"Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла" - читать интересную книгу автора (Майский Иван Михайлович)

Похолодание

Оттепель в англо-советских отношениях продолжалась недолго — лишь около года. Ее апогеем была поездка Идена в Москву. Сразу же после этого в атмосфере англо-советских отношений началось похолодание, ибо чемберленовцы, встревоженные возможностью прочного улучшения отношений между Лондоном и Москвой, вновь подняли голову и, пользуясь своим политическим могуществом, стали всемерно саботировать такую возможность.

Именно в этот период чемберленовцы выдвинули новый план для парирования германской угрозы, который в то время именовался концепцией «западной безопасности». Если в 1934 году правящие круги Англии всех толков и течений склонялись к возрождению Антанты эпохи первой мировой войны и видели именно в ней гарантию сохранения Британской империи, то теперь, в 1935 году, среди правящих кругов Англии стало все явственнее обнаруживаться расслоение между сторонниками «государственного интереса» и сторонниками «классовой ненависти». Первые по-прежнему стремились к возрождению Антанты и, стало быть, к сближению между Англией и СССР. Вторые все больше увлекались игрой на другую лошадь. Они рассуждали примерно так: «Для Британской империи опасны и гитлеровская Германия, и Советская Россия: надо столкнуть их между собой (тем более что фашисты и коммунисты ненавидят друг друга), а самим остаться в стороне; когда Германия и СССР хорошенько пустят друг другу кровь и в результате войны сильно ослабеют, настанет момент для выступления на сцену «запада», прежде всего Англии, — тогда «запад» продиктует Германии и СССР такой мир, который на долгое время, если не навсегда, обеспечит безопасность Британской империи и, возможно, ее мировую гегемонию». Из этой концепции, естественно, вытекали борьба против сближения между Лондоном и Москвой, а также всяческое поощрение Гитлера к развязыванию войны на востоке.

Именно учитывая данную концепцию, М.М. Литвинов, осуществляя политику Советского правительства, зимой 1934/35 года выдвинул лозунг «мир неделим», убедительно доказывая, что в наши дни всякая серьезная война на востоке Европы неизбежно превратится в мировую войну. Литвинов выступал в этом духе в целом ряде речей на заседаниях Лиги наций и на различных международных конференциях и совещаниях. Он настойчиво убеждал в правильности данной концепции европейских государственных деятелей и дипломатов при официальных и частных встречах с ними Он иногда делал это и в мелочах, если считал, что такая мелочь может послужить интересам советской политики. Помню, когда во время визита Идена в Москву Максим Максимович устроил для него официальный завтрак, на торте, поданном к столу, сахарной вязью было написано по-английски: «peace is indivisible» («мир неделим»). Эта деталь произвела на Идена явное впечатление.

Неделимость мира хорошо понимали и более дальновидные среди английских политиков. Весной 1935 года я как-то завтракал с Черчиллем. Мой собеседник опять много говорил о гитлеровской опасности и при этом не стеснялся в выражениях.

— Что такое гитлеровская Германия? — восклицал Черчилль. — О, это страшная и опасная сила!.. Гитлеровская Германия — это огромная, научно организованная военная машина с полдюжиной американских гангстеров во главе. От них всего можно ожидать. Никто не знает точно, чего они хотят и что они будут делать завтра…. Какова их внешняя политика? Неизвестно… Я отнюдь не буду удивлен, если первый удар Гитлера обрушится не на СССР, ибо это довольно опасно, а на совсем другие страны.

Переходя затем к сторонникам «западной безопасности», Черчилль продолжал:

— Эти люди рассуждают так: все равно Германии где-то нужно драться, в какую-то сторону расширять свои владения — так пусть она лучше выкроит себе империю за счет государств, расположенных на востоке и юго-востоке Европы! Пусть она тешится Балканами или Украиной, но оставит Англию и Францию в покое. Такие рассуждения, конечно, сплошной идиотизм, но, к сожалению, они еще пользуются значительной популярностью в известных кругах консервативной партии. Однако я твердо убежден, что победа в конечном счете останется не за сторонниками «западной безопасности», а за теми людьми, которые, подобно мне или Ванситарту, считают, что мир неделим и что Англия, Франция и СССР должны явиться костяком того оборонительного союза, который будет держать Германию в надлежащем страхе. Никаких уступок Гитлеру делать нельзя. Всякая уступка с нашей стороны будет истолкована как признак слабости и только окрылит Гитлера к повышению его требований.

Соображения Черчилля меня тогда очень порадовали, и я всецело их поддержал. Мне хотелось верить, что такой человек, как он, может быть хорошим судьей прозорливости и дееспособности британского господствующего класса… Увы! как показали последующие события, Черчилль проявил в своем прогнозе излишний оптимизм. Чемберленовцы оказались значительно сильнее и тупее, чем он думал. В частности, сразу же после возвращения Идена из Москвы они стали прилагать огромные и далеко не бесплодные усилия к восстановлению своего влияния.

Первым шагом в этом направлении явилась конференции в Стрезе, состоявшаяся в середине апреля 1935 года. Она обсуждала нарушение Германией военных статей Версальского договора. Присутствовали на конференции от Англии Макдональд и Саймон, от Франции — Фланден (премьер) и Лаваль (министр иностранных дел), от Италии — Муссолини и Сувич (заместитель министра иностранных дел). Было вполне естественно, что Муссолини саботировал всякое резкое выступление против Гитлера, но и англичане, и французы также не обнаруживали желания ссориться с нацистским диктатором. В итоге конференция в Стрезе, ограничившись академическим осуждением действий Гитлера, уклонилась от принятия каких-либо эффективных мер против его агрессивного шага. Этим она только поощрила «фюрера» к дальнейшему бегу в том же направлении. Более того, конференция в Стрезе (особенно Саймон и Макдональд) дала понять Муссолини, что Англия не будет мешать Италии в захвате Эфиопии, к чему последняя как раз тогда готовилась.

Следующим шагом в восстановлении позиций чембер — леновцев явилась реконструкция английского правительства. В мае 1935 года исполнилось 25 лет со дня вступления на престол короля Георга V. В связи с этим юбилеем было устроено много торжеств, а также произведено много назначений. Использовав данную оказию, чемберленовцы постарались укрепить свои позиции. Английское правительство сохранило свой прежний «национальный» характер, но во главе его теперь был поставлен реальный премьер прежнего правительства консерватор Болдуин, занимавший раньше пост заместителя премьера, а бывший декоративный премьер Макдональд стал его заместителем. Еще важнее были перемены, происшедшие в министерстве иностранных дел. К этому времени даже в правящих кругах стали понимать, что четырехлетнее пребывание Саймона во главе ведомства иностранных дел не принесло пользы британскому государству (немалую роль в этом сыграло поведение Саймона в дни англо-советских торговых переговоров), и теперь он был передвинут на более «нейтральный» пост министра внутренних дел. Кто же заменил Саймона на посту министра иностранных дел? Около этого назначения шла большая борьба. Ванситарт сильно надеялся, что новым министром иностранных дел будет Иден, и даже усиленно работал за кулисами в этом направлении, но чемберленовцы решительно возражали и в конце концов одержали победу. Новым министром иностранных дел был назначен Самуэль Хор, типичный представитель английской правящей верхушки: учился в Оксфорде, в 25 лет стал «частным секретарем» министра колоний Литльтона, в 42 года — министром авиации, в 51 год — министром по делам Индии и, наконец, в 55 лет — министром иностранных дел. В эпоху первой мировой войны Хор был британским военным агентом при царской ставке и восторженным почитателем пасхальных служб русской православной церкви, которые он весьма красочно изобразил в своей несколько заумной книге «Четвертая печать» («Fourth Seal», 1930). В характере Хора было вообще что-то от мистики. Так, например, в гостиной его квартиры стояло странное украшение, имевшее вид посеребренного гроба, что нередко вызывало легкое содрогание у приходивших к нему гостей. В середине 30-х годов Хор был одним из ближайших сторонников Чемберлена и горячим сторонником «западной безопасности».

Однако чемберленовцам приходилось считаться с очень популярными в то время в Англии пацифистскими настроениями, находившими свое особенно яркое выражение в стремлении широких масс обеспечить мир всего мира через Лигу наций. В конце 1934 года британский «Союз друзей Лиги наций» под руководством лорда Роберта Сесиля организовал в стране добровольное «голосование за мир», в котором приняло участие 11,5 млн. человек. Из них около 10,5 млн. высказались за применение силы против агрессоров. Это вынуждало чембер — леновцев к известной осторожности и заставляло их маневрировать. Поэтому, сделав Самуэля Хора министром иностранных дел, они сохранили Идена в качестве министра без портфеля, но со специальным поручением заниматься делами Лиги наций.

Третьим шагом все в том же направлении явилось англо-германское морское соглашение, подписанное в июне 1935 года. Как известно, Версальский договор устанавливал очень жесткие ограничения для морских вооружений Германии. В феврале 1935 года Гитлер односторонним решением разорвал все военные статьи этого договора и приступил к гонке немецких вооружений на суше и на море. Конференция в Стрезе осудила (хотя и в мягкой форме) названные действия «фюрера». И вот теперь, всего через два месяца после Стрезы, Англия официально признала право Германии на морские вооруженния, далеко выходившие за версальские рамки! Это было столь вызывающим актом «умиротворения» агрессора, что накануне подписания соглашения даже Франция заявила Англии протест. Однако правительство Болдуина пренебрегло недовольством своего союзника и на следующий день, 18 июня, подписало названное соглашение. Оно предусматривало общее соотношение тоннажа военно-морского флота обеих стран, как 100 и 35, но с тем, что за Германией остается право иметь подводный флот, равный подводному флоту всей Британской империи. Официозные комментарии не оставляли сомнения в том, что важнейшим мотивом для заключения такого соглашения было стремление Англии обеспечить Германии господство на Балтийском море против СССР. Дорога для гитлеровской гонки вооружений была не только открыта, но даже юридически узаконена.

Так как, однако, осенью 1935 года должны были состояться парламентские выборы, а широкие круги населения продолжали резко выступать против фашистских агрессоров, то ради ловли голосов Самуэль Хор в сентябре 1935 года произнес в Женеве на заседании Лиги наций громовую речь против агрессоров, создавая впечатление, будто бы Англия готова применить санкции в отношении Италии, готовившейся развязать войну против Эфиопии. То был не больше, как жульнический трюк. Ибо, когда Муссолини 3 октября все-таки открыл в Африке военные действия, правящая Англия не шелохнулась. А когда 14 ноября состоялись выборы, закончившиеся победой консерваторов (не столь блестящей, как в 1931 г., но все-таки вполне обеспечивающей им пребывание у власти), чемберленовцы попробовали взять реванш за сентябрьское выступление Самуэля Хора.

Война в Африке остро поставила вопрос о санкциях Лиги наций против Италии. Иден в Женеве проявлял немало активности, требуя установления санкций, а в это самое время Чемберлен в Лондоне открыто называл санкции «сумасшествием». Лаваль, стоявший тогда во главе французского правительства, просто саботировал введение санкций. Так как СССР твердо отстаивал политику санкций и так как эту политику поддерживал ряд государств второго и третьего ранга, Чемберлену и Лавалю не удалось совсем избавить Италию от санкций.

Однако они добились того, чтобы принятый в конечном счете Лигой наций компромисс носил достаточно беззубый характер: санкции, например, не распространялись на столь важный с военной точки зрения продукт, как нефть.

В декабре 1935 года чемберленовцы сделали дальнейший шаг вперед: Самуэль Хор совместно с французским премьером Лавалем разработал план ликвидации итало-абиссинской войны путем передачи под контроль Муссолини половины эфиопской территории. Это был откровенный подарок агрессору за то, что он совершил акт агрессии! Это было поощрение для других потенциальных агрессоров следовать примеру Муссолини!.. Непосредственная реакция в Англии и Франции на план Хора — Лаваля была такова, что Лаваль едва удержался у власти, а Самуэль Хор был вынужден немедленно же подать в отставку [12].

Только теперь, наконец, Иден был назначен министром иностранных дел, что можно было рассматривать как успех «сторонников Антанты» Однако чемберленовцы сразу же обставили нового министра иностранных дел целым рядом закулисных рогаток, превращавших его в пленника рыцарей «классовой ненависти». Результат понятен.

Когда 7 марта 1936 г. Гитлер объявил о разрыве Локарнского договора и реоккупировал Рейнскую область и когда СССР предлагал принять решительные меры против этого нового акта агрессии, Англия и Франция при поддержке США ограничились лишь словесными протестами, которые оказывали на Гитлера такой же эффект, как слова крыловского повара на кота Ваську. А между тем, как позднее стало известно, гитлеровские генералы, вступая в Рейнскую область, имели в кармане предписание немедленно ретироваться, если французы окажут им какое-либо сопротивление.

Далее, когда 18 июля 1936 г. Франко при активной поддержке Гитлера и Муссолини поднял мятеж против законного правительства Испанской республики, Англия и Франция, опять-таки при поддержке США, стали инициаторами комедии «невмешательства», которая фактически превратилась в косвенную поддержку Франко и его иностранных покровителей [13].

Разумеется, все только что указанные действия бри — танского правительства явно противоречили московскому коммюнике от 1 апреля 1935 г. и в конечном счете носили антисоветский характер. Но все-таки зимой 1936/37 года, когда премьером был Болдуин, а министром иностранных дел являлся Иден, Англия старалась соблюсти в испанском вопросе хотя бы внешние формы нейтралитета и беспристрастия. Мне удалось также свести к минимуму вредные последствия наших расхождений по испанским делам для англо-советских отношений в целом Помню свой разговор с Иденом по этому вопросу, происходивший в самом начале испанской войны.

— Для меня ясно, — говорил я, — что Советское и британское правительства по-разному подходят к испанским событиям… Здесь у нас имеются разногласия, которые в дальнейшем могут даже возрасти, но все-таки Испания — это только одна из проблем внешней политихи обеих стран. Есть много других проблем, даже более важных, чем эта, по которым у СССР и Англии нет противоречий… Давайте локализуем наши расхождения на испанском вопросе и постараемся, чтобы они возможно меньше отражались на англо-советских отношениях вообще… Было бы крайне нежелательно, чтобы московское коммюнике превратилось в пустую бумажку.

Иден на мгновение задумался и потом ответил:

— Я с вами вполне согласен и со своей стороны сделаю все возможное для того, чтобы наша политика следовала принципам, изложенным в московском коммюнике. Это очень важно не только для Англии и СССР, это важно также в интересах всеобщего мира.

Иден еще раз остановился на мгновение и затем несколько тише прибавил:

— Но вы понимаете, что не все тут зависит от меня.

Да, я это прекрасно понимал, но все-таки должен констатировать, что вплоть до середины 1937 года температура англо-советских отношений стояла значительно выше нуля.