"Черное и черное" - читать интересную книгу автора (Велецкая Олеся)

Эпизод 12 Нарушенные обещания

Проснувшись, Ульрих отстраненно отметил, что мерзкой твари поблизости нет. И испытал чувство облегчения. Он еще не решил, как ему теперь себя с ней вести и как довезти ее до торгового пути и сдать там купцам. И сделать это так, чтобы она к нему больше не прикасалась. На Грома он ее больше не посадит. Если потребуется, он рискнет жизнью, но привяжет ее к лошади Ульрике. Пока ее не было, он решил окунуться в озере, чтобы смыть с себя все следы ее отвратительных прикосновений. На всякий случай, он разделся до брэ. Чтобы его одежда оставалась сухой, если она ему потребуется. Но тут его взгляд упал на ее нож, торчащий в земле возле его коня, и он вспомнил, что она ее стирала. И начал одеваться обратно. Потом, сначала большими шагами пошел, а затем побежал к озеру, с разбегу нырнув подальше. Прохладная вода подарила ему чувство успокоения и возрождения. Вчера ему почти показалось, что гнев убил его. Прислонившись к Грому, чтобы успокоиться, он даже не заметил, когда провалился в сон.

Выходя на берег, он заметил колыхающиеся наполовину в воде корни пенящихся растений. Вроде бы, с помощью таких некоторые женщины стирают белье. И он подумал о белье. Его одежда все равно была уже мокрой, так что можно было сделать и этот последний шаг, очистить себя от твари окончательно. Он подобрал корень и начал стаскивать с себя одежду, а затем он принялся стирать. С таким остервенением, что чуть не рвал ее. Когда он закончил, ему полегчало. Возвращаясь к лошадям, он уже чувствовал себя спокойным. Он развесил одежду на ближайших ветках и стал ждать когда она высохнет, привалившись к Грому и думая, что если она посмеет еще раз к нему подойти, то очень об этом пожалеет. От Грома почему-то шел соблазнительный запах копченого мяса. На мгновение похолодев, он резко повернулся к своему боевому товарищу. Гром смотрел на него своими карими преданными глазами, и был чудесно живой. На его поводе висела какая-то сумка из тонкой, но плотной и гладкой ткани. И мясом пахла именно сумка.

Ульрих перевел дыхание. От коварного чудовища, встречи с которым он имел несчастье в своей жизни не избежать, можно было ожидать чего угодно. Запах еды тревожил его и не давал сосредоточиться на обдумывании насущных проблем. Он пытался вспомнить, когда он ел в последний раз. А его тело, почувствовав как он отвлекся, подхватило эту мысль и размахивая ей как мечом начало опустошать от текущих мыслей его существо. Сейчас первостепенной проблемой был голод. И необходимо было срочно ее решить. Он огляделся в поисках зайцев. Но, их нигде не было. И тогда он догадался, что именно находится в сумке у Грома. Он отвязал сумку и открыл ее. Тканевая сумка была внутри гладкая как черное стекло, но мягкая. Сумка была странная, но его не удивила. И из нее исходил столб этого колдовского запаха. Он сунул руку в сумку и достал кусок мяса.

Приготовлено оно было необычно. Но вид был заманчивым. Он подумал, было, дождаться ведьму и посмотреть, как она будет его есть, потом подумал, что ему не хочется разделять с ней трапезу. Зайцев добыл он, и имел полное право распоряжаться ими по своему усмотрению. А если она успела их отравить, то сейчас ему все равно, если он умрет, то ему больше не придется ломать себе голову что с ней делать, как себя с ней вести, и как выполнить обещание данное Мэннингу в таких сложных обстоятельствах. Мясо было ужасно вкусным. Он съел почти все. Но потом остановился, подумав, что ведьма тоже скорей всего была голодной, и если она упадет в обморок от голода, то ему придется тащить ее на руках. Потом снова подумал, что если она упадет в обморок, то это было бы прекрасным решением большинства его проблем. Он ненавидел женщин, без конца падающих в обморок и заставляющих таким образом себя куда-то тащить. Но, сейчас он мечтал об этом, блаженно зажмурившись, и представляя, как привяжет бесчувственное не сопротивляющееся тело ведьмы к лошади Ульрике и сдаст купцам. А когда она придет в себя, они будут уже далеко, и она будет уже их проблемой. Помечтав, он открыл глаза и посмотрел на мясо. Но, его голод уже исчез. Можно было конечно съесть мясо их тактических соображений, но он не захотел этого делать. Черт с ним, с обмороком. Подумал он. В конце концов, ведьмы тоже люди и она была голодной. Поэтому он убрал остатки мяса в сумку и завязал пакет. Поводьями лошади Ульрике.

Подремав, а затем погуляв по поляне и в лесу рядом с местом их спонтанного лагеря, он вернулся опять к лошадям. Его одежда высохла, и он оделся. Ведьма все не появлялась. Его это обеспокоило. Но не намного, лошадь Ульрике была на месте. Не могла же она уйти без своего подарка. И без своего ножа. И без сумки. Но, тут он вспомнил, что на лошади она ездить не умела, и хоть и была бесконечно счастлива от того, что ей подарили лошадь, но та была ей в общем-то ни к чему. Что-то как будто начало покидать его душу. Сначала он попытался поискать ее, но поиски ни к чему не привели. Потом попытался позвать. Но, и это ничего не дало. Он понял, что она ушла. И стал думать, куда она могла бы уйти? Он вскочил на Грома и поскакал к городским воротам. Входящей в город ее не видели. И на дороге ее никто не видел. Значит, в город она не пошла. Он вернулся к озеру.

Его охватывали злость, досада и какая-то странная тоска. Что за тоска он понять не мог, не мог он тосковать оттого, что чудовище, отравившее его жизнь в эти дни, наконец, бесследно исчезло из его жизни. И почему-то он все меньше верил себе, что она чудовище. Он вспомнил, как она ждала его с охоты. И хотя, не мог избавиться от ощущения, что и тогда она ждала не его, но все равно, ждала его возвращения с такими скорбными далекими глазами, что ему тяжело было покидать ее одну, и как она засветилась, увидев его. Она была такой хрупкой в этот момент, как эфемерный туманный цветок, колыхаемый ветром. И ее так хотелось защитить от скорби, но он боялся, что если он коснется ее, то его движение разорвет ее на кусочки, и она исчезнет. Теперь она, действительно, исчезла. И он не знал, что его больше пугало сейчас. То, что где-то она сейчас совсем одна с этой ее появляющейся временами обезоруженной хрупкостью, или то, что она сейчас где-то может убивать много людей, или то, что он не сможет выполнить обещание Мэннингу, или то, что она будет с кем-то еще, также как с ним, возможно даже с тем, кого ночью она пыталась заменить Ульрихом. И он подумал, что неважно чудовище она или нет, она лживая тварь. А этого было достаточно, чтобы его перестали интересовать ее желтые глаза, счастливые ли, печальные ли или еще какие.

Он пообещал себе, что найдет мерзкую ведьму во чтобы то не стало, чтобы выполнить обещание Мэннингу. Но, не нашел даже намека на ее след за пределами поляны. Когда наступила ночь, искать уже было бессмысленно. Утром он доел мясо, порадовавшись своему христианскому милосердию, собрал вещи, в том числе, на всякий случай, и ее вещи. И поехал на дорогу. Там он выбрал нужное направление и отправился в монастырь, отвлеченно обдумывая, каким образом описать ковенту и товарищам последние события, которые с ним произошли. На душе у него было нелегко, но ему было спокойно.

Когда он достиг, наконец, стен монастыря, было уже за полдень следующего дня. Он переоделся, отобедал, пообщался с товарищами, а затем комтур вызвал его к себе. Когда он пришел в советную залу, то увидел там ковент в полном составе и еще несколько сановников. Даже ландкомтур находился сейчас здесь. В зале царило напряжение и растерянность. Ульриха любили и уважали в Ордене, теперь ему грозила виселица. Произошедшее шокировало всех. Насилие не было столь уж великим преступлением, чтобы нести за него серьезную ответственность. Но изнасилована был дочь барона, и этого никак нельзя было замять. Незнакомый ему монах, судя по всему отряженный Орденом на разбирательство его дела, обратился к нему:

— Я отец Вальтер и уполномочен Магистром Ордена, которому сообщили о твоем обвинении, разобраться в случившемся. Нам сообщили, что Аксель фон Мэннинг выдвинул против тебя серьезное обвинение. Его дочь утверждает, что ты совратил ее, обещая оставить служение богу, сложить с себя монашеские обеты и жениться на ней, но затем обманул и бросил. После твоего отъезда, не выдержав позора, который ожидал ее в доме отца, она решила последовать за тобой. В лесу вы встретились. И ты решил избавиться от нее, предварительно еще раз утолив свою похоть. Затем ты бросил ее в лесу. Но, несмотря ни на что она выжила и попыталась добраться до дороги, но там ты опять ее нашел, избил и снова хотел убить. Но, испугавшись проезжающих мимо людей, ты решил отвезти ее к отцу и солгать, что спас ее от злодеев, чтобы не быть обвиненным в ее убийстве.

Ульрих пораженно слушал. Потом спокойно сказал:

— Если я хочу кого-то убить, я его убиваю.

Вальтер обратился к присутствующим в зале людям:

— Были ли случаи, когда его жертвы выживали?

Все отрицательно закивали головами.

Ульрих продолжал:

— Ее проверили с повитухой. Во время моего отъезда из замка она была девственницей.

— Барон утверждает, что повитуха ошиблась.

— Со мной были братья. Они видели, что произошло.

— Да. Об этом нам тоже сообщили. Мы допросили их и верим тебе. Но надо, чтобы поверили и другие. Братья тоже дадут показания на суде, но когда будет точно записано, что кроме тебя больше никто не участвовал в изнасиловании. Сам понимаешь почему.

— Понимаю. Но ничего не помешает ей сказать, что она забыла об этом упомянуть.

— Помешает. Я напомню. Я спрошу, был ли там кто-нибудь еще.

Вальтер задал новый вопрос:

— Братья, которых ты отправил в монастырь, сказали, что вы были не одни. Что с вами была безумная женщина, которую ты взял с собой. По другим сообщениям, эта женщина в приступе безумия убила большое количество людей. Где она сейчас?

— Она сбежала по дороге. Я не смог ее найти, — с досадой ответил Ульрих.

Вальтер расстроено произнес:

— Очень жаль, мог бы быть хоть какой-то свидетель твоей непричастности к изнасилованию.

— Сумасшедшая не может быть никаким свидетелем — возразил Ульрих.

— Это правда, что, в твоем присутствии, она убила половину людей Акселя фон Мэннинга в приступе безумия? — игнорируя замечание Ульриха, продолжал монах.

— Я не считал. Убила много.

— Ее безумие настолько агрессивное?

— Думаю, может быть агрессивнее. Тогда она была просто шокирована чередой опасных происшествий. И не хочу думать, какой будет ее агрессивность, если ее разозлить. — задумчиво отвечал рыцарь, вспоминая полуулыбку девушки с тенью едва заметной иронии, от которой приходили в ужас, пережившие не один десяток сражений, бойцы Мэннинга. И ее не мигающие желтые глаза, устремленые на него, после того, как его нож, почти задев ему ухо, пролетел у его головы.

— Если она так опасна, ей нельзя позволить свободно ходить по этой земле. Надо найти ее и прекратить ее мучения и страдания людей, которые причиняет им ее болезнь. В каком направлении она могла сбежать?

— Я не знаю. Я пытался найти ее следы, но не смог. Наверное, ее подобрали какие-то всадники. Следов копыт на дороге очень много, и невозможно определить в какую сторону могла отправиться лошадь, на которой, возможно, уехала она.

— В любом случае, надо попробовать ее найти.

— Мне заняться этим?

— Нет. Для тебя есть другие дела и тебе надо постараться найти доказательства своей непричастности к неприятному случаю с дочерью Мэннинга.

На этом вопросы к нему были исчерпаны и его отпустили.

Ночью, лежа на кровати и глядя в потолок, он почти до утра не мог заснуть. И думал не о своей жизни, а о мерзком чудовище. Почему-то ему казалось, что несмотря на купание в озере он все еще пахнет фиалками и полынью. И этот запах пробуждал в нем воспоминания о ее близости у ночного озера, пробуждал все его приятные воспоминания о ней. И заставлял его мысли гадать, где она сейчас, с кем она и что она делает. Почему-то, ему было неприятно думать, что сейчас у нее новый спутник, и что с ним она ведет себя также отвратительно как с Ульрихом. Это вызывало в нем чувство ревности. На следующий день, он поехал в город к прачкам за пенным корнем, тщательно помылся перед сном и спал уже спокойно. Он пообещал себе, что не будет больше думать о ней, чего бы ему это не стоило. После, он уже каждый вечер тайком мылся перед сном, грешно ли то было или нет, ему было все равно, лучше иметь возможность разума замолить грех, чем лишиться разума, каждой ночью думая о ней. Потом его закрутили дела. И почти месяц прошел спокойно, без из ряда вон выходящих происшествий.

В назначенный день, он собрался и пошел к комтуру, предупредить, что его не будет несколько дней или вообще никогда не будет, что он едет в город, в котором состоится суд по его делу. Но, тот рассмеялся, и сказал:

— Суда не будет. Мэннинги не приедут. Сегодня от них пришло письмо, подтвержденное магистром, что они отказываются от обвинений в твой адрес.

— Она призналась, что ее насиловал не я? — опешил Ульрих

— Да. Она вспомнила, что это был не ты.

— И это все? Я свободен и полностью оправдан?

— Да. Тебя использовали только для доставки тела Ульрике отцу, чтобы он убил тебя. Так что, ты тоже жертва этого происшествия. Если хочешь увидеть возмездие за причиненное тебе зло, то можешь присоединиться к Мэннингам на казни виновного.

— Кто виновный? — полюбопытствовал, испытавший чувство облегчения, Ульрих.

— Ведьма, сейчас она в тюрьме. В трех днях пути отсюда.

— Какая ведьма? И как она могла изнасиловать Ульрике? — удивился рыцарь.

— Не она, а ее сообщники, и до сих пор неизвестно действовали ли они добровольно или были околдованы.

— Что за ведьма? Откуда она взялась? Почему она использовала именно меня? И почему я об этом не знаю?

— Ведьма — литовка по имени Эртица. Вроде бы она влюбилась в тебя. Точных подробностей я не знаю. Если хочешь знать все, спроси Мэннингов.

Эртица? — задумчиво пытался вспомнить Ульрих, — среди знакомых ему женщин, не было никого с таким именем. Почему он не знал, что у него есть где-то настолько злой, опасный и коварный враг? Он был озадачен и хотел понять, как такое могло случиться. Но, Мэннингов ему видеть не хотелось. Засыпая вечером, он подумал об Эрте, единственной их всех женщин на его памяти, которую он мог назвать ведьмой. И, вдруг, он резко открыл глаза и дремота, начавшая охватывать его, при мерном течении его мыслей, исчезла. Эрта влюбилась в него? Когда? Почему? Как она использовала его? Для чего? Что он еще мог для нее делать, сам того не сознавая? Она ждала его на дороге? Где она могла видеть его раньше? Он должен был это знать. Он должен был узнать все и от нее самой, пока та еще была жива. Спать ему больше не хотелось. Одевшись, он побежал в конюшню, хватая на бегу оружие и кольчугу. Не тратя время на основательный сбор, и забыв даже доспехи, через полчаса он уже летел по дороге к городу, в котором должна была состояться казнь.