чуть позже.

Телепортироваться на три уровня ниже и восемь кварталов севернее представлялось мне напрасной тратой денег честных налогоплательщиков, и я решил пройтись пешком, окунувшись в толпу обычных людей, спешащих с работы и не отягощенных ежедневными заботами по спасению мира от очередной банды маньяков.

Не поймите меня превратно, я совсем не хочу сказать, что у обычных людей нет собственных проблем, но их сложности совсем другого порядка: в какую школу отдать ребенка, как оплатить закладную на дом, найти более высокооплачиваемую работу и затащить в постель красивую девушку из соседней конторы. Таким проблемам я был бы только рад.

Но если говорить серьезно, то жалуюсь я зря. Все гвардейцы являются добровольцами, и хотя никто из них не уходит в отставку, не обеспечив себе пенсию, достаточную для комфортного проживания в любом из цивилизованных миров, но работаем мы не ради денег. Не только ради них.

Можете спросить у любого полицейского на своей родной планете. Их, да и наши зарплаты невелики по сравнению с доходами врачей, учителей, инженеров и юристов, тем не менее поток волонтеров в вооруженные силы и правоохранительные органы не иссякает. Я уверен, что больше половины наших ребят не оставили бы Гвардию, даже если бы им вообще перестали платить зарплату. Потому что стоит тебе увидеть выражение лица спасенного тобой человека или злодея, угодившего за решетку или в могилу, или укрощенную стихию, и ты понимаешь, что твоя работа кому-то нужна и жизнь твоя имеет смысл. Наше дело не отстраненно рассуждать о справедливости, но восстанавливать, хранить и оберегать ее.

В каком-то смысле любая спецслужба — это диктатура. Диктатура закона необходима хотя бы для того, чтобы держать в рамках таких людей, как Сато. Абсолютная свобода — это анархия, когда у всех есть все права и ни у кого никаких прав нет. Абсолютной свободой пользуется Гриссом, попирая любые законы, правила и нормы морали, и за ним тянется кровавый след. Любое общество имеет свои ограничения, без них немыслимо само понятие цивилизации.

Гвардия вовсе не стремится ограничить личную свободу любого человека, как кричат об этом фанаты СРС, она лишь пытается защитить его права, установленные законом и самими нормами морали. Может быть, это звучит громко, напыщенно и театрально, но я на самом деле так думаю и уверен, что многие мои друзья со мной согласятся.

Все города Термитника похожи друг на друга, и даже столица не является исключением из правил. Ее Сити, стандартная деловая часть, ничем особенным не отличается от деловой части любого другого города. Высотных зданий, как вы сами понимаете, здесь по определению быть не может, дома имеют стандартную высоту в три этажа, упираясь в основание для следующего уровня. Построены они в строго функциональном стиле, без всяких архитектурных излишеств и вычурности. Улицы залиты ярким искусственным светом, чуть тускнеющим в «ночные часы». Несколько завезенных с других планет деревьев, считающихся по местным меркам высшим уровнем экзотики, обнесены силовыми полями: на планетах вроде Термитника дерево считается очень дорогим поделочным материалом, а здесь, как и везде, процветает подростковый вандализм, предполагающий обрывание дорогостоящих веток и выцарапывание на стволах своих либо чужих инициалов.

Как я уже упоминал при описании прошлого визита на планету, каров и скиммеров здесь практически нет, ими пользуются лишь полиция и «скорая помощь». Большинство населяющих планету жителей вполне удовлетворены обычными движущимися тротуарами.

Я простоял на одном из них, преодолевая расстояние в пару кварталов до ближайшего пассажирского лифта, ведущего на другие уровни. Ниже, как я рассудил, движение должно быть менее интенсивным, нежели в Сити. После нескольких минут ожидания подошла платформа подъемника, на которую я ступил вместе с доброй сотней спешащих по домам клерков. С минутными остановками на каждом уровне она поползла вниз, так что пока мы добрались до минус восьмого, я успел выкурить сигаретку.

В отличие от Сити, это был обычный городской квартал, где помещения арендовали не шибко процветающие фирмы и еще те, кто не хотел привлекать к себе внимания. Дома были чуть грязнее, но так же функциональны; представителей инопланетной флоры в радиусе видимости не обнаруживалось, толпы людей были пореже, да и двигались не так быстро. Здесь в основном жили люди, обслуживающие шахты, но еще не сами шахтеры, а наладчики, мастера, медики, специалисты по разного рода оборудованию.

Я ступил на самую скоростную полосу тротуара и через пару минут уже стоял у здания с вывеской «Хабаров и Хаббард ИНК» и нажимал на кнопку звонка. Прозвучал сигнал зуммера, и дверь распахнулась.

Миновав холл, в котором не было заметно даже признаков вооруженной охраны, я вошел в дверь, показавшуюся мне самой солидной.

Опыт подсказывает, что именно за такими дверями следует искать директоров мелких компаний. Экономя буквально на всем, даже на канцелярских скрепках, они никогда не скупятся на отделку собственных кабинетов, изо всех сил стараясь произвести благоприятное впечатление на потенциального клиента.

В моем случае правило снова сработало. Я оказался в приемной, где оказались еще две двери, снабженные табличками, извещающими, за которой из них можно найти Хаббарда, а за которой, соответственно, Хабарова. Еще в приемной восседала за компьютером старая дева, исполняющая обязанности секретарши.

— Я вас слушаю, — изрекла она, едва я прикрыл за собой дверь.

— А кого вам еще слушать, ведь больше никого нет, — нагло ответил я, старясь произвести на нее самое неблагоприятное впечатление из всех возможных. — Хабик у себя?

— Простите, кто?

— Хабик. Он не говорил, что так звали его в детстве? Передайте, что зашел старый приятель по поводу наследственного сифилиса.

— По какому поводу? — переспросила она.

— По личному, — расшифровал я.

— Подождите минуту, я сейчас передам начальству.

Она не воспользовалась коммуникатором, а встала из-за стола и без стука вошла в одну из дверей. Воспользовавшись моментом, я принялся демонстративно копаться в рабочих файлах. Впрочем, ничего интересного я там не обнаружил.

Через минуту старая дева вернулась, возмущенно уставившись на меня тусклыми глазами из-под толстых стекол очков.

— Что вы себе позволяете? — негодующе вопросила она.

— Ничего лишнего. Попытался пересадить к вам какой-нибудь вирус, но железо настолько устарело, что все вирусы просто гниют на корню. Как там Хабик?

— Господин Хабаров сказал мне, что он вас не знает и встреч на сегодня никому не назначал.

— Так он и должен был ответить, — заговорщически подмигнул я. — Неужели вы думаете, что он держит вас в курсе всех событий?

— Я… — внезапно осеклась она.

Я знал, что она хочет сказать: «…работаю у него уже десять (двадцать, тридцать и так далее) лет и никогда не давала повода усомниться в моей лояльности и профессиональной пригодности» и всякое такое прочее… Поэтому слушать я не стал. Хабаров точно был на месте, дурочку я запугал, так что я сам себя пригласил в кабинет Хабика, распахнув дверь крепким ударом ноги.

Обстановочка так себе. Стол якобы из красного дерева, до предела накрученная, но все равно устаревшая модель «Тайрелла-2888», пара безвкусных пейзажей на стенах… Сам Хабаров оказался высоким мужчиной, чуть начинающим лысеть, чуть начинающим толстеть и более чем чуть испуганным. В правой руке он держал пневматический пистолет, из которого целился мне в живот.

— Приветик, — сказал я, напрочь игнорируя угрозу и усаживаясь в кресло для особо важных персон. — Хреново выглядишь, приятель, но такой подонок, как ты, и не должен выглядеть на все сто.

— Кто вы такой? — Голос его был тверд, но я расслышал в нем тревожные нотки.

— Твой самый страшный кошмар, — искренне ответил я, — выползший из самых потаенных уголков твоего подсознания, обретя материальную форму. Я ужас, летящий на крыльях ночи; хаос, приходящий на смену порядку. Я муха в твоем варенье и гвоздь в твоей заднице. Стоит ли мне продолжать?

— Я еще раз спрашиваю, кто вы такой? — требовательно вопросил он. — Я вас не знаю, никаких встреч у нас не назначено, так что либо отвечайте на вопрос, либо выметайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию.

— Валяй, вызывай, — согласился я. — Уверен, добрым полицейским будет интересно послушать мои рассказы о теневой стороне деятельности твоей фирмы.

— Что за чушь вы городите? — гораздо менее уверенно.

— Василий Юрьевич Хабаров, — сообщил я, влезая в вельзевуловскую базу данных и скачивая информацию по этому типу на личный терминал. Почему я не сделал этого раньше и почему вообще не поручил поиски нашему бортовому компьютеру? Помнится, я обещал ответить на этот вопрос. Дело в том, что сейчас я расследовал версию о причастности СРС к внутреннему заговору в самой Гвардии и не хотел, чтобы кто-то узнал о моих изысканиях до самого последнего момента. При помощи Вела и офицерского допуска очень просто определить, кто имел допуск к той или иной информации в любой момент времени, так что я рисковал даже сейчас, но если мне предстояло надавить на Хабарова, мне нужны были факты. — Он же Васисуалий Громов, он же Стенли Вудсон, он же Черный Хорь. Родился в …67 году на Авалоне, учился в средней школе номер 768 округа Гриннич, поступил в Кемфорд, откуда был с позором изгнан за антиобщественные выступления три года спустя, так и не получив диплома бакалавра. С тех пор известен своими крайне радикальными взглядами. С 82 года этого века является действительным членом Сил Разумного Сопротивления, с 87 возглавляет радикальное крыло. Брал на себя ответственность за поджог в 89 и взрывы в 92 и 95 годах. Объявлен к федеральному розыску на территории Лиги. С таким досье и до сих пор на свободе? Там есть еще много чего интересного, но не хотелось бы попусту тратить время, ты ведь и так все это знаешь.

— Да кто же вы такой? — обреченно спросил он.

— А мне казалось, что я уже ответил на вопрос. Что является самым страшным кошмаром для бойца СРС? Гвардия, разумеется.

Тут он окончательно спал с лица, побледнел и задрожал. Пистолет в его руке, о котором он, по-моему, просто забыл, ходил ходуном, по очереди беря на мушку все предметы в комнате.

— Успокойся! — рявкнул я.

Мне совсем не улыбалось пасть жертвой его случайного выстрела.

— Вы за мной?

— Это зависит от того, до чего мы договоримся, амиго. — Я заметил, что стиль разговорной речи Реджи стал влиять на мой собственный. Фамильярность местного сленга идеально подходит для оказания давления на кого-либо. — Убери пистолет, так как против меня он все равно бесполезен, и давай побеседуем, как и положено двум разумным и цивилизованным гражданам Лиги.

— О чем? — Пистолет он все-таки убрал.

— О, думаю, что у нас есть обширное поле для поиска тем беседы, — сказал я. — Дела у СРС в последнее время идут неважно, да?

— Тирании Гвардии все равно скоро придет конец. — Когда он выкрикивал лозунги своего движения, голос становился тверже. Вот что значат глубокие убеждения!

— Минуточку, — запротестовал я. — Я же сказал «поговорим, как разумные люди». Не надо испытывать на мне свою пропаганду для дебилов, на меня она не действует. Мы оба прекрасно знаем, что никакой тирании нет и в помине, а СРС — чертовски удачный способ выкачивать денежки из карманов доверчивых простофиль, подтверждая свою деятельность двумя-тремя террористическими актами в год. Возможно, кто-то и верит в этот бред, но ведь далеко не все, не так ли?

— Гвардия творит произвол…

— Чушь. В Галактике нет другой организации, так опутанной правилами, указами и санкциями, как мы. Мы и вполовину не так свободны в своих действиях, как ВКС, но тем не менее вы не идете брать штурмом их базы, потому что хорошо представляете себе их ответную реакцию. Мы же молчим и не реагируем, значит, нас можно пинать. Посмотри в лицо действительности: вынесшая вас на поверхность волна давно схлынула, а вы просто продолжаете цепляться за песок.

— Вы — гвардеец, а значит, лжец.

— Пусть так, — сказал я, доставая сигарету и прикуривая. Когда все это кончится, с курением надо будет все-таки завязывать. — Переубеждать тебя я не собираюсь, мы живем в свободной стране, и каждый имеет право на собственное мнение. Если вы предпочитаете выкачивать деньги из карманов обывателей под предлогом борьбы с вымышленной тиранией, так и черт с вами со всеми. Единственное, чего я хочу, чтобы при этом не гибли люди, только и всего. Да успокойся же ты, бога ради! Если бы я хотел тебя просто шлепнуть, ты бы даже лица моего не увидел, как был бы мертв.

Но успокоиться ему не удалось. Сражаясь с мифическим врагом или делая соответствующий вид, он никак не был готов повстречаться с этим врагом лицом к лицу, тем более если сам верил хотя бы в половину того, что говорил о нашей жестокости, беспринципности и неразборчивости в методах. Его била крупная дрожь, а лицо покрывалось багровыми пятнами, я даже начал беспокоится о его здоровье: если парня хватит удар, кто же ответит на мой вопрос?

— Дело в следующем, Василий, — сказал я уже менее агрессивно, дабы не довести его до инфаркта. — Для тебя, наверное не новость, что у Гвардии, а точнее, внутри нее, серьезные неприятности. За последние дни погибли несколько оперативных агентов, и есть основания полагать, что СРС причастны к их смерти. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Нет, — быстро сказал он. — Вы же знаете, что за все организованные нами акции мы сразу берем ответственность. Если мы не заявили об этом во всеуслышание, значит, мы здесь ни при чем. Прямота и открытость — вот наша политика.

— Но политику легко изменить, учитывая тот факт, что отдельные акции могут являться частями далеко идущего плана, по полной реализации которого вы и заявите о своем успехе вслух. Так что я решил задать вопрос лично.

— Я со всей ответственностью заявляю, что Сопротивление не имеет ничего общего с тем, о чем вы говорите, — сказал он.

— Рад бы тебе поверить, — сказал я. — Но не могу, слишком уж почерк похож. Только СРС могут использовать для ликвидации одного-двух агентов средства тотального уничтожения. Другие сделали бы проще.

— Что вы имеете в виду?

— Взрыв корабля, например, при котором погиб весь экипаж. А там было всего-то двое наших техников, которые ремонтировали генератор. Очень смахивает на подобную акцию в пространстве Авалона три года назад, не находишь?

— Ничего об этом не знаю.

— Глупо и неоригинально, — процитировал я Мартина. — Хочу тебе сообщить, что уход в несознанку еще никому пользы не приносил. Если ты не будешь со мной сотрудничать, я отволоку тебя в Штаб-квартиру, которой ты так боишься, и вытрясу информацию под пытками. Ты же так много и красиво говорил по головидению о наших изуверских методах допроса, что пора бы поучаствовать в них в качестве подопытного. Даже если мы и не практикуем всякие зверства ежедневно, то уверен, что для тебя ребята сделают исключение.

— Это антиконституционно…

— Но, если верить твоей пропаганде, плевали мы на конституцию. Послушай, Василий, — сказал я проникновенно, пытаясь пробрать его до самого мозга костей. — Ты играешь с большими мальчиками в очень опасные игры, но сам, похоже, этого не осознаешь. Видимо, тебе кажется, что это нечто вроде виртуального приключения, и вот ты сидишь в роскошном офисе, корчишь из себя добропорядочного бизнесмена, исправно платящего налоги; ты прекрасный семьянин и хороший сослуживец, но… Ты дискредитируешь федеральную службу, пытаясь саботировать ее работу и нанести ущерб ее сотрудникам. И все это для тебя не всерьез, верно? Настолько не всерьез, что ты даже охраной обзавестись не удосужился, так? А теперь ты начал нервничать, потому что мы долго игнорировали тебя и тебе подобных и вдруг решили взяться за вас вплотную. Ты готов ответить за свои слова? Ты готов продемонстрировать всему миру мученическую долю праведника и борца за святое дело? Не колет ли тебе терновый венец?

— Я не понимаю…

— Молчать! — заорал я. Если стены кабинета не звукоизолированы, секретарша уже вызывает полицию; впрочем, я убедился на собственном примере, что полиция на Термитнике не из расторопных. — Я сейчас говорю! Мои люди погибли! Мои друзья погибли! И у меня есть доказательства, что в этом повинно СРС. (Блеф. Дальше косвенных улик и предположений дело не шло.) Я знаю, что внутри Гвардии зреет заговор, но ты-то можешь этого и не знать, потому что тебя используют как марионетку в большой игре. Я знаю, что кто-то сливает тебе оперативную информацию, на базе которой ты планируешь свои акции. Ты думаешь, что внутри Гвардии нашелся твой искренний сторонник? Тогда ты дурак в квадрате. Он использует тебя, чтобы достичь своих собственных целей, которые ничего общего с твоими не имеют. Я не знаю, кто это, иначе бы меня здесь не было, но знаю, что в деле замешан один из капитанов. Его целью является создание беспорядка внутри организации, но совсем не для того, о чем ты думаешь. Он устранит собственноручно устроенный беспорядок только для того, чтобы занять под шумок кресло Полковника. Знаешь, что ему придется для этого сделать? Создать видимость порядка мало. Чтобы удержать власть, ему надо будет показать зримый источник опасности, иными словами, потребуется козел отпущения, на которого можно будет списать и реальные, и несуществующие грехи, А знаешь, кто лучше всего подходит на роль такого козла? Тот, кто козел по жизни и есть, иными словами, ты и все твое сволочное движение. Снабжая тебя информацией, капитан убивает двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны, ты вносишь хаос в положение дел, а с другой — ты действительно замешан в саботаже, и даже нет необходимости фальсифицировать улики против тебя. И вот тогда за СРС возьмутся всерьез. Как таковые вы будете полностью уничтожены, распылены, не останется даже воспоминаний. А Лига получит такую диктатуру, которая не снилась вам и в самых кошмарных снах. Я хочу не допустить такого развития событий, а заодно и предостеречь тебя от неразумных действий. Не говори ничего прямо сейчас, лучше подумай над тем, что я тебе сказал, а когда надумаешь, назови мне только имя. Имя того, кто связывался с тобой и сливал информацию, больше мне ничего от тебя не надо. Подумай.

Я откинулся на спинку кресла и замолчал. Хабаров сидел за своим столом ни жив ни мертв. Его по-прежнему трясло, а на лице отражалась мучительная внутренняя борьба. Он не хотел оказывать Гвардии никаких услуг. Но он боялся меня. И, кроме того, он только теперь начал понимать, что своими действиями способен подвести СРС под монастырь и собственноручно задушить дело, которому посвятил жизнь.

А сам я внезапно осознал, что в моей импровизации может оказаться достаточная доля правды. Если тот же Харди или кто-то там еще наведет порядок вместо Полковника, продемонстрировав его несостоятельность как руководителя, и укажет Совету Лиги на замешанного в заговоре внешнего врага, он получит вожделенное кресло, как дважды два, а потом сможет творить, что захочет. Какое-то время, по крайней мере. План сложный, но выполнимый.

Какая-нибудь фатальная авария на астероиде, на котором собирается Совет, уничтожение единственного внешнего компьютера, хранящего координаты Штаб-квартиры вне ее самой, и ВКС будут искать нас очень долго. Отказы в финансировании со стороны вновь избранного Совета легко будет возместить при помощи наложенных на планеты контрибуций и грабежей, благо, технические возможности это позволяют.

Несогласных с новым имиджем сотрудников можно будет тихо «уйти», набрав вместо них своих единомышленников, и… гуляем, братва. Целая банда вездесущих и всюду проникающих маньяков. Да, СРС такой сценарий даже не снился.

— А кто мне поверит? — спросил Хабаров, и я понял, что победил. — Кто мне поверит, даже если я и скажу?

— Я поверю, потому что если ты солжешь, то спрятаться от моей мести тебе не удастся. Я найду тебя, в какую дыру бы ты ни заполз, найду и отстрелю тебе голову. Имя!

— В дальнейшем, кто бы ко мне ни явился, я буду все отрицать…

— Черт с тобой! Я не суд присяжных, доказательства и сам найду!

— И все равно, — сразу съехал он. — Я не могу принимать такие решения без согласования с руководством.

— Так согласовывай. Вот комм.

— Минуту.

Убедившись, что я не собираюсь его убивать прямо сейчас, Хабаров начал успокаиваться. Как бы он не успокоился до такой степени, чтобы послать меня к черту. Не должен бы.

Успокоиться он так и не успел. Прежде его успокоили другие. Навсегда.

— Проклятие, — прошептал он, когда на экране возникла картинка обратной связи. — Дьявол…

Я заглянул ему через плечо, чтобы посмотреть, что же его так расстроило.

Парень, очевидно, тот самый, с которым Василий собирался согласовывать свои действия, лежал на столе перед коммуникатором, и вместо головы у него красовалось кровавое месиво. Последствия моих запросов о личном деле Хабарова, не иначе.

Что ж, я недооценил скорости реакции заговорщиков. Увидев, что кто-то интересуется их делами, они начали обрубать концы. И по логике событий следующим должен быть…

— На пол! — крикнул я, толкая радикала в плечо и отпрыгивая в сторону. Черт побери, надо было хоть за улицей следить!

Но было уже слишком поздно. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался боевик в вэкаэсовском камуфляже, в руках его плясали иглогранатометы. Излюбленное оружие гвардейцев для улаживания спорных ситуаций.

Парень был специалистом высокого класса. Он подстрелил Хабарова в движении, и на пол тот шлепнулся уже с огромной дырой в животе, сквозь которую можно было рассмотреть узоры ковра. Три иглы пролетели у меня над головой и вонзились в стену.

Никаких естественных укрытий в офисе не наблюдалось, так что мне осталось только закатиться за небольшой диванчик и открыть ответный огонь.

Но киллер шел явно не по мою душу или просто решил повременить. Он мгновенно перегруппировался и отпрыгнул обратно в приемную. Спустя несколько секунд я услышал характерный хлопок, сопровождающий уход через ноль и подтверждающий принадлежность спеца к нашему собственному корпусу. А вы еще говорите, что я параноик.

Я поднялся с пола, потер ушибленный локоть и осторожно выглянул в приемную. Секретарша была мертва, дверь в кабинет Хаббарда сорвана с петель, сам хозяин, судя по всему, тоже пребывал в лучшем мире. А я ничего не слышал. Выходит, что кабинеты все же звукоизолированы, а Хаббард также имел отношение к СРС.

Хабаров, несмотря на ужасающий внешний вид, был еще жив, что меня несказанно удивило. Видать, в запасе у этого человека было много жизненных сил, если он продолжал дышать после такого ранения. Но иллюзий я не питал: спасти его было уже нельзя. Он доживал последние секунды на этом свете.

— Убедился в моей правоте? — мягко спросил я, присаживаясь на корточки возле его будущего трупа. — Теперь ты назовешь мне имя? Хотя бы из мести?

— Двое… связывались со мной… в разное время… — прохрипел он, и изо рта хлынул поток крови.

— Имена! Не смей умирать сейчас, черт бы тебя побрал!

И он назвал мне имена. Оба имени. Одно из них не было для меня неожиданностью, зато второе обратило в ступор. Это имя подкосило меня не хуже ракеты из вэкаэсовской винтовки.

Это было невозможно!

Хабаров врал! Даже перед смертью врал! Потому что это никак не могло быть правдой.

— …Он сообщил… Флот… — прошептал он.

Это были его последние слова, и я оставил его в кабинете, не дожидаясь вопросов полиции, на которые все равно не смог бы ответить.