"Корона Аквилонии" - читать интересную книгу автора (Локнит Олаф Бьорн)

Глава четвертая

Граф Эган Кертис

«Казнокрадство как область искусства»


Выехать в отдаленный Танасул у меня получилось только в середине следующего дня — утром состоялся очередной долгий разговор с бароном Гленнором, заинтересовавшимся моим сообщением о встрече с очаровательной Роситой из Мессантии и неудачным покушением на Троцеро. Поскольку я (при посильном вспомоществовании Жайме) сумел узнать весьма занимательные подробности о житии наших друзей из «Скрытой Башни», Гленнор потребовал самого точного отчета: чем больше мы будем знать о карманных головорезах канцлера сотоварищи, тем хуже для самого канцлера.

Латерана уже полностью осведомлена о том, насколько часто меняются караулы в замке, нам известны система тайных слов-паролей стражи, количество тихарей, исполняющих роль кабинет-лакеев или мелкой прислуги, мы знаем кто из гвардейских капитанов куплен ищейками «Башни», а кто наоборот, отказался, посчитав доносительство на подчиненных и командиров делом совершенно несовместимым с дворянской честью…

Все эти сведения обязательно пригодятся в одну прекрасную ночь, когда в Тарантии начнутся тихие, незаметные аресты — Гленнор уже вовсю составляет списки тех, кого обязательно придется временно или навечно изолировать от широкого мира. Наши скромные смотрители архивов, пока не догадываясь (а, возможно и догадываясь — в Латеране дураков не держат) об истинных причинах, побудивших господина барона затребовать некоторые преинтереснейшие бумаги, сдувают пергаментную пыль с жизнеописаний приближенных Нумедидеса. Изредка в поместье месьора Гленнора заглядывают офицеры гвардии зачем, спрашивается?

Словом, господин барон со свойственной ему осторожностью, начал закручивать интригу. Он не станет никого убивать — Гленнор утверждает, будто за всю свою долгую жизнь ему не довелось убить ни одного человека, даже на поединке чести. Но вот сколько смертных приговоров прошло через его трудолюбивые руки, для меня загадка.

Следует напомнить, что подобные приговоры бывают двух видов. Исходом первого являются плаха или виселица, ликующий народ в праздничных одеждах, коему зрелища публичных казней не приедаются, вопли глашатая, палач в красной или белой маске — все зависит от того, кто взошел на эшафот, дворянин или простец… Второй приговор заканчивается менее помпезно: прилетевшая из-за деревьев стрела, а то и просто случайное падение с лошади на охоте. Рассказывают, будто истинным шедевром являлось покушение на графа Этуаля: когда граф спускался по лестнице родового замка, из ниши на него свалилась мраморная статуя его прадеда-полководца.

Статуя даже не раскололась, а вот месьор Этуаль был задавлен тяжелым образом великого предка. Впрочем, графа никто не заставлял продавать тайные отчеты казначейства Офиру сам виноват…

Как много тайных и явных приговоров сейчас сочиняет барон Гленнор — никому не ведомо. Я могу быть твердо уверенным только в одном: перо в его руке не дрогнет, а исполнитель выполнит приказ, ибо неисполнение тотчас повлечет за собой новый приговор. Никакой лирики, господа мои — мы ведь не в четыре шарика играем!

Хотелось бы знать, когда наступит столь ожидаемая мною ночь и Латерана на неколько колоколов превратится в полновластного хозяина если не всей Авкилонии, то столицы королевства. Надеюсь оказаться в самом центре общего веселья. Будет о чем вспомнить лет через сорок, в любимом кресле у камина, за бокальчиком красного пуантенского…


* * *

В сравнении со значительной частью крупных городов Аквилонии, пребывающих ныне в упадке, Танасул удивляет относительным благополучием. Да, из герцогства высасывают безмерные налоги, королевский наместник чувствует полную безнаказанность и представляет собой кровожадного самодура, торговые пути на Киммерию и Пограничье в запустении, но рядом с унылой Тарантией Танасул почему-то кажется более оживленным и богатым. Странно. Всеобщее обнищание государства не могло не отразиться на столице герцогства.

В Танасул я отправился под своим настоящим именем и с грозной бумагой, подписанной бароном Гленнором — город находится далеко от столицы, в земли Полуночи давно ссылают неугодных королю дворян, а претерпевшие опалу люди постоянно нуждаются в бдительнейшем надзоре: вдруг удумают заговор? Таким образом я совершенно законно прибыл проверить, как поживают удаленные от Тарантии злодеи короны с громкими титулами, проворовавшиеся чины из столичных коллегиумов и просто неудачники, которые однажды попались в когтистые лапы аквилонского правосудия.

Караул у городских ворот заглянул в подорожную и сдержанно залебезил: как же, господин граф из самой столицы прибыли! Вообще-то, закон о пошлинах на въезд в город один для всех, от золотаря до Великого герцога, но меня впустили бесплатно. Замечательно, сохраню лишние полтора кесария! Тем более, что жалование не платили уже две луны.

Первым делом отправимся в здешнюю резиденцию Латераны, над коей начальствует один из моих старых приятелей, месьор Ларе из Камбона. Он не дворянин, родом происходит из гильдии ювелиров, однако десять лет назад попал в поле зрения тайной службы как талантливый сыскарь, самостоятельно распутавший аферу с контрабандой поддельных алмазов из Немедии — ювелирная лавка его отца едва не разорилась. Молодому человеку предложили службу в Латеране и Камбон сделал у нас недурную карьеру. Начальник Танасульского коллегиума звание, равное моему!

Я вместе с Камбоном трудился в Аргосе, когда в 1279 году Латерана готовила смещение короля Армевия и его супруги-кофийки, заставившей мужа предпринять враждебные по отношению к Аквилонии шаги — мы стояли в одном шаге от войны, но дело удалось уладить с помощью нашего тайного боевого отряда «Черный беркут» и симпатизирующего Трону Льва брата короля, коему и достался престол. Камбон тогда показал себя с лучшей стороны и с тех пор мы дружим — иногда заезжаем в гости и обмениваемся письмами, насколько позволяют время и возможности.

Наша управа притаилась во чреве огромного несуразного здания городской ратуши Танасула — это настоящий архитектурный монстр, обросший десятками флигелей, пристроек, башенок и портиков. Ратуша занимает целых три квартала, может похвалиться полудесятком внутренних дворов, высоченной и на редкость уродливой главной башней, и неизмеримым количеством боковых ворот. Я, как особа отмеченная доверием высших, со всей полагающейся помпой заявился в ратушу через главный вход, надменно сунул под нос начальника стражи подорожную, в которой заодно обозначались мои полномочия и потребовал проводить к месьору Камбону, в этом кошмарном доме заблудиться было бы проще, чем в знаменитых подземных катакомбах Тарантии.

— Ты откуда? — вытаращился Камбон, узрев меня на пороге кабинета. Даже не поздоровался. Я, оценив мозаичный портрет Сигиберта Завоевателя (ай, как неосторожно! А где же пресветлый лик Нумедидеса?) легко поклонился, бросил на стол пергамент и сказал:

— Радуйся, привез тебе жалованную грамоту на титул и земли. Во-первых, здравствуй. Во-вторых, прикажи-ка принести чего-нибудь поесть. В-третьих, я прибыл в Танасул по важному делу. Можно присесть?

— К-конечно, — слегка заикнулся Камбон, указывая мне на роскошное золоченое кресло. Недурно живет Латерана в провинциальном захолустье. Только откуда деньги? — Я тоже очень рад тебя видеть, граф. Весьма удивлен твоему появлению. Почему не предупредили? И что за шуточки насчет титула? Никаких шуток. Поможешь мне устроить дела наилучшим образом, станешь бароном. Или графом.

— Кого нужно убить? — живо осведомился Камбон.

— На сегодняшний день — никого. Однако вскоре придется замараться в благородной крови. Я уеду обратно в Тарантию завтра. К утру, будь столь любезен, подготовь мне план по которому твой коллегиум начнет действовать, когда придет приказ о смещении королевского наместника, прецептора Танасула и всех, кто будет поименно указан.

У Камбона вовсе отвисла челюсть. Хорошенькие новости пришли из столицы! Это… приказ короля? — выдавил он, наконец.

— Именно. Король умер — да здравствует король! — страшным голосом прошептал я, окончательно добивая старого друга. Камбон неожиданно раскраснелся и расплылся в улыбке:

— Неужто сдох?… Прошу простить, граф, неужели Его королевское величество Нумедидес соизволил покинуть этот мир скорбей? Какая утрата, подумать только!

Отлично. Именно этих слов я от Камбона и ждал.

— Да, немыслимая потеря, Аквилония осиротела, — громко фыркнул я. — Успокойся, жив твой Нумедидес. По крайней мере производит впечатление живого, хотя… Ставлю тысячу кесариев: король скончается не позже, чем спустя три седмицы считая от этого дня. Поверишь на слово или предпочтешь проиграть золото?

— Я никогда не спрашиваю «почему», — внимательно глядя мне в глаза сказал Камбон. — Я спрашиваю — «кто», «когда» и «где».

— Мы, через пятнадцать-двадцать дней или раньше, в Тарантии, — исчерпывающе объяснил я, отвечая невозмутимым взглядом. — Гленнор приказывает тебе в надлежащий момент очистить Танасул от назначенных Нумедидесом и Редриком людей и взять город под свое неприметное управление. В средствах можно не стесняться, но и лишнее кровопролитие нежелательно. Справишься?

— А если провал?

— Встретимся на Серых Равнинах. Успеешь покончить с собой — буду за тебя искренне рад. У тебя два выхода: дворянский титул или плаха. Я бы выбрал первое.

— Рассказывай!


* * *

Надеюсь, каждый давно понял одну нехитрую истину: Латерана есть некое подобие тайного ордена или магического конклава, объединенного общей идеей и единомыслием.

Да, среди нас встречаются изменники, но в большинстве своем они относятся к низшим чинам — случаев предательства со стороны глав коллегиумов за триста лет существования Латераны замечено всего пять или шесть, и проходят они по ведомству чистейшей казуистики. Вернее, проходили. Представляете, до какой степени отчаяния надо довести стократно проверенных самыми опасными делами людей, чтобы они поголовно решились на измену престолу? Со времен Сигиберта Латерана стояла на стороне правящего монарха, какие бы поражения в войнах или политике его не преследовали, а теперь… Камбон был «куплен» вовсе не обещанным дворянским титулом (который он вполне заслужил), а самой мыслью о свержении Нумедидеса.

Всех секретов я, разумеется, не раскрыл — каждый обязан знать ровно столько, сколько положено по должности. Камбону вполне достаточно быть уверенным в том, что однажды гонец из Тарантии привезет ему ясный приказ, в котором будет назван ожидаемый нами день. А дальнейшее зависит только от его сообразительности и быстроты в действиях. Уверен, герцог Танасульский Камбона поддержит — наместник короля и его мытари намозолили здесь глаза всем и каждому, Три Высоких Сословия будут счастливы, когда некоторых месьоров с молодецким гиканьем потащат на виселицу.

— Значит, ты приехал только ради того, чтобы сообщить мне о… — Камбон многозначительно замолчал. Он давно справился с первыми эмоциями и теперь выглядел насквозь невозмутимо. — Неужели это нельзя было доверить кому-нибудь из помощников?

— «Кому-нибудь» ты не поверил бы. Пришлось ехать самому. У меня есть еще одно небольшое дельце — надо встретиться с одним человеком, за которым Латерана обязана надзирать со всей строгостью. Переворот переворотом, но и о прочих обязанностях отнюдь не следует забывать. И кто этот таинственный незнакомец? Из опальных?

— Публио Форсеза. Бывший первый нобиль королевского казначейства.

Реакция Камбона на прозвучавшее имя Публио меня несколько смутила. Он чуть побледнел, отвел взгляд и зачем-то принялся копаться в бумагах на столе.

— Герцог жив и здоров, мы за ним приглядываем, — ровным, ничего не выражающим голосом сказал Камбон. — Живет в предместье, на маленькой вилле, которая осталась в его владении после проскрипции всех замков, поместий и состояния. Тихий безвредный старик. Зачем он понадобился вам с Гленнором? Публио уже много лет не у дел, развлекается выращиванием редких цветов в оранжерее. К нему никто не приезжает, даже любимые племянницы. Со ссыльными дворянами общаться, знаешь ли, чревато…

— Мне можно, — ответил я. — Как проехать к дому Публио?

— Я могу привезти Публио сюда, вы поговорите, — настойчиво предложил мой собеседник.

— Ты можешь не застать его дома — уехал гулять или на утиную охоту…

— Утиная охота — весной? — прохладно заметил я, подозревая, что Камбон намерен что-то скрыть. — Итак, как туда проехать?

— Через Полуночные ворота города, вилла «Черная роза», — с запинкой проговорил Камбон. Что с ним такое? Похоже, он по неясной причине не желает моей встречи с Публио, но почему? В чем дело? Боги милостивые, ну зачем мне сейчас новые трудности! Придется разбираться.

— Замечательно, встретимся вечером, — я встал и направился к выходу. Обернувшись на мгновение я сказал: — Камбон, не беспокойся. Публио мне требуется для того, чтобы посоветоваться по важному денежному делу, с которым не могут разобраться казначеи Латераны. Вот и все.

— А-а… Понятно, — с облегчением вздохнул Камбон. — Вернешься от Публио, сразу приходи ко мне домой — улица короля Гвайнарда, напротив ювелирной мастерской моего достопочтенного папочки, сразу узнаешь. До встречи. А может, все-таки, останешься пообедать?

— Пообедаю у Публио!

С трудом отыскав выход из ратуши я забрал своего жеребца у коновязи и был готов направиться по главной улице Танасула к воротам, ведущим на Полночь. Жеребца пришлось придержать — из внутреннего двора городской управы с грохотом выкатились четыре крытых парусиной повозки, запряженные вороными тяжеловозами — обычнейшие фургоны для перевозки больших грузов. На козлах по два человека, каждый вооружен.

Я бы не обратил никакого внимания на повозки — кому интересны эти неповоротливые чудища на колесах? Но внезапный порыв ветра отбросил на мгновение свисающую парусиновую занавесь позади самого последнего фургона и я вполголоса выругался, успев заметить, что содержали в себе невинные торговые телеги. Ящики мелькнули буквально на миг — большущие деревянные коробы из светлых сосновых досок. На желтоватом дереве отчетливо различался знак: в круглом геральдическом щите два стоящих на задних лапах льва, поддерживающих весы.

Эмблема Тарантийского королевского хранилища казны.

Каждый такой ящик строжайше учтен, пронумерован и обит изнутри металлом, за использование герба казначейства без разрешения канцлера положено десять лет каторжных работ в рудниках Киммерийских гор, ящики всегда должна сопровождать охрана «гвардии казны» — специально отобранных служащих государственной канцелярии, в обязанности которых входит охрана «золотых караванов», стекающихся из провинций в столицу.

Хорошо, допустим, что теперь нет денег даже на оплату жалования «гвардии казны» и собранные мытарями налоги везут в Тарантию под надзором каких-то простецов, одетых в крашеную луковым отваром холстину и вооруженных простенькими самострелами. Но тогда почему все четыре фургона уверенно повернули не на Полуденный восход, а на Полночь? Там есть лишь одна дорога — старый торговый тракт на Киммерию с поворотом на перевалы Немедийских гор, к Пограничью и владениям Трона Дракона.

Я заставил жеребца идти шагом — повозки двигались медленно. При выезде из города стража пропустила караван без досмотра, что опять же наводило на подозрения. Меня, между прочим, остановили, потребовав подорожную — повторилась прежняя история с подобострастными взглядами и расшаркиваниями перед большим вельможей из столицы, снабженным бумагами Латераны. За одним исключением.

— С ними, ваша светлость? — десятник хитро мне подмигнул и покосился в сторону уползающих по мощеному тракту повозок. — Как же, понимаем. Сердечное вам спасибо, ваша светлость.

— За что? — поразился я.

— У меня детишек четверо, — просто ответил блюститель. — В других городах, как люди заверяют, страже жалования вовсе не платят, а у нас — сущая благодать. Поклон месьору Камбону истинный благодетель! Да не окажись Латераны, с голоду бы пухли.

Очень оригинально, прямо-таки захватывающе! Как прикажете связать между собой четверых отпрысков усатого десятника городской стражи, Камбона-благодетеля, Латерану, фургоны с «золотыми сундуками», Киммерийскую дорогу и невыплаченное страже содержание? Точнее, выплаченное, ибо помянутые детишки явно не голодают. Бред какой-то! Что происходит в этом Танасуле? Не стоит благодарностей, — хладнокровно ответил я, отправляя свернутый в трубку пергамент обратно в прорезь рукава колета. — Милейший, вот что…

— Что угодно, сударь?!

— Ты здесь до вечера?

— До завтрашнего утра, месьор граф!

— Запомни: если я не вернусь до темноты, отошли верного человека к месьору Камбону. Улица короля Гвайнарда, собственный дом.

— Знаем, ваша светлость. Передать чего?

— Передать, что граф Кертис уехал с… караваном, хотел вернуться к вечеру. По своей воле не вернулся, значит, с ним могло случиться нечто нехорошее. Пускай месьор Камбон пошлет за мной своих людей. Понял, когда? До темноты!

— Исполним в точности, сударь! Едва солнце зайдет, отошлю Мораса, он хоть молодой, да шибко соображает. И куда шустрее нас, стариков. Еще чего соизволите приказать?

— Нет, больше никаких приказов. — я сунул руку в кошель и бросил десятнику серебряный сестерций. — Это всему караулу на пиво. Только смотри у меня, не напиваться!

— Как можно, ваша светлость?!

Поглядим, чем закончится эта странная игра, правил которой я не знаю. Но Камбон-то каков! Начальник коллегиума Танасула связался с контрабандистами или шайкой, грабящей казенные караваны? Да и станет ли он меня выручать, если я влипну в скверную историю и действительно не вернусь к вечеру?

Поглядим. Я фаталист, как и все служащие Латераны. Делай, что должно, и будь что будет!


* * *

Искомая вилла «Черная роза» обнаружилась спустя четыре лиги — мрачные коричневые стены города остались позади, дорогу окружали дубовые рощи, у корней деревьев еще лежали серые ноздреватые сугробы, хотя на ветвях начали набухать почки. Изредка попадались скромные дворянские дома, окруженные садиками и яблоневыми рощами — чем дальше к Полуночи, тем менее населенной казалась эта отдаленная область левобережного Таурана. Далеко впереди пустынные дебри Гандерланда, загадочный Ямурлак и Темра, пограничная с Киммерией провинция.

Я предпочел не плестись вслед за четырьмя фургонами, а обогнать их, пустив коня размашистой рысью. Человек привык видеть преследователя за спиной, так давайте обманем охрану выедем далеко вперед, скроемся за поворотом, передохнем, потом снова вперед и снова остановка…

Ого! Я остановил горячившегося жеребца, почувствовавшего дорогу и готового идти хоть до побережья Ледяного океана. Подозрительный обоз остался примерно в лиге позади. Меня заинтересовал поворот направо — короткий проезд, выводящий к полукруглым чугунным воротам, выполненным в виде переплетения огромного количества цветов розы. Красиво.

За вратами находился очаровательный двухэтажный особняк с колоннами, окрашенный вызывающей золотистой краской — нет сомнений, над этим домом трудился один из лучших архитекторов Тарантии или Ианты. Совершенные формы, никаких вульгарных излишеств, скульптуры богов и героев на фронтоне. В саду отчетливо видно ажурное кубообразное сооружение. Ничего подобного я даже во дворце короля не видел! Оранжерея покрыта не слюдой или пузырем, а настоящим стеклом, ценящимся на вес фигурного хрусталя! Стекло, между прочим, вывозится только из Кофа и Турана, стоит безумных денег…

Недурно устроился проворовавшийся первый нобиль казначейства. Насколько я знаю, все деньги Публио были проскрибированы в пользу казны, он остался нищим, а родственники ему помогать не собирались — злодей короны навсегда становится изгоем. Откуда, спрашивается, такое богатство? Не на паперти же собрано?

М-да, слишком много вопросов у меня накопилось. И очень не вовремя!

Как хочется заглянуть в это уютное поместье! Человек, который лишился огромного состояния, ленов и фьефов, фамильного замка и прочих ценностей (включая украденные из казны несколько десятков тысяч кесариев) за преступления против государства не может жить настолько… Настолько благополучно. Или барон Гленнор не ошибался, говоря, будто старик Публио может создавать золото из воздуха, или я не верю моему начальнику.

Но я твердо знаю, что Гленнор мне лгать не может. Значит, герцог Публио Форсеза и впрямь истинный талант. Самородок, вышедший из обширного семейства Великих герцогов Тауранских, которые могут стать верными союзниками Троцеро. Забавная комбинация намечается! Если Публио — урожденный тауранец и ему предназначен канцлерский пост…

Мои мысли о высокой политике были прерваны появлением маленького каравана. Думаете, я удивился, увидев, что четыре фургона повернули к поместью «Черная роза»? Да ничуть! Определенные подозрения уже сформировались. Но в чем соль? Не понимаю!

Чтобы понять, следует пустить в ход способности и умения старого пса-ищейки, привитые в тайной службе.

Коня отвести в ближайшую рощу и стреножить. Подождет — ждать специально обученные лошади умеют. Даже если задержусь, от голода не умрет: из переметной сумы добываются запасные мешочки с овсом, вешаются на морду жеребца. Оттуда же можно извлечь некоторые предметы, которые я всегда предпочитаю брать с собой в дальнюю дорогу.

Похлопав ладонью по жилистой лошадиной шее и шепнув верному соучастнику моих приключений ободряющее слово, я ухожу через подтаявший снег, гнилую прошлогоднюю листву и звенящие ручейки к ограде поместья. Конь поглядел вслед понимающе — надо, значит надо. Не впервой.

Да, Публио отгородился от мира настоящей крепостной стеной. Гладкая кирпичная кладка, по ней не поднимешься. Но ведь совсем рядом растут клены и дубы — достаточно забраться на дерево, найти подходящую ветку и…

Заметим на полях: рядом с виллой «Латерана» все деревья срублены, чтобы не допустить внезапного проникновения в охраняемый предел.

Досадно. Наверху стену украшают цепочки железных шипов. Очень острых. Остается лишь прыгать. Высоко, конечно, но и не с таких высот падали в старые добрые времена.

Как повезло! Подо мной оказалась куча перепрелых листьев и травы, собранная садовниками, чистившими парк перед наступлением теплого времени года. Я даже ничуть не ушибся упал, будто в огромную подушку.

Где же сторожевые собаки? Обязательно должны быть, как же без них!

Нет собак. Прекрасно, значит мне не придется тратить порошок, отпугивающий животных, как диких, так и домашних.

Направим свои стопы к дому. У фасада оживление, люди суетятся. Но мы обогнем виллу через парк, за оранжереей и выйдем на задний двор.

— Стой, где стоишь!

В полупальце от носка моего сапога в землю вонзился стальной арбалетный болт.

Демоны зеленые! Где спрятался стрелок? Почему я его не заметил? Стареете, милый граф… Как досадно!

Приказ я выполнил. Не хотел получить стрелу в грудь. Или в глаз.

Что дальше? Поживем — увидим! Главное пожить, чтобы увидеть.


* * *

Ближе к закату я начал понимать, что за десять лет самых разнообразных приключений на поприще поддержания «душевного согласия», мне не удалось повидать весьма многое — жизнь оказалась куда интереснее, чем можно себе вообразить! Несколько колоколов проведенных в гостеприимном доме месьора Публио заставили меня решительно пересмотреть прежние представления о законе, преступлении и наказании за таковое преступление.

Впрочем, давайте обо всем по порядку.

Поместье изгнанника оберегалось не хуже виллы барона Гленнора — это стало ясно, когда четверо невозмутимых громил с арбалетами подошли ко мне, вынырнув из тщательно обустроенных секретов. Надо же, и собаки появились! Интересная порода, прежде я таких не видел низенькие, очень широкогрудые, с обрезанными ушами и хвостом, мастью смахивают на леопардов — коричневая шкура украшена желтоватыми пятнами. Собаки не лают и не бросаются рвать чужака в клочья, просто стоят и смотрят, отчего выглядят куда более угрожающе.

— На вора не похож, — прогудел самый высокий охранник. — По виду — из благородных… Соглядатай, значит.

— Отведи меня к его светлости Публио, спокойно ответил я. — Я приехал к нему поважному делу.

— Которые по важному делу приезжают, те со всем решпектом через ворота ходют, а не через забор прыгать налаживаются, — справедливо заметил дуболом. — К месьору Публио мы тебя, мил человек, непременно отведем. Там и ответишь по всей строгости — кто, откуда да зачем… Перевязь с мечом сними. Торд, обыщи дорогого гостя, вдруг кинжальчик в рукаве припрятан? Нам неприятности без надобности. А ты стой смирнехонько, иначе первую стрелу получишь в ногу, вторую — в брюхо. Уяснил?

Обыскали, забрали все, что можно было забрать, от оружия до подорожной. Подивились хитрым приспособлениям, покоившихся в сумке на поясе и карманах. Повели к дому. Собаки неслышно двигались позади. В дом мы вошли через боковую дверь и сразу спустились в полуподвал. Наконец, меня втолкнули в большую, освещенную масляными лампами комнату — голые оштукатуренные стены, на окошке под потолком видна крепкая решетка, стол, в центре комнаты простой деревянный табурет без спинки. На столе — аккуратно разложенные тубусы для хранения свитков и чернильный прибор чистого золота.

Хозяин комнаты, пухленький розовощекий месьор, мельком оглядел мою персону и вопросительно уставился на вооруженных громил. Соглядатая изловили, — коротко доложился верзила. — В сад залез, сразу по приезду каравана из города. Вот, вещички все забрали. И бумага при нем была.

— Присаживайся, — толстячок указал мне на табурет. — Улав, Торд, постойте за дверями, в коридоре. Мало ли, вдруг наш достойный гость вздумает буянить?…

Буянить я не собирался, лишь наблюдал. Судя по всему, толстяк возглавляет охрану поместья. По цепкому взгляду и скупым движениям я понял, что этот человек неплохо разбирается в своем ремесле. Однако, мою подорожную он не посмотрел, решил оставить на потом.

— Мое имя — месьор Бальга, — скучным голосом сказал розовощекий. — Сударь, вам никогда не говорили о том, что проникать на чужую землю без разрешения предосудительно? Нет?… Между прочим, я назвался, а ты доселе не удосужился представиться.

Будем бить в лоб. Если я скажу настоящее имя (подтвержденное пергаментом), небо на землю не упадет.

— Граф Эган Кертис, начальник стола Латераны. Полагаю, месьору Бальга известно, что это за ведомство?

— Даже лучше, чем хотелось бы, — на толстяка мои слова не произвели никакого впечатления, будто он каждодневно ловил в саду людей из департамента, о котором и думать-то страшно, не то что упоминать его название вслух. — Граф Кертис? Как же, наслышан, наслышан… И каким манером господина графа занесло в нашу глухомань? Свежий весенний воздух не показался слишком пьянящим после столичного дыма?

— Не показался. Отвечать на твои вопросы, месьор Бальга, я вовсе не обязан, но могу раскрыть одну страшную тайну: мне предписано встретиться с герцогом Публио Форсеза. Взгляни на пергамент, там все указано. Кроме того, глава Танасульского коллегиума Латераны знает о том, что я здесь.

— И что из того? — поднял брови Бальга. — Милейшему месьору Камбону я скажу, что граф приезжал, побеседовал с моим хозяином и отбыл в неизвестность. Прислуга и сам месьор Публио подтвердят… Куда уехал? В сторону города. Больше графа Кертиса мы не видели.

— С Камбоном, выходит, здесь знакомы?

— Ну разумеется! Я имею все основания доверять ему… И не доверять тебе. В Танасуле очень не любят, когда тарантийские конфиденты суют нос в дела, которые их не касаются. Как вы напали на наш след? Ошибка в казначейских бумагах? Не может быть, мы трижды перепроверяем все пергаменты! Кто-то проговорился? Вряд ли, судьба слишком многих людей зависит от их молчания. Кертис, предлагаю очень простую сделку: ты рассказываешь, каким образом Латерана узнала о том, что происходит с танасульскими налоговыми сборами, я же тебя отпускаю на все четыре стороны. И даю золото за молчание. В противном случае, маленькое кладбище за домом пополнится еще одной безымянной могилой.

Только не надо пошлого вранья! Отпустят меня, ждите!.. Если в этом странном поместье имеется «маленькое кладбище» на котором хоронят попавшихся соглядатаев, значит месьор Бальга помнит древний, как мир закон — не оставляй в живых свидетеля! Иногда тайны золота стоят дороже тайн политики.

Платят за них жизнью. Ничего, мы еще поторгуемся!

— Бальга, ты понимаешь, в чей адрес рассыпаешь угрозы? — вкрадчиво сказал я, пока толстяк читал мою подорожную. — Если Латерана присылает в Танасул не занюханного канцеляриста, а человека, отвечающего за безопасность всего королевства…

— Умоляю, граф! — скривился месьор Бальга. — Я знаю, что такое Латерана. Знаю, что связываться с вами бессмысленно — как знатоки своего дела, вы дадите сто очков форы всякому любителю… Но любителем я не являюсь. Ладно, так и быть, представлюсь подробнее. Я начальствую над вторым департаментом Латераны в Танасуле. Надзор за казной.

— Весьма рад знакомству, — буркнул я. Ничего себе! Что тут происходит? Почему тайная служба Танасульского герцогства погрязла в каких-то темных делишках? И почему в столице никто об этом не знает? Чудеса творятся на этом свете, истинные чудеса! — Бальга, я не требую верить мне на слово, но я прибыл сюда ради исключительно важного разговора с герцогом Публио Форсеза. Я ничего не знаю о том, что вы здесь вытворяете и знать не хочу. Пригласи Камбона, он подтвердит, что я приехал в Танасул по совершенно другому делу.

— А зачем было тайно пробираться в парк?

— Сглупил. Четыре фургона, выехавшие из города, показались мне несколько необычными. Я заметил в них «золотые сундуки». Решил проследить. Вот и вся правда.

— Действительно, сглупил, — кивнул толстяк. — Важный разговор с Публио? Да еще «исключительно важный»? Старика решили помиловать?

— Почти, — согласился я. Бальга и впрямь не дурак, суть ухватил. — Я могу рассказать все только самому герцогу.

— В моем присутствии. Идет? Иначе…

Месьор Бальга многозначительно развел руками. Понятно. Два выхода — или довериться, или отправляться к Нергалу.

— Тайна в обмен на тайну, — сказал я. — Ты участвуешь в моей беседе с его светлостью Публио, а я жду честного ответа на некоторые вопросы, касающиеся работы Латераны в Танасуле.

— Я уже не мальчик, месьор граф. Восхитительное слово «тайна» меня теперь не привлекает, благо столько этих проклятых тайн знаю… Ах, да что говорить! Обещаешь вести себя смирно и не доставлять нам лишнюю головную боль?

— Слово дворянина.

— Верю. Отчего же не поверить, пускай я человек очень недоверчивый. Идем.


* * *

Все увиденное в недрах дома потрясло меня до глубины души. Я полагал, что веселенькая вилла изначально предназначена для размеренной жизни пожилого герцога, тоскующего по старым добрым временам службы в государственой канцелярии, составляющего мемуары или перечитывающего древние трактаты по магии, истории или философии. Дорогая мебель, парчовые драпировки, коллекции оружия или драгоценностей, вышколенная прислуга… Конечно, на подобные роскошества денег у Публио нет и быть не может, однако если опальный герцог позволил себе выстроить такой дорогой дом, значит и на обстановку золотишко найдется!

Но… Это невероятно! Я сплю, не иначе!

На первом этаже дома вкусно пахло чернилами, воском, сургучом и свежевыделанным пергаментом. Наглухо закрытые тяжелыми шторами окна, длинные столы, отчасти занятые незнакомыми месьорами с гусиными перьями в руках, отчасти множеством кожаных мешочков с гербом казначейства — в «золотые сундуки» деньги складывают предварительно пересчитав и уложив в кошели, а вовсе не наваливают грудой, наподобие пиратских кладов. Я насчитал почти два десятка людей, составлявших некие таинственные документы, считавших золотые и серебряные монеты и перебрасывавшихся непонятными простому смертному фразами:

— Рихардо, ставка по графству Лаум уменьшается на четыре десятины!

— Добавь в общую казну двенадцать сотен и вычти процентную сумму!

— Проведи налог через управу Галпарана, по второму параграфу ордонанса за 1285 год!..

Ни дать, ни взять — чиновничья оргия. Поместье «Черная роза» превратилось в некое подобие ведомства канцлера Редрика: запахи, слова, звон монет, скрип перьев, постные физиономии скрипторов… Мне немедленно захотелось дать кому-нибудь взятку.

— Живем, как умеем, — месьор Бальга масляно улыбался, увидев выражение моего лица. — Нравится?

— Каков же смысл? — выдавил я. — Мало вам в Танасуле почти полусотни департаментов, управ и коллегиумов? Зачем?

— Нужно. Наше герцогство хочет жить благополучно и спокойно… Поднимемся на второй этаж, кабинет месьора Публио там.

Второй этаж оказался более обжитым — появились предметы роскоши, лакеи в пышных ливреях, каменные чаши на подставках, золоченые кресла, обитые бархатом. Но и здесь чувствуется неистребимый дух присутственного места — из-за приоткрытых дверей доносятся голоса и шорох пергаментов. Митра Пресветлый, что они тут устроили? Тайное правительство? Не может быть! Не смотря на то, что за мной и месьором Бальга тихо шествовали двое охранников и недоверие их хозяина я чувствовал всей шкурой, толстяк запросто ввел меня в немыслимо роскошную залу-кабинет и представил:

— Мой герцог, к вам. Его милость граф Кертис, Латерана, Тарантия. С важным, как он утверждает, разговором.

Зал округлый, стены обиты парчой и украшены янтарными изразцами, синий потолок выложен кристаллами горного хрусталя, складывающимися в рисунок созвездий, туранские ковры на полу. У дальнего окна — титанических размеров стол в форме полумесяца, стойки для книг и свитков. Книг вообще очень и очень много, а надписи на переплетах почти одинаковы: уложения, указы, своды, предписания, ордонансы, законы…

Вот и благороднейший герцог владения Форсеза, его светлость Публио. Ссыльный, опальный, осужденный Великим Королевским Судом выдающийся казнокрад.

— Бальга, сколько же можно! — громыхнул суровый, плотного телосложения, невысокий седой месьор, тряхнув пухлыми щеками. — Я ведь просил! Строго указывал! Когда я работаю — не отвлекать! Думаешь, отхватить у Нумедидеса и его мерзавцев лишние двадцать тысяч кесариев настолько просто? Вон отсюда!

Бальга на вопли Публио отреагировал прямо противоположным образом: шикнул на двоих громил-арбалетчиков, плотно затворил двери и отодвинулся в угол. Кивнул мне — можно, мол. Я заметил, как месьор Бальга вытащил из пояса нечто маленькое и острое, сжав предмет в правой ладони. Шурикен — метательная звездочка. Если я соберусь напасть на Публио, мне конец.

Кажется, я начал понимать в чем дело. Город Танасул недаром оказался слишком благополучным и ухоженным — чувствуется твердая рука хозяина. И хозяин этот — Публио?

— Ваша светлость, — я поклонился, не обращая внимания на мечущего глазами молнии старика, отвлеченного от дела. — Бумага, подписанная бароном Данквартом Гленнором, главой Латераны, может подтвердить мои права (я покосился на месьора Бальга). Я имею честь предложить вашей светлости занять высочайший пост канцлера Аквилонии.

— Неужто Нумедидес понял, — что без умных людей его свергнут еще до конца года? — сварливо вопросил Публио и тотчас изменился в лице, добавив: — Или я тебя неправильно понял, граф? Кресло канцлера предлагается вашей светлости от имени Латераны.

— Кто королем? — деловито осведомился Публио. — Граф Дион?

— Нет.

— Троцеро?… Тогда я отказываюсь. Не хочу рисковать. Бальга, этот месьор отнял у меня слишком много времени. Уверен, он служит «Скрытой Башне» и намеренно склоняет нас к измене. Похорони его на заднем дворе!

Я похолодел, однако судьба вновь пришла на выручку. Неслышно открылась дверь, взъерошенный и потный человек ворвался в кабинет и я опознал в нем старину Камбона.

— Фу, успел, — выдохнул Камбон. — Публио, прошу простить. Городская стража доложила мне, будто граф Кертис отправился за караваном и я понял, что неприятностей не избежать. Кертис, тебе повезло — могли и стрелами нашпиговать. Публио, это мой друг.

— Правда? — старик внезапно подобрел. — Камбон, надо было предупредить, известить… Ты сам приказал охране уничтожать любого соглядатая. А этот месьор предложил мне прямую измену нашему славному государю!

— Я знаю, — выдохнул Камбон, вытирая лоб рукавом. — Публио, скажи своим головорезам принести кресла. И вино. Быстро!

После изреченного слова «Быстро!» я моментально понял, кто здесь истинный хозяин. Ну, Камбон, ну проныра! И как он ухитрился?…


* * *

Удивительная афера, главными героями которой стали высшие служащие Латераны из танасульского коллегиума и опальный герцог, была задумана и осуществлена почти три года назад, когда налоги были подняты до высот почти поднебесных, а Тауран оказался под ударами пиктских отрядов.

Столица требовала денег на развлечения короля и двора, Нумедидес и Редрик бросили Закатные провинции на произвол судьбы, предоставив обитателям Таурана и Боссонии обороняться от варваров самостоятельно, а любая война требует огромных средств. Взять золото негде — налоги исчезают в казначействе Тарантии, обратно возвращаются сущие гроши… Как быть?

Камбон не помнил, в чью именно голову пришла светлая мысль, гласившая примерно следующее: канцлер Редрик отбирает наше золото в казну, при этом государство не собирается заботиться о своих вассалах и защищать их. Таким образом мы обязаны найти способ защищаться самостоятельно и отыскать для этого надлежащие суммы в звонкой монете. Придется воровать — иного выхода нет. А еще придется сделать так, чтобы нас никто не заподозрил: в Тарантии тоже не дураки сидят, слишком явное казнокрадство будет немедленно замечено и раскрыто. Действовать надо с умом!

Комплот составился из самого месьора Камбона и трех его ближайших помощников, главы городского магистрата Танасула и казначея города, вскоре к заговорщикам присоединился владетель здешних земель — герцог Аркон Танасульский, который предоставил авантюристам одно из своих загородных поместий и охрану.

Оставалось изыскать человека, способного обмануть прожженных крючкотворов из столицы, королевского наместника и сборщиков налогов, причем обмануть со всем блеском. Камбон просмотрел дознавательные дела на большинство ссыльных чиновников и выбрал Публио. Пожилой герцог обитал тогда в крошечном домике на окраине города, изнывал от нищеты, скучал и топил горе в вине.

Пить горькую Публио перестал едва взявшись за увлекательную и любимую работу — не брал в рот ни капли, полностью отдавшись родной стихии. Были набраны толковые помощники, Латерана способствовала тому, чтобы на виллу не проникали посторонние, а бдительность наместника усыпляли непрестанными охотами, приемами у герцога Аркона и дорогими подарками.

Талант Публио явил себя в полной красе: по всем бумагам, составляемым его светлостью для казначейства и канцлера, выходило, что Полуночный Тауран — самая нищая и несчастная область Аквилонии, ужасно пострадавшая от пиктских набегов. Публио с ходу изобрел с десяток новых способов воровства и теперь больше половины собранных налогов оставались в городе и казне герцогства, в Тарантию же отправлялись полупустые сундуки. Подкопаться было невозможно: даже присланные в прошлом году чиновники казначейства, обязанные проверить деятельность танасульской управы, только руками разводили, воочию узрев бедственное положение провинции — специально ради них Латерана устроила целый спектакль — умирающие от голода кметы, разваливающиеся замки дворян, сожженные пиктами деревни… Словом, кошмар.

Казначейские чины, что характерно, поверили…

Как я выяснил, общая схема узаконенного казнокрадства была проста до гениальности. Камбон привел мне несколько примеров того, как деньги высасывались из казны, а я лишь посмеивался, расширяя познания в науке чиновничьей хитрости.

Допустим, в одном из фортов на реке Ширка случился пожар — сгорело два дома. Сие прискорбное происшествие в бумагах немедленно превращается из пьяного недосмотра стражника, уронившего факел в солому, в нападение злокозненных пиктов, а из казны запрашиваются средства на полное восстановление форта, якобы выгоревшего дотла. В стражу и отряды ополчения записывают всех мужчин, от младенцев до глубоких старцев и требуют для них жалование. С кметами, живущими на землях мелких феодалов, история прямо противоположная — налоги взимаются не с каждого человека, но с двора добропорядочного виллана. А на одном дворе частенько обитает по несколько семей: женатые сыновья хозяина, наемные рабочие и так далее… Разница, понятно, уходит в карманы Публио и компании.

Прекрасный корабельный лес, сплавляемый по Ширке на Полдень, в Зингару и Аргос, проводится через бумаги таможни как «гнилой», однако на Побережье продается втридорога. Пошлины, ясен пень, взимаются от стоимости гнили. Количество пахотных земель за последнее время почему-то сократилось, а вот болот значительно прибавилось. На собранные деньги покупаются векселя торговых домов Офира (особенно тех, что содержат золотые копи), спустя несколько седмиц вновь продаются — когда цена вырастет. Тауранские торговые суда теперь ходят по рекам под вымпелами городов-государств Шема, а налоги с иноземных торговцев меньше, чем с аквилонцев. И заметьте, все законно или имеет видимость законности!

Выходит, что при полной поддержке тайной службы и герцога Аркона Публио за два с лишним года заработал для Танасула больше денег, чем можно себе вообразить. Часть золота заговорщики оставляли себе (за труды, так сказать. Кроме того, бескорыстность быстро надоедает), остальное возвращалось в казну города. Чиновникам, военным и страже вовремя платили содержание, цены оставались вполне приемлемыми, купцов не обирали до нитки. Вечно это положение сохраняться, разумеется, не могло однажды шайку казнокрадов обязательно выведут на чистую воду! — но произойдет это еще не скоро. В целом, заставить Камбона и его дружков прекратить нагло грабить сокровища короля, может только прекращение не менее наглого грабежа со стороны этого самого короля. Достаточно снизить налоги до пределов, установленных государем Вилером, а сборы с купцов вообще отменить на годик-другой — тогда надобность в столь замысловатых авантюрах отпадет сама собой.

Бесспорно, очень многие в городе знали или догадывались, что происходит с налогами и пошлинами, но, объединенные круговой порукой, молчали. Каждому было понятно, что не окажись во главе коллегиума Латераны благоразумных месьоров, способным позаботиться не только о себе, но и о других, дела в герцогстве шли бы гораздо хуже.

Я немедленно сделал вывод, что переворот против Нумедидеса Танасул поддержит безоговорочно — те, кто живет хорошо, всегда жаждут жить еще лучше.

Как хорош Публио! Взяться за аферу, за десять лиг попахивающую эшафотом, лишь ради высокого искусства и удовлетворения своих амбиций выдающегося чиновника?… Достойно уважения! Тем более, что Камбон держит старика буквально в черном теле — да, его поселили в лучшем особняке, создали все условия, кормят-поят, но из всего уведенного из рук короля и канцлера золота Публио получает что-то около одной сотой доли. Это по мнению Камбона.

Я, наоборот, уверен, что Публио втихомолку подворовывает и у своих нанимателей из танасульского коллегиума…

Уверен, хоть на куски меня режьте!


* * *

Камбон проводил меня вплоть до поворота тракта на Тарантию. Лошади двигались шагом, голова в голову, солнце ощутимо пригревало, окружавшие город перелески были покрыты едва заметным зеленым пухом распускающихся листьев. Я уезжал в столицу, чтобы как можно быстрее приняться за разрешение насущных трудностей — барону Гленнору сейчас необходима самая активная помощь.

— … Публио боится и я его отлично понимаю, — говорил мне Камбон, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей. — Представь, что может подумать уже переживший опалу и чудом избежавший плахи человек, когда ему предлагают…Такое.

— Какое — «такое»? — я лишь пожал плечами. — Дело-то, в сущности, житейское. Один раз в жизни можно поставить на кон все, чем владеешь, а Публио пока владеет только своей головой и несколькими тысячами кесариев, которые вы позволили ему заработать. Теперь представь: тебе возвращают все поместья и земли, отменяют решение Высокого Суда и прилюдно объявляют, что герцог Публио Форсеза был обвинен несправедливо, по наветам завистников… Добавим к возвращению честного имени пост канцлера королевства и возможность применить свои таланты не в захолустном герцогстве, а на поприще управления огромной страной!

— Огребете вы с ним неприятностей, — усмехнулся Камбон. — К рукам Публио золото липнет так, будто они смолой намазаны. Он не может не воровать. Родился таким.

— Плевать! Если Публио вытащит казну из трясины, в которую нас загнали Нумедидес и его управители, то мы закроем глаза на некоторые его слабости. Запомнил, что нужно делать?

— Как только из Тарантии приходит гонец с пергаментом, в котором указана нужная дата, ты сажаешь Публио в карету и под охраной отправляешь в столицу.

— Он ведь не согласился!

— Его согласия никто и спрашивать не будет! После всего, что я увидел в Танасуле, Публио будет назначен канцлером вне зависимости от его желаний.

— Не хочется расставаться со стариком, — Камбон тяжко вздохнул. — Ведь истинный гений, ты бы видел, как он с бумагами работает… Кстати, могу я надеяться, что барон Гленнор не станет излишне сердиться на наше вопиющее самоуправство с казенным золотом? Мы же хотели как лучше!

— Мы все хотим как лучше, друг мой. Но после воцарения нового государя будьте сдержаннее, хорошо?

— Ты не сказал, кто станет королем. Если это не граф Дион, не Троцеро и не его племянник… Ума не приложу, кого вы отыскали!

— Увидишь. Обещаю, это будет самым большим сюрпризом!

Услышав раздавшийся позади грохот деревянных колес по камню тракта, я обернулся. В окружении двух десятков вояк из «гвардии казны» по дороге гордо катили четыре фургона с гербом на бортах — два аквилонских льва, поддерживающих меняльные весы. В Тарантию везли налоги.

Мы с Камбоном обменялись понимающими взглядами и дружно расхохотались.


* * *

Барон Данкварт Гленнор

«Душевные друзья»


С возрастом я все чаще начинаю задумываться о том, в какой неимоверной грязи прошла большая и лучшая часть моей жизни. Поступив на королевскую службу в девятнадцать лет и добившись к сорока семи жесткого кресла хозяина Латераны, я оказался посвящен почти во все значительные тайны политики за минувшие десятилетия, однако, как уверяют мудрецы, многие знания лишь умножают скорбь…

Полностью согласен. Обладание чужими секретами не принесло мне особого счастья, ибо все эти секреты составлены из человеческой крови, страданий и несчастий.

Нечто хорошее и доброе не нуждается в сокрытии, своей радостью люди делятся охотно и готовы оповестить весь мир о своих успехах. Грязь и скверну наоборот, прячут глубоко, так, чтобы никто и никогда не узнал о темной стороне человеческой жизни.

Вот пожалуйста, оправдывающий эти унылые философские сентенции насущный пример восседает в кресле напротив меня, смакует тонкое вино и любезно улыбается. Имя сему примеру граф Лорас. Его бывший господин, герцог Лаварон, однажды сказал, будто «отбросов не существует, существуют только сотрудники» и был прав, но куртуазничать с Лорасом мне противно. Такое впечатление, что я пригласил в гости очковую кобру и теперь пытаюсь добиться ее искреннего расположения.

Он не династический дворянин, а титульный — то есть графское достоинство получил не по наследству, а в качестве награды за верную службу немедийскому Пятому департаменту. Вышел в люди из самых низов, начинал карьеру с тайного осведомителя городской стражи в «веселом квартале» Бельверуса, успешно совмещая это занятие с ремеслом сутенера… Замечу, что подобные типы, просквозившие в вельможи с самого дна, отчетливо подразделяются на две категории: первые стараются навсегда забыть о своем свинопасьем прошлом и корчат из себя едва ли не прямых потомков Первых Королей, вторые ограждают грязную канаву, из которой вылезли, ажурной решеточкой с позолотой и с удовольствием показывают ее всем интересующимся. Граф Лорас относится к тем, для кого нищая молодость остается дурным сном и наваждением — теперь он утонченный дворянин с изысканными манерами и чарующим обликом. Но я — то знаю некоторые подробности его чудесных приключений в вонючих предместьях Бельверуса, меня завитыми локонами и туранскими благовониями не проведешь.

Случись кому-нибудь из наших придворных вертопрахов, принимающих у себя милого немедийского графа, ездящих с ним на охоты или прогулки за городом, прочесть десяток-другой не самых впечатляющих пергаментов из посвященных Лорасу донесений, все кончилось бы глубоким обмороком. Сиротское детство, воровская юность, сводническая молодость и шпионская зрелость… Уверен, прекрасным дамам Лорас объясняет наличие нескольких шрамов благородными поединками или подвигами на войне, а вовсе не поножовщиной в низкопробном притоне, когда его светлость едва остался жив…

Что еще? Два смертных приговора за темные делишки и соглядатайство в Офире и Бритунии. Маленькие личные слабости — на Лораса несколько раз жаловались лишенные целомудрия юные девицы, причем не все из них оказались в его пылких объятиях добровольно. К числу слабостей можно отнести и болезненное пристрастие к трактатам по черной магии — если глава Вертрауэна, граф Мораддин относится к этому увлечению Лораса спокойно, то меня чернокнижие (даже насквозь любительское) настораживает. Граф бережет здоровье и ясный ум — в пьянстве или употреблении лотоса не замечен, ежедневно упражняется с оружием и лошадьми, отличный наездник. Обожает вульгарную роскошь, как и все бывшие нищеброды — даже сейчас, зная о предстоящем деловом разговоре, разоделся в парчу, нацепил массу побрякушек и серьги с черным жемчугом. В Тарантии предпочитает общество высоких чинов из военного и казначейского коллегиумов и причины тому вполне объяснимы — ремесло обязывает.

При всей неприязни к этому месьору я не могу отрицать одно: Лорас хитер и умен. Мораддин никогда не отправил бы в Аквилонию полного идиота и не поставил бы его на должность главы конфидентов Пятого департамента, каковые обеспечивают пресловутое душевное согласие от лица Немедии.

Мы отлично знаем, кто он такой, а он знает, что мы знаем… Графа никто не станет хватать за ворот и тащить в пыточный подвал, равно как и в Бельверусе не тронут моего личного посланника — этикет обязывает. Латерана всего лишь препятствует излишне бурной деятельности Лораса да изредка мягко намекает, что чересчур зарываться не следует, иначе высылки не миновать. Все в рамках жесткого неписаного этикета, уж не обессудьте. А для светского общества граф Лорас остается богатым немедийским дворянином, прожигателем жизни и галантным благовоспитанным человеком.

— Неужели я ухитрился наступить Латеране на любимую мозоль? — с чуть издевательской ленцой вещал граф, встречу с которым я назначил в одном из салонов Тарантии, каковой содержала наша тайная служба как раз для таких целей. — Какие нынче в Аквилонии секреты, а месьор Гленнор? Воевать Трон Льва не собирается, у вас, простите, золота не хватит. Денежные тайны? Нам, бесспорно, известно, кто и сколько украл из королевской сокровищницы, но сведения эти абсолютно бесполезны. До тех пор, пока достославная Латерана не надумает отправить кое-кого на эшафот — в этом случае Вертрауэн охотно поделится с вами любыми донесениями… Но ведь Латерана еще долго не надумает, верно?

Вот скотина! Решился попрекать меня тем, что я не в состоянии упрятать за решетку канцлера или Великого герцога Даргена! Хочется узнать, а что оставалось бы делать Лорасу на моем месте? Не верится, что граф явился бы во дворец с десятком гвардейцев и взял его светлость Редрика под стражу, предъявив обвинение в разграблении казны. Последствия такого поступка вполне предсказуемы и печальны.

— Лорас, я позвал тебя отнюдь не для упражнений в острословии или глупых пикировок, строго сказал я, давая графу понять, кто именно здесь командует. — Сам знаешь, достаточно мне кивнуть и…

— Господин барон изволит угрожать? — ответив мне невинным взглядом новорожденного, поинтересовался немедиец. — Чем я заслужил эдакую немилость?

— Хватит, — поморщился я. — Ты можешь найти способ как можно быстрее снестись с Бельверусом и графом Мораддином Эрде? Своего гонца я отправлять не стану, это долго и опасно. Уверен, в твоих закромах отыщется нечто более действенное, чем пергамент… — я подумал, пожал плечами и как бы невзначай ввернул: — Нечто наподобие портала Синего Камня. Немедийская тайная служба без оглядок использует самую разнообразную магию, вдруг им известен и такой способ общения?

— Синий Камень? — изумился граф Лорас. — Вам-то откуда… Гленнор, ты меня поразил в самое сердце. Я недаром питал уважение к Латеране. Увы, купленных у гномов инклюзов, способных создавать портал, единицы. Что бы тебе не докладывали, у меня такого камня сейчас нет. Был некоторое время назад, однако я вернул его по первому требованию Бельверуса.

— Отдал сапфир Росите из Мессантии? наиласковейше осведомился я. — Мой помощник, Кертис, встречался с госпожой Роситой несколько дней назад в правобережной Боссонии… Ее светлость направлялась в Велитриум. Надеюсь, доехала?

Лорас мгновенно сбросил маску учтивого гостя и ощерился так, что я едва вино не расплескал. Оскалившаяся морда опасного хищника.

— Учти, если с Роситой что-нибудь случилось… — прошипел граф, пожирая меня взглядом. — Ты не представляешь, что тебя ждет!

— Как ты несдержан, Лорас, — я вздохнул, не ожидав от собеседника настолько бурного проявления эмоций. — Графиня Ринга сама решила поговорить с Кертисом, они расстались в дружеском расположении друг ко другу. С Роситой по воле Латераны ничего «случиться» не может. Равно как и с тобой. Откуда такие пошлые мысли, граф?

— С вас станется, — уже куда спокойнее буркнул Лорас. — Сам знаешь, методы у Латераны и Вертрауэна одинаковы, особенно когда дело касается интересов государства.

— Только не надо обвинять нас в ваших собственных грехах, — парировал я. — Интересы Аквилонии сейчас касаются лишь внутреннего положения самой Аквилонии. Мы не склонны к внешней экспансии, как благополучная и богатая Немедийская монархия.

— Намекаешь на то, что мы собираемся воспользоваться вашей слабостью? В другие времена король Нимед не стал бы раздумывать, но сейчас… Полагаю, ты осведомлен, как дорого нам обходится принуждение к покорности настолько огромных протекторатов как Замора и Коринфия? Если мы начнем войну с Троном Льва, расходы превысят все мыслимые пределы, Немедия разорится. Если разорение одной из держав Заката — Аквилонии — не вызовет бури, то когда равновесие окончательно разрушится, вместо нас на историческую сцену выйдут Зингара, Офир и Коф. А мы превратимся в провинции Полуденных стран.

— Разумно, — согласился я, выбирая примирительный тон. Лорас, будь он хоть тысячу раз плебеем, отлично соображает и решился на откровенность. — Граф, все-таки, могу я немедленно связаться через тебя с Мораддином Эрде? Срочная соколиная почта?

— Я обязан знать причины такой срочности, — сказал Лорас. — Разумеется, в соответствии с общепризнанным этикетом, данные причины останутся личной тайной Вертрауэна и Латераны.

Понятно. Он совершенно прав. Иногда наши славные департаменты обмениваются сообщениями без ведома высших властей. Но только не теперь. Кто мне гарантирует молчание Лораса в угоду большой политике он (по приказу Вертрауэна) может запросто продать нас Нумедидесу. Теоретически, Бельверусу очень выгодно оставаться единственной влиятельной и великой державой материка. Шансы — половина на половину. Это очень мало, по моему мнению.

Будем играть дальше. Почему? Мне совершенно необходимы если не прямая поддержка сильных соседей, то хотя бы их сочувствие или нейтралитет, Немедию придется покупать — им нужны деньги и спокойствие на границах. Денег у Аквилонии нет, спокойствие обеспечивается нашим временным бессилием, однако немедийцы будут счастливы знать, что из Аквилонии не прекратятся поставки леса, изделий наших ремесленников и ткачей, а векселя наших купеческих домов и факторий не превратятся в пустые бумажки из-за разразившейся гражданской войны. Большую политику делают большие деньги, данная истина неоспорима.

— Лорас, я хочу знать, как владыки Немедии отнесутся к отмене налогов с немедийских купцов в Аквилонии сроком на год и двойному снижению пошлин с кораблей, идущих по Красной и Хороту в пределах нашего королевства? Затем: мы готовы заставить наших торговцев лесом снизить цены на древесину на пятую часть…

— Хотите окончательно разорить казну? — Лорас поднял бровь. — Сборы с наших купцов дают Аквилонии большой доход. Или я чего-то не понял? Почему Латерана занимается несвойственными тайной службе делами? Торговлей занимаются канцлер и торговые коллегиумы достаточно было вызвать нашего посланника в замок короны, рассказать обо всем ему…

— Отправишь послание в Бельверус?

Почему бы и нет? — развел руками граф. — От твоего имени, само собой?

— Да.

И тут меня озарило. Глава немедийского Пятого департамента, граф Эрде, без лишних намеков будет способен понять, по какой причине неожиданное предложение о послаблениях купцам Трона Дракона исходит от Латераны — логика подскажет Мораддину, что у соседей начало происходить нечто странное. Но давайте сделаем неожиданный ход:

— Добавь в депешу, что барон Гленнор передает сердечный привет графу Эрде от его старого друга, — решительно добавил я. — Друга, известного его светлости по истории с исчезновением принца Нимеда, в которой был замешан Аррас Кийяр.

— Аррас? — мой гость нервно пошевелился. — Наш придворный волшебник? При чем тут Аррас Кийяр?

— Слушай, а не спрашивай! Сообщишь, что имя друга графу Эрде отлично знакомо и обозначишь на пергаменте две руны «Кано», какие используются в Нордхейме и Киммерии. В финале добавить, что все предложения исходят не столько от Латераны, сколько от этого человека. Латерана только выполняет его пожелания. Ясно?

— Ничего не ясно, — протянул Лорас, но по его загоревшимся азартом глазам я понял, что новая загадка графа увлекла. Не думаю, что Лорас раскроет подоплеку в ближайшие дни и начнет действовать самостоятельно. — Депеша окажется в Бельверусе послезавтра утром, ответа стоит ждать спустя четыре дня. Самый быстрый почтовый сокол вернуться в Тарантию раньше не сможет, это проверено…

— Лорас, ты все запомнил?

— У меня хорошая память, господин барон. Тем и живем.

— Умоляю, граф, без глупостей. Ты должен понимать, что если кости бросили такие игроки, как я и месьор Мораддин, тебе лучше за стол не садиться.

Лорас хмыкнул и сказал:

— Зато я могу подсказать графу Эрде, в какой момент лучше всего встряхнуть стаканчик с костями и выбросить «двойного коня».

— Если подскажешь неверно, быть беде. Жду тебя утром четвертого дня, считая от сегодняшнего. До встречи.


* * *

Ни к четвертому, ни к пятому дню я не получил от Лораса никаких известий и начал беспокоиться, что немедийский проныра не внял предостережениям, решив устроить самостоятельное дознание. Однако, все до единого тихари Латераны, опекавшие немедийца, сообщали, будто Лорас почти безвылазно сидел в своем поместье под Тарантией, встречался лишь с двумя известными нам конфидентами Вертрауэна, сумевшими затем уйти от негласного надзора. Довольно необычное поведение для любителя светских развлечений. Любопытно, чем можно объяснить столь внезапное затворничество?

Приехал уставший от долгих путешествий граф Кертис, покатываясь от хохота рассказал мне о своих танасульских приключениях и «тайном казначействе» герцога Публио. Мне наоборот было вовсе не смешно — я давно подозревал, что в Танасульском герцогстве существует какая-то своя изнаночная жизнь, некое двойное дно, о котором я не знал. Досаднейшее упущение, что ни говори — Камбон и его ретивые соратники ухитрялись скрывать свою аферу слишком долго и не известили о ней меня: боялись. Правильно боялись — в другие времена вся танасульская шайка отправилась бы на рудники, но при нынешних обстоятельствах я был бы готов одобрить труды моих многоумных подчиненных: они и впрямь хотели, как лучше. Ничего, с началом нового правления я мягко пожурю Камбона и забуду об этой авантюре, но если он попробует сделать нечто подобное в будущем…

Подготовка к перевороту вошла с решающую стадию. Я попытался учесть большинство мелочей, которые облегчили бы задачу крепко взять власть в первые, самые тяжелые и непредсказуемые дни. Подготовлены королевские указы, которые будут незамедлительно оглашены на площадях Тарантии — нам необходимо сразу завоевать симпатии народа. Ничего особенного в сих ордонансах не написано: обещаются вольности, милости и непременное послабление бремени податей, объявляется о низложении «преступной своры», ограбившей свой народ, заодно указы пестрят красивыми словами о величии, тысячелетних традициях, славной истории, прежних победах и прочих свершениях, коими обязан гордиться любой патриот и верный подданный древней аквилонской монархии, возрождение каковой мы воочию наблюдаем. Народу нравятся громкие эпитеты и щедрые обещания.

Есть и другие указы, не подлежащие широкому оглашению. Над ними я трудился вместе с Троцеро, его наследником и Конаном Канах, который неожиданно показал себя человеком вполне искушенным в политике — что ни вечер, я закрывал окна кабинета черными шторами, усиливал караулы возле моих покоев и с помощью мэтра Савердена открывал Синий Портал. Работали мы до глубокой ночи, а то и до рассвета. Думаете, очень просто расставить новых людей на освободившиеся посты, причем выбрать из десятков чиновников тех, которые хотя бы первые несколько седмиц будут верны новой власти и не осмелятся воровать или плести интриги?

Мы довольно быстро придумали, кому отдать самые высшие посты и при этом не обидеть династии Великих герцогов. Канцлером, понятно будет Публио — он происходит из Тауранского семейства, родной дядя нынешнего герцога. Троцеро, услышав имя старого прохвоста, вначале посмеялся, но после моих объяснений, включавших историю с танасульскими налогами, согласился. Казначейство мы отдали герцогу Ришильди — подающему надежды молодому человеку из Боссонской династии, который весьма умело управлял денежными делами армии Черной реки. Главное достоинство Ришильди — кристальная честность, а такие казусы случаются раз в столетие, не стоит упускать шанс. Военный коллегиум достался легату Паллантиду, много лет командовавшему гвардейским отрядом Черных Драконов, он же временно будет возглавлять гвардию короны — Паллантида хорошо помнят в полку, а его внезапная отставка превратила Драконов в тихих недоброжелателей Даргена Шамарского и его сына. Тем более, что я переговорил с некоторыми сотниками этого отряда и привлек их на сторону заговора. Отказал только один, чем и подписал себе приговор — спустя два квадранса господин сотник неудачно упал с лошади и разбился насмерть. Увы, увы… В таком серьезном деле потери вполне допустимы. Что значит одна жизнь, когда на кон поставлена судьба государства и тысяч других людей?

Дата назначена — десятый день третьей весенней луны, то есть через две с половиной седмицы. Завтра я отправлюсь в замок короны и доложу канцлеру, что герцог Троцеро убит пиктами. Сам Троцеро на некоторое время тайно покинет свое войско и переберется в Тарантию, на мою виллу. Просперо и Конан объявят армии, что Великого герцога похитили конфиденты короля и объявят Рокод по всем правилам. Конные сотни начнут скрытно выдвигаться на левый берег, расчищая дорогу пешим тысячам. Я смогу убедить Нумедидеса, Даргена Шамарского и прочих, что особой опасности Рокод не представляет и посоветую направить им навстречу верные королю гвардейские отряды из Шамара. Охраной замка в отсутствие преданных Нумедидесу сотен займутся Черные Драконы и арбалетчики Боссонского полка.

Диспозицию сражения мы определим заранее — Латерана сама выберет время и место, наиболее удобные для войска Пуантена. Почти уверен, одним сильным ударом мы уничтожим гвардию короля в поле неподалеку от столицы и тем самым избежим возможных вооруженных столкновений в самой Тарантии. А переворотом в замке займутся мои «Беркуты», специально обученные действовать именно в таких условиях…

О том, что будет происходить утром назначенного дня я предпочитаю не думать. Как говорит граф Кертис — поживем, увидим.


* * *

— Ваша милость, — в кабинете неслышно появился секретарь, — из города доставили спешное послание. Судя по всему — от немедийцев.

— Хвала богам, Лорас изволил очнуться! пробурчал я, разрывая плотный коричневый конверт с гербовой печатью графа. — Сколько же можно ждать! Та-ак, а это что еще такое?

Записка почему-то на зингарском языке. Ничего похожего на ровный, крупный почерк Лораса — малюсенькие бисерные буковки, рука женщины. Почитаем.

«Милый барон, я готова встретиться с тобой в салоне герцогини Лавланэ от шестого до восьмого полуденного колокола и передать пожелания всего наилучшего нашему общему другу К.К… Росита».

— Оседлать моего коня! — взревел я, увидев, что единственная стрелка кабинетной клепсидры приближается к отметке шестого колокола.

— Быстро! Я еду в Тарантию!

— Охрана? — невозмутимо поинтересовался секретарь.

— Два ликтора, из «Беркутов». Пусть оденутся небогатыми дворянами.

Спустя квадранс я и двое моих телохранителей, пустив лошадей в галоп по дорожкам загородных парков, неслись в сторону городских ворот. Упустить возможность лично переговорить со вторым человеком немедийского Вертрауэная не мог — о Ринге, графине Эрде, я слышал много хорошего и дурного, однако всегда полагал ее самым лучшим конфидентом тайных служб Заката. Бесспорно, лучшей ее сделали не-человеческое происхождение и врожденные способности к неизвестной людям магии, но будь ты хоть трижды райбирийским гулем и магичкой, никто не подарит тебе изощренного ума, коим графиня Эрде одарена в полной мере. Ринга — опаснейший противник, но как я полагаю, сейчас она не собирается враждовать с Латераной. Или?…

Поговорим, узнаем.

Через Звездные ворота, украшенные хрустальными шарами с лампами внутри, потом на улицу Медников, поворот на Волчью и далее к площади Эпимитриуса… Вот и дом престарелой герцогини, ежевечернее собирающей у себя скучающих пожилых дворян, дабы развлечь стариков музыкой или чтением старинных трактатов.

Прислуга, увидев благородных гостей, немедленно увела наших лошадей в огромную конюшню, занимавшую треть двора, напыщенный лакей проводил до парадной лестницы и сдал с рук на руки дворецкому.

— Что угодно вашей милости? — надменно осведомился дворецкий, узрев на моей груди цепь с фамильным гербом. На воздвигавшихся за моей спиной ликторов он посмотрел совсем неприязнено. — Ваша милость приглашена ее светлостью герцогиней?

— Меня пригласила одна знакомая, — процедил я, представив, как будет выглядеть физиономия этого надутого гусака, после вопля наподобие: «Как стоишь перед начальником Латераны, морда!». Впрочем, следует быть сдержанным и вежливым — я же не у себя дома. — Госпожа Росита из…

— Прошу простить, ваша милость, — дворецкий поклонился не дослушав. — Меня, разумеется, известили. Ваши… друзья пойдут с вами?

— Безусловно! — я давным-давно зарекся ходить на подобные встречи в одиночестве, всякое может произойти. Кроме того, мне категорически запрещено оставаться без охраны.

— Веди!

На второй этаж, через богатые покои, где мирно отдыхали богатые старички, по освещенному лампами цветного стекла коридору… Дверь с серебряной табличкой, на которой выгравировано: «Зингарская комната».

— Останьтесь здесь, — бросил я ликторам и те послушно замерли у входа.

— Бархат цвета морской волны, фонтан с золотыми рыбками, на стенах — картины, изображающие корабли и морские сражения, любимая жителями Полуденного побережья низкая мебель. Неброская роскошь. А посреди этой роскоши, в буйной феерии кружев, шелка и бриллиантов восседает прелестное юное создание. Да, донесения не лгали — графиня Эрде действительно выглядит очень молодо, хотя она старше меня лет на сорок. Рабирийцы живут долго и почти не стареют.

— Господин барон, — Ринга, не вставая, указала мне на обитый синей тканью диванчик. — Я была уверена, что ты обязательно придешь. Вино и фрукты на столике.

— Как к тебе сейчас обращаться? — спросил я усаживаясь. — Просто «госпожа Росита»? Или в соответствии с законным титулом?

— Как угодно, — Ринга скривила точеный носик, давая понять, что церемонии сейчас не к месту. — Итак… Мой муж получил депешу от Лораса и немедля приказал мне переговорить с главой Латераны. Задержка вызвана тем, что мне пришлось ехать в Тарантию из Боссонии, с границы.

— У тебя талант к перевоплощению, — признал я. — Кертис мне рассказал о твоей последней маске маркитантки, говорил, будто выглядит весьма убедительно. А я вижу перед собой благороднейшую дворянку…

— Пришлось разорить графа Лораса на драгоценности и позаимствовать у его очередной любовницы самое роскошное платье, — отмахнулась Ринга. — Иначе герцогиня Лавланэ не пустила бы меня даже на порог дома. Если интересно — сейчас меня зовут донной Роситой Карарес, графиней Дорито из Кордавы. Старушка Лавланэ обожает пышные титулы, бедняжке так мало нужно для счастья… Вернемся к делу, барон. В Бельверусе поняли смысл твоего послания, но остаются вопросы. Почему ты передал привет от… от месьора Конана Канах, с которым хорошо знакома я и мой муж? Правда, последний раз мы виделись много лет назад, но друг друга не забыли.

— Поговаривают, что он станет королем после Нумедидеса, — прямо сказал я.

— Так я и предполагала, — на лице Ринги не появилось и тени удивления. — Конан согласился?

— Он в некотором недоумении, однако такой человек не склонен к долгим самокопаниям: нужно, значит нужно. Если он не справится, править за него будут разумные советники. Наша цель — спасти государство и удержать равновесие на Закате.

— А если вдруг справится? — подалась вперед Ринга. — Я побывала с этим человеком в нескольких опаснейших переделках, если тебя это не смутит, скажу, что мы даже были любовниками — до моего замужества, конечно. Я уверена — Конан не станет игрушкой в чужих руках. Он неопытен в делах государственного управления, но к ремеслу… да будет мне позволено так вульгарно изъясниться, к ремеслу короля он отнесется серьезно, как и прежним своим занятиям. Умные советники — это замечательно, но если однажды вы решите подергать за ниточки, пытаясь влиять на Конана… Нумедидес покажется вам доброй волшебной сказкой. Я просто хочу предупредить, благо я знакома со способностями Конана. Он не станет, как Нумедидес, грабить страну, ибо сочтет, что воровать у самого себя бессмысленно. А вы, месьоры советники, получите короля который быстренько возьмет вас за глотку и не позволит своевольничать. Я доходчиво выразилась?

— Спасибо за предупреждение, — вежливо кивнул я. — Возможно, железная перчатка на горле аквилонских чиновников — это то, что нам сейчас необходимо. Страну надо вытаскивать из бездны, которая перед нами разверзлась во всем величии и ужасе. Скажи, почему ты насквозь бесстрастно отнеслась к моему сообщению о возможной коронации безвестного варвара?

— Не такой уж Конан безвестный, — задумчиво сказала Ринга. — В Аквилонии его знают, как-никак — победитель Зогар Сага. Народу он ближе, ибо вышел из того же народа. А в Велитриуме недавно объявили, что Конану даровано дворянство. Гленнор, я знакома с давним предсказанием — Конан Канах однажды станет королем на Закате… Мы, Пятый департамент в лице Ринги и Мораддина, три года назад устроили переворот в Бритунии, надеясь усадить на трон Пайрогии именно Конана, как старого и верного друга. Киммериец отказался, отдав корону Альбиориксу. Ему хотелось большего. Пускай получит свою давнюю мечту — Трон Льва. Убеждена, если Конан с вашей помощью удержится, Закату уже не будет грозить смута, которой опасаются все и каждый. Теперь главное: Немедия поддержит переворот, я говорю это от имени Мораддина, который советовался с королем Нимедом.

— Как именно поддержит?

— Мы готовы признать нового монарха и сразу выслать церемониальное посольство. Если удержите власть и доведете дело до коронации по митрианскому обряду, на торжества приедет сам Нимед или наследник короны. Заодно, попробуем убедить наших союзников сделать то же самое. Если в герцогстве Шамарском поднимется мятеж — поможем войском. Одно условие: новый король исполнит данные тобой обязательства в отношении наших купцов.

— Миром правит золото, а? — рассмеялся я, наполняя кубки. — Тогда, может, выпьем за душевную дружбу меж двумя великими монархиями?

— За душевную дружбу! — согласилась Ринга, поднимая хрустальный сосуд. — Но сначала ты должен переговорить лично с Мораддином.

— Он в Тарантии? — я едва не подавился вином. — Откуда?

— Оттуда, — Ринга с улыбкой выложила на стол подозрительно знакомый сапфир, только не в обрамлении орденской цепи Пуантена, а в оправе дамской броши, какие обычно носят на парадном платье. — У нас одинаковые хитрости, барон.

Графиня прошептала над камнем заклинание и я вновь увидел веер синих лучей, открывающий проход через огромное расстояние между столицами великих держав Заката.

В открытом магией окне появился невысокий человек с короткой черной бородой, возле которого сидела огромная серая собака — темрийский горный волкодав.

— Гленнор? — граф Мораддин поднял на меня взгляд. — Ах, Ринга, это вы! Весьма рад. Будем разговаривать?

— Конечно, — сказал я. — Рад видеть вашу светлость…