"Хвала и слава. Книга вторая" - читать интересную книгу автора (Ивашкевич Ярослав)

VI

— Ты знаешь, мне не хочется слушать Бетховена, — сказала Янушу Зося. — Пойдем лучше в артистическую… к Шиллерам.

Януш пытливо взглянул на жену. В ее глубоко сидящих глазах таился беспокойный огонек.

«Знает ли она, что там Ганя Доус?» — подумал он. Но тут же успокоился. Зося взяла его под руку.

— Эти песни немного расстроили меня, — почти шепотом призналась она.

Януш не любил этого шепота. Он всегда был проявлением каких-то внутренних переживаний Зоей, которых Януш не умел понять. В такие минуты Зося становилась какой-то чужой и неожиданно непостижимой. Януш не хотел себе признаться, но этот шепот Зоей — словно у нее горло перехватывало от слишком сильного чувства — всегда наполнял его страхом…

— Как хочешь, — сказал он. — Мне тоже не очень хочется слушать эту симфонию…

Они стали протискиваться по широкому проходу между креслами к выходу за кулисы, но в такой плотной толпе двигаться было трудно. Неожиданно кто-то хлопнул Януша по плечу. Он резко обернулся. За ним стоял небольшого роста человек, которого Януш узнал не сразу. Но за какой-нибудь миг клубок воспоминаний вдруг свился и распутался, открывая дальние перспективы.

— Генрик! — воскликнул он радостно и удивленно.

Это и впрямь был Антоневский. Януш не видал его со времен Парижа. Он знал только, что художник оставил свою профессию и неожиданно начал делать политическую карьеру. Особенно в последние годы.

— А ты знаешь, я так надеялся тебя встретить! — сказал Антоневский, поздоровавшись. — И жене как раз говорил перед отъездом: «Хорошо бы встретить Януша». Ну, что поделываешь?

Януш улыбнулся и, как в молодости, склонил голову набок и, набычившись, строптиво взглянул на Антоневского.

— Что я поделываю — это неинтересно. А вот что ты? Это просто поразительно!

— Не сказал бы. Ты же помнишь… в Киеве… Я всегда был связан с политикой.

— Но с какой? — с вызовом спросил Януш.

Генрик, видимо счел, что лучше не уточнять этот вопрос, и попросил Януша представить его жене.

— Верно, — засмеялся Януш, — ты даже не знаком с моей женой! — И уже официальным тоном произнес: — Пан воевода Антоневский. Моя жена.

Зося, как будто с некоторой опаской или колебанием, подала руку приятелю мужа.

— А как твоя супруга? — продолжал Януш, стараясь сохранять тон вежливый и официальный. Сердечности в этом вопросе уже почти не чувствовалось.

— Благодарю. Отлично.

Казалось, разговор на этом иссякнет. Для встречи двух приятелей, столько переживших вместе и так давно не видавшихся, сказано было явно маловато.

В конце концов Генрик, решив как-то поддержать беседу, вернулся к замечанию Януша.

— А ты знаешь, я не вижу существенной разницы между давней моей политической деятельностью и теперешней.

— Налаживаешь польско-украинские отношения? — ехидно усмехнулся Януш.

Генрик возмутился.

— Не я это делаю, а все.

Янушу припомнилась княгиня Анна с ее скептицизмом, который она умела иной раз выразить предельно лаконично.

— Vous le croyez, monsieur? {8} — спросил он.

Генрик понял вопрос, но не уловил его двойного смысла.

— Но это же прекрасная миссия! — воскликнул он. — Подумай сам, ты ведь родился и вырос среди этого народа. Как можно так рассуждать?

Януш рассмеялся и внимательно посмотрел на Антоневского. Внешне тот ничуть не изменился: те же длинные, как и положено художнику, волосы, беспорядочно спадающие на лоб, те же светлые, выпуклые глаза. Но лицо уже исполнено этакого достоинства. Раньше при виде приятеля эта мысль не приходила ему в голову, но теперь Януш подумал, что тот великолепно выглядел бы в шляхетском кунтуше.

— Только вот никак ты не можешь добиться, чтобы политика эта была единой, — заключил Януш, вновь с вызовом наклонив голову. — С севера — один сосед, с юга — другой, и взгляды ваши расходятся. Причем по самым кардинальным вопросам.

— Я вижу, ты разбираешься в этом деле, — сказал Антоневский и щелкнул пальцами. При этом он смотрел не на Януша, а куда-то в пространство. — А что ты, собственно, поделываешь?

— Я? — удивился Мышинский. — Занимаюсь хозяйством.

— Где?

— А тут, под Варшавой. В Коморове.

— Что ж это за хозяйство?

— Небольшое именьице. Земельная реформа мне не грозит. Цветы, парниковые овощи…

— О! — вздохнул Антоневский. — Так это, верно, недалеко от моей Мощеницы?

— И что же, ты считаешь, что справишься? — продолжал допытываться Януш, как будто наступая на давнего приятеля. Зося вскинула глаза на мужа. Сейчас он казался ей совсем не таким, как обычно, ведь она не знала Януша в тот период, когда он дружил с художником. — Да, недаром ты родился на мельнице над Мощеницей, — продолжал Януш. — Ты же мужик… и мельник.

— Кабы знать наверняка… — как-то растерялся под взглядом Мышинского Антоновский. — А то ведь пока что все так неопределенно…

— Все? — продолжал наступать Януш.

Антоновский не выдержал.

— Что ты мне здесь политический экзамен устроил! — воскликнул он. — Не то место выбрал. Приходи лучше завтра в гостиницу. Или знаешь что? Приезжай ко мне в Луцк, сам все увидишь на месте. Потолкуем, побеседуем. Вы, варшавяне…

— Ты же только что сказал, что я родился и вырос среди украинцев…

— И вот как уже пообтерся в Варшаве! — рассмеялся Антоневский, показывая свои большие белые зубы. — Однако мы пришли сюда наслаждаться нашим Шиллером и его очаровательной сестрой. Не так ли?

— И верно, — сдался вдруг Януш. — Не знаю, какая вдруг муха меня укусила. Ведь меня же эти вопросы в общем-то не интересуют. — И после минуты неловкого молчания спросил: — Значит, у тебя уже нет желания сесть в незнакомый поезд и поехать куда-нибудь далеко-далеко?

Антоневский как-то недоуменно посмотрел на него, видимо припоминая, где и когда он уже слышал эти слова. Но так и не смог вспомнить.

— Мы что, говорили об этом в Париже? — спросил он.

— Да нет же, — усмехнулся Януш, — гораздо раньше. Когда Париж еще был для нас неосуществимой мечтой, казался нам недоступным…

— Это тогда, в горах?

— В горах.

— Ах, да, вспоминаю, — сказал Антоневский, — вспоминаю. Только ведь это неправда, что мы потом осуществили то, о чем думали в горах. Ничего подобного. Мы осуществили совсем другое.

Януш кивнул.

— А то, что ты осуществляешь сейчас, уже и вовсе иное, — сказал он, сжав локоть Антоневского.

— Да, смею тебя уверить. Совершенно иное.

Януш уже хотел было идти.

— А как Ариадна? — спросил Антоновский. — Ты ничего о ней не знаешь?

— Ничего, — холодно ответил Януш и, обращаясь к жене, сказал: — Ну что ж, Зося, пройдем в артистическую.

И подал руку Антоневскому так, словно тот был его «дальним знакомым».