"Искатель. 1972. Выпуск №6" - читать интересную книгу автора

Глава девятая. ТУЧИ НАД ГОРОДОМ

Между тем над новым заполярным городом, лишь отмеченным на карте, нависла опасность.

Произошло это под утро нового полярного дня — то есть в конце апреля или в начале мая, к сожалению, точной даты не припомню. Морозы держались по-прежнему, море было покрыто льдом, реки и озера еще не вскрылись — обычно они вскрываются здесь в июне — и снег еще лежал над тундрой толстым и прочным покровом. Зато искрился он весело, по-весеннему — не под луной или звездами, как раньше, а под лучами солнца, и так ослепительно ярко, что было трудно на него смотреть.

Это случилось, когда вахту нес Тюрин. Он по обыкновению вел в бинокль круговой обзор моря, суши и неба. Вдруг на юго-востоке, то есть в глубине полуострова, взметнулся высокий факел. Секунду или две стоял столбом, чрезвычайно отчетливо выделяясь на фоне голубоватого неба. Потом, вероятно, под напором ветра стал клониться набок и заволакиваться черной клубящейся тучей.

Тупой звук взрыва донесся через очень короткий промежуток времени. Значит, что-то взорвалось сравнительно недалеко от поста.

Мичман Конопицин поспешно закодировал радиодонесение, передал Тимохину, и оно стремительно понеслось в штаб по волнам эфира.

Судя по всему, непонятный взрыв произошел в районе озера Ней-То в двадцати семи километрах к юго-востоку от поста.

Мы предположили, что взорвался вражеский самолет — вероятнее всего при неудачной посадке.

Если самолет, то, несомненно, вражеский, потому что наших самолетов над Ямальским полуостровом в этот день не было.

Мичман Конопицин сам возглавил поисковую группу, включив в ее состав Тюрина и Гальченко. На посту были оставлены старшина первой статьи Тимохин в качестве заместителя начальника, а в помощь ему — Калиновский и Галушка.

Через четверть часа две собачьи упряжки с лаем мчались на юго-восток, ныряя в увалах между сугробами. Люди бежали рядом с санями, так как в санях долго не усидишь. Конечно, и собак жалко, особенно если кладь тяжелая. А главное — ноги закоченевают. Чуть прокатился и уже должен соскакивать и бежать, подбадривая упряжку.

О, с собаками обязательно нужно разговаривать в пути! Недаром во время своих поездок ненцы поют. Но можно и не петь, чтобы не наглотаться холодного воздуха, — просто негромко разговаривать, причем самым веселым, самым бодрым голосом. Собаки чудесно разбираются в интонациях и лучше бегут, когда чувствуют, что сегодня хозяин в хорошем настроении.

Ветром давно прижало пламя к земле, но низкая туча продолжала клубиться над горизонтом. Как будто бы она расползлась еще шире. Итак, курс — на тучу!

Гальченко деловито поправил сползавшие с носа деревянные очки. Остальные связисты тоже щеголяли в подобных очках. Очки — подарок ненцев — выглядят следующим образом: дощечка, в которой сделаны две узкие горизонтальные прорези. Человеку не надо жмуриться, он как бы смотрит на окруживший его слепящий снег в щелку — весьма рациональное изобретение времен неолита.

Вокруг было не только бело, но и необычайно тихо. Ветер куролесил где-то далеко, над озером. Здесь царило полное безветрие. И в этой тишине лишь кольца на санях ритмично позванивали вместо традиционных бубенцов.

Упряжки в Потаенной были не цугом, а веерные. Никогда не видели их? В передке саней — два, три или четыре кольца. Через каждое пропущено два ремня. Хитрость этого устройства в том, что собаки тянут парами. Если одной из пар задумается сачковать, ее тотчас подтянет и заставит работать другая.

Вскоре высокие сугробы закрыли тучу на горизонте. Проверяя направление, мичман Конопицин то и дело озабоченно отгибал край рукавицы и взглядывал на ручной компас.

Наконец он повернул поисковую группу на лед реки.

Гальченко знал, что река эта вытекает из озера Ней-То. В центральной, хребтовой, части Ямальского полуострова их несколько, таких озер, и все тамошние реки связаны с ними.

Собаки шибче побежали по речному льду. Лед не ранил их лапы — обуты они были в «чулочки», собственноручное изделие Гальченко, которым он очень гордился.

Потянуло гарью. У Гальченко было такое ощущение, будто они приближаются к месту пожарища. Еще один крутой поворот реки, и вот истоки ее — озеро Ней-То!

Да, и вправду пожарище!

Обгоревший фюзеляж разведчика-бомбардировщика «хейнкель-111» торчал под углом в сорок — сорок пять градусов, перечеркивая небо. Одно крыло было сломано и распласталось по льду, другое стояло почти перпендикулярно. Передняя часть самолета ушла под лед и в этом месте образовалась полынья. «Хейнкель» затонул бы весь, если бы катастрофа произошла посреди озера, а не у берега, где глубины, надо полагать, были небольшие.

Полосы дыма, свиваясь в кольца, медленно ползали, как черные змеи, вокруг останков самолета. Никто из экипажа, понятно, не уцелел. Да этого и нельзя было ожидать при таком взрыве.

На льду и на прибрежном снегу валялись обломки плоскостей, какие-то изуродованные почти до неузнаваемости предметы, а также полуобгоревшие черные трупы, похожие, как всегда, на груду старого тряпья. И над всем этим плавал в воздухе пепел.

Передвигаться по льду возле полыньи приходилось с осторожностью, так как он пошел трещинами и угрожающе колебался и поскрипывал под ногами.

Судя по ряду признаков, один из моторов тяжело нагруженного «хейнкеля» забарахлил или отказал в воздухе. Летчик попытался дотянуть на одном моторе до озера, дотянул, даже немного перетянул, хотел было сесть, но неудачно. Самолет с разгона врезался в лед и взорвался.

Но куда и зачем летел «хейнкель-111»?

На этот вопрос должны были ответить те немногие уцелевшие предметы, которые разметало на большом расстоянии вокруг «хейикеля» на льду и на прибрежном снегу. Мичман Конопицин приказал отбирать их и бережно укладывать в кучу возле саней.

Три часа без роздыха поисковая группа работала у «хейнкеля-111», балансируя на шатком льду, подтягивай к себе некоторые предметы хореями[13] то и дело протирая слезящиеся глаза, которые застилала черная едкая пыль.

Ни одного уцелевшего документа! Они сгорели в карманах комбинезонов или в планшетах вместе со своими владельцами.

И все-таки обнаружено было кое-что очень важное.

Тюрин, разбирая груду полуобгоревшего тряпья, наткнулся на остатки двух парашютов. Вот как? Парашюты? Конопицину удалось подобрать на удивление целехонький зонд Вильде,[14] а Гальченко принес показать нечто искореженное, почти бесформенное, но когда-то несомненно бывшее прибором.

— Похоже на психрометр,[15] - нерешительно сказал Конопицин. — Как считаешь, Тюрин?

Тот только пожал плечами.

— Хотели сбросить парашютистов с походной метеостанцией, так это надо понимать, — пояснил Конопицину Гальченко.

— На озеро?

— Зачем на озеро? Наметили пункт где-то на берегу моря. Но не долетели до назначенного места…

Назад, на пост, связисты спешили изо всех сил.

Поисковая группа уже выбралась из русла реки, собаки перешли со льда на снег, и бег их замедлился.

И тут, как назло, дорогу к посту преградила пурга. Пурга была низовая, нечто вроде поземки, но усиленная в тысячи крат. Она шла бреющим полетом над поверхностью тундры.

— Привал! — скомандовал мичман Конопицин.

Собак освободили от ременной упряжи и накормили мороженой рыбой. Отдохнув, они принялись деловито разгребать снег, а вырыв углубления, улеглись, свернулись клубком и накрыли носы хвостами. Собачьи приготовления ко сну были закончены.

А где пережидать метель людям? Утром Конопицин так торопился, что не захватил с собой палатки, подбитой байкой, без которой обычно не отправлялся в патрульные поездки.

— Не горюй, Валентин! — бодро сказал Тюрин. — На наше счастье, в гостинице «Куропачий чум»[16] есть свободные номера. Тебя какой сугроб устраивает?

Он принялся быстро рыть длинную и узкую нору в одном из сугробов. Конопицин и Гальченко, не мешкая, последовали его примеру. В нору пришлось залезать ногами вперед и лежать там, вытянувшись, будучи стиснутым снегом со всех сторон. Зато сугроб, превращенный в чум, надежно защищал от ледяного режущего ветра.

Но, думаю, никому из поисковой группы, пережидавшей в сугробах низовую пургу, не спалось. Слишком необычным и тревожным было появление над Ямальским полуостровом «хейнкеля-111» с парашютистами и походной метеостанцией.

Мы в штабе флотилии расценили историю с «хейнкелем» как серьезный симптом. Очевидно, летом сорок второго года гитлеровское командование намеревалось активизировать деятельность своих подводных лодок в Карском море. Чтобы реализовать это намерение, полагалось бы иметь по меньшей мере одну метеостанцию на западном берегу Ямала, которая давала бы погоду подводникам.

У меня щемило сердце. А что, думал я, если этим летом гитлеровцам вздумается высадить воздушный десант в самой Потаенной, чтобы захватить — пусть на короткий срок — наш пост?

С такой возможностью считались, конечно, и на посту.

Впрочем, по свидетельству Гальченко, об опасности, угрожавшей посту, каждый думал про себя.

Полагаете, что после аварии «хейнкеля» в Потаенной перестали фантазировать о ее будущем? Ошибаетесь. Наоборот, споры по возвращении поисковой группы возобновились и даже более пылкие.

Как-то вечером Калиновский, присев к столу, на котором лежала эскизная карта Порта назначения, во многом уже дополненная Гальченко, принялся задумчиво ее рассматривать. Потом чуть слышно, сквозь зубы, он стал напевать: «Тучи над городом встали…» Была, если помните, такая песенка в одном популярном довоенном фильме.

Гальченко вскинул на Калиновского взгляд. Слова эти удивительно подходили к их теперешнему общему настроению.

И тогда Тимохин поднялся с нар, где сидел, накладывая заплату на свой ватник.

— Ну что пригорюнились, сказочники? — сказал он, неторопливо приблизясь к столу. — Все разочли-распланировали: где у вас улица Веселая, где кино будет, где театр. А про косу забыли? Косу-то захлестывает в шторма, нет? То-то и оно! Может, косу эту к шутам? Подорвать ее аммоналом и все!

— Как бы не так: подорвать! — обиженно сказал Галушка.

— Смотри ты, какой умник нашелся: подорвать! А кто акваторию порта от прибоя будет защищать?

— Тут призадумаешься, это ты верно! — Тимохин раздвинул плечом сидящих за столом. — Двиньтесь, ну! Пышно как расселись! Это именно семь раз прикинешь, прежде чем… — Он помолчал, потом толстым указательным пальцем повел по карте. — Наращивать косу надо, вот что я вам скажу!

— В длину?

— Зачем в длину? В высоту! Дамба должна быть здесь, а не коса! Иначе будущей осенью не оберемся горя со штормами. Как ударит с моря шторм в десять баллов, так все корабли мигом размечет в порту!

Он выпрямился над картой:

— А так что ж! Ничего не скажешь, место для порта подходящее! Я и то удивляюсь: как никто до нас о порте в Потаенной не подумал!..