"Корона Аквилонии" - читать интересную книгу автора (Локнит Олаф Бьорн)Глава перваяВолки, загоняющие оленя, наверняка чувствуют то же, что чувствую сейчас я. Мы готовы нанести последний, решающий удар, когда клыки Латераны сомкнутся на горле умирающей династии Эпимитриев — до условленной даты остаются считанные дни. Нам приходится осторожничать и всеми возможными способами уверять канцлера в преданности государю — Гленнор даже распорядился «раскрыть заговор», сиречь Латерана задержала нескольких дворян и обвинила в попытке убить Нумедидеса по наущению кофийцев, наших старых недоброжелателей. Все злодеи, конечно же, признались, барон Гленнор отправил в замок победоносную реляцию, канцлер и король остались довольны. «Заговорщиков» мы отпустим сразу после смены власти — таковыми, как легко догадаться, стали наши же конфиденты, разыгравшие спектакль с покушением… Однако, вовсю разворачиваются события куда более важные и значительные, чем липовый заговор. Как и предполагалось, пуантенцы объявили Рокод против Нумедидеса, первые конные тысячи переправились из Боссонии в Тауран и теперь находятся на восходном берегу. Что характерно, никакого сопротивления армия мятежников не встречает, они обходят крупные города и скорым маршем двигаются к Тарантии. Уже сегодня навстречу войску Пуантена выйдет королевская гвардия. С чего же все началось? Толчком к началу Рокода послужило таинственное исчезновение Великого герцога Троцеро из форта Велитриум, происшедшее шесть дней тому. Не стоит говорить о том, что Латерана серьезно помогла его светлости незаметно покинуть границу с пиктами — мне пришлось сопровождать герцога от Черной реки до Тарантии и поместья барона Гленнора, где Троцеро пока и отсиживается, помогая господину барону составлять необходимые бумаги. Утром в Велитриуме начался тщательно спланированный переполох — молодой Просперо поднял тревогу «обнаружив» потерявшегося дядюшку, после короткого дознания выяснилось, что герцог «похищен» и увезен в тарантийскую тюрьму, а затем… Просперо, посоветовавшись со своими легатами, отправил в столицу гонца, привезшего Нумедидесу крайне неприятную новость: Пуантен поднимает знамя Рокода. В тот же день Просперо был объявлен злодеем короны и канцлер Редрик назначил за его голову вознаграждение в целых пять тысяч золотых кесариев. Если оную голову доставит простец — получит дворянский титул. Барон Гленнор со свойственным ему мастерством лицедея едва ли не половину седмицы убеждал короля, Редрика и герцога Шамарского в том, что «пуантенскую язву необходимо выжечь каленым железом», что бунт надо подавить в самом зародыше, и что Просперо следует как можно быстрее снести голову на площади Эпимитриуса, равно как и его приспешникам — Конану, Паллантиду, графу Люксэ, и прочим военачальникам. Впрочем, долго убеждать двор в опасности Рокода не пришлось: в самом начале третьей весенней луны пришли донесения о том, что тысячи Пуантена переправились через Ширку, заняв броды и захватив речные суда. Латерана исправно предоставляла дворцу необходимые сведения о численности войска, направлении его передвижения и прочем, да только наши донесения не отражали всей правды. Гонцов военной управы или «Скрытой Башни» перехватывали на пути к городу суровые вояки из «Беркутов», а Латерана потчевала герцога Шамарского и высших чинов гвардии умело поданной ложью. Число всадников и пеших мы занизили почти вдвое, уверяя, что остальные безвылазно сидят на границе с пиктами, опасаясь нападения варваров, местонахождение тяжелой конницы гвардии Гайарда указывали с большими погрешностями, а заодно лили бальзам на королевское сердце доносами о распрях в стане мятежников. Нумедидес едва не сорвал все наши планы, мерзавец эдакий! Ихнее величество попросту испугались мятежа и первые дни настаивали на переговорах с Просперо. Кроме того, неспокойствие обозначилось и в Тарантии — жители столицы глухо ворчали, услышав о возмущении на Черной реке и опасались начала войны. Отлично, такие умонастроения плебса нам только на руку! Совместными усилиями канцлера, герцога Даргена и, разумеется, барона Гленнора, короля уговорили действовать жестко. Поскольку армия Просперо невелика, ее следует незамедлительно уничтожить на подступах к Тарантии внезапным ударом, который нанесут лучшие гвардейские отряды. Пускай Редрик вор, почище Публио, но в сообразительности ему не откажешь. Канцлер моментально понял, что благополучие двора зависит от спокойствия в стране, следовательно порядок придется наводить с помощью гвардии. Дарген Шамарский и его наследник получили ясный приказ: мятеж подавить, зачинщиков (если получится) доставить в Железную башню. Как мы и предполагали, оберегать столицу и замок короны остались полки Черных Драконов, Боссонцев и Алых пикинеров из Таурана. Битву с пуантенцами доверили самым верным королю выходцам из Шамара. Против наших четырех тысяч конников и семи тысяч наемников вышло семь с половиной тысяч гвардейцев. Благодаря отлично проведенной Гленнором мистификации, мы обладаем куда большими силами. Одна беда — если нас внезапно раскроют, висеть всей теплой компании в петлях на «позорной виселице», что за Полуденными воротами города. Именно там казнят самых отъявленных злодеев короны, коими все мы несомненно являемся… Цель установлена, средства определены. Гвардия короны идет в поход. Я наблюдал за шествием конных отрядов со стороны. Из Закатных ворот Тарантии вытекала живая разноцветная река, сверкая начищенным доспехом, и грозно позванивая оружием. Алое знамя короля с золотым львом, желтые штандарты герцогства Шамарского с геральдическим сфинксом, значки, вымпелы. Будто не на войну, а на торжественный церемониальный смотр собрались. Герцог Дарген едет не на коне, а в роскошной повозке — его светлость тучен, сидеть в седле ему тяжело. Наш великий полководец решил поучаствовать в деле искоренения смуты лично, благо уверен в быстрой и безоговорочной победе: уж его-то гвардия запросто сметет немытых наемников, покусившихся на святость престола! Потом будут парады, королевские милости, новые земли и титулы особо отличившимся… Это потом. Сейчас надо показать строптивым пуантенцам, кто обладает в Аквилонии действительной и неоспоримой властью! Я нехорошо усмехнулся, поддал шпор своему жеребцу и направил его по тракту на Полуденный закат, в обход бравого гвардейского воинства. Опять придется скакать полный день и полную ночь, чтобы успеть к Просперо завтрашним утром. Барон Гленнор отрядил меня в стан мятежников в качестве наблюдателя и советника, а затем я буду обязан препроводить в Тарантию нескольких важных персон. Служащие Латераны, как и всегда, оказались на высоте — конные подставы ждали меня через каждые пятнадцать лиг, можно было перекусить, хлебнуть легкого вина и нестись во весь опор дальше, к небольшому городку Ортео, избранному пуантенцами в качестве временной «столицы». Именно рядом с Ортео и расположились отряды Просперо, в ожидании противника. Лиг за тридцать до города появились первые вооруженные разъезды — двое пуантенцев в синем с серебром, двое наемников. Меня останавливали, но по предъявлению подписанного Великим герцогом пергамента сразу же отпускали. Как и предполагалось, к Ортео я подъехал ранним утром пятого дня третьей луны весны, наткнулся на караулы, оберегавшие развернутый возле предместий городка палаточный лагерь и тотчас был доставлен к Просперо. Ничего не соображая от усталости, я отдал герцогу бумаги, переданные Гленнором и Троцеро, после чего завалился спать в неизвестно чьем шатре, поставленном рядом с обширной палаткой герцога. Разбудили меня ближе к вечеру. — Граф, поднимайся, трубы зовут, барабаны бьют! Меня довольно бесцеремонно трепали за плечо. Голос вроде знакомый. — Отцепись, — слабо пискнул я. Никакого желания вставать не было. — Ты кто? — Открой глаза и посмотри. Мои веки надо было бы разлеплять с помощью долота, но я пересилил себя и попытался сесть на складном походном ложе из деревянных реек и парусины. — Каков нахал, а? — добродушно гудел человек, лица которого в полутьме шатра я разобрать не мог. — Пришел, занял чужую постель, выдул мое вино… Кертис, первым же указом тебя придется сослать в рудники Эйглофиата за оскорбление величества. — Конан? — я, наконец, понял с кем говорю. — Значит, это твоя палатка? — Чья же еще? Вставай, умойся и иди к Просперо. Будем для завтрашней заварухи диспозицию определять. Наши разъезды доносят, что королевская гвардия в одном переходе от Ортео. — Не понимаю, — сказал я почти окончательно просыпаясь, — как вы ухитряетесь быть такими спокойными? Словно ничего и не происходит! Государство на грани гражданской войны, целое Великое герцогство объявило о неповиновении королю, самого короля хотят зарезать… — Никто его резать не будет, — пожал плечами Конан, усевшись на ложе рядом со мной. — Заставим подписать отречение, а потом вы, большие мудрецы в деле несчастных случаев, сделаете так, чтобы их бывшее величество навернулись с лестницы… Честно признаться, я вообще не хочу убивать Нумедидеса. — Придется, — проворчал я, натягивая сапоги. — Дорога к власти всегда вымощена трупами. Это не мы придумали, не нам этот закон и нарушать. Знаешь сколько смертных приговоров уже составил Гленнор? Подумать страшно! А тебе придется их подписывать. Король должен проявить твердость, короля должны бояться. — Интересно, почему это Гленнор сам решает, кого карать, кого миловать? — неожиданно резко ответил Конан. — С нами он в этом не советовался. — Ничего подобного! Во-первых, барон все обсуждает с Троцеро, и Великий герцог, как политик искушенный, целиком с Гленнором согласен — все те, кто может стать нашим явным врагом должны либо умереть, либо навсегда отправиться в отдаленную ссылку со строжайшим надзором. Во-вторых, люди о которых мы говорим так или иначе виновны. На каждого в Латеране есть бумаги, от которых у человека непосвященного волосы дыбом встанут. — На меня тоже? — А ты как думал? Сам отлично знаешь, что главная задача любой тайной службы состоит в том, чтобы собирать и хранить знания о людях. Знания, которые в случае надобности можно будет пустить в ход. Возможно, такие слова прозвучат излишне грубо, но невиновных людей в этом мире не существует. Любой, каждый хоть единожды да нарушал писаные законы. — Точно, — хмыкнул Конан. — Вот я например… И тебе контрабанда, и пиратство на Полуденном побережье, и торговля незаконными товарами, а если вспоминать времена веселой молодости в Шадизаре, то самому стыдно становится. Признаюсь, каюсь всемогущей Латеране однажды я стянул у туранского купца из пояса кошелек с тридцатью империалами Илдиза. Потом, вступив в сговор с жуликом по имени Ши Шелам, украл у офирской графини жемчужное ожерелье. Потом… — Отрубание руки или пять лет на каменоломнях, — зевнув, определил я. — Бел-обманщик, и этот человек будет королем Аквилонии! — Я, между прочим, не напрашивался, — Конан невесело усмехнулся. — Оделся? Пошли к герцогу, нас ждут. … Может быть тот, кто в будущем прочтет эти воспоминания, воспримет их как хронику непрерывной и болезненной подлости, ибо я впервые решил откровенно рассказать о некоторых особенностях трудов тайной службы Аквилонии, однако слово «подлость» я бы употреблять поостерегся. Не подлость, а разумная необходимость в интересах государства, это первое. Второе: что бы не болтали злые языки, но Латерана по мере сил и возможностей борется со злом, воплощенным в человеческие мысли и дела — людей никто не заставляет продавать чужестранцам наши тайны, воровать из казны или грабить на больших дорогах. Большинство преступлений являются осознанным выбором человека. В таком случае вполне осознанно получите и наказание за этот выбор. И третье: каждому следует помнить, что мы не дремлем. Не осуждайте ремесло, в котором ничего не смыслите, такое может выйти побоку. Городок, возле которого обосновались пуантенцы, совершенно ничем не примечателен, кроме своего расположения. По большому счету, Ортео более смахивает на громадную деревню. Город не обнесен стеной, единственное укрепление — замок здешнего барона, к которому жмутся деревянные строения. Каменных зданий (за исключением замка) только два, скромная ратуша и дом купеческой гильдии. Сам барон Ортео, заметив как возле города разбиваются шатры, мигом понял, что запахло жареным и всеподданнейшей преданности по отношению к Нумедидесу не проявил, хотя и к Просперо не подался. Барон собрал дружину в своей крепостишке, поднял мост, запер ворота и сделал вид, будто его здесь вовсе нет. Ни нашим, ни вашим, так сказать… Для провинциала простительно. Перед закатом мы объехали место предстоящего сражения и остались довольны: Просперо, Конан и Паллантид в один голос твердили, что диспозиция в точности напоминает Битву на реке Тайбор, когда Сигиберт Великий вдвое меньшими силами разгромил немедийское войско, хитро использовав природный рельеф. Ортео построен в полуночной части пологого, но очень длинного холма, протянувшегося с Полуночи на Полдень примерно на четыре лиги. Если стоять на гребне холма лицом на Восход, то будет заметно, что возвышенности образуют некое подобие узкой долины — еще два холма находятся напротив Ортео, примерно в двух лигах. Меж ними — ложбинка, по которой проложен широкий тарантийский тракт. Всхолмья покрыты лесом, только в долине можно увидеть обработанные поля, расположенные по берегам скромной мелководной речушки. По мнению герцога Даргена мы сейчас находимся несколько дальше к Закату, на границе баронства Ортео, но ему придется горько разочароваться. Да, лагерь мы устроили за городском холмом, но с рассветом пешие тяжелые щитники выстроятся на склонах возвышенности и пришедшей по тракту гвардейской коннице вначале придется миновать ложбину, образовать боевой порядок (Просперо уверен, что они пойдут клином), а затем врубиться в ряды нашей пехоты, причем атаковать гвардейцы будут вверх по склону, что для конников весьма нежелательно. Если битва развернется по планам Просперо и его легатов, конные увязнут в сражении с нашими наемниками (этой частью войска будет командовать Конан), а Просперо в это время выведет скрывающуюся за лесом гвардию Гайарда, которая обойдет королевские отряды и ударит в спину, заодно перекрывая путь к отступлению. Мы обязаны сделать так, чтобы никто из наших врагов не ушел с битвенного поля, посему за восходными холмами расставлено несколько десятков секретов, обязанных вылавливать возможных беглецов. Чем позднее в Тарантии узнают о происшедшем, тем удачнее пройдет переворот в самой столице. — Граф, завтра ты предпочтешь мое общество или будешь оберегать Конана? — с шутливой интонацией спросил меня Просперо, когда мы вернулись в шатер его светлости, наскоро перекусить. Паллантид и граф Люксэ вежливо раскланялись и отбыли в стан своей обожаемой кавалерии, так что мы остались втроем, если не считать оруженосцев Просперо, охранявших вход в палатку. — Их будущее величество окажутся в центре всех событий, пешие щитники подвергаются куда большей опасности чем тяжелая конница. — Ерунда, — отмахнулся Конан. — Против пехоты, которая держит плотный строй, кавалерийский удар бессилен. Я уже отдал несколько приказов, которые серьезно облегчат нам жизнь. Поставим в первых рядах повозки, как походную крепость, за повозками — арбалетчики и лучники. К утру мои орлы прокопают канаву, в которую выльем несколько бочек смолы, подожжем… Лошади испугаются огня, клин может смешаться. Просперо, ты лучше послушай нашего дорогого гостя из Латераны — он мне сегодня таких ужасов наговорил, что я готов отказаться от королевствования. Будто бы твой дядюшка и барон Гленнор занимаются в Тарантии только тем, что составляют приговоры, по которым мне придется отправить на эшафот едва не половину Аквилонии. — Отчего же так односторонне? — оскалился я в любезно-ядовитой ухмылке. — Латеране придется организовать ликующие толпы на улицах, которые будут славословить нового государя, раздавать бесплатное вино, приглядывать за тем, чтобы восторженные подданные по пьяному безобразию не перерезали друг друга, как это случилось во время коронации Вилера. Клянусь своей честью дворянина, на улицах жертв может быть в три раза больше, чем тех, кому придется прогуляться на плаху… Месьоры, неужели мне надо объяснять вам обоим, что шутки давно закончились? — Это понятно, — кивнул Просперо. — Мы же не малые дети, дорогой граф. Государственные соображения всегда стоят выше любой морали и принципов, мы оба отлично знаем, что нам предстоит. Кажется, в Латеране это называется «стряхнуть пыль с золота»? — Именно. Беда в том, что пыли накопилось слишком много. Просперо, случись тебе занять трон, ты бы дрогнул? Начал бы разбрасываться помилованиями и являть высокое благородство?… — Вряд ли, но королем я не стану по одной важной причине: не хочу брать на себя подобную ответственность. — Думаешь, я хочу? — вдруг возмутился Конан. — Если у нас ничего не получится, в крушении Аквилонии обвинят прежде всего короля! Пришел какой-то варвар, уничтожил старые традиции, окончательно разорил страну, оскорбил своим появлением дворянство… Думаете, мы собираемся придти на все готовенькое? Нумедидес за четыре года превратил королевство в груду развалин, мы получаем в наследство больную и озлобленную на высшую власть страну! Готов проспорить собственную голову — недовольство в народе только усилится, если мы быстро не дадим людям то, что они хотят: спокойствие и достаток, возможность честно и безопасно зарабатывать свое золото! И чтобы никто не боялся, что любой другой, король или уличный воришка, отнимет у человека принадлежащее ему по праву. Легко с этим справиться? По-моему, очень нелегко! — Однако, цель достижима, — с прирожденной невозмутимостью сказал Просперо. — Помнишь, что ты сам говорил недавно? Какое-то время «королем» будем все мы, каждое решение придется принимать всем вместе и отвечать перед богами и королевством тоже будем вместе. Поздно отступать. — Никто отступать и не собирается, — набычился Конан. — Как говорили мои дружки-пираты с Барахас, концы обрублены. Теперь либо путь в океан, либо на дно. Отужинав холодным мясом и начинающим черстветь хлебом, мы уже собирались расходиться — время близилось к полуночи, а вставать придется задолго до восхода солнца. Внезапно снаружи обозначилась непонятная возня, охрана с кем-то громко препиралась, послышалась сдавленная ругань… Уяснив, что случилось нечто странное мы выскочили наружу, держа ладони на рукоятях клинков. Прекрасная весенняя ночь, небо чистейшее, черно-синее. Созвездия выложены по Верхней Сфере, будто бриллианты на блюде черного мрамора. Луна пока не вышла из-за горизонта, но на восходной стороне неба уже появилось бледное бело-оранжевое зарево. — Ваша светлость, караул соглядатая изловил, к шатрам пробирался, — бодро отчеканил оруженосец Просперо. — Говорит, будто с поручением к вашей светлости, но мы этого человека прежде не видели. К нам подтолкнули связанного бородатого детину с повязкой на глазу. Один из караульных предъявил отобранное у незнакомца оружие абордажный палаш. Я моментально понял, кого привели — перед глазами встал закопченный придорожный кабак «Кролик и перепел» в Боссонии, фургон Роситы из Мессантии, сама Росита в безобразном вызывающем платье… И телохранитель моей прелестной подружки — графини, маркитантки и шпионки. Точно, он! — Постойте-ка, — я выскочил вперед, и взглянул на Просперо: — Скажи, чтобы его отпустили! Я этого человека знаю. — Ваш? — осведомился Конан, подразумевая Латерану. — Ну… Почти. Неважно. Эй, любезный, тебя послала Росита? Бородач угрюмо поглядел на меня сверху вниз и рыкнул замысловатое зингарское ругательство из богатого морского лексикона, чем немедля заинтересовал Конана, как знатока и ценителя. — Росита говори быстро исакайт Посперро, — сообщил громила с таким немыслимым акцентом, что я незамедлительно перешел на зингарский язык: — Почему госпожа не пришла сама? Говори, его светлость перед тобой! — Хозяйка там, — чернобородый отмахнул рукой в сторону тракта на Тарантию. — Уйти не может, отправила меня. Велено передать: аквилонская гвардия идет ночным маршем, без остановки. — То есть как? — тоже по-зингарски спросил Конан. — Ночной марш? Кром Молниемечущий, если герцог Дарген решился не вставать на отдых, они появятся в долине возле города через пару колоколов! Получается, наши мудрейшие планы отправляются к Сету под хвост! Вся диспозиция рухнула! М-да, новости крайне огорчительные. Самоуверенная ретивость Шамарского герцога, посчитавшего, что мятежников стоит настичь как можно быстрее, поставила нас в труднейшее положение. Очень скоро конная гвардия подойдет к Ортео, они наверняка двигаются при факельном свете… Пуантенское воинство отдыхает, ночью сражаться невозможно. Хоть плачь, честное слово! — Командуй! — Конан невежливо подтолкнул замершего в растерянности Просперо. — Бросаем все, отходим на Закат по тракту и через лес? Или отыщутся другие мысли? — Никакого отступления, — процедил герцог. — Конан, поднимай своих, общая тревога. В боевые буцины не трубить, использовать только вестовых — нас не должны услышать раньше, чем нужно. Немедленно гонца к Паллантиду, пусть седлают коней! — Ваша светлость, это безумие, — вякнул я, услышав самоубийственные приказы Просперо. — Никто не воюет в поле ночью, это закон! Ночной штурм крепости — сколько угодно, но только не сражение на открытом пространстве! Мы ведь друг друга перережем! — Конан, что ты говорил о бочках со смолой? — не обращая на меня внимания спросил герцог киммерийца. — Нам поможет восход луны, конным прикажем надеть на шлемы белые шарфы или прицепить любую светлую ткань, чтобы отличить от противника. Спасение только во внезапности и неожиданности! План полностью меняется! — Постойте… — я снова попытался образумить Просперо, и тотчас получил жесткую отповедь: — Кертис, или займись делом, или не мешайся под ногами! Ночью война невозможна? Придется доказать всему миру обратное! Признаться, никогда ничего подобного я не видел, да впредь и не увижу. Существуют незыблемые, проверенные опытом столетий и бесчисленных сражений законы ведения войны, охватывающие как правила тактики боя, так и сотни неприметных, но важных мелочей — расположение военного лагеря, охрана обоза, одежда, вооружение, подача сигналов знаменами и дымом… Всего не перечислишь! Просперо и Конан сотоварищи путем лихой импровизации эти законы дополнили, привнеся в мудрую науку тактику положения о ночной атаке. Бесспорно, при более неблагоприятных обстоятельствах решение герцога имело бы самые трагические последствия, а любой здравомыслящий полководец, узнав о приближении противника попросту отдал бы приказ о незамедлительном отступлении. Просперо, однако, понял, что свернуть лагерь за несколько квадрансов и отойти (выставив на всякий случай боеспособный арьергард, призванный обеспечить безопасность отступления), сейчас невозможно — это означает потерю большей части обоза и неразбериху. Вывод один: пускай все законы и традиции летят в пасть Нергала! Отход будет означать поражение еще до начала битвы, а значит нам придется вступить в сражение. Ночью. Конан умчался к своим наемникам, я же предпочел остаться с Просперо и гвардейцами Гайарда — в пешем строю от меня толку мало, ибо как всякий дворянин я обучен прежде всего конному бою. В запасах герцога отыскалась приличная кольчуга, нагрудник и шлем — мы с Просперо почти одинакового роста и комплекции. Пока никакие мои умения наследнику венца Пуантена пригодиться не могли, и я лишь наблюдал за воцарившейся в лагере деловитой суетой, дожидаясь начала действа, позднее поименованного «Битвой при Ортео». План казался простым и изящным одновременно: разбитые на два крупных отряда наемники выстраиваются в два каре в полуночной и полуденной частях низины, в полной тишине дожидаясь явления королевских гвардейцев. Когда растянутое по тракту войско войдет в долину, наша пехота ударит одновременно с двух сторон, рассекая гвардию надвое и перестраивается, образуя прямоугольную «черепаху». Тут же поджигается смола, вылитая в длинный ров выкопанный поперек тракта со стороны города. Выстроиться боевым порядком гвардия короны не успеет, не должна успеть! И тогда же наша тяжелая кавалерия делает обходной маневр с флангов, захлопывая ловушку с закатной стороны, прижимает врага к строю щитников, а дальше как боги рассудят! Теперь это изящество и простоту следует проверить на своем опыте. У нас преимущество — двигающееся спешным маршем войско герцога Даргена не облачено в доспех. Они полагают, что мы будем воевать по правилам, что сражение начнется не ранее завтрашнего полудня, что сначала последует обязательный обмен посланниками с предложением о сдаче и вся прочая военная куртуазия… Не дождетесь! Ремесло войны лишь самую малость почище ремесла политики, и мы не боимся испачкать руки. — Удивляюсь их невероятному самомнению, — бормотал Просперо, имея в виду командиров королевского войска. — Ночной переход, лошади и люди к утру устанут… Дарген рассчитывает, что я позволю им отдохнуть? Они даже не выслали вперед разъезды разведки, иначе мы их давно бы перехватили! — Недооценка противника всегда губительна, — я пожал плечами, обтянутыми вороненой кольчатой броней. На гребне моего шлема красовался оторванный рукав шелковой кружевной рубашки — белого шарфа у Просперо не обнаружилось. Начался восход луны и теперь я мог осмотреться. Мы находились у подножия большого холма, отстоя от темнеющих квадратов пешего легиона не более, чем на половину лиги, под прикрытием лесной тени. Тихо, ни единого звука. Лишь иногда пофыркивают лошади да случайно брякает железо. Щитники издали вообще кажутся черными зарослями кустарника — ни одного движения, доспехи по приказу Конана покрыты плащами, чтобы металл не давал блики от лучей звезд и убывающей луны. — Вот они, добро пожаловать, — сквозь зубы процедил Просперо, заметив первые желтые огоньки, появившиеся в устье лощины меж двух противоположных возвышенностей. — Удивительная беспечность! Знают, что враги могут быть неподалеку, а идут не таясь! Вскоре цепочка золотистых светлячков превратилась в настоящую реку, изливающуюся на равнину — факелов гвардия не жалела. Дороги в Аквилонии широкие, в один ряд могут идти пять всадников или два фургона одновременно, значит семь тысяч конных с обозом растянутся более, чем на лигу. Двигаются неспешной рысью, чтобы не утомляться самим и не дать сильно устать лошадям. — В чем дело? — Просперо обернулся в сторону города, услышав отдаленный звук рога. Над черной коробочкой замка барона Ортео внезапно появились огоньки, а рог совершенно недвусмысленно трубил сигнал «враг на подступе». — Вот тварь, а! — громче, чем следовало бы, рявкнул Паллантид стоявший рядом с нами. — Тутошний барончик решил доказать верность Его величеству Нумедидесу Эпимитрею! Предупреждает, с-сволочь! — Может, Ортео хочет предупредить нас а не гвардейцев короны? — предположил герцог. — Все равно это ничего не изменит. Смотрите, колонна полностью вошла в долину. Подавайте сигнал щитникам Конана! Судя по объяснениям Просперо, армия Черной реки переняла у пиктов множество полезных знаний, включая подачу боевых знаков голосами различных животных. Вот и сейчас низко проревел большерогий олень, голос коего прекрасно имитирует морская раковина с побережья Пущи. Любой завзятый охотник сразу схватился бы за лук или арбалет — настолько похоже! Земля чуть вздрогнула — стальные тиски тяжелой пехоты начали сжиматься, разрывая колонну тарантийской гвардии на две почти равные части. В прохладном ночном воздухе послышались недоуменные, а потом и яростные крики, впервые ударила сталь о сталь. Вскоре наемники образовали слитное каре, уперли в землю квадратные щиты высотой в три локтя и выставили копья, превратив строй в несокрушимый монолит, о который разбивались волны светлячков. Одной этой атаки было достаточно, чтобы вызвать у противника легкую панику. Блюсти тайну теперь не имело смысла — Просперо отмахнул перчаткой, истошно завыли медные буцины, давая понять командиру левого крыла нашей конницы, что пора начинать. Но прежде чем граф Люксэ вывел первые сотни кавалерии в долину, за нашими спинами послышался топот нескольких десятков копыт. — Это что за явление? Демоны из Черной Бездны полезли? — вскинулся Паллантид, но беспокойство тотчас улеглось — один из наших оруженосцев резко осадил коня рядом с герцогом и прокричал: — Ваша светлость, господин барон пожаловали! — Какой такой барон? Откуда? — не понял Просперо, не отводя взгляд от разворачивавшегося в низине сражения. — Барон Ортео, с вашего позволения! — появился новый всадник, совсем молодой дворянин с восторженным лицом, в красной тунике, при свете луны казавшейся черной. — Едва успели к разгару веселья! Дозволите принять живейшее участие? В дружине тридцать пять мечей! — Сударь, мы в Рокоде против короля, — недоуменно сказал Просперо, оглядев новоприбывшего. — О чем вы думали прошедшие два дня, милейший? Я был уверен, что барон Ортео собирается блюсти строжайший нейтралитет… — К демонам нейтралитет! — воскликнул барон. — Как дворянин я не могу оставаться в стороне от хорошей драки! И не важно, на чьей стороне! Рокод? Отлично, я тоже объявляю Рокод Нумедидесу! И будь, что будет! — Молодежь… — с непонятной интонацией протянул Паллантид. — Ладно, барон. Поставьте своих молодцев за нами, справа. И пускай что-нибудь светлое к шлемам прицепят! — Понял! — счастливо рявкнул юный барон и исчез. Паллантид снова покачал головой, повторив: — Молодежь… Просперо, гляди, граф Люксэ отрезал гвардии дорогу на Закат! Кажется, нам пора. — Рановато. Хотя… Отлично, парни Конана подожгли смолу! Трубите атаку! По битвенному полю поползла яркая огненная змея, пламя взметнулось на высоту двух-трех человеческих ростов, превращаясь в подобие ярко-оранжевой стены, отгородившей подъем на городской холм. Судя по движению конных, внизу началась форменная свалка — лошади пугались открытого огня, тех, кто сумел преодолеть залитый смолой неглубокий ров встречали залпы стрел — за составленными в цепь повозками засели арбалетчики. — Вперед, господа, — негромко сказал Просперо, опуская забрало, прикрывавшее только подбородок. Глухой шлем-кадку герцог предпочел не одевать — темно. Последние полторы тысячи всадников вкупе с крохотной дружиной барона Ортео устремились в долину — вначале рысью, потом иноходью. Клин перешел на галоп только за три сотни шагов до пытавшихся организовать некое подобие строя гвардейцев короны. Копья мы не использовали, только мечи. Придется с неудовольствием признать, что мне было довольно страшно. Я никогда не участвовал в настоящей войне и не видел ни единого крупного сражения, все мои знания о войнах почерпнуты из книг. Разумеется, как отпрыск старинного графского рода, я с детства научен владеть благородным оружием, долгие годы службы в Латеране позволили освоить и более экзотические инструменты, предназначенные для убиения ближнего и дальнего своего, но атака в плотном строю кавалерии, где всадники обязаны прикрывать друг друга, была для меня насквозь новым и малознакомым делом. Лошадь, например, справилась гораздо лучше человека — обученная гвардейская скотина, любезно предоставленная мне герцогом Просперо, слушалась не моих (частенько бестолковых) команд, а словно бы чувствовала общий порыв, шла ровно на четверть корпуса впереди идущего за мной всадника и на четверть позади составивших острие клина Просперо, Паллантида и троих сотников Гайарда. Я зря жаловался на темноту — глаза привыкли к синевато-белому свету луны, вдобавок совсем рядом горел смоляной огонь, бросая колеблющиеся отсветы на своих и врагов… Закованный в сталь пуантенский клин вломился в неровные ряды бездоспешной гвардии, как кабан в камыши и мгновенно рассек противника на несколько небольших отрядов. Значительную часть ошарашенных невероятно наглым и внезапным ночным нападением гвардейцев мы прижали к ощетинившейся тремя рядами копий огромной «черепахе» Конана… Мне почти сразу не повезло — по неопытности я потерял из виду Просперо и получив внезапный удар по наплечнику потерял равновесие. Результат: граф Кертис решивший (сдуру…) принять участие в исторической битве с невнятным воплем летит из седла на землю, выпуская поводья. Хорошо, клинок не выронил. Нога, как это всегда бывает, запуталась в стремени, рванувшаяся в сторону лошадь потянула меня за собой. Затопчут! Прекрасный финал карьеры бездарная смерть под копытами. Ни о чем лучшем и мечтать нельзя… Неслыханная удача! Смешно и грустно: стремя меня освободило — сполз сапог. Я представил, как выгляжу со стороны и едва подавил глупый смех: моя светлость, начальник стола Латераны, в одном сапоге стоит посреди отчаянной рубки и думает, как поступать дальше. Думать пришлось недолго — не меня одного вышибли из седла. Он поднялся на ноги сразу — высоченный здоровый парень с озлобленной, искаженной яростью физиономией. Доспехов никаких, кроме плотного кожаного подкольчужника, надетого с вечера для защиты от ночной прохлады… Этот будет убивать не раздумывая, ибо ничего другого не остается. Всадники сместились чуть левее, оставляя свободное пространство между собой и поднявшейся по правую руку стеной щитов. А у меня щита нет, что весьма прискорбно. Потерявший коня гвардеец мигом огляделся, увидел перед собой мою персону и не долго думая ринулся в бой. Отличная гвардейская школа фехтования на полуторном мече, это я понял тотчас — быстрая серия боковых ударов, рубящий сверху, отход, колющий, снова полдесятка боковых… Будь сейчас потешный поединок, я бы пофехтовал с этим человеком в свое удовольствие, но… Во-первых, он сильнее. Во-вторых, мои движения сковывают кольчуга и кираса, которые сейчас больше мешают, чем помогают. В-третьих, единственная и неповторимая жизнь графа Кертиса стоит дороже и так запросто терять ее я не намерен. В конце-концов, это не благородная дворянская дуэль, а битва, где допустимы любые средства. Меч перебросить в левую руку, обманное движение, правая ладонь вытягивает из ножен кинжал-дагу, прыжок назад, взмах кистью. Острие входит в горло. Метать кинжалы я умею неплохо. Противник валится лицом на землю. Шварк! Такой немыслимой гнусности я ожидать не мог. Проскочивший мимо вражеский всадник попросту отмахнул мне по шлему эфесом клинка — я запомнил только металлический звон и россыпь малиновых искр перед глазами. Потом наступила кромешная тьма. — … Два пальца, гады, отрубили. Ничего, оружие удержу. Сударь, рука, конечно, малость побаливает, но зачем мне здесь валяться? — Лекарь сказал — лежать, значит лежи. Успеешь напрыгаться. А как поживает достойный граф? — Доселе без сознания, помрет наверное. Это они обо мне говорят? Нет пока в обитаемом мире человека, который сумеет убить графа Кертиса! Только для начала надо узнать, где я нахожусь и чьи голоса слышу. Но сперва… — Пить дайте, — шевельнул я пересохшим языком и открыл глаза. — Во, а я думал, тут лежит всамделишный мертвый труп покойного человека, — удивленно сказал молодой голос, жаловавшийся на пораненную руку. — Глянь, ожил! Надо мной нависло нечто большое и темное, руки коснулся прохладный кубок. Вода, смешанная пополам с красным вином. Прекрасно утоляет жажду. Голова болит несносно, но можно потерпеть. Осмотримся. Конана и его шатер я опознал сразу, да и парнишка с замотанной тряпками правой кистью показался смутно знакомым. Ах, верно, его милость барон Ортео, владетель одноименного лена, замка и городка. Значит, этот герой тоже не уберегся. Пусть скажет спасибо богине удачи, что остался жив! — Почему именно мою палатку избрали приютом для немощных? — озадаченно спросил Конан у самого себя, усаживаясь на складной стульчик, жалобно скрипнувший под его тяжестью. — А все потому, что Конан Канах добрый и отзывчивый, мухи по своей воле не обидит, за убогими приглядит… Месьоры, едва герцогский коновал позволит — обоих безжалостно выставлю! — Хватит балагурить, лучше расскажи, чем все кончилось, — поморщился я. — Какой теперь день — сегодня или завтра? Смотря с какой точки зрения, — усмехнулся Конан. — Близко к полудню. Минувшей ночью шамарская гвардия получила хороший урок, да только никаких выводов извлечь из него не сможет. Полный разгром. Из семи тысяч уцелело человек двести, герцог Дарген пленен, его наследник погиб. Наши потери — четыреста всадников, семьдесят пеших. Просперо распорядился пригнать здешних кметов и раздать всем по кесарию из захваченной казны гвардии — пускай большую могилу роют… Тебя, Кертис, подобрали щитники и приволокли в лагерь. — А в моей дружине все уцелели, — радостно дополнил барон Ортео. — Кроме доблестного командира, — Конан недовольно поглядел на покалеченную руку барона. — Тебе никогда не говорили о том, что надо латные перчатки надевать? — Не успел… — Хоть бы у оруженосца спросил, балда! Посмотрел я на твоих дружинных — взрослые, суровые дядьки, многие с пиктами воевали, с такими не пропадешь. От папеньки в наследство дружину получил? — Отец на Черной реке сгинул, два года тому. Господин легат, а можно мне с вами на Тарантию пойти? Рука совсем не болит, клинком могу и левой хорошо работать. — Отчего же нельзя, можно… Если герцог согласится. — Тебе сколько лет, отрок? — насторожился я. — Шестнадцать? Конан, ты с ума сошел, зачем позволяешь? Отрок насупился и взглянул на меня неприязненно. Конан пожал плечами, сказав: — Кертис, пойми, в провинции люди взрослеют гораздо раньше, чем в столице. Месьор Ортео показал себя более чем достойно. А что двух пальцев лишился, так впредь умнее будет. Верно говорю? — Делайте, что хотите, — отмахнулся я. — Ты лучше другое скажи. Великого герцога Шамарского уже допросили? Что сказал? — Узнаю костолома из Латераны, — Конан преувеличенно горько вздохнул. — Никто Даргена не допрашивал, сидит под охраной и трясется от страха. У нас пока других дел предостаточно. Завтра выступаем в сторону столицы. Просперо выдумал очередную хитрость — захвачен гвардейский обоз, нашу конницу переоденем в цвета Шамара, чтобы подобраться к Тарантии незаметно. У нас в руках знамена, печати герцога Даргена… Выигрыш налицо. Кертис, отсыпайся до вечера, потом приходи к Просперо. Пока ты герцогу не потребуешься, мы решаем чисто военные вопросы. Время романтиков маски и кинжала наступит попозже. С тем Конан откланялся и покинул шатер. — Ты правда из Латераны? — молодой любитель приключений заинтересованно посмотрел на меня. — Вот кстати, совсем забыл представиться, как предписано этикетом: Одон, урожденный барон Ортео, владетель фьефов Мелвильи Риго. К вашим услугам, сударь. — Эган, граф Кертис-младший, — буркнул я в ответ, понимая, что теперь от любопытного отрока не отвязаться. Парень он хороший, но для такого прожженного циника и реалиста как я, романтический настрой захолустного дворянина, воспитанного на древних легендах и сагах о великих героях, кажется слегка отвлеченным от мрачной и кровавой реальности. Ничего, годы научат господина барона воспринимать мир таким, какой он есть. Пускай мне хотелось отдохнуть, мы неожиданно разговорились. Пришлось попотчевать Одона старыми байками из жизни конфидентов Латераны, он слушал с горящими глазами, словно я пересказывал захватывающие сочинения Стефана, Короля Историй или новомодного литератора Гая Петрониуса. Потом барон Ортео чуть мечтательно сказал: — У вас интересно… Граф, скажи, а можно как-нибудь поступить на службу в Латерану? Только его и не хватает в стройных рядах охранителей душевного согласия! — Очень сложно, — проворчал я, засыпая. — Надо заслужить. — Сударь, я готов… Отвечать не пришлось. Я уже спал. Вечером я все-таки дорвался до любимого дела и, злорадно потирая руки, навестил Великого герцога Даргена из Шамара, коего содержали под строжайшей охраной в отдельном шатре. Нет-нет, не подумайте, я вовсе не звал на помощь Жайме из Карташены, не пугал, не угрожал и не сыпал оскорблениями в адрес проигравшего. Мы ведь не звери какие… Кроме того, герцог Дарген и без моего участия был здорово обескуражен всем происшедшим, никак не мог поверить, что маленькая победоносная кампания против злонамеренных мятежников окончится фатальным поражением, которое вызовет далеко идущие последствия для всей страны. Просперо, между прочим, настрого запретил дурно обращаться с пленником — Дарген происходит из знатнейшей династии, Латерана или Высокий Суд Короны его ни в чем не обвиняют (пока…), а если подойти крючкотворски, то герцог доселе остается главой королевского военного коллегиума и командует всем аквилонским войском. Лишить этих званий его может только правящий монарх, а просить об этом Нумедидеса будет довольно нелепо. Напомню, что Дарген даже на плахе останется Великим герцогом: наследный титул не имеет права отнять никто, включая короля — древняя, неоспоримая дворянская привилегия. Лысый толстяк выглядел красным, потным и несчастным, беспрерывно пил вино и не пьянел, а когда я вошел в устланный роскошными коврами шатер, взглянул сквозь меня невидящими глазами и снова отвернулся. — Явился, шакал… — ничего не выражающим голосом сказал Дарген, видимо, узнав меня. Мне приходилось бывать на приемах во дворце герцога, иногда Гленнор отсылал меня к Даргену с донесениями Латераны. — Я давно начал подозревать, что в вашем змеином садке что-то нечисто, слишком лебезил Гленнор в последнее время, сладенький весь, приторный, будто патокой вымазан. Признаю: преданного и вернейшего слугу короля барон корчил из себя убедительно, даже канцлера провел, а Редрика обмануть нелегко. — Тем и живем, ваша светлость, — вежливо сказал я. — Могу я осведомиться… — Не можешь, — отрезал герцог. — Не желаю с тобой разговаривать, Кертис. Смысла не вижу. Все, что вы хотите знать, вы наверняка знаете. Мне остается только ждать. Завтра повесите? Или после взятия Тарантии? — Рад, что ваша светлость не питает иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы, — я не удержался от ядовитого сарказма. — Однако, успокойтесь, все будет обставлено пристойно, никакой пеньковой веревки и пошлой деревянной перекладины. Церемония будет проведена с уважением к титулу. — Благодарю, — Дарген даже не шевельнулся. — Ответь на один вопрос: давно вы это задумали? — Почти две луны. — Я предупреждал Редрика, что «Скрытая Башня» Латеране в подметки не годится. Он решил было перевести ваших конфидентов под управление «Башни», но опоздал. — Сам виноват. Собственно, ваша светлость, с этого все и началось. Канцлер покусился на священную корову Гленнора, на Латерану, что и стало последней каплей. — А твой Гленнор не догадывается, что одна-единственная тайная служба не показывает королю всей картины происходящего в государстве? Что может быть предвзятой? Учтите это на будущее… Троцеро, выходит, жив? Вы нас снова провели известием о смерти пуантенца? Где вы его прячете? — Герцог уже в Тарантии. — Примеривается к короне? — Отнюдь, ваша светлость. Пуантенская династия не претендует на корону. Герцоги Гайарда сменят вашу славное семейство на поприще королевских фаворитов. — Все шутишь… Гляди, однажды дошутишься. Боги не прощают измен, кому бы ты не изменял, хорошему правителю или дурному. Неужто барон Гленнор сам решил взойти на трон? Это было бы забавно — младший сын захолустного барона вскарабкался на древний престол. — Гленнор останется в Латеране, — фыркнул я. — Коронуют Конана Канах, легата пуантенского войска. Вот теперь герцога Даргена проняло всерьез. Аж рот раскрыл, да так широко, что туда запросто влетела бы довольно упитанная ворона. — К-кого? — заикнулся Дарген. — Этого волосатого дикаря, бывшего десятника? Не может быть! Он даже не дворянин! А канцлером — первого дворцового золотаря? — Публио Форсеза, — смиренно шепнул я. Дарген только вздохнул, сказав: — Либо вы безумцы, либо гении, третьего не дано. Уходи, Кертис. Я хочу остаться один. О герцоге Даргене можно сказать много плохого, но в одном достоинстве ему не откажешь — умеет проигрывать. Никаких слезных просьб о пощаде, пускай в отдалении уже маячит плаха, избежать которой будет невозможно. Дарген понимает, что жизнь рухнула, знает, что даже если мятежники проиграют, в живых его не оставят, и при этом выказывает эдакий безмятежный фатализм. — Его светлость не скончается после задушевной беседы с палачом из Латераны? — жизнерадостно оскалился Конан, встретив меня возле шатра Просперо. — Кертис, не обижайся, это я любя… Когда выезжаем в Тарантию? — Чем скорее, тем лучше, — буркнул я, действительно обидевшись на «палача». Почему я не могу просто поговорить с бывшим могучим противником? — Где Просперо? — Сейчас подойдет. Отдает последние приказы войску, командовать оставляем графа Люксэ. Паллантид нам пригодится в столице, Черные Драконы его уважают. Придется ставить Паллантида легатом гвардии, поскольку отпрыск старика Даргена героически сложился в битве с мятежниками, а трупы государственных должностей занимать никак не могут… Я посмотрел в сторону Восхода, где за туманными равнинами скрывалась наша главная цель — Тарантия. Едем домой. Да, скорее, скорее домой! Под теплое крылышко папочки Гленнора! Надо заканчивать игру. С сегодняшнего дня мы близки к короне Аквилонии как никогда. Остается протянуть руку и снять ее с головы Нумедидеса. |
||
|