ВЫНУЖДЕННОЕ БЕЗДЕЛЬЕ

Саньке казалось в этот вечер, что стоит ему коснуться подушки - и он заснет. Но, когда после ужина он забрался на чердак и залез под одеяло, сон отлетел. Лежал Санька с открытыми глазами и смотрел в черный дверной проем, испещренный яркими звездами. А мысли были далеко. Они вели Саньку по болоту к сухим лесистым буграм - островинам. Он бесстрашно шел с автоматом на медведя, первым отыскивал таинственные партизанские тропы и с удивительной проницательностью указывал ребятам зарытые во мху мины.

Фантазия разыгралась вовсю. Уставившись на мерцающие звезды, он видел высокую гору, заросшую густым кустарником. Одинокий дымок курился над самой ее вершиной. У костра сидел Дима Большаков. Юный партизан забыл тропу через болото и много лет прожил робинзоном на островине, поджидая, когда Санька выручит его. И вот она - долгожданная помощь!

Заросший, грязный, в разорванной рубашке, Дима бежит навстречу мальчишкам, которых Санька провел благополучно через топи и трясины…

Поежившись от жутковато-сладкого чувства, Санька блаженно улыбнулся. С этой улыбкой он и заснул, честно признавшись самому себе, что в деревне не так уж плохо.

Но на следующий день Санька чуть не переменил свое мнение.

Он проснулся от страшной зубной боли. Вчерашняя рыбная ловля не прошла даром. Не привык он долго бродить по воде и простыл. Зуб не просто ныл или болел. Нет! Саньке казалось, будто зуб зажали раскаленными щипцами и дергают что есть силы из стороны в сторону.

Не видя перекладин стремянки, зажмурив от боли глаза, перед которыми вспыхивали лиловые и зеленые искорки, Санька спустился с чердака и мыча, как глухонемой, ворвался в дом.

Мать накрывала на стол.

- Зуб? - догадалась она, взглянув на сына, который руками придерживал щеку и мотал головой.

- Есть тут… больница? - выдавил из себя Санька и тоненько застонал.

- Купался вчера? - спросил отец и, не дождавшись ответа, добавил: - В городе надо было привести рот в порядок. Здесь больница далеко.

- О-о-о! - простонал Санька, плюхнулся на стул и свесил голову к коленям.

- Ложись на кровать - пригрейся! - посоветовала мать. - Я сейчас грелку тебе налью, а в обед принесу шалфея… Пополощешь - оно и пройдет к вечеру.

- К вечеру? - взвизгнул Санька, и вдруг его прорвало:- Почему нет больницы?… Что это - не Советский Союз? Заболел - значит, умирай?

- Ничего! Я думаю, еще поживешь! - пошутил отец.

Санька взвыл.

- И чего ребенка дразнишь! - недовольно заметила мать. - Ложись, сынок! Пригрейся, потерпи…

Санька свалился на кровать и прикрыл голову подушкой. Во рту у него творилось что-то невероятное. Тупая раскаленная игла сверлила челюсть и выворачивала ее на сторону. Голова, казалось, распухла. Он даже не почувствовал, когда мать подсунула под щеку грелку, завернутую в полотенце, и не услышал, как ушли родители…

В восемь часов звено Мишука собралось у силосной траншеи.

- Опаздывает! - недовольно произнес звеньевой видя, что нет Саньки. - Начнем! - сказал он ребятам. - Ждать не будем!

Прошло пятнадцать минут, двадцать… Саньки не было. Мальчишки работали молча, оглядываясь на деревню в надежде, что Санька, наконец, появится.

Когда сделали перерыв и невесело расселись на куче выброшенной из траншеи глины, Вовка сказал, задумчиво рассматривая грязное колено:

- И задира, и хвастун, а какой-то он… С ним не скучно… И обижаться на него не хочется…

- Болен, может, - как всегда отрывисто и коротко произнес Сема.

- Ничего не болен! - возразил Гриша. - Я знаю, где он!… Под мостом! Откопает что-нибудь и будет хвастать!

Это было похоже на Саньку.

- Если так!…- Мишук не докончил угрозы. - Вовка, слетай на речку! Не найдешь - забеги домой! Узнай!

Вовка убежал, а ребята снова взялись за лопаты, и каждый от души хотел, чтобы Саньки под мостом не оказалось.

Прошло полчаса, прежде чем Вовка появился на деревенской улице. Он еще издали прокричал что-то. Подбежав к ребятам, Вовка весело повторил:

- Болен!… Зубы у него!

- Чему же ты радуешься? - удивился Мишук, хотя и сам почувствовал какое-то облегчение.

- Значит, не виноват! - простодушно объяснил Вовка.- А болят - страсть как! Воет, точно бешеный!… Ждет обеда - мать шалфея обещала принести! Деревню кроет - страх! За то, что больницы нет!

- А ты ему объяснил? - спросил Мишук.

- Ему объяснишь! - воскликнул Вовка. - Он и не слышит ничего: воет и ругается!

Звеньевой посмотрел на мальчишек.

- Отпустим Вовку в Обречье? - спросил он и добавил:- Только норму сбавлять не буду - придется работать и за Саньку, и за Вовку!

- Отпустим! - согласились ребята.

И Вовка колобком покатился по дороге в соседнюю деревню.

Ему посчастливилось: он застал председателя в правлении.

- Павел Николаевич! Меня звеньевой прислал! - тяжело дыша, сказал Вовка, без стука влетев в комнату.

Он нарочно начал со звеньевого. Строгий председатель не любил, когда колхозники без разрешения бригадира приходили в рабочее время в правление.

- Как траншея? - спросил Павел Николаевич.

- Роем… Только у нас Санька зубами заболел!

- Санька? Это… А-а! Агронома сын?

- Да! Воет волком!

- Перекупался?… С непривычки и заболел! - Председатель хмуро посмотрел на Вовку. - Вы там не в траншее, а в Болотнянке целыми днями сидите! Знаю я тебя, рыболова! Ты первый заводила, насчет речки!

У Вовки разгорелись глаза: он вспомнил про щуку.

- Вчера в-во какая!… - начал он и осекся.

- Проговорился! - с укором произнес председатель.- А ведь звеньевой наказывал, наверно, чтоб ни-ни! А?… Сего дня к вечеру заеду на вашу ударную стройку. С метром приеду! Сам обмерю! За недодел - по спинам! Внял? Этим же метром! А он у меня стальной!

Вовка не отвечал - помаргивал белесыми ресницами и сопел конопатым носом. Он не очень-то боялся Павла Николаевича. Все в колхозе знали, что председатель хотя и строг, но справедлив и чуток, особенно к ребятам.

Павел Николаевич снял телефонную трубку и спросил:

- Зубы?

- Зубы! - подтвердил Вовка и придвинулся к столу. Председатель положил трубку обратно на рычаг, в упор посмотрел на Вовку и вкрадчиво сказал:

- Ты присядь… Отдохни… Может, раскладушечку принести?

Вовка отодвинулся, а Павел Николаевич показал на часы и внушительно произнес:

- Время-то рабочее! - И вдруг сердито крикнул, широко раскрыв совсем не злые глаза: - Футболь отсюда, пока цел!

- Про зубы не забудьте! - напомнил Вовка, выскакивая за дверь…

Санька не находил себе места. Он уже устал ругать деревню и теперь давал себе страшные клятвы, что никогда и ни за что не сунется больше в воду, что при первой возможности уедет обратно в город и будет жить обязательно рядом с зубным врачом. В ушах звенело и стреляло, и все же он услышал, как к дому подъехала какая-то машина. В надежде на чудо Санька выглянул в окно и увидел белый фургон с красным крестом на боковом стекле и всю восьмерку усачей.

Он вспомнил, что Вовка говорил про какую-то «летучку». Но тогда Санька не обратил внимания на его болтовню - больных всегда успокаивают. А теперь нельзя было не верить: перед домом стояла настоящая «Скорая помощь». «Свезут к врачу!» - с облегчением подумал Санька и пошел к двери.

На крыльце ребята подхватили его под руки. Вовка надул щеку и пробарабанил пальцами короткий марш. Гриша открыл заднюю дверцу машины. Санька поднялся по железной лесенке и очутился… в зубоврачебном кабинете. В фургоне стояла привинченная к полу бормашина. На стенах висели белые ящички с гнездами для инструментов и медикаментов. К кабине тянулись разноцветные электрические провода.

- Садись, мальчик! - услышал Санька и без колебаний сел в кресло.

Только сейчас он заметил тоненькую невысокую девушку в белом халате. «Не выдернуть ей! Замучает!» - ужаснулся он, но покорно раскрыл рот.

Мальчишки настороженно прислушивались снаружи к доносившимся звукам.

В деревнях эту машину называли «зубной летучкой». Она регулярно раз в месяц появлялась в каждой деревне, а иногда приезжала по срочному вызову. Хозяйничала в «летучке» Дина Юдина - молодая девушка, только, что окончившая институт. Первое время колхозники ей не доверяли, но очень скоро убедились, что у «врачихи» легкая рука, что она выдергивает зубы и ставит пломбы быстро и почти безболезненно.

В «летучке» было тихо, лишь металлически позвякивали инструменты. Вовка дотянулся до окна и попробовал заглянуть внутрь фургона. Но ничего не увидел через матовое стекло.

Прожужжала бормашина и тотчас умолкла. Из кабины выглянул шофер, посмотрел на мальчишек и спросил:

- Ждете? Сейчас начнется!

- Что начнется? - не понял Вовка.

- Концерт! - улыбнулся шофер. - Ваш дружок исполнит арию «Не тяни меня за зуб».

- А ему, может, и не будут дергать! - сказал Гриша.

- Будут! - уверенно произнес шофер. - Раз бормашина молчит, - обязательно будут!

Водитель оказался пророком. Не успел он предсказать Санькину судьбу, как раздался глубокий горловой звук. Санька выкрикнул всего один слог: не то «ма», не то «па», но сколько чувства было заключено в нем!

Потом прозвучал мягкий успокаивающий голос:

- Все, все! Уже все!… Прополощи рот!… Тут у тебя еще два зуба шалят, но их подлечим в следующий раз. Хорошо?

- Ага! Ага! - поспешил согласиться Санька.

- Дать тебе зуб на память?

- А ну его!…

Зуб был выдернут, но болезнь еще только начиналась. В тот день Санька так и не вышел из дома. К вечеру у него подскочила температура.

Когда председатель колхоза на газике подкатил к силосной траншее, он застал на работе лишь восьмерку усачей.

- Поредели ряды боевые! - насмешливо произнес он, грузно вылезая из машины. - Что у него, все зубы подряд вытаскивают?

- Горло у него еще прихватило! - ответил Мишук.

- Рыбка, значит, подвела? - усмехнулся Павел Николаевич и, вытащив из-под сиденья стальной метр, подошел к траншее. - Посмотрим, во что эта рыбка обошлась колхозу. Когда получили задание?

- Позавчера утром! - ответил Мишук. Председатель спустился в траншею, измерил длину, ширину и глубину.

- Не хватает до нормы! - сказал он Мишуку.

- А воду считали? - спросил звеньевой.

Павел Николаевич прищурился, окинул взглядом яму.

- Сколько ведер?

- Миллион! - выпалил Вовка.

Председатель улыбнулся.

- Снимаю свои обвинения!… А сейчас - кончай работу! Садитесь в машину - проведаем вашего больного!

Ребята не ждали повторного приглашения. Набитый до отказа газик медленно въехал в деревню и остановился у избы агронома.

Когда мальчишки, пропустив вперед Павла Николаевича, вошли в комнату, Санька лежал под двумя одеялами и выстукивал зубами отчаянную дробь. Отец и мать ужинали.

Ребята окружили кровать. Павел Николаевич присел к столу.

- Ангина? - спросил Он, кивнув на Саньку. - Может, врача надо?

- Не надо! - ответила мать. - Я его болезни давно изучила. Горло слабое!… Таблетки даю… Хорошо бы, конечно, меду с молоком.

- Или ремня с пряжкой! - добавил отец.

- Ты не серчай на парня! - сказал председатель. - Это у нас обычное дело. Бывает и со взрослыми. Сеть возьмут - и на озеро. Часов пять из воды не вылезают. А на следующий день - у кого живот, у кого горло!

Павел Николаевич сунул руку в карман, достал карандаш, пачку бланков, аккуратно переложенных листиками копирки, и заполнил накладную.

- Звеньевой!

- Я! - ответил Мишук.

- Пошли кого-нибудь к деду Евсею за медом.

На пасеку с накладной и кувшином побежал Вовка. Павел Николаевич убрал карандаш, бланки и озабоченно покачал головой.

- Не возьму в толк! - произнес он задумчиво. - В колхозной столовой уху как-то из плотвы сварили… Ого, какой крик поднялся: и горькая, и кости одни, и чешуя попадается! Чего только не болтали! Повара чуть в котел не запихнули! А сами ту же плотву наловят - и едят за милую душу! Что это, по-твоему, Семен Егорович?

Санькин отец уверенно ответил:

- Ловля рыбы - это спорт. А где спорт - там здоровый азарт. А где азарт - там все сладко. Свари уху из одних желчных пузырей - будут хвалить!

- Пусть так! - согласился председатель. - Спорт, азарт - все это хорошо! А возьми такую штуку… Заехал я сегодня в передовую бригаду - в Осиновец… Народ вроде сознательный. Лучшие в колхозе люди. Решил: дай поговорю насчет одного дела… И поговорил! Раскричались, как вороны! Ухватились за свои избы намертво! Тронь - глаза выклюют!

Павел Николаевич не преувеличивал. Разговор в деревне Осиновец произошел бурный. И все из-за того, что председатель намекнул: не пора ли, мол, расстаться со старыми избенками. Он даже не предложил, а именно намекнул, что можно построить в одном месте современные типовые дома и переселиться в них всем колхозом. Была еще у председателя думка о газе в баллонах и газовых плитах. Но ему и высказать всего не дали.

Расстроенный уехал из Осиновца Павел Николаевич. Зато здесь - в избе у агронома - он высказался напрямик: верил, что горожане поймут его.

Санька первый поддержал председателя.

- Ну и дураки эти… из Осиновца! - прохрипел он чуть слышным голосом. - Мы городскую квартиру на избу променяли - не побоялись, а они!… Да я бы хоть сейчас!…

- Не с того края начал, Павел Николаевич! - произнес Санькин отец. - В Осиновце народ оседлый. Там каждая изба - памятник родовой. Ты представь: в той избе прадед родился и помер, дед в ней мальчишкой в длинной рубахе без штанов бегал, отец в сосунках весь пол животом отполировал. Не так-то легко от такой избы отказаться! Другое дело у нас - в Усачах. Люди понаехали отовсюду, корешков у них в этой деревне нет. Ты бы с Усачей и начал! А мы тебя, - отец подмигнул Саньке, - поддержим! В других областях многие колхозники уже переселились в дома городского типа. Живут - не нарадуются!… Поймут и в Осиновце.

Санька приподнялся на локте, хотел что-то сказать, но голос пропал совсем. Тогда он поднял над головой руку - проголосовал за дома городского типа и выразительно посмотрел на ребят: давайте, мол, и вы голосуйте.

- А корова и огород? - баском спросил Сема.

- А у нас еще и поросенок! - добавил Мишук.

- А у нас - коза! - подхватил Гриша. - Ее тоже с собой в квартиру?

- Видал? - спросил председатель у агронома и повел глазами в сторону мальчишек.

- Ничего, убедим! - ответил Семен Крыльев. - Меня финансовая сторона беспокоит… Не получится так, что кирпичные дома построим, заживем культурно, по-городскому, а на удобрения и технику деньги у государства просить будем? Да и земля у нас кислая. Гажи много потребуется. А за нее по три рубля за тонну платить придется.

- А ты сверь дебет с кредитом! - сказал Павел Николаевич.- Заодно и нашей бухгалтерии помощь будет…

Председатель ушел. Ушли и мальчишки. А Санька все никак не мог успокоиться. Он боялся, что возражения ребят и сомнение, которое высказал отец, заставят председателя отказаться от строительства новых, благоустроенных домов.

- Ты просто бюрократ! - выдавил из себя Санька, метнув на отца негодующий взгляд.

- Больным ругаться не положено! - ответил отец.- И запомни: бюрократ и экономист - понятия разные.

- Про гажу какую-то выдумал!

- Не выдумал. Без нее на наших землях хороший урожай не вырастишь. А она дорогая. Найти бы свою!…

Санька молчал, но не потому, что сказать было нечего. Не позволяло больное горло. Он безропотно принял от матери кружку горячего молока с медом и маслом, выпил, закрылся с головой одеялом и всю ночь бредил небоскребами, выросшими на берегу Болотнянки.

Утром Санька чувствовал себя лучше, но температура держалась еще несколько дней. Ему не разрешали вставать с кровати. Он не очень скучал, потому что усачи навещали его по очереди.

Заходил Мишук, приносил Санькину порцию: огурец или квашеную капусту - в зависимости от того, чем Иван Прокофьевич угощал в тот день хозяев штаба. Объевшись медом, Санька с жадностью набрасывался на кислое. Но не только этим объяснялся его аппетит. Внимание ребят трогало его. Огурцы и капуста казались удивительно вкусными.

О делах с Мишуком почти не разговаривали. Лишь однажды Санька спросил:

- Больше ничего не нашли?

Мишук только по тону догадался, о чем идет речь.

- Нет. Роем… Глина одна!

- А у моста?

- Не были.

- Пойдете?

- Пойдем!

- Подождали б меня… - сказал Санька и заглянул Мишуку в глаза. - Я же быстренько поправлюсь! Раз-два - и готово! А?

- Да ты не бойся! - улыбнулся звеньевой. - Без тебя не пойдем! Некогда! Мы же за девятерых работаем. Еле-еле успеваем!

Санька натянул одеяло до подбородка и задумчиво уставился в потолок. Они помолчали. Потом Санька сказал:

- Я отработаю… Поправлюсь - и так вкалывать буду! Больше почему-то он не мог произнести ни слова. Горло сделалось узеньким-узеньким, и Санька, усиленно заморгав ресницами, отвернулся к стенке.

- Спи… Поправляйся! - услышал он голос Мишука.- К мосту без тебя не пойдем, ребята так постановили!

Когда Мишук ушел, Санька сел на кровати, вытер пододеяльником мокрые глаза и сердито прошептал:

- С этой ангиной! Ослаб совсем, как девчонка!…

Приходил и Вовка. Разговор с ним всегда получался непринужденный. Болтали обо всем, но чаще - о рыбной ловле.

- А верно, - спросил как-то Санька, - что ты и в огородах ловить умеешь?

Вовка покраснел.

- Было, - смущенно сказал он. - А думаешь - почему? Не от жадности! Просто интересно! Ночью ползешь по крапиве - и хоть бы что! И боли не чувствуешь, точно она и не жжется! Лазейку в заборе отыщешь…

Вовка замолчал и посмотрел на Саньку.

- Договоривай, не бойся! - покровительственно произнес тот.

Почувствовав в Саньке единомышленника, Вовка разоткровенничался.

- Я везде был! - хвастливо зашептал он. - Только к учительнице в огород не лазал! Давай вдвоем? Как поправишься…

- А что у нее растет? - спросил Санька.

- Не знаю! - ответил Вовка. - А какая разница? У нее волкодавище вокруг дома ходит! Проползем, чтоб он и не учуял, - в-во здорово будет!

- Она из вашей школы?

- Ну да!

- К своим залезать неудобно.

- Какая она своя! - возразил Вовка. - Из нее двойки - как из сеялки - так и сыплются! Мы ее пифагоровой штаниной зовем - она с усами!! Маленькие такие, седые на верхней губе… А волкодава я знаю: два раза кости ему носил - приучаю! Поправишься, махнем, а?… С нашими не договоришься - боятся…

Саньку подкупил презрительный Вовкин шепоток, которым он произнес это словечко - «боятся».

- Меня волкодавом не испугаешь! - сказал Санька.- Выздоровлю - посмотрим!

- Только не проговорись! - предупредил Вовка. Санька фыркнул и снисходительно улыбнулся.

Встречи с Семой Лапочкиным отличались от всех других.

С ним хорошо было молчать. Он садился на табурет возле кровати, опускал свои широкие ладони на колени и минуты через две спрашивал:

- Ну, как?

- Лучше! - отвечал Санька. - Скоро встану!

- Встанешь, - соглашался Сема и умолкал надолго.

Молчание - тоже искусство. Сема владел им в совершенстве. Помолчав минут пять, Сема заявлял баском:

- Поправишься.

Теперь соглашался Санька.

- Ну, я пошел, - после очередной паузы произносил Сема и протягивал руку.

Санька со страхом подавал свою, но Сема без боли, мягко пожимал ему пальцы.

- Приходи еще! - просил Санька, Сема молча кивал и уходил.

Только раз он произнес довольно длинную фразу:

- Если кто пристанет, скажи мне.

Санька был польщен, но так и не понял, почему Сема заговорил об этом. Вероятно, это было наивысшим проявлением симпатии.

Самым интересным собеседником оказался Гриша. Санька знал немало всяких любопытных историй и происшествий, но перед неистощимым Гришиным запасом разных былей и небылиц он пасовал. На чем бы ни останавливались любопытные глаза Лещука, он тотчас припоминал что-нибудь, имеющее прямое отношение к этому предмету.

Как- то Санька повернулся неудачно в кровати и локтем столкнул с табуретки кружку с отваром шалфея.

Гриша поднял ее и тут же удивил Саньку рассказами о саркоцефалусе - лечебном дереве Либерии, о японском цветке, который распускает бутоны накануне землетрясения и предупреждает жителей о надвигающейся беде, о местном «корне смерти» - цикуте, очень ядовитом болотном растении.

- А что такое гажа, знаешь? - спросил Санька.

- Нет, - признался Гриша.

- Узнай! - попросил Санька. Гриша обещал узнать.

В другой раз - это было уже в последний день болезни - они сидели вечером на крыльце. Санька все еще не терял надежды хоть в чем-нибудь взять верх и решил сделать это с помощью астрономии. Момент подвернулся подходящий: оба смотрели в небо, потому что за минуту до этого говорили о космонавтах.

- Ты можешь найти Большую Медведицу? - задал Санька коварный вопрос.

- Ковш-то? Вот он! - уверенно ответил Гриша и спросил в свою очередь: - Хочешь, я проверю, какие у тебя глаза?

Санька сердито передернул плечами, но согласился.

- Посмотри на ковш, - предложил Гриша, - и найди среднюю звездочку. Видишь? Она называется Мицар, а по-русски - Конь. Если у тебя глаза хорошие, ты обязательно догадаешься, почему ее так назвали. Смотри лучше!

Но сколько Санька ни вглядывался в далекую звезду, сколько ни ломал голову, чтобы выйти из трудного положения, ничего не получалось.

- Армянская загадка! - буркнул он. - Названия на звездах не пишут! Это тебе не реклама: «Ешьте мороженое!»

- А ковш? - возразил Гриша. - Не написано, а всем ясно, что это. ковш! Так и Конь… Лучше смотри! И извилинами, как ты говоришь, шевели!

Санька разглядывал звезду, пока не разболелась шея, но догадаться, почему она называется Конем, не мог.

- Видишь что-нибудь рядом? Совсем-совсем близко…- подсказал Гриша.

Это помогло. Санька приметил рядышком со средней звездой, ковша крохотную, слабо светящуюся точку.

- Вижу! Там две! - воскликнул он.

- Молодец! - Гриша хлопнул Саньку по колену. - Их две! Вот и получается, что звезда на звезде сидит, как человек на лошади! Эту маленькую звездочку так и зовут - Алькор, или Всадник, если перевести с арабского. Понял?… Раньше так зрение проверяли: кто видит всадника, тот может быть воином. Выходит, мы с тобой годимся в воины!

- И откуда ты все это знаешь? - вырвалось у Саньки.

- Читал где-то! - ответил Гриша. - А вообще-то… разве запомнишь, откуда узнал или где научился? Вот ты… Кто тебя карту научил чертить?

- Никто. Просто люблю! Потому и умею.

- А я не умею! - признался Гриша. - Нет у меня такого… знаешь… чтоб посмотрел, а потом на бумагу перенес.

- А я запросто! Взгляну - и как фотоаппаратом щелкнул!- оживился Санька. - Память зрительная и глазомер! Подожди, я за лето всю местность на карту нанесу! У меня же знаешь сколько сделано!…

Санька приврал. Сделано было мало. После первых двух дней он и не притрагивался к карте. Но сейчас он твердо верил, что начертит ее до конца.

- Не карта! Аэрофотосъемка будет!

- Ты бы побыстрей! - сказал Гриша. - Она пригодится! Искать без карты - все равно что слепому за грибами ходить!

Санька не понял,

- Чего искать? - спросил он.

- Ха! Чего?… Да Диму Большакова! Забыл! Места тут глухие, болоту - конца нет! Без карты по одному и тому же месту кружить будем! А знаешь, почему кружат люди?

- С дороги сбиваются - потому и кружат!

- Я не про то! - возразил Гриша. - Когда по степи идут без компаса или на лодке плывут в тумане… Хотят прямо, а их все время в сторону заворачивает.

- Как же не заворачивать, раз ничего не видно?

- Не знаешь! - с легким укором произнес Гриша.- Правая рука и нога сильнее, поэтому человек всегда влево заворачивает.

- Ерунда! - не поверил Санька.

- Проверено! - ответил Гриша. - Левшу вправо тянет!…

Забегали к Саньке и младшие усачи, но не по одному, а всей командой - вчетвером.

Это была самая дружная часть звена. Сплотились мальчишки не случайно - так уж сложились обстоятельства. Два года назад, когда Мишука избрали звеньевым, Геня Соков и трое других малышей еще не были пионерами. Их все же приняли в звено, но поставили условие: в любом голосовании им предоставляется на четверых один решающий голос, и действительным он считается только тогда, когда внутри четверки нет разногласий.

Время шло.

Команда Гени Сокова получила красные галстуки, а несправедливость продолжала существовать. Зимой, в школе, все четверо были равноправными членами пионерской дружины. А летом приходилось довольствоваться одним голосом на четверых. Иногда команда Гени Сокова пыталась протестовать против нарушения демократии, но старшие мальчишки были неумолимы и пригрозили не считаться даже с единственным голосом.

Это неполноправное положение сплотило ребят. Они и ходили вчетвером, и думали вчетвером, а вслух общие мысли высказывал Геня Соков.

Последние дни команду младших усачей тревожило одно. Они понимали, что старшие все-таки соберутся в поход на болото. А как с ними, с младшими? Что, если их не возьмут с собой? И Геня Соков пошел на хитрость - решил заручиться поддержкой Саньки.

В первый раз мальчишки принесли больному земляники. Во второй раз - моченую прошлогоднюю клюкву, а разговор повели о морошке.

- Ты бы хотел морошки? - спросил Геня Соков.

Санька не знал такой ягоды, но сказал на всякий случай:

- Хочу!

- И мы хотим! - со вздохом произнес Геня. Дружно вздохнули и остальные мальчишки.

- А на болоте ее - хоть лопатой загребай! - продолжал Геня. - Вот бы сходить туда!

Санька так и не догадался, куда клонится разговор.

- Сходим! - воскликнул он, чтобы обрадовать ребят.

- Все? - быстро спросил Геня.

- Все!

Мальчишки запрыгали от радости вокруг кровати,

- Потом не откажись! - предупредил Геня Соков. - А то верить тебе не будем!