"Проклятье старой ведьмы" - читать интересную книгу автора (Бабкин Михаил Александрович)

Глава 14 Новая ловушка

Бонифаций в рубашке и шортах стоял посреди дороги, уперев руки в бока. Тим выглядывал из-за его спины, не решаясь вылезти вперед – вдруг и правда в лесу злобные Рэмбомасы лютуют! Прямо перед ними, поперек дороги, находилась широкая просека, аккуратно прорубленная в густом лесу. Даже кустиков на ней не было, одна лишь коротко постриженная трава с летающими над ней бабочками. Как будто газонокосилкой прошлись… Просека тянулась влево и вправо, терялась где-то в лесу. Пейзаж был очень мирным, для полной идиллии не хватало лишь речушки с песчаным берегом. Курорт да и только!

– Так что же случилось, в конце-то концов? – рыцарь отмахнулся от случайной бабочки. – Никого не вижу. Никаких масов, рэмбов, никаких лесорубов. Не мотыльки ж тебя так отделали!

Шут тихонько протопал вперед, высунул голову на просеку, огляделся.

– Бонифаций, вот честное слово, было! Я почти на середину поляны выпрыгнул, думал дальше пробежаться. Вдруг как зашумело, загудело! Перед носом блеснуло, вжик-вжик! Даже ветром потянуло. А потом сзади – вижк! И тоже ветерок. Я назад кинулся, под деревья, да немного застрял вот под этим. – Шутик ткнул пальцем в крайнее, возле просеки, дерево – абсолютно голое, тщательно оструганное, словно телеграфный столб, только без проводов.

– Оно густое тогда было, я в нижних ветках запутался. Тут вокруг меня загудело, завизжало. Бац, бац! Трах! Я опомниться не успел, как сам чуть в дерево не превратился. Глядь, я – не я, а сплошные ветки да листья. Лесоповал, а не Шут.

– Ничего себе, – Боня заметно озадачился, – наверное, очередная ловушка. Помнишь, Тим, я тебе карту показывал?

– Помню. – Тим схватил Шута за руку, оттянул от заманчиво зеленой травы. – Надо проверить, что это за вжикалки тут летают.

– Надо, – согласился Хозяйственный, – а как? Попробуй туда нос высуни, без нюхалки враз останешься. Нет, тут надо технически. – Боня нагнулся к возку, спешно стал перекладывать вещи.

– Нашел, – он с натугой вытащил со дна знакомую Тиму секиру, снял с нее чехол, огляделся. Приметив сухое высокое деревце, одним махом срубил его, очистил от веток и сучков. Взяв жердину наперевес, Боня потихоньку высунул ее почти всю над травой, в опасную «курортную» зону. Но ничего не случилось.

– Врешь ты все, – сипло сказал рыцарь, – болтун…

Что-то похожее на пропеллер, сияя металлом, промчалось по-над деревьями, мимоходом отчикнуло полжердины и умчалось в другой конец вырубки; воздух над просекой загудел. Боня потерял равновесие, неловко приземлился на дорогу.

– Елы-палы, – заорал Хозяйственный, вскакивая, – да сколько можно?! Они что, договорились меня извести до конца? То грабля бешеная, то рука с саблей. Осточертело мне такое колдовство, приключения эти. Домой хочу, на склад! К консервам и мышам, – он, кряхтя, потер поясницу. – Так того и гляди нервический радикулит наживешь…

– Боня, – Тим постучал его по спине, – ты разглядел штуковину? Я ничего не успел заметить.

– Рука с саблей. – Хозяйственный откашлялся, далеко сплюнул. – Летает как бешеная, саблей своей крутит так, что ее и не увидишь, саблю ту. Тьфу, напасть. Вот оно, тяжелое наследие войны с Лурдой! Забытая ловушка. За эти годы вон какую поляну отгрохала своей сабелькой! Все деревья потихоньку в щепки порубала. Возвращаться далеко, идти вперед нельзя. Давайте думать, что делать.

Тим подобрал с земли камень, высоко швырнул его через просеку.

– С ума сошел! – ахнул рыцарь.

Пропеллер молнией промчался над землей, дугой подпрыгнул к небу – камень сухо щелкнул в полете, рассыпался на мелкие кусочки. Сабля тут же умчалась в другой конец просеки и затихла. Притаилась…

– Думать надо, прежде чем камнями кидаться, – возмущался Боня, небольно костыляя Тимыча по шее, – опасные у тебя развлечения, Тим батькович! Враз без головы останешься. Я ее на место пришивать не стану, учти.

Тим вырвался, отбежал в сторонку.

– Зато теперь ясно, что Шут не перелетит. Не то прыгнул бы, с него станется. Тогда бы одни полосочки для рогаток от него остались.

– Ну уж нет, – солидно возразил Шут, – зачем же мне низко прыгать? Вовсе оно ни к чему! Я бы так высоко взлетел, что никакая сабля до меня не дотянулась бы.

– Толку-то… – Боня сел возле повозки, прислонился к колесу, закрыл глаза.

– Слушай, а окаянная рубалка сюда случаем не выскочит? – забеспокоился Шут. – Не то чик-чирик – и всех на полоски. Вместе с Люпой.

– Вряд ли, – Боня устало потер лицо ладонью, – если бы могла, давно бы нас на окрошку пустила. У этой штуковины четко ограниченное место работы. Такое, видимо, на ней заклятие. Мне так кажется.

– Вот и ладно, – успокоился резиновый человечек, – теперь я не боюсь. Хотя и очень страшно.

Все затихли, пригорюнились. В тишине жужжали лесные мухи, шелестела листва. Люпа переминалась с ноги на ногу, фыркала. Скучала.

– Придумали чего? – с надеждой спросил Боня. Тим неопределенно хмыкнул, Шут промолчал. Боня встал, подобрал с земли десяток здоровых булыжников, в полкирпича каждый, вразвалку побрел к просеке. Тим на всякий случай тоже взял камень и пошел за Хозяйственным.

Не доходя десяток шагов до подстриженной травы, Боня сильно кинул камень в сторону недальних, на другой стороне просеки, деревьев. Стальное жужжало оказалось тут как тут, разбрызгало булыжник каменным градом. Боня мигом кинул другой, еще один, еще. Рука у него ходила ходуном, как швыряльно-бросальный автомат; сабля металась в воздухе рваным полетом скоростной летучей мыши, старательно поспевая за камнепадом. Тим не удержался и тоже метнул свой камень, криво кинул, не туда, куда бросал Боня. Булыжник плавно перелетел просеку, зарылся в кусты. Вскоре боеприпасы у Хозяйственного закончились, он опустил руку и вытер ее о штаны. Сабля, видно, тоже притомилась – бездвижно зависла в воздухе, еле-еле покачиваясь, словно на ветру. Наконец-то Тим смог ее рассмотреть: на рукоятке сабли-пропеллера мертвой хваткой висела железная рыцарская перчатка; сабельный клинок сиял неживым ледяным блеском.

– Зараза! – в сердцах топнул ногой Хозяйственный. – И ничего-то с ней не сталось. Полтора десятка крепких булыганов порубала, и ни щербинки на ней, ни зазубринки.

– Боня, а я свой камень до другой стороны докинул, – похвастался Тим. – Пока она твоими снарядами занималась, мой не заметила.

Бонифаций выпучил глаза:

– Правда?

Мальчик кивнул.

– Идея, – Хозяйственный звонко хлопнул себя по лбу ладонью, – Тим, нужны камни.

– Зачем?

– Там узнаешь. – Рыцарь бегом кинулся к повозке, по пути собирая вдоль обочины крупные голыши. Видимо, дорога когда-то была ими вымощена, но за давностью лет часть камней глубоко засела в земле, а часть оказалась на обочине. Их-то сейчас и хватал Бонифаций, поспешно складывая в кучу возле просеки. Старательный Тим больше мешался у него под ногами, чем помогал; Шут не отставал от друзей, носил по камушку в общую кучу. Через некоторое время на обочине дороги возникла приличная горка из грязных булыжников.

– Довольно? – Тим уже запыхался бегать.

– Хватит. – Хозяйственный задумчиво уставился на кучу, что-то прикидывал в уме.

– А дальше чего? – Шут уселся поверх горки, сложил ручки на животе и стал похож на пухлого резинового божка, восседающего на каменном троне.

– Дальше вот что, – нахмурился рыцарь, – вы садитесь в повозку, разгоняетесь и на всех парах дуете через просеку в лес. А я в это время отвлекаю камнями железную леталку. Только разгонитесь как следует!

Тим ошарашено уставился на рыцаря:

– Боник, ты свихнулся! Это же смертельно опасно! Она же… она же… Вдруг она на нас кинется! Убьет напрочь. Я не хочу напрочь!

– Что ты предлагаешь? – огрызнулся Хозяйственный. – Топать назад, к Чосу на поклон? Искать объездной путь? Так его нет.

– Ой, мамочки! – взвыл Шут. – Спрячьте меня поглубже, я немедленно сдуваюсь. Не хочу под сабельку острую, – с этими словами он и в самом деле сдулся, став похожим на резиновую тряпочку. Боня небрежно скатал Шута в трубку, вручил ее Тимке:

– И правда, толку от него сейчас никакого. Припрячь нашего героя получше, и приступим.

Рыцарь подошел к Люпе, что-то тихонько зашептал ей в ухо – лошадь понятливо кивала головой. А, может, просто мух отгоняла?

– Итак, Тим, залезай глубже в повозку, я тебя вещами сверху забросаю, чтобы не видно было. На всякий случай, сам понимаешь.

– Как же Люпа? – с дрожью в голосе спросил Тим. – Вдруг ее…

– Не каркай, – сурово оборвал его рыцарь, – она не дура, сумеет себя поберечь. Ее спасение – ее ноги и скорость. Но это уже не твоя забота. Лезь в повозку!

Тимыч молча подчинился. Хозяйственный загодя вытащил часть груза: мальчик свернулся калачиком на дне и Боня плотно уложил на него вынутое.

– Не сильно давит? Дышать можешь? – донесся до Тима приглушенный вещами голос рыцаря. – Ты потерпи немного. На той стороне сам вылезать будешь, так ты поаккуратнее, банку с сахаром не разбей.

Тимыч неожиданно для себя рассмеялся, не удержался, – Боня даже в такой момент оставался Хозяйственным.

– Люпа, на старт! Марш! – прерывающимся голосом скомандовал рыцарь: он уже начал метать камни. Звон и хруст подсказали Тиму, что сабля принялась за дело. Лошадь сходу помчалась в бешеной скачке, все быстрее и быстрее; повозка часто подпрыгивала на едва выступающих из земли пеньках. Лязг рубящей стали приблизился… стал еще ближе… остался позади. Возок остановился, и Тимыч понял, что все. Приехали. Даже испугаться не успел, надо же! Осторожно раздвигая наваленное барахло, мальчик выбрался наружу. Люпа тяжело дышала, ее бока ходили ходуном, но главное было то, что лошадка оказалась целой, ни единой царапинки!

– Ура Боне! – завопил Тим, спрыгивая на дорогу. – Я живой, Люпа тоже! Боня, мы здесь! – и запрыгал по-обезьяньи от счастья.

Вдруг наступила тишина. Ни стука камней, ни посвиста сабли, ни треска падающих обломков, ничего… Мальчик осторожно подкрался к просеке: заложив руки за спину, не таясь, среди трухлявых пеньков стоял Бонифаций – удивленный, но спокойный – и что-то недоуменно разглядывал у себя под ногами.

– Боня! – Тиму стало дурно. – Спасайся!

Рыцарь повернулся к нему, поманил рукой:

– Иди сюда. Не бойся, все в порядке. Иди!

Тим немного помедлил, а затем, то и дело пригибаясь, словно по нему стреляли хулиганы из рогаток, побежал к Боне.

– Полюбуйся. – Хозяйственный пнул ногой предмет в траве. – Видно, завод кончился. Как только ты проехал, сабелька наша затрещала и брыкнулась кувырком. Только рукой не трогай – раскалилась так, что траву попалила.

Тимыч присел на корточки. Сабля лежала в черной обугленной траве, ржавая, щербатая, прогнившая насквозь. Как будто в луже сто лет провалялась. Рыцарская перчатка на облезлой рукояти смялась и больше походила на моток ржавой проволоки.

– Почему? – Тим поднял голову. – Почему?

Боня пожал плечами:

– Наверное, колдовство действовало только до той поры, пока сабля никого не пропускала. А ты прошел, и Люпа прошла, то есть пробежала. Вот и конец чарам.

Тимыч встал, с подозрением уставился на рыцаря.

– Ты заранее все знал! Заранее! Отправил нас под саблю, а сам камушки кидал и наблюдал, пройдем мы или нет! Тоже мне, друг.

Хозяйственный секунду смотрел на Тима, потом мягко взял мальчика за плечи:

– Никогда, слышишь, никогда не подозревай меня в предательстве. В чем угодно другом, но не в этом.

– Но… – Мальчик захлопал глазами. – Как же ты сам собирался пройти?

Боня молча похлопал руками по своим мечам. Тимыча передернуло.

– Тебя убили бы. Фехтовальщик из тебя никудышный против такой сабли!

Хозяйственный криво улыбнулся.

– Ведь не убили, а? Ладно, все нормально, – он пнул ногой ржавую полосу напоследок, резко повернулся и пошел к Люпе.

– Дрянь! – с чувством сказал Тим железке. – Гнилуха проклятая! – крикнул мальчик, с размаху прыгнул на нее и топтал, пинал, пока она не согнулась восьмеркой. Потом догнал Боню, обнял его сзади, уткнулся лицом в спину.

– Извини, – только и сказал Тимка. Больше говорить было нечего.

Некоторое время они ехали молча. Люпа не торопилась, чувствовала неладное: оглядывалась, подбадривала друзей ржанием. Мол, ерунда все! Главное – не ссориться, и тогда горе не беда; Боня постепенно оттаял, заулыбался. Когда стемнело, путешественники остановились на ночлег под роскошной елью, на маленькой полянке возле дороги, надули Шута и в лицах рассказали ему про битву.

Тим жужжал и вертелся, изображая саблю, а Боня кидал в него сухими еловыми шишками, причем довольно метко. Хохотали до упаду: Шут так смеялся, что несколько раз совсем сдулся, приходилось его все время накачивать насосом. А вот про размолвку ни Тимка, ни рыцарь ничего резиновому человечку не сказали. Да оно и не нужно было… Потом вызвали Каника, повторили рассказ по новой. Однако дракон вовсе не обрадовался, обозвав Боню и Тима дураками бестолковыми. Мол, они запросто могли глупо погибнуть, а он, Каник, этого бы не перенес. Потому что драконы очень привязчивы и если кого полюбили, то навсегда. Навечно. После Каник вежливо попрощался и замолк: веселье у Тимки и Бони сразу пропало. Стало грустно, неловко, как будто зря обидели хорошего человека – молча поужинали и сразу легли спать.

Под утро собралась гроза. Собиралась она долго, незаметно: не порыкивала дальними громами, не засвечивала небо всполохами зарниц, не шумела предгрозовым ветром. Налетела внезапно и с ходу принялась молотить громом по лесу, плеваться молниями. Дождь холодным душем обдал деревья, зашумел в кронах деревьев – вмиг стало сыро, промозгло. Но под разлапистой елью было сухо и просторно, под ней даже Люпа поместилась: лошадь высовывала лохматую морду из-под колючих веток, ловила языком крупные капли.

Шут, раскинув руки и задрав к небу голову, бродил под дождем. Капли стучали по его тугой резиновой коже и надувной человечек гудел наподобие большого полкового барабана. Шуту очень нравились гроза, ветер и ослепительные небесные вспышки. Так хотелось взлететь, ввинтиться штопором в тучу и, как когда-то, поиграть с трескучими молниями. Увы, нельзя! Ветер сразу унесет его неизвестно куда, попробуй после найти в лесу ель, под которой ночуют друзья. Шут весело хлопал себя по животу, добавляя грохота к дождевому шуму, и по-военному маршировал между деревьями туда-сюда. Бонифаций проснулся от того дробного барабанного боя, минут десять наблюдал, как Шут вперевалку ходит строевым шагом по ночному лесу, и не выдержал, захохотал от души, до слез. Вытирая глаза, он пробормотал себе под нос:

– Обязательно надо Шута с Каником познакомить. Военная парочка! Они просто созданы друг для друга: резиновый поварешкой по себе барабанить будет, а дракон атьдвакать кругами по пещере, с подскоком. Ха-ха!

Скоро проснулся и Тим. Быстренько перекусив, удалая компания поехала дальше. Гроза перешла в мелкий дождик, который туманом висел над дорогой; опавшие листья, сбитые с веток грозой, шуршали под колесами. Пахло грибами, осенью. Птицы попрятались от непогоды, и лес сейчас стоял тихий, скучный.

Из молочного тумана проступили контуры указательного столба – он стоял аккурат на развилке, деля дорогу на два рукава. Указатель давно сгнил от старости, прибитая к нему деревянная табличка почернела и разбухла; прочитать на ней что-либо было совершенно невозможно. Люпа подошла к столбу, остановилась и обернулась поглядеть на Боню. Хозяйственный неторопливо достал карту, развернул ее на коленях.

– Тэк-тэк, – бормотал он, водя по карте пальцем, – мы ехали, ехали и наконец приехали. Ребята, должен вас порадовать – карта немного устарела. Нет здесь никакой развилки. Точнее, не было, когда карту составляли. Куда поедем?

– Налево! Направо! – одновременно сказали Тим и Шут, и уставились друг на друга.

– Налево! – завопил Тим.

– Направо! – еще громче завопил Шут. Победил Тимыч, потому что резиновый мгновенно сдулся от собственного крика.

– Налево так налево, – флегматично кивнул рыцарь, тряхнул вожжами:

– Но, Люпа! Вертай влево. – Путники миновали указательный столб.

Ехали неспешно, без суеты. Тим сидел на вещах, увлеченно играя в необычную игрушку, которую нашел в повозке: что-то вроде кубика Рубика, но местного изобретения. От знакомого кубика игрушка отличалась лишь тем, что на ее гранях были не цвета, а лица. Вращая кубик, переставляя так и сяк его фрагменты, Тим создавал такие забавные рожицы, что со смеху можно было упасть. Один раз Тим и упал с повозки, не удержался.

Боня молча чавкал сапогами по раскисшей земле. Лес редел, дорога стала глинистой, скользкой; с лошадиных копыт ошметками слетала грязь.

Шут сидел верхом на Люпе, ему очень нравилось чувствовать себя лихим всадником. Иногда Шут затягивал странные нерифмованные песенки, подкачивая сам себя насосом. Что-то вроде: «…вот мы едем, а дождь идет, а я сижу на лошади, а насос у меня бамбуковый…» – и прочую ерунду.

Вскоре дорога кончилась, закончился и лес. Впереди расстилалась заболоченная равнина, поросшая осокой и высоким камышом. Над камышовыми зарослями низко-низко плавали маленькие плотные облачка, словно порожденные болотистыми испарениями; где-то вдалеке заунывно плакали лягушки, жалуясь на холод.

– Бр-р-р, гнусное местечко, – вздрогнул Хозяйственный. – Куда ты нас привел, Тимыч? На замок, даже разваленный, ничуть не похоже, согласись.

– А я чего? Я ничего, – Тим заерзал на месте, – не специально ведь. Сам виноват, надо было Шутика слушать.

– Правильно, верно, – закивал Шут, – впредь слушайтесь меня. Я умный.

– С кем я связался, – застонал рыцарь. – Ну и компаньончики мне достались, – он решительно направился к болотцу. – Пойду, разведаю дорогу. Если не найду, поедем назад, деваться некуда. Ждите меня здесь, я скоро.

Бонифаций шагнул в мелкую воду. Высоко задирая ноги, он осторожно пошел в глубь топи, громко хлюпая в тишине сапогами; лягушки мигом замолкли, все разом. Камыши тут же скрыли рыцаря и только по покачиванию их длинных сигар можно было определить, где теперь находится Хозяйственный.

– Смотри, – Шут ткнул рукой в сторону болотца, – что это? Ты видишь?

Тимыч пристально вгляделся, но ничего подозрительного не обнаружил: ну, камыши, эка невидаль!

– Ты о чем? Ничего особенного не вижу.

– Не то высматриваешь. Ты на облака погляди!

Тим перестал выискивать Бонифация, перевел взгляд выше. Над тем местом, где раскачивались сигары камышей, странные облачка затеяли непонятную игру: образовав кольцо, они хороводом кружили над Бониной головой, изредка мелькавшей поверх зарослей.

– Что происходит? – Тимка привстал на повозке, сложил ладони рупором, встревожено крикнул:

– Боник, осторожно! Над тобой облака крутятся. Вон, одно к тебе спикировало! Возвращайся скорей, ну ее, дорогу эту. Поехали назад!

В тишине был слышен только далекий треск ломаемого Боней камыша. Облачка, сделав круг, разлетелись в разные стороны, словно потеряли интерес к происходящему под ними; вновь заквакали лягушки.

– Возвращается, – заметил Шут, – топает как слон.

– Давно пора, – мальчик сел на место, – нехорошо тут. Тревожно мне, не по себе как-то.

– Это грипп, – авторитетно сказал Шут, – или малярия. Когда кто в болото попадет, то с непривычки обязательно этими болезнями болеет. Мне так один болотный отшельник говорил, а он врать не будет. Может, конечно, я что и перепутал, но чем-то болеют, факт.

– Да ну тебя, отстань, – нервно отмахнулся Тим, – вон Хозяйственный идет. Сейчас поедем.

Действительно, фигура рыцаря показалась из камышей. Деревянно переставляя ноги, он неуклюже приближался к повозке. Не дойдя пяток шагов, Боня остановился, медленно огляделся. Взгляд у него был странный, словно замороженный.

– Кто… вы… такие? – механическим голосом спросил он. – Я… слуга… великой Лурды. Кто вы?

– Боня! – отчаянно вскрикнул Тим. – Что с тобой?

– На голове, вон, – прошептал Шут, – смотри, чего там появилось!

Голову рыцаря, словно серый тюрбан, плотно охватывало облачко, одно из тех, что кружили над Боней в камышах – оно слегка шевелилось, словно живое.

– Отвечайте… – скрипучим голосом произнес Хозяйственный и достал из ножен меч, – иначе я… – и замолчал, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Помогите! – задушено просипел он. – На помощь! Со мной что-то случилось. – Но тут голос Бонифация вновь стал механическим:

– …иначе я… вас убью…

– Батюшки! – залепетал Шут. – Мне страшно. Я сдуваюсь!

– Только попробуй, – пригрозил Тим, – нашел время! Боню спасать надо, а не трусить.

– Отвечайте! – Хозяйственный замахнулся мечом.