"Война с невидимым врагом" - читать интересную книгу автора (Рассел Эрик Френк)

7

Он тяжело ударился о покрытый травой откос и покатился вниз.

Какое-то время он лежал, тяжело дыша и прислушиваясь к грохоту удаляющегося поезда. Вместе с поездом удалялся от него и Рирдон.

А может, этот проницательный агент предвидел прыжок Брансона и сам тоже прыгнул с поезда? Брансон резко вскочил на ноги. Он осмотрел себя: пострадала только одежда. Да, такой побег редко бывает даже в кино.

В кино? Кино… Кино!

Когда-то он думал о кино так же, как многие думают о собаках, французских булках и прочих обычных предметах обихода, рассматривая его как неотъемлемую часть цивилизации. Но теперь все было совсем по-другому. Теперь он думал о кино с каким-то страхом иди ужасом, с каким-то новым чувством, которое он затруднялся определить. Ведь что такое кино? Неестественная жизнь, ложная правда. А что происходит с ним?

Наверное, Рирдон был прав, когда говорил, что Брансон не в своем уме или на пути к этому. А дальше — ад, только он этого уже не поймет.

Выбравшись из канавы, он поднялся на железнодорожное полотно и посмотрел вдоль него. Поезд скрылся из глаз, а запыленного, поцарапанного Рирдона нигде не было видно. Удовлетворенный этим, Брансон осмотрел себя и пришел к выводу, что как бы он ни выглядел, он страдает от чего угодно, но только не от безумия. Он попробовал совладать со своими чувствами и вполне убедился, что еще не свихнулся; он был просто человеком, перегруженным тревогами, от которых ему надо было избавиться любым способом, который он сможет придумать.

Двигаясь в обратном направлении по полотну, Брансон дошел до железнодорожного моста через грязную дорогу. Он сошел с насыпи и вышел на трассу. Он понятия не имел, куда идти. Но все равно — лишь бы подальше от Рирдона.

Он повернул налево и отмахал две мили по узкой проселочной дороге с глубокими колеями. Затем вышел на федеральное шоссе, где через десять минут его подобрал грузовик, груженный овощами. Не расспрашивая его, кто он и откуда, рода и там высадил, попрощавшись коротким кивком.

Это место скоро будет для него очень опасно, и болтаться здесь просто непозволительная глупость. Он сел на ближайший автобус, благодаря Бога за то, что хоть и оставил чемодан в поезде, но бумажник и деньги были все еще при нем.

Он продремал около шестидесяти миль и приехал в довольно большой город. Представляя, в каком он виде, задержался в городе как раз на то время, чтобы вымыться, побриться и причесаться. Это прибавило ему уверенности. После этого он поел и несколько восстановил силы. Из ресторана пошел на автобусную станцию, по дороге пройдя мимо двух полицейских. Оба полицейских скучали на углах, и ни один из них не обратил на Брансона никакого внимания.

От станции вскоре отправлялся автобус, который шел в город, расположенный примерно в семидесяти милях к востоку. Он сел в этот автобус и без всяких приключений добрался до города. Там слился с толпой и стал незаметным. Теперь он был ближе к дому. Дом! Он обнаружил, что до боли хочет услышать голос своей жены. Это был риск, но он должен услышать ее голос! И пусть потом по его следу кинется свора ищеек…

Ряд телефонных будок стоял в помещении центральной почты. Он выбрал среднюю и набрал свой домашний номер. Ответила Дороти.

Изо всех сил он старался, чтобы его голос звучал бодро и спокойно, когда он приветствовал Дороти:

— Привет, крошка. Это твой сбежавший любовник.

— Рич! — воскликнула она. — Я ждала твоего звонка вчера вечером.

— Я собирался звякнуть, но у меня никак не получалось. Тут один зануда полностью меня монополизировал. Я решил отложить это дело на сегодня. Лучше поздно, чем никогда, правда?

— Конечно! Как у тебя дела? Ты чувствуешь себя лучше?

— На пять, — соврал он. — А как дела у вас?

— Все хорошо, правда, были два странных события.

— Что случилось?

— На следующий день, как ты уехал, кто-то звонил, якобы из института, и спрашивал, куда ты уехал.

— И что ты ему сказала?

— Такой вопрос показался мне очень странным, ты же уехал в командировку. Ведь ты сам всегда советовал мне быть очень аккуратной в разговорах о твоей работе. Ну я и сказала этому типу, чтобы он поинтересовался в твоем отделе.

— Ну, и что он на это ответил?

— Не думаю, что это ему понравилось, — ответила Дороти, в ее голосе послышались нотки беспокойства. — Он повесил трубку, по-моему, очень раздраженный. Надеюсь, я не отшила кого-нибудь из начальства.

— Ты поступила совершенно верно, — успокоил ее Брансон.

— Но это не все, — продолжала она. — Через пару часов после этого звонка к нам пришли двое мужчин и сказали, что они из охраны института, они даже показали документы, удостоверяющие это. Один был высокий худой парень с глазами-бусинками, другой — коренастый, с сильно развитой мускулатурой. Они сказали, что мне нечего беспокоиться, что они делают обычную проверку. Затем спросили меня, сказал ли ты мне, куда едешь, и если да, то что ты еще об этом говорил. Ну, я им сказала, что ты поехал в Бельстон, но не знаю, зачем, да и знать не хочу. Они сказали, что этого им вполне достаточно, поболтали немного и уехали. Они были вполне приятными парнями.

— Что-нибудь еще?

— Да. На следующее утро здоровенный мужчина пришел к нам и спросил тебя. Но у меня было такое чувство, что он прекрасно знает, что тебя нет. Я сказала, что ты ненадолго уехал. Он спросил куда и насколько. Он не назвал мне ни своего имени, ни зачем ты ему нужен, и мне не понравилась его настырность. Я направила его в институт. Мне показалось, что он не собирается туда обращаться. Правда, я не могу сказать, почему я так решила. Во всяком случае я от него отделалась.

— Возможно, это был тот же человек, который звонил перед этим? — предположил Брансон, пытаясь переварить все это.

— Не думаю, что это он. Его голос звучал совсем по-другому.

— А как он выглядел?

Будучи очень наблюдательной от природы, она сумела обрисовать посетителя до мельчайших деталей. Полученный портрет очень напоминал человека, который следил за ним и несколько раз провожал его до дома. По крайней мере, он не мог припомнить больше никого, кто подошел бы под описание, которое дала Дороти.

— А он не сказал, зачем я ему нужен?

— Нет, Рич, он больше ничего не сказал, — ответила Дороти, потом задумалась и добавила: — Может, это просто мои глупости, но мне показалось, что он вообще не хочет тебя видеть. Он, по-моему, просто хотел убедиться, что тебя здесь нет и что ты действительно уехал. У меня сложилось твердое мнение, будто он ожидал, что я откажусь сказать ему больше, и поэтому не удивился, когда я так и сделала.

— Возможно.

— Но надо отдать ему должное, он был чрезвычайно вежлив. Он был так вежлив, как бывают вежливы только иностранцы.

— Да? — Брансон навострил уши. — Ты думаешь, он иностранец?

— Я уверена в этом. В нем была какая-то излишняя манерность. Он говорил довольно свободно, но в его речи слышались какие-то гортанные звуки.

— Ты позвонила в институт тем двоим и сказала им об этом?

— Нет, не звонила. А что, надо было? Мне не показалось, что в этом было что-то такое, о чем стоило сообщить.

— Ладно, оставим это. Это неважно.

Брансон поболтал с ней еще немного, спросил, как ведут себя дети, немного пошутил, предупредил, что его возвращение может задержаться на несколько дней. Окончив разговор, он поспешил покинуть будку, чувствуя, что говорил опасно долго. Он быстро перешел улицу, все еще переваривая те сведения, которые почерпнул из разговора с Дороти, и пытаясь понять, что все это значит.

Если последний посетитель был тем, кого он подозревал, и если Дороти не ошиблась в своем предположении об иностранце, тоща его первоначальное предположение должно быть в корне неверным. Тоща этот парень не был ни переодетым полицейским, ни каким-нибудь другим официальным агентом. Он следил за ним, это факт, но делал это не по поручению официальных властей.

Итак, сначала кто-то позвонил, уверяя, что звонит из института, но его интерес не удовлетворили. Затем к ним зашел Рирдон со своим коллегой, причем Рирдон не последовал за ним сразу на станцию, а по каким-то причинам задержался. Возможно, он хотел доложить об этом, а может, они хотели все обсудить или просто проверить, прежде чем пуститься в преследование.

А потом пришел этот иностранец. Ясно было одно: две совершенно разные группы очень заинтересованы его передвижениями.

Но ни одна из этих групп не принадлежала полиции.

И в то же время только полиция имела основания интересоваться его действиями и следить за ним. Чем больше он размышлял, тем более бессмысленным все это казалось. Должно быть где-то решение всех этих проблем, но вот может ли он найти его?

Брансон провел ночь в меблированных комнатах на окраине. Местечко было грязное, не многим лучше крысиной норы, но хозяйка, некрасивая женщина с мрачным лицом, не задавала никаких вопросов и производила впечатление человека неболтливого. Эта ее добродетель привлекала к ней, как подозревал Брансон, людей, которым надо было получить более чем спокойное убежище. Он нашел это место, поговорив на углу с мальчиком, разносчиком газет.

К десяти часам Брансон был опять в центре города. Он нашел библиотеку, спросил там национальный справочник и уселся с ним в читальном зале. В справочнике оказалось множество различных «озерных» городков: Лейктэйс, Лейктехест, Лейксайд. Только последние его заинтересовали, и он начал читать подробности. В первом население составляло около четырехсот человек, а во втором вообще всего двадцать два. И хотя он ничего не знал о торговле промышленными товарами, все же сообразил, что ни в одном из этих мест нет смысла заводить торговлю. А вот последние два Лейксайда были многообещающими: оба имели население около двух тысяч. Но какой из них стоит попробовать?

Немного подумав, Брансон пришел к выводу, что сидя здесь, он не сможет определить, какой из двух ему нужен, даже если он сейчас начнет туда звонить. Ему надо попробовать поехать в один из них наугад, а если потребуется, то оттуда уже поехать во второй. Из соображений экономии самым разумным было попробовать сначала поехать в ближайший. Путешествовать дальше было пустой тратой времени и денег.

Он отправился на главный вокзал и пока брал в кассе билет и шел к поезду, постоянно следил, не увязался ли кто-нибудь за ним. Вокзалы и автобусные станции были узловыми местами для передвижения по стране, посему он предположил, что они же являются и центром наблюдения для агентов и прочих официальных и неофициальных лиц, занимающихся слежкой. Это были как оазисы в пустыне: места встречи как охотников, так и дичи. Поэтому он был начеку, пока не сел в поезд. В поезде он понял, что повышенного интереса к его личности никто не проявляет.

Путешествие заняло у него добрую часть дня, к тому же ему пришлось два раза пересаживаться. Ранним вечером он сошел с поезда и оказался в маленьком городке, затерянном в лесистой местности. С южной стороны блестело длинное озеро, которое разделяло город. Брансон зашел в кафе, съел несколько сандвичей и выпил кофе, а потом спросил у хозяина:

— Вы не подскажете, где здесь ближайший промтоварный магазин?

— Пройдите квартал вверх и окажетесь как раз рядом с ним, — ответил владелец.

— У этого магазина недавно сменился хозяин, не так ли?

— Вот не знаю.

— Спасибо, — ответил Брансон и подумал, что в таком маленьком местечке каждый должен знать все о каждом.

Выйдя из кафе на улицу, он понял, что не может определить, в какую сторону будет вверх, а в какую вниз. Ни в одну сторону не было видно уклона. Ну хорошо, безразлично. Он повернул направо, прошел один квартал, свернул за угол и понял, что выбрал правильное направление. Он оказался перед маленьким промтоварным магазинчиком. Брансон толкнул дверь и вошел в магазин.

В магазине было всего два покупателя; один покупал моток проволоки для забора, другой изучал сорта масла. Первого обслуживал молодой человек, долговязый, с прической, напоминающей птичье гнездо. Рядом со вторым стоял мужчина в очках с толстыми стеклами. Когда Брансон вошел, мужчина коротко взглянул на него, но ничем не выразил своего удивления и вернулся к обсуждению сортов масла. Брансон присел на ящик с гвоздями и стал ждать, пока покупатели закончат свои дела и удалятся. Когда покупатели вышли, Брансон сказал:

— Привет, Хени!

Без всякого восторга Хендерсон ответил:

— Что вы желаете?

— Вот это я и называю сердечным приемом, — ответил Брансон. — Разве ты не рад видеть своего старого коллегу?

— Я думал, что я тебя знаю только в лицо и по имени. То, что ты мой приятель — для меня новость.

— Знать в лицо и по имени достаточно, чтобы начать долгую и крепкую дружбу, не так ли?

— Ты ведь проделал весь этот путь не для того, чтобы поцеловать меня, — возразил Хендерсон очень недовольным тоном. — Так что давай отбросим всю эту чушь. Что ты от меня хочешь?

— Поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Кто тебя послал?

— Никто! Ни одна живая душа меня сюда не посылала. Я приехал исключительно по своему желанию.

— Я не могу этому поверить, — возразил Хендерсон, не скрывая раздражения. — Ты хочешь сказать, что увидел мой адрес в кофейной гуще?

— Нет.

— Тогда откуда ты его взял? Кто тебе его дал?

— Я смогу тебе все объяснить и ты будешь полностью удовлетворен, но я бы хотел сделать это в какой-нибудь более приятной и спокойной обстановке, — он поднял руку, остановил Хендерсона, который хотел его перебить, и добавил. — Это не подходящее место для того, чтобы препираться. Как насчет того, чтобы я зашел к тебе, когда ты закроешь магазин?

Хендерсон нахмурился и очень недовольно согласился!

— Хорошо! Приходи в восемь часов. Позвони в боковую дверь.

— Договорились.

Брансон вышел, когда в магазин как раз входил новый покупатель. Уже снаружи он вспомнил, как Рирдон упомянул, что за домом Хендерсона ведется тайное наблюдение. Такое наблюдение отмечает каждого, кто приходит сюда, и наверняка может быстро определить человека, которого они ищут. Он внимательно оглядел улицу в надежде вычислить соглядатая, но тот был или очень профессионален, или у него был выходной. Насколько он мог определить, никто не вел пристального наблюдения за этим местом.

Как провести время до встречи с Хендерсоном тоже проблема: болтаться взад и вперед по главной улице два часа значит привлечь к себе внимание, а этого он хотел меньше всего. Он решил эту проблему, спустившись к озеру и начав прогуливаться по берегу, изображая праздного туриста. Когда это наскучило, он вернулся в город, но ему надо было деть куда-то еще полчаса. Он решил еще раз подкрепиться в кафе, где он уже был.

— Кофе с молоком и сандвич с ветчиной.

Хозяин подошел и бесцеремонно поставил заказ на стол.

— Шестьдесят центов.

Потом он бросил счет на прилавок и принялся наводить порядок на задних полках.

Ровно в восемь часов Брансон позвонил в боковую дверь магазина. Хендерсон открыл дверь сразу, провел его в гостиную и указал на мягкий стул. С непроницаемым лицом, он устало сел напротив, закурил сигарету и заговорил первым.

— Хочу предупредить тебя, Брансон, что эту музыку я слышал уже раньше. Ее исполняли уже два-три раза и все для моей же пользы, — он выпустил в воздух струйку дыма и задумчиво посмотрел, как она растворяется в воздухе. — «Твоя работа на оборону приносит тебе кругленькую сумму в год. Разве этот затхлый магазинчик приносит тебе столько же? Как можно сравнивать такую торговлю с исследованиями на переднем крае науки? В чем действительные причины того, что вы поменяли свою научную карьеру на заштатный магазинчик?» — он немного помолчал, петом спросил: — Правильно?

— Нет, — ответил Брансон. — Мне все равно, содержи ты хоть сеть борделей.

— Приятная перемена, — цинично усмехнулся Хендерсон. — Итак, они решили взять меня под другим углом атаки, а?

— Я приехал сюда не для того, чтобы взять тебя.

— Тогда зачем?

— У меня достаточно своих неприятностей! И я думаю, что ты можешь мне здорово помочь.

— Это почему я…

— И, — оборвал его Брансон, — у меня такое чувство, что я тебе тоже могу оказать большую помощь.

— Мне не нужна никакая помощь, — заверил его Хендерсон, — все что я хочу — это спокойной жизни.

— Того же хочу и я, но у меня не получается, — он сделал жест пальцем, подчеркивая свои слова, — не получается она и у тебя.

— Это мне решать.

— Я не собираюсь обсуждать твои права в данном случае. Я просто хочу обрести душевный покой. И я не верю, что ты его обрел. Но я думаю, что вместе мы можем найти решение этой проблемы. Хочешь услышать мою историю?

— Можешь рассказывать все, что хочешь, раз уж ты здесь, но не начинай этой старой песни: «Вернись, я все прощу». Я уже научился сопротивляться таким разговорам и продолжать делать все, что мне заблагорассудится.

— Ты все подозреваешь меня, — сказал Брансон, — но я тебя за это ни капельки не осуждаю. Когда ты услышишь мою историю, то, возможно, изменишь свое мнение. А теперь слушай…

Он начал так:

— Хени, мы с тобой оба ученые, ты в одной области, я — в другой. И мы оба знаем, что главным достоинством любого ученого или просто хорошего инженера является память. Без нее мы бы не смогли получить нужного образования с самого начала. Без нее мы бы не смогли делать выводы из данных, полученных опытным путем и решать научные проблемы. Для нас и нам подобных хорошая память необходимое условие. Ты согласен с этим?

— Это слишком очевидно, чтобы об этом упоминать, — заметил Хендерсон невозмутимо. — Надеюсь, что ты перейдешь к чему-нибудь более интересному, чем обычная лекция.

— Не сомневайся. Потерпи немного. Продолжаю: моя память всегда была прекрасной, если бы это было не так, я бы не смог стать ведущим специалистом в моей области. Я привык использовать ее полностью и привык полагаться на нее. Не сомневаюсь, что все это можно отнести и к тебе.

— Несомненно, — согласился Хендерсон, изображая на лице явную скуку.

— А теперь я скажу тебе больше: я — убийца. Я убил девушку около двадцати лет назад и тщательно убрал это из своей памяти. Я полностью убрал это из моей головы, так как не хотел, чтобы меня это тревожило. А недавно я услышал, что об этом преступлении узнали. Это значит, что полиция начала расследование по делу. И если они еще не узнали обо мне, то узнают скоро. Я в бегах, Хени, потому что я не хочу быть пойманным. Я не хочу, чтобы меня казнили в худшем случае или приговорили к пожизненному заключению в лучшем.

Хенденсон с изумлением уставился на него:

— Ты хочешь мне сказать, что ты действительно настоящий убийца?

— Так меня уверяет моя прекрасная память, — Брансон подождал, пока его собеседник переварит его слова, потом резко закончил. — Но моя память врет самым бессовестным образом.

Наполовину выкуренная сигарета выпала из рук Хендерсона. Он наклонился, чтобы поднять ее с кровати. Он уже собирался сунуть ее в рот горящим концом, когда заметил это, перевернул и глубоко затянулся. Но дым попал не в то горло, и Хендерсон закашлялся. Наконец он смог говорить:

— Давай поставим точки над «i», Брансон. Ты виновен или нет в этом убийстве?

— Моя память меня уверяет, что да. Она мне описывает все в мельчайших подробностях. Я как сейчас вижу рассерженное лицо девушки, когда мы орем друг на друга. Я прекрасно помню, как она лежала у моих ног и умирала. Помню ее безразличное мертвое лицо, прекрасно все помню. Это свежо, как будто все произошло неделю или две назад. И у меня родилась теория: все это так живо в моей памяти потому, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО случилось неделю или две назад.

— Что ты мелешь? Ты только что сказал, что ты сделал это двадцать лет тому назад.

— Это говорит моя память. Но я повторяю, что моя память умелый и умный лжец.

— Откуда ты знаешь?

— Факты ей противоречат. Или, точнее, отсутствие фактов. Они хором утверждают, что я никогда не совершал этого преступления.

— Какие факты? — спросил Хендерсон, безуспешно стараясь скрыть свой интерес.

— Я набрался смелости и сбежал. Я был перепуган и, очевидно, пребывал в полной уверенности, что движущуюся цель труднее поразить. Я мог бежать куда угодно, но я сделал то, что любят приписывать преступникам, и что они делают в настоящей жизни исключительно редко: я побежал на место преступления.

— А, — сказал Хендерсон, наклонился к собеседнику в полном внимании и затушил сигарету. — И что тоща?

— Я не нашел никаких доказательств.

— Никаких?!

— Абсолютно никаких. Я убил эту девушку в пригороде маленького городка под названием Бельстон. Знаешь такой?

— Нет.

Брансона, похоже, не совсем удовлетворил такой ответ, но он продолжал:

— Я приехал в Бельстон и разговаривал с жителями, которые провели там всю свою жизнь. Они ничего не слышали о недавно открытом убийстве. Я обошел все окрестности, стараясь найти то место, но и этого я тоже не нашел, не нашел даже ничего похожего. Я просмотрел подшивки всех старых газет, я просмотрел их за целый год, и там я не нашел никаких намеков на недавно открытое преступление.

— Может быть, ты поехал не в тот Бельстон? — предположил Хендерсон.

— Я тоже подумал об этом и проверил по национальному справочнику. Но там есть только один Бельстон.

— Ну хорошо, может быть, ты перепутал название. Может, это было место с другим похожим названием.

— Моя память говорит, что это был Бельстон и ничто другое.

Хендерсон немного подумал, потом сказал:

— Послушав тебя, можно подумать, что твоя память играет с тобой страшные шутки.

— Чертовски верно, — согласился Брансон со странной интонацией. — А твоя?

Резко вскочив на ноги, Хендерсон спросил:

— Что ты имеешь в виду, говоря «А твоя?»

— Ты помнишь девушку по имени Элайн Лафарк?

— Никогда не слышал о ней, и это истинная правда, Брансон. — Хендерсон начал расхаживать взад и вперед по комнате, держа руки за спиной; лицо сосредоточено, весь как-то напряжен. — Это та женщина, которую ты убил?

— Да.

— Тогда почему я должен знать про нее?

— Я надеялся, что ты убил ее тоже, — сказал Брансон спокойно. — Это бы открыло нам обоим глаза на происходящее. Мы бы тогда смогли вместе разобраться, как мы дошли до этого и как нам вместе лучше с этим справиться, — он внимательно наблюдал за Хендерсоном, метавшимся взад и вперед по комнате, как загнанный зверь.

Наступила долгая напряженная тишина, и тут Брансон спросил.

— А кого ты убил, Хени?

— Ты с ума сошел? — спросил Хендерсон, резко остановившись.

— Вполне возможно, но если я сошел с ума, то это произошло далеко не со мной одним. Многие покинули институт при загадочных обстоятельствах, за последнее время, по крайней мере. У меня данные из достоверного источника, что другие институты теряют персонал тоже. И никто не может сказать, почему это происходит. Я сам не мог понять всего этого.

Но теперь все иначе. Я один из таких сбежавших, и я знаю, что заставило меня изображать напуганного кролика. Каждый человек имеет свои собственные причины пуститься в бега, но мало кто знает причины, которые заставили пуститься в бега другого человека. Некоторые даже не догадываются, что есть и другие жертвы.

— Я знал, — тихо сказал Хендерсон, ковыряя носком ковер. — Я был еще там, когда некоторые из них сбежали.

Не обращая внимания на его слова, Брансон продолжал:

— Я многое проверил, Бог знает почему. Возможно, что у меня просто более подозрительная натура, чем у других. А может быть, мания взяла меня не так крепко, как других. У меня не было норы, в которой я мог бы свернуться калачиком и отсидеться, и я не знал, что мне дальше делать, короче говоря, какими бы ни были причины, но я приехал в Бельстон. Я проверил все и обнаружил, что считаю себя виноватым в преступлении, которое никогда не совершалось.

— Для чего ты мне все это рассказываешь?

Когда Брансон отвечал, он внимательно следил за выражением лица собеседника.

— Если все исчезнувшие бросились в бега по таким же причинам как и я, то неплохо бы было им вернуться на место преступления и поискать доказательства. Могу поклясться, что это было бы очень результативно. То, что они там найдут, точнее не найдут, подействует на них так, что у них волосы станут дыбом. И это поможет им докопаться до самой сути, если, конечно, они сумеют объединить свои усилия и все сопоставить.

— Поэтому ты и приехал ко мне? — спросил Хендерсон. — Да.

— Ты сумел найти еще кого-нибудь?

— Нет. Они исчезли в никуда. Я нашел тебя только по счастливой случайности. Я думаю, это была такая счастливая случайность, что было бы очень обидно упускать ее. Но это мне ничего не даст, если мы не будем откровенны оба.

— Этот шаг сделал ты, а не я.

— Я знаю. Я рассказал тебе о своих причинах. Я также могу дать тебе прекрасный совет: если на твоей совести что-нибудь висит, то лучше проверь-ка это со всей тщательностью. Я могу ставить десять к одному, что ты никак не сумеешь этого доказать, хотя твои память и сознание будут убеждать тебя в обратном.

— Я не считаю твою проверку убедительной, — возразил Хендерсон. — На твой взгляд она была убедительной, но если бы я был в твоей шкуре, я бы сделал следующее. В конце концов, ты ищешь доказательства своего сумасшествия потому, что свихнувшимся быть приятней, чем виновным. Для меня надо было бы несколько больше, чем доказать такими пустяками, что у меня голова поехала в другую сторону.

— Не могу не согласиться с тобой, — заявил Брансон. — Завтра я собираюсь окончательно решить эту проблему.

— И как же?

— Я переложу решение на плечи полиции.

— Ты пойдешь сдаваться?

— Ни за что на свете! Я признаю вину, только когда мне это докажут, но не раньше. Нет, не сдаваться, — он улыбнулся Хендерсону и продолжил, — я собираюсь позвонить в полицию по междугородней связи и выслушать их. Если они не проявят интереса и будут ко мне безразличны так же, как и остальные люди, то все станет на свои места. Я тогда буду полностью удовлетворен и, как ты предположил, буду считать себя сумасшедшим.

— А потом?

— Я постараюсь понять, что послужило причиной для того, чтобы я сошел с ума. Если будет возможно, то я постараюсь что-нибудь сделать с этим. У меня совершенно нет желания получить новый кошмар в будущем.

— Логично, — согласился Хендерсон, перестал теребить ногой ковер, сел в кресло и закурил новую сигарету. Но курение было скорее просто нервной реакцией, чем удовольствием. Он задумчиво рассматривал своего собеседника и наконец сказал. — Ну давай предположим, ради эксперимента, что ты знаешь, где искать корни этого?

— Конечно! Там, дома.

— Прямо у себя в доме?

— Нет. Я такого не сказал. Дома или в институте, или где-нибудь посередине. В общем, в том районе. Единственный другой источник информации — это Бельстон. Но если полиция там ничего не знает…

— Отлично! У тебя есть приблизительная точка, где искать? И что искать?

— На данный момент я понятия не имею, — признался Брансон. — Но если полиция в Бельстоне меня оправдает, то я поеду обратно с твердым намерением найти это, если смогу, конечно. Я не профессиональный детектив, и мне придется все это делать по наитию и при помощи Бога.

Хендерсон переварил это и задумчиво сказал:

— Хотел бы я, чтобы здесь был Маерсон.

— Кто это такой?

— Знакомый парень. Он работал в отделе бактериологического оружия. Я слышал кое-какие странные слухи, которые ходили там. Говорят, что они изобрели какой-то вирус, который делает людей совершенно безумными. Может, этот вирус выпущен? Маерсон мог бы нам рассказать об этом.

— Нам? — переспросил Брансон, ухватившись за это слово.

— Это, конечно, твоя проблема, но мы ее обсуждаем вместе, не так ли? — вывернулся Хендерсон.

— Так. Но это никуда нас не привело. И знаешь, почему?

— Почему?

— Я неоднократно поддевал тебя, и тебе это не нравилось. Ты слишком уклончив в своих ответах. С самого начала ты практически не подпускаешь меня к себе ни с какой стороны.

— Ну, Брансон, я имею право хранить…

— Ты что-то скрываешь и хочешь оставаться в безопасности до тех пор, пока это не раскроется. Без сомнения, ты мне симпатизируешь. Но ты сомневаешься. Это вполне может быть приманкой, на которую тебя хотят поймать.

— Постой, смотри…

— Слушай меня, — твердо сказал Брансон. — Давай предположим, что ты в таком же положении, как и я, но в твоем случае галлюцинации намного глубже, и ты не рискнул пойти на место преступления и проверить все это. Ясно, что ты не хочешь создавать себе неприятности, сознавшись в преступлении и назвав имя жертвы. С твоей точки зрения это будет достаточным доказательством вины.

— Но…

— Однако предположим, ты мне скажешь, что когда-то ты убил кого-то или сделал что-то в этом роде. Предположим, я сразу побегу с этой информацией в полицию. Знаешь, что они сделают? Они пригласят меня к себе и будут улыбаться до ушей. Они найдут мне кресло и предложат кофе. А вот потом они захотят узнать, когда, где, кого и как. А я скажу, что не знаю. Они вырвут из-под меня кресло, отберут кофе и пинком вышвырнут за дверь. А если они придут к тебе, что ты им скажешь? Ты будешь все отрицать и скажешь им, что я свихнулся. Полиция на этом успокоится и дальше копаться в этом не будет. У них и так по горло работы, чтобы терять еще время на сумасшедшие бредни.

Хендерсон потер подбородок и взъерошил волосы. Он выглядел совершенно озадаченным.

— И что ты хочешь, чтобы я ответил на этот бред?

— Мне не надо имен, дат и прочих подробностей. Я хочу четкий ответ на прямой вопрос. Скорее даже на два вопроса. Первое: ты твердо уверен, что ты убил кого-то? Второе: нашел ты или пытался найти какое-нибудь доказательство тому, что ты сделал?

После долгой паузы Хендерсон ответил:

— И да, и нет.