"Записки военного советника в Египте" - читать интересную книгу автора (Мурзинцев Василий Куприянович)

Часть вторая К югу от Суэца. (27 ноября 1970 года)

Глава 1 Дороги

7 ноября 1970 года истекал срок соглашения о прекращении огня. Поэтому зенитные стрельбы было решено закончить в последних числах октября и батареям предстояло вернуться на свои позиции, хотя у меня отстрелялись только две батареи, а третья на полигоне занималась тренировками. В это время пришел приказ о перемещении полка из Кебрита в район Рас-Гариба, что южнее Суэца километров на триста.

Полк немедленно приступил к перемещению тремя батареями, а я с одной оставался на полигоне с надеждой отстрелять учебные задачи. Прошло около недели, но стрельб почему-то не было. Так не отстрелявшись, батарея во главе с начальником штаба мистером А. Гамой убыла в Рас-Гариб. Рассчитав, что полк уже занял новый порядок и окопался, я задержался в Каире на три дня.

1 ноября Ахмет Газуля на своем джипе ГАЗ-69 повез меня в Рас-Гариб. Дорогу туда я совершенно не знал. На географической карте перед выездом нашел маленький кружок на берегу Суэцкого канала с надписью Рас-Гариб и поэтому определил общее направление от Каира на юго-восток.

От Ахмеда Газули узнал, что в Рас-Гариб из Каира ведут две дороги: одна вдоль Нила через Кураимет, через Зафарану, другая — через Суэц и тоже на Зафарану. В Зафаране дороги сходятся, и дальше идет один путь.

Не имея никакого понятия об этих дорогах, я предоставил А. Газуле право выбора маршрута. Он выбрал почему-то дорогу через Суэц. Выехали рано утром. Солнце еще не прогрело воздух и ехать было легко. По знакомой дороге Каир-Суэц ехали часа два. На окраине Суэца, обогнув гору Атака с востока, свернули направо. Промелькнул крупный цементный завод, безлюдный с начала войны. Слева открылся Суэцкий залив. При полном штиле вода в заливе была цвета изумруда у берега, постепенно переходила от синего к голубому и где-то сливалась с таким же голубым небом. Привычной черты горизонта не было. На восточном берегу залива на фоне безоблачного неба были четко видны горы Синайского полуострова.

Сразу же за Суэцом дорога приближалась к берегу. Справа, вплотную к дороге, невысокие, но отвесные скалы. Повторяя все изгибы берега, дорога то упиралась в скалы, то неожиданно устремлялась к морю. Ахмет Газуля «газовал», не обращая внимания на крутые повороты. Мне неоднократно пришлось сжимать пальцы руки в щепоть и подносить к его носу. Каждый раз при этом жесте Ахмет Газуля говорил «тамам» — порядок и сбавлял скорость.

Вскоре я увидел красноватые скалы, а когда подъехали ближе, то удивился их цвету. Это был цвет марганцовки, словно кто-то щедро, не жалея раствора, продезинфицировал скалы на участке межу Суэцом и Сохной длиной 50–60 километров. Горы шли сплошной стеной, иногда опасно нависая глыбами над дорогой. Кое-где встречались узкие ущелья с круглыми валунами на дне.

По этим ущельям в зимнее время мчатся мощные потоки дождевой воды. Но сейчас, отшлифованные водой, камни напоминают поток. В одном месте у выхода из ущелья пять небольших пальм. Каким-то чудом зацепились за каменную почву. У корней ли нанесло немного земли или наоборот, намытая земля взрастила пальмы на этом диком безжизненном берегу.

После Сохны горы постепенно отходят от залива, и асфальтовая дорога несколько выпрямляется: уже не такие крутые повороты, и встречные машины видны издалека. Ехать спокойнее. Меньше риска свалиться в воду или врезаться во встречную машину.

Проезжая опасный участок дороги, я невольно подумал; как удалось здесь мистеру Усэме провести три батареи и машины с имуществом и боеприпасами? Ожидал увидеть под обрывом машину и пушку, но, видимо, все обошлось благополучно. Следов аварии не было. Это меня успокоило, несмотря на то, что Ахмед Газуля не один раз заставлял меня хвататься за ручку, чтобы удержаться на сиденьи.

Километров за десять до Зафараны открывается широкая плоская равнина. Гряда гор ровной отвесной стеной уходит на запад и скрывается за горизонтом. Впереди, за невысокой отлогой возвышенностью, виднеется маяк — конусообразная двухступенчатая круглая башня. Нижняя часть башни желтоватого цвета служит основанием для верхней, заостренной, похожей на минарет башни, в которой помещен фонарь.

Когда подъехали поближе, стали видны брошенные полуразрушенные израильтянами домики. Строения у маяка взорваны во время высадки израильского десанта в декабре 1969 года. Сейчас маяк не действует. Его используют пограничники для наблюдения за Суэцким заливом и Синайским полуостровом.

Это и есть Зафарана.

К Зафаране с запада, перпендикулярно прибрежной дороге, подходит асфальтированное шоссе от самого Нила. Низкий берег не балует моряков закрытыми бухтами и заливами. Только в нескольких километрах южнее Зафараны имеется небольшой залив, где постоянно стоят с полсотни рыбачьих судов.

Горы отступили от берега на несколько километров, но видно их хорошо: они значительно выше, чем в районе Сохны.

Горы не дают разгуляться горячему ветру пустыни, поэтому рыбаки чувствуют себя в относительной безопасности. На восточном берегу Суэцкого залива горы видны настолько отчетливо, что не верится, что до них три десятка километров, примерно столько же, сколько от Франции до Англии. Разница в том, что Англию можно увидеть с побережья Франции лишь в ясную погоду, а Синай изредка не видно. Это бывает во время песчаного «дождя».

В Зафарану из Каира можно проехать и другой дорогой. Она проходит рядом с Нилом на юг через Хелуан, Соф и Кураимет. Прекрасная автострада, рассчитанная на движение автомашин в четыре ряда, идет до Хелуана, известного своими металлургическими заводами. Там, где автострада поворачивает от Нила налево, в 40 километрах от Каира, ответвляется неширокое асфальтированное шоссе, проложенное вдоль Нила до самого Асуана.

Как и большинство дорог в заселенной части Египта, шоссе проходит по дамбе, насыпанной в древние времена для защиты от наводнений. Нынешние поколения расширили эти дамбы и покрыли их асфальтом. Получились ровные, с редкими плавными поворотами, вполне современные дороги. Влево и вправо отходят многочисленные полевые дорожки и дороги, по которым египтяне на верблюдах и ослах вывозят с полей плоды своего нелегкого круглогодичного труда.

Дороги эти зачастую настолько узки, что по ним может пройти только в одном направлении навьюченный верблюд или осел. Объясняется это просто — мало плодородной земли.

После Хелуана шоссе отклоняется от Нила и его видно за пальмами, сахарным тростником, зарослями камыша и невысокими, но густыми цитрусовыми и бананами.

Соф считается городом, но впечатление, как о деревне с одной пыльной и грязной улицей, на которой магазины, мастерские и базар. Из-за домишек и пальм кое-где выглядывают довольно большие и красивые здания.

В Кураимете видно всего несколько зданий и одну высокую трубу. Трудно понять, город, деревня ли? Арабы уверяют — город.

Здесь дорога раздваивается: одна продолжается на юг, другая под прямым углом уходит на восток в пустыню. На развилке этих дорог небольшой, но очень шумный базар. Здесь автобусы делают получасовую остановку для отдыха приехавших из пустыни и для подкрепления сил тех, кому предстоит проехать 200 километров от Кураимета до Зафараны и дальше. Прибывающие в Кураимет автобусы буквально штурмуют толпы мальчишек и девчонок с кока-колой, лимонадом, сигаретами, огурцами, бананами, помидорами, кактусами и прочими дарами щедрой поливной земли. В длинных гальбеях, черные от природы и грязи, сверкая зубами и белками глаз, юные продавцы с громкими криками устремляются к автобусам. В окна и двери суют свой товар и тут же устремляются под камышевые навесы за новым. Стада овец, масса ослов, мальчишки и пассажиры снуют в разных направлениях и все это кричит, блеет, орет… В жарком воздухе плывут аппетитные запахи шашлыка, кабачков и других неведомых мне яств. К этим приятным запахам густо примешивается запах навоза, гниющих отбросов от многочисленных «туалетов». И все это по сторонам дороги шириной в сто метров.

Раздается громкий сигнал автобуса, похожий на сигнал нашей электрички, и теперь его штурмуют пассажиры. Одни пассажиры первого класса солидно проходят через дверь впереди и занимают каждый свое место.

Остальные, бог знает каких классов, устремляются к задней двери. Тут пробка: шум, крики, бурная жестикуляция. Все это отнюдь не ускоряет посадку, самые нетерпеливые занимают места через окна. Часть пассажиров со всех сторон лезет на крышу. Там ехать прохладнее и можно даже лежать. Набитый до отказа внутри, с веселой компанией сверху, подавая громкие сигналы, автобус осторожно трогается. Прощальные крики мальчишек и пассажиров постепенно затихают. Автобус набирает скорость.

Дорога от берега Нила до Суэцкого залива примечательна своим однообразием. Нужно много раз проехать по ней, чтобы в памяти остались какие-то ориентиры: песчаные холмы, россыпи камней, заросли колючек, мелкие лощины. Исключение составляют два холма в пятнадцати минутах езды от Кураимета. Видно их издалека, но только вблизи поражают отвесные скалы, карнизы, крышеобразные четырехскатные выходы твердых пород на плоских вершинах холмов. Трудно отделаться от впечатления, что это творения природы, а не рук человеческих: настолько скалы похожи на древние крепости. За холмами виднеются скалы, по форме напоминающие Сфинкса у пирамид в Гизе, только еще больших размеров. А может это забытые людьми и полузасыпанные песком древние крепости, прикрывавшие в свое время подходы к Нилу с востока? Кто знает. В Египте много неразгаданного, скрытого толщей веков и песка.

Два с половиной часа мчится автобус по пустыне, продуваемый насквозь горячим ветром через открытые окна. Однообразие и духота утомляют. В автобусе тихо. Многие дремлют. Наконец появляется белая головка маяка. По мере приближения автобуса башня все выше и выше поднимается вверх, четко вырисовывается на голубом фоне неба. Пятиминутная остановка. Часть солдат сходит. Оставшиеся устраиваются поудобнее, и автобус мчится мимо рыбачьих судов на юг к Рас-Гарибу. За тридцать километров от Рас-Гариба справа от дороги начинает вырисовываться синий силуэт самой высокой горы в этой местности, давшей имя городку нефтяников. Длинная гряда с тремя выступающими вершинами издали похожа на стадо лежащих верблюдов. Вблизи это сходство значительно уменьшается. Хотя от КП полка до горы 45 километров, солидная высота Гебель-Гариб 1750 метров и прозрачный воздух позволяют видеть и крутые скаты, и отдельные скалы, и затененные ущелья.

Полк занял боевой порядок в пяти километрах от берега Суэцкого залива.

Недели через три после моего приезда в полк я уже подумывал о поездке в Каир для отдыха. В это время и произошел следующий разговор с мистером Усэмой.

Разговор, как обычно, шел на смешанном русско-арабском языке.

— Мистер Васили, ти хочешь видеть Египет?

— Хочу.

— Тебе надо видеть Египет. Тебе надо знайт араби нэс, понимаешь?

— Понимаю. Нэс — люди, народ.

— Араби народ, бедни народ, но это отличны народ.

— Да, народ не может быть плохим.

— Букра (завтра) начальник тила едет Кена. Тебе можно ехать вместе. Ти хочет?

— Я хотел ехать в Каир.

— Потом можно Каир. Кена можно машина, потом Каир дизель. Вместе с мистером Фавзи — начальником тила.

— Почему так далеко ехать?

— Мистер Фавзи получить Кена цемент и другой, как это.

— Материал?

— Правильно. Материал. Нада делать мэльга, маука. Понимаешь, маука?

— Понимаю, позиция.

— Правильно. Позиция. Ти едешь видеть. Как турист. Понимаешь?

— Понимаю.

— Потом Каир. Фантазея. Потом здесь. Я приказ мистера Фавзи. Мистер Фавзи организейшен.

— Хорошо, — согласился я, не устояв перед искушением увидеть новые места к югу от Каира.

На следующий день выехали, как обычно, значительно позже назначенного времени.

Путь от Гас-Гариба до Гордаги, центра Красноморского губернаторства, длиной в 165 километров мы на двух грузовиках египетской марки «Наср» (Победа) проделали за два с половиной часа.

Дорога почти не отличалась от той, что соединяет Зафарану с Рас-Гарибом. Только горы имели несколько другой вид. Многочисленные острые вершины резко выделялись на голубом небе, словно гигантские зубы допотопного чудовища, как их рисуют в книгах «фантастики и приключений.

В одном месте красноватого цвета горы довольно близко подходят к берегу и тянутся сплошной грядой несколько километров вдоль залива. Весь этот участок густо усеян черными камнями величиной с булыжник. Издали создается впечатление вымощенной площади.

Вскоре показались два стройных словно плывущих в мареве минарета. Это Гордага или Гордэга — центр Красноморского губернаторства. Никто точно не знает, как этот город называется. С севера при въезде стоит табличка с надписью на арабском и английском языках Гордэга, с юга Гордага. «Мумкен кеда, мумкен кеда» можно так, можно так. Промелькнули глинобитные домики арабов, и снова дорога устремилась вдоль залива на Сафагу. Не один раз мне пришлось ездить по этой дороге, но сколько ни напрягаю память, не могу вспомнить ни одной особенности или достопримечательности на участке 65 километров от Гордаги до Сафаги. Перед Сафагой поворачиваем направо, причем так круто, что левые колеса отрываются от земли, но мы, к счастью, не переворачиваемся: шофер успевает повернуть машину влево. Машина сходит с дороги, врезается в песок и останавливается. Задним ходом выбираемся на дорогу и пытаемся догнать первую машину с начальником тыла. Но догонять долго не пришлось, через десяток километров мы увидели ее перед закрытым шлагбаумом. Когда подъехали, мистер Фавзи о чем-то беседовал с полицейскими. Оказалось, что навстречу нам движется какая-то колонна, и дорога занята. Разъехаться же в пути нет никакой возможности. Пока мистер Фавзи Фаттах уговаривал полицейских, я осмотрелся.

Мы находились в узком извилистом ущелье, по дну которого проложена асфальтированная дорога. По обе стороны дороги шириной от 10 до 30 метров дно усеяно камнем и глыбами скал, сорвавшихся с отвесных стен.

Хотя был полдень и солнце висело прямо над головой, ярко освещая все вокруг, ущелье имело довольно мрачный вид. Черные, как антрацит, скалы, черная дорога тускло поблескивали, и от этого казалось, что наступают сумерки. Если не считать нас и нескольких полицейских, перекрывших дорогу, ничего живого, ничего яркого. Даже ветер не шумел в этом неприветливом месте. Хотя скалы едва ли превышали двести метров, ущелье казалось гораздо глубже. Переговоры закончились тем, что мы повернули обратно, быстро проехали по единственной улице Сафаги, прижатой скалами к самому морю, и снова такая же дорога на юг к Кузейру.

Кузейр оказался довольно большим городком. Множество узких, кривых и грязных улиц, осыпающиеся стены старинной крепости. Мужчины, женщины и дети почти все в национальных одеждах времен фараонов. Верблюды и ослы. Горячее солнце и отсутствие зеленых насаждений, дающих тень.

Все это вместе создает впечатление чего-то нереального, настолько древнего мира, точно он по волшебству вызван из небытия. Только современные машины постоянными сигналами напоминают, что город живет в нашем веке.

Сразу же за городом дорога идет по узкому черному ущелью, почти не отличающемуся от ущелья в Сафаге. Такие же черные скалы, такая же тишина.

Машины мчатся на запад. Ущелье постепенно расширяется, скалы светлеют и становятся ниже. Иногда встречаются ответвления, словно притоки большой реки, и вообще впечатление такое, как будто мы едем по дну реки с отвесными берегами. Примерно на полпути между Кузейром и Кеной ущелье сходит на нет, и мы выезжаем в пустыню. Солнце висит у самого горизонта. Оно уже не ослепляет. Красное, цвета раскаленного, не остывающего железа, солнце быстро опускается. Мы догоняем караван верблюдов. Это кочевники бедуины по холодку меняют стоянку. Десяток верблюдов, нагруженный всяким скарбом, медленно шагают по пустыне. Несколько человек идут пешком, остальные качаются на верблюдах.

— В каком веке живут эти люди? — думаю я, высовываясь из окна кабины, чтобы лучше их рассмотреть. Когда мы догоняем караван, до меня доносится музыка. Кто-то из кочевников включил транзисторный приемник: да, это двадцатый век.

Бедуины позади, я снова смотрю на солнце. Коснувшись земли, оно не расплылось по горизонту, не расплющилось, а, не меняя формы, спускалось за горизонт. Вот уже виден краешек, словно кончик верблюжьего горба, вот уже верхний край коснулся горизонта и исчез. Сразу же высыпали звезды, словно в театре повернули сцену и сменили декорации. Еще минут пятнадцать чуть розовело небо, но потом потемнело и стало темно-синего цвета. Пустыня замерла.

В Кену приехали в полной темноте. До отхода поезда оставалось четыре часа. Взяли билеты, мистер Фавзи Фаттах, отправив машины, повел меня ужинать. На слабо освещенных улицах было мало машин, но много экипажей, запряженных худыми лошадьми.

— Такси феллаха, — сказал Фавзи, показывая на один из экипажей.

Такие экипажи мне приходилось видеть в кино, когда показывали события прошлых веков — крытые кареты на рессорах с облучком для кучера. Керосиновые фонари спереди и сзади. Очень похожи на кареты из кинофильма «Большой вальс».

Подошли к длинному зданию и поднялись на второй этаж. Заняли свободный столик и заказали ужин. Просторный зал с колоннами заполнен посетителями. За столиками сидели и пожилые, и молодые люди. О чем-то оживленно разговаривали. Некоторые играли: бросали косточки и передвигали фишки.

Только закончился ужин, подошел чистильщик сапог и тут же навел блеск на наши армейские ботинки. В спальном вагоне оказалось прохладно. Кондиционные установки работали усердно. Пришлось укрыться одеялом. Черная ночь, словно пологом, закрыла окна и рассмотреть ничего не удалось. Если бы не редкие огоньки, проносившиеся иногда мимо окна, можно было бы подумать, что кто-то на месте качает и трясет наш вагон с довольно большой силой.

Рассвет мы встретили в Каире.