"Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда." - читать интересную книгу автора (Уорд Джон)

ОМСК.

18 октября мы прибыли в Омск, где нас ждал пышный прием. Станция была убрана флагами всех наций, причем в первый раз русский флаг занимал первое место. Нас встретил генерал Марковский со своим штабом, приветствуя от, лица новой русской армии; тут же были Головачев, товарищ министра иностранных дел, представители городских властей и кооперативных обществ. Женщины поднесли нам хлеб и соль, и, вообще говоря, народ в Омске устроил нам настоящую русскую встречу. После церемонии солдаты были приглашены на чай в кадетский корпус, а русские офицеры устроили торжественный прием миддльсекских офицеров в офицерском клубе. Как водится, нас стали приглашать в каждый дом и скоро большинство из нас завязало длительные дружеские связи с этими очаровательными людьми. Их прием, без сомнения, был окрашен уверенностью в безопасности, которую доставляло присутствие хорошо дисциплинированных войск.

В день прибытия я воспользовался несколькими минутами для разговора с сэром Чарльзом Элиотом, нашим верховным уполномоченным, о политическом положении. От него и от его штаба я узнал, что делаются отчаянные попытки для соединения сил Директории Пяти, представлявшей собою Всероссийское Правительство, получившее свою власть от Учредительного Собрания в Уфе,-настроенной в духе социалистов-революционеров,-с Сибирским правительством, отпрыском Сибирской Областной Думы, собравшимся в Томске, сильно реакционным по духу, со слабой примесью социалистических

Союзная интервенция в Сибири. 5

элементов 1). Английский и французский представители естественно были озабочены тем, чтобы между обеими группами был заключен деловой компромисс и образован кабинет с преобладанием умеренного течения русской общественности. Такие весьма желательные попытки со стороны союзных «политиков» имели за собой симпатии всякого истинного друга России, но давать совет-это одно дело, а исполнить его-другое. Невозможно и ожидать, чтобы результаты сотен лет тирании и скверного управления могли быть сразу же устранены по мановению дипломатического же^ла. Сибирское правительство состояло из людей «старого закала», революционеров и монархистов, и находило свою поддержку в желании народа избежать дальнейшего кровопролития; оно находилось под охраной казаков-монархистов, настолько же непризнающих никаких законову насколько они храбры. Напротив, Уфимская Директория вела свою власть от умеренной партии социалистов ? революционеров и состояла из «интеллигенции»-республиканцев, визионеров, непрактичных людей. Керенский является во всех отношениях лучшим экземпляром этого класса, многоречивого, но бесполезного, как только дело касается практической строительной работы. Эти люди обвиняли казаков за их безотчетную лояльность, а офицеров армии за все преступления, в которых виноваты цари, и в худшйе дни Второй Революции они травили их, подобно крысам, в подвалах и на улицах. Офицеры и казаки в свою очередь проклинали Керенского и социалистов-революционеров за расстройство старой армии, зато, что именно они развели в стране анархию и большевизм.

Не может быть никаких сомнений, к кому надлежит отнести порицание. Керенский в глазах всех слоев русского общества является причиной всех бедствий. Они думают, правильно или

х) Ко времени, к которому относится рассказ Уорда (средина октября 1918г.), уже был заключен компромисс между комитетом членов Учредительного Собрания, так называемым Самарским правительством, и правительством, вышедшим из недр Сибирской Областной Думы, на Уфимском Государственном Совещании 5-23 сентября 1918 г. Подробнее об этом-в воспоминаниях В. Л. Утгофа: «Уфимское Государственное Совещание 1918г.»„ «Былое», 1921 г., № 16, стр. 15-21.

(Прим. перев.).

нет,-другое дело, что в высший момент, когда судьбы нации и страны были вверены ему, он изменил общественному доверию; что если бы он обладал десятою частью смелости Ленина или Троцкого, миллионы русского народа были бы избавлены от положения худшего, чем смерть.

Соединить эти враждебные и противоположные элементы в единую партию для воскрешения России казалось мне невозможным, также как и другому британцу, Дэвиду Фрезеру, пекинскому корреспонденту «Таймса». Но «политики» думали иначе. Что они руководились при этом высокими мотивами и что они искренно старались ради русского народа, никто не может йх заподозреть, имея хоть малейшее представление о высоких личных достоинствах наших представителей; но, к сожалению, они старались выполнить недостижимое с

Наконец, под влиянием большевистских пушек, грохочущих на Урале, и монархистских заговоров в Чите, был составлен список с несколькими именами на нем, имевший видимость делового соглашения между двумя противоположными группами.

Пишу я это спустя три недели после событий и мог бы позднее изменить свои взгляды, но никогда в своей жизни я не мог понять удовлетворения наших «политиков» от своей работы. В один прекрасный день им все равно пришлось «сложить оружие» и покинуть сцену своих триумфов, как будто несколько имен на клочке бумаги могли решить всю совокупность проблем о будущности России. Но было бы очень интересно узнать характер их донесений соответствующим правительствам. Одному обстоятельству, впрочем, суждено было иметь крупные последствия в будущем. Вице-адмирал Колчак был введен в новый совет министров с титулом военного министра. Я никогда раньше не встречался с этим офицером, ничего не знал о нем, ни об его репутации и взглянул на него, как на добавочную единицу в одержавшей верх комбинации. Мы много говорили с Фрезером обо всех этих событиях, но ничего реального, кроме опасности, не могли уловить в положении.

6 ноября мы все были приглашены на банкет в честь нового Всероссийского правительства. Это должно было быть вершиной всех наших усилий и осязаемой очевидностью счастливого выполнения великой дипломатической задачи. Я немного опоздал

*

и комнаты были уже наполнены военными и дипломатами в великолепных мундирах, сверкавших оружием и орденами.

С величайшим интересом я наблюдал за этой особенной, торжественно настроенной толпой, и, исключая одной фигуры,-что-то мрачное и угрюмое, среднее между методистским священником или плимутским монахом,-я был поражен глубоким безличием собравшейся публики. Персона со священническою наружностью оказалась социалистом-революционером Вологодским, главой Сибирского Совета, перенесшего теперь свои симпатии с Сибири навею Россию. В то время, когда мой адъютант повторял имена присутствующих, проворная, маленькая, энергичная фигура вошла в комнату. Орлиными глазами он вмиг окинул всю сцену. Другие офицеры грациозно кланялись своим друзьям и галантно целовали руки дам в то время, как кругом шумел разговор.

Новый председатель совета министров Авксентьев председательствовал на банкете, и когда уселись, я оказался в конце главного стола, откуда мне было удобно наблюдать за незнакомцем, которого я видел в вестибюле, так как он сидел вторым вокруг угла. Обед был хорош, водка разливала приятную теплоту по телу и представляла очень приятный контраст с 60-ти-градусным морозом за окнами. Авксентьев говорил речь. Моя мысль перенесла меня сразу в уголок Гайд-Парка. Оратор говорил с нарочитой искренностью, разрубая воздух своими руками на подобие того, как казаки снимают головы шашкой^ Он опускал свой голос и начинал шипеть сиплым топотом, указывая на потолок драматически – вытянутым указательным пальцем. Другими словами, это был великолепный актер, слушать которого можно было с удовольствием, второе издание его более знаменитого коллеги, ничтожного Керенского. Меньше всего я думал, что через несколько дней мне придется спасать жизнь этого человека, а Миддльсекскому полку сохранить его от вечности.

Затем последовала речь генерала Нокса, главы британской военной миссии; обращаясь ко всем классам русского общества, он умолял соединить усилия для установления армии и правительства, способного поддержать законность и порядок; речь, дышавшая патриотизмом и сказанная весьма кстати. Потом

говорил генерал Болдырев, главнокомандующий новой русской армией и военный член Уфимской Директории 1). У него был вид грузного, бравого и глупого русского офицера; он не особенно мозговат; хитер, но не ловок. Впрочем, я мог поверить ему больше чем обычно-честному человеку. Последним говорил адмирал Колчак, высказавший несколько коротких сентенций. Его слова были покрыты очень немногочисленными возгласами одобрения. Он казался более одиноким, чем всегда, но представлял собою личность, которая возвышалась над всем собранием. Происходил обычный обмен меню и их подписывание. Свое я послал непосредственно адмиралу на подпись, и когда он автоматически хотел передать ее генералу Болдыреву, я сказал: «в чистом виде», и меню вернулось ко мне с единственной подписью этого единственного человека. Теперь я был вполне удовлетворен, что новое русское правительство было комбинацией, которая не имела устойчивости, и принял строжайшие меры, чтобы моя часть не была увлечена при его неожиданном падении. Впрочем, мне удалось на этом торжественном банкете сделать важное открытие, что Россия еще обладает одним человеком, который способен спасти ее от анархии.

Дела в Омске пошли обычным порядком и омское общество начало перешептываться более, чем обычно. Одна *клика натыкалась на другую, конспираторы взаимно подсиживали друг друга, в то время как в воздухе чувствовалась какая-то особенная напряженность.

Вовремя переговоров, связанных с образованием нового пра-

вительства, встретилась помеха, которая одно время угрожала

разрушить весь проект. Генерал Болдырев в политике был

известен как социалист-революционер. Через него последние

имели полное наблюдение за новой армией. Авксентьев и Ко,

стремясь провести контроль социал-революционной партии над

всеми силами нового правительства, потребовали, чтобы социа-

листы-революционеры наблюдали также за вновь организован-

!

*) В. Г. Болдырев-член союза *Освобождения России». Принимал участие в Уфимском Государственном Совещании в сентябре 1918 г. и вошел в состав Директории, образовавшей временное Всероссийское правительство; Уорд неправильно считает его социалистом-революционером.

(Прим. псрев.)

ной милицией, которая должна была представлять собою что-то вроде военной полиции при новом режиме. Это было отвергнуто умеренными членами обеих групп, как мера, которая отдаст всю власть в руки одной группы. В добавление к этому, самое намерение внушило умеренным подозрение относительно употребления, для которого предназначена эта сила. Однако присутствие союзников ц решение образовать что-то вроде управления превозмогло подозрения, и умеренные уступили, оставив обе силы под командой группы социалистов-революционеров.

Союзники двинули вперед военные запасы, предназначенные для новых армий, сражающихся с террористами вдоль уральского фронта, но скоро стало известно, что вооружение не дошло до своего прямого назначения. Линия фронта оказалась без оружия и снаряжения, в которых ощущалась огромнейшая нужда, а милиция в тылу, под наблюдением социалистов-революционеров, была укомплектована в полки и снабжена всем необходимым. Призывы с фронта к генералу Болдыреву, социал-революционному главнокомандующему, не достигали цели, и дела приняли серьезный оборот. Адмирал Колчак, как военный министр, представлял требования генералу Болдыреву, подкрепляя их самым определенным образом. Болдырев много распространялся на этот счет, заявляя, что требования с фронта фиктивны. После одного из таких споров он известил адмирала, что это вовсе не его дело, добавив, что группа социалистов-революционеров была принуждена одной союзной державой включить адмирала в состав правительства, что они согласились на это только для того, чтобы обеспечить за собой признание союзников и их помощь, и что он останется членом правительства, поскольку не будет вмешиваться в дела, от которых он нарочито отстранен решением Директории. Адмирал Колчак в ответ на это пытался добиться отставки, но в конце концов согласился взять ее обратно для того, чтобы сохранить видимость гармонии перед союзными державами. Он, однако, настоял на необходимости личного осмотра фронта, на которое и дали ему позволение как для того, чтобы удалить его из Омска, так и для исполнения его прямых обязанностей министра.