"Герои на все времена" - читать интересную книгу автора
Татьяна Юрьевская СОРОК ВТОРАЯ
 |
Ночь опустилась на город. Запрокинув темноволосую голову, гордой всадницей пронеслась по его улицам, широкой кистью щедро мазнула по фасадам зданий, залила непроглядной чернью притихшие скверы, от души, не жалея, плеснула чернил в воду фонтанов, превратила распушенные кроны лип в подобия ощетинившихся иглами ежей.
Ночь шутила и дурачилась, превращая извечную войну в подобие танца, но тем не менее умудрялась жестко навязывать свои условия.
Город держался, не желая слишком легко уступать позиции захватчице, хищно скалился в ответ, огненными росчерками уличного освещения разрывая мглу, выставив навстречу накатывавшемуся потоку черноты разноцветные рекламные щиты.
Однако ему удалось отстоять лишь полнокровные жилы проспектов, сбегающиеся к островкам главных площадей.
А там, во дворах, вдалеке от незатихающей городской суеты, уже вовсю наводила порядок новая хозяйка.
Ночь властно вступила в город лишь малой частью своих бессчетных легионов, но этого оказалось вполне достаточно для победы.
— Да. Да… Конечно. Да. Непременно. Когда буду дома — перезвоню. — Елена с сожалением убрала телефон в сумочку. В метро не удается поговорить по-человечески. Но ничего, еще четыре остановки, и она почти дома. А там двадцать три минуты пешком, и все.
Можно будет сменить неудобные туфли на мягкие тапочки, убрать в шкаф порядком поднадоевший строгий деловой костюм и чуть-чуть почитать на сон грядущий.
Неспешно ползший вагон слегка покачивало, и разделенный на несколько тесных клетушек офис, бывший для Елены основным местом обитания, постепенно становился чем-то отвлеченным. Недоступным.
Даже нереальным.
Так же как и прокуренная насквозь кафешка и ароматный, но слишком крепкий для вечера кофе. Кофе под обязательные разговоры обо всем и ни о чем конкретном, вносившие скудное разнообразие в вечное циркулирование по замкнутому кругу: дом-работа-дом, усталое лицо подруги, измотанной за прошедший день не меньше, чем сама Елена… И тоска. Тихая, меланхолическая тоска, далекая от злобы и зависти.
Поезд ощутимо тряхнуло, и Елена нехотя открыла глаза. Отстраненный женский голос объявил ее станцию — пора выходить.
Она торопливо поднялась, на ходу одергивая юбку и перекидывая ремешок сумочки через плечо. Стекло дверей на какое-то мгновение отразило узкое лицо в очках, коротко обрезанную челку и бледные, ненакрашенные губы.
Хорошо быть таким голосом. Спокойным, немного самоуверенным. Голосом, которому нет дела до чьих-то отдельных проблем. Наверное, исчезни сейчас с лица земли все живое, он даже и не заметит этого, продолжая по-прежнему невозмутимо предупреждать тени когда-то ездивших в метро людей о необходимости уступать места инвалидам и женщинам с детьми. Равнодушно-вежливо.
Отвратительно-вежливо.
Каблучки звонко цокали по асфальту, и сейчас этот звук, такой уместный на паркете офиса, в тишине плохо освещенных дворов казался слишком уж громким.
Зря она задержалась. Не следовало ждать, пока принесут вторую чашку кофе, а лучше бы ее не заказывать вообще. Расплатиться и уходить сразу, как хотела сначала. Но Лида смотрела так жалостливо и так обиженно, что Елена не выдержала и осталась еще ненадолго.
Напрасно. Не пойди она на поводу у подруги, уже давно бы сидела дома. Свернулась бы по-кошачьи калачиком на диване и смотрела жутко познавательный репортаж о приключениях премьера или президента страны на территории потенциального союзника. Размышляя не столько о тонкостях политики, сколько о том, подходит ли подобранный лидером нашей верхушки галстук к его костюму. Или еще о какой подобной ерунде.
Неужели нельзя хоть слегка, хоть немного приглушить этот громкий перестук каблучков, постоянно сбивающийся на поспешно-трусливую рысцу? Может быть, лучше снять туфли и пойти босиком? На улице июнь, поэтому замерзнуть точно не удастся. Только вот ноги потом придется оттирать чуть ли не со спиртом. Да и колготки жалко.
Хотя ерунда все это: впереди осталось два поворота, узкая тропинка мимо детского садика… И она дома.
Скорей бы.
Раздавшийся телефонный звонок отвлек Елену от мрачных размышлений.
— Сорок… — начала она было по привычке. — Да. Конечно. Я сейчас еще не дома. Почему бы и нет? Завтра договоримся точнее.
Звонил брат. Они с женой приглашали Елену на выходные на дачу.
Первая и потому самая сладкая клубника, шашлыки под красное вино, визжащие от радости племянники и теплая вода в котловане, до которого от дачного участка брата рукой подать — надо только пересечь железнодорожные пути и прогуляться по маленькому соснячку.
Елена любила эти короткие выезды на природу, когда можно было просто лежать на расстеленном на травке одеяле, довольно щуриться на ослепительно-синее небо и ни о чем не думать. А вокруг станет кружить шустрая мелочь, теребить тетю Лену за руки и за плечи, уговаривая окунуться ну хоть еще разок.
И какой незначительной, даже ничтожной в сравнении с этим счастьем покажется в итоге взбаламученная суета офиса. И обида от процеженного сквозь зубы строгим шефом замечания, не отпускавшая на протяжении всей рабочей недели, наконец-то без следа растворится в радостной детской улыбке.
А там уже и дымком потянуло — шашлычок поспел…
Елена остановилась, настороженно принюхиваясь. Картина солнечного субботнего отдыха исчезла, поглощенная вернувшейся тревогой.
Сквозь контуры высокой осыпи с одинокой, как говаривал братец, «лермонтовской», сосной на вершине проступила узкая полоска мощеной дорожки, густо обсаженная по левую руку кустами сирени, и невысокий заборчик детского садика.
В воздухе действительно пахло гарью. Ощутимо, противно. Но не это заставило женщину сначала замереть, а затем испуганно отступить.
На дорожке, перегораживая ее, стояли двое, и их силуэты, отчетливо обрисовавшиеся в слабом освещении одинокого уличного фонаря, почему-то выглядели угрожающе. Слишком угрожающе для возвращающейся поздним вечером домой одинокой женщины. Что делать?
Повернуться и побежать прочь, позабавив своим испугом ночные тени, которые скорее всего на поверку окажутся лишь парочкой подгулявших друзей?
Если бы Елена не замечталась о намечавшейся субботе, она бы много раньше заметила их и без ущерба для собственной самооценки прошла мимо дорожки, предпочтя полумраку сиреневых зарослей обходной путь через освещенные дворы.
Однако теперь поздно жалеть. Да и стыдно в ее возрасте бегать. Тем более что на каблуках особо не разбежишься. Елена судорожно перевела дыхание. В конце концов, чего, спрашивается, она перетрусила, чего напугалась, как дурочка? Подумаешь, люди. Подумаешь, ночью. Может, у них на то важные причины есть. Шляешься же ты тут, такая умная-красивая и в очках, по закоулкам в самую что ни на есть темень. Почему бы и другим не пошляться в свое удовольствие?
Перехватив поудобнее сумочку, она решительно направилась вперед, стараясь делать вид, что ей ничуть не страшно. И что ей на все наплевать.
Совершенно на все.
Темные тени при ее приближении неторопливо расступились, пропуская спешащую домой полуночницу. От неприятной смеси запахов табака и одеколона мучительно засвербело в носу, провоцируя расчихаться.
Елена, не сбавляя хода, устремилась прочь, к дому, оставляя позади напугавших ее мужчин. Не осмелившись обернуться, а потому так и не заметив мохнатую черную тень, выбравшуюся из кустов и принявшуюся тут же самозабвенно отряхиваться, избавляясь от листвяного сора.
Приятели просто выгуливали любимую собачку.
Но предчувствие нехорошего, преследовавшее женщину от самого выхода из метро, не было ложным. Беда подстерегла Елену там, где она не ожидала. И именно тогда, когда она, облегченно переведя дыхание, расслабилась и даже позволила себе рассмеяться над собственной глупостью, поминая недобрым словом некстати разгулявшуюся фантазию, подпитываемую информацией из колонок уголовной хроники.
— Стой, — приказал уверенный голос, и Елена невольно подчинилась. Позабытый было страх липким щупальцем скользнул вдоль позвоночника. — Сумку. Быстро.
— С-сейчас, — заикаясь, выдавила она, принявшись судорожно стягивать с плеча умудрившийся непонятно за что зацепиться ремешок, пятясь при этом к стене дома. К кодовому замку и тяжелой двери подъезда.
— Не поняла, что ли? — Не дождавшись, пока женщина справится сама, ее решили поторопить.
— Помогите… — прошептала она, из какого-то глупого упрямства вцепляясь в нелепый кожаный шнурок. — Хоть кто-нибудь.
— Заткнись! — Елену наотмашь хлестнули по щеке.
— Что ты там возишься? — вмешался другой, еще более раздраженный голос. — Пусти.
Грубая рука сильно сдавила горло Елены, и чужие пальцы сильно дернули за проклятый ремешок. Но он не поддался. И тут же почти у самой щеки опасно блеснул металл.
— Пожалуйста…
Взметнувшийся нож без проблем, словно шелковую ленточку, перерезал кожаную змею, и сильные пальцы легко выдрали сумочку из рук женщины. Свет подвешенной под козырьком лампы на секунду выхватил лицо нападавшего, отчетливо обрисовав скулы.
Елена почему-то подумала: это все… И что последним оставшимся в ее памяти будет лишь отдаленный отблеск, словно кто-то на мгновение зажег фары и сразу же выключил.
— Эй! Это вы чего тут удумали? — Помощь пришла неожиданно. И, как водится, в самый последний момент, когда Елена уже перестала надеяться. Вмешавшийся храбрец оказался невысок ростом и не производил впечатления человека, способного в одиночку справиться с двумя… Нет, с тремя грабителями. — Держись! — Ободряющий голос был звонким, мальчишеским. Или…
Спаситель быстро обернулся. Нельзя сказать, что за столь краткое мгновение в обманчивом освещении Елене удалось как следует его рассмотреть, но главное женщина заметить успела.
Короткая стрижка, темные, чуть раскосые глаза, выдающие явную примесь восточной или северной крови, брови вразлет.
Девчонка. Совсем молоденькая.
— По-хорошему отдадите или по-плохому? — насмешливо поинтересовалась у ночных грабителей нахалка. Совершенно не смущаясь тем, что ее обступили со всех сторон.
Елена, только сейчас сообразив, что саму ее больше никто не держит, повернулась и принялась судорожно набирать на домофоне номера квартир.
— Люди, пожалуйста, — твердила она, — хоть кто-нибудь…
Стараясь не думать, что сейчас произойдет у нее за спиной. Рассчитывая — нет, надеясь — успеть.
Наконец одна из квартир отозвалась, и сонный голос брезгливо осведомился:
— Кто?
— Помогите, убивают. Пожалуйста, помогите… Милицию…
Елена не сразу поняла, что ее уже никто не слушает.
Телефон? Нет, остался в отнятой у нее сумочке. Что же делать?
Ответ пришел сам собой. «Тревожная кнопка» на стене соседнего дома. Можно вызвать наряд милиции, и тогда…
Елена сбросила туфли и, сама себя не помня, ошалевшей кошкой метнулась вдоль стены дома, оставляя спасительницу в одиночестве, но в итоге обещая вернуться с подмогой.
Сейчас, сестренка, сейчас, милая. Надо только через улицу перебежать, и все закончится хорошо. Все непременно закончится хорошо.
— Куда, дура… — обреченно, чуть прикрыв раскосые глаза, шепнула та, которая не побоялась в городе ночью прийти на помощь попавшему в беду человеку. — Куда…
Последним, что запомнила Елена, стал ослепляющий свет фар вылетевшей из-за поворота машины.
Ночь заполнила город. Затопила доверху темными водами, превратила в черное озеро. И словно огни маяков, островками и островами рассекли мрак прожектора высоток — высот, оставшихся непокоренными, не сдавшихся пришедшей захватчице, и пламенными мостами перекинулись друг к другу освещенные нити проспектов.
Только во дворах, укрытых стенами домов от вечной суеты, будто вода в колодце, стояла ночь.
Как ни торопись — время ушло, как ни старайся — вряд ли удастся вернуться домой к назначенному сроку. От друзей всегда так тяжело оторваться, а потом приходится спешить, тщась нагнать упущенное. И ты убыстряешь ход, срываясь на бег, покуда хватает сил и дыхания. Словно бы те несколько выигранных минут способны хоть что-нибудь изменить.
Но, возможно, именно их и не хватит в итоге, чтобы разминуться с небытием. Еще немного, и тебе бы не довелось отступать, пока не прижмешься лопатками к холодному кирпичу, понимая — это все. Что, даже если и увидят, в равнодушном черном городе никто никогда не вмешается, безучастно оставив мальчишку одного против четверых…
Где-то рядом на мгновение ярко вспыхнул и погас уличный фонарь, отогнав подальше любопытную ночь, и нарушивший тишину женский голос чуть ли не одним своим звучанием сумел разбить оковы парализующего страха:
— Что здесь происходит?
Узкое лицо, очки, коротко обрезанная челка и ненакрашенные губы. Кажется, ты будешь помнить о не побоявшейся вмешаться до самого конца жизни. Который, впрочем, похоже, близок. И ты мысленно просишь ее идти мимо, не впутываться, не рисковать. В глубине души, против воли и совести надеясь, что она останется.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |