"Великолепная афера" - читать интересную книгу автора (Гарсиа Эрик)

Один

Он лежит на пляже, одежда сгущена ниже пояса. Рой, согнув шею, смотрит на живот, на ноги, рассчитывая увидеть избыточную плоть и волосы. Удивляется, не обнаружив привычного живота. Тонкая загорелая талия. На такую приятно смотреть. А ведь такой она и была много лет назад. Солнце сегодня яркое. Не горячее, но яркое. Он не чувствует жара, исходящего от него, но это его не волнует. Оно яркое, только и всего.

Восточный бриз. Он и его не чувствует. Бриз подгоняет парусные лодки. Порывистый ветер срывает шляпы с родителей и разрушает песчаные замки, построенные детьми. Голубая прозрачная вода. Рыбы снуют у берега; многоцветные плавники и блестящая чешуя. Вода сама держит тело на плаву.

Неподалеку в шезлонге Анджела, подставляет себя солнцу. Голубой бикини, который он ей купил… где-то. Где-то там, в небольшом городке. Они зашли тогда в маленький магазинчик. Их встретил хозяин. Смеялся вместе с ними, угощал их содовой водой со вкусом апельсина. Они купили плавки для Роя, несколько ожерелий из ракушек и акульих зубьев. Голубой бикини Анджеле.

Она глядит на Роя и улыбается. Ему кажется, что она выглядит старше. Старше, чем была тогда, когда они покупали ей бикини, но дело не в этом. Она сейчас взрослая женщина. Красивая. Она наверняка уже ходит на свидания, а Рой и не возражает. Он внушает ей, что надо быть осторожной, следит за всеми молодыми людьми, с которыми она встречается; пока все ему нравятся. Вспомнить никого из них он не может, но знает, что они ему наверняка нравятся.

Анджела что-то читает. Наверное, то, что нужно к школе, думает он. Она занимается даже на отдыхе во время каникул. Какая хорошая девочка. Он рад, что выиграл дело о совместной опеке. Рад, что они смогли отправиться в эту поездку. Правда, он не помнит того, что было в промежутке; не помнит, как они оказались здесь, но это самый прекрасный уголок на островах. Здесь можно позабыть обо всем, расслабиться и просто предаться отдыху.

Он машет ей рукой. Улыбается. Она машет ему рукой в ответ. Между ними всего десять футов, а больше ничего и не надо. Просто знать, что она рядом с ним и отдыхает. Как удобно. Как спокойно.

— Я-да-да-да-ди, — говорит она с улыбкой.

Рой не понимает, что она сказала. Наклоняет голову в ее сторону, улыбается.

— Я-да-да-да-ди. — Теперь более настойчиво. Как будто она хочет, чтобы он, наконец, понял.

Но шум прибоя становится сильнее, и Рой не может понять, что она хочет сказать. Подставляет рупором ладонь к уху.

— Ба-ди-да-ду-да-ди-ду, — повторяет Анджела. — Ба-ди-да-ду-да-ди-ду. Ба-ди-да-ду-да-ди-ду! — слышится сквозь шелест волн. Она обращается к нему более высоким и громким голосом, стараясь, чтобы он услышал. Открывает рот во всю ширь, кричит все громче и громче.

А Рой все не может понять. Что же все-таки она хочет ему сказать? Он пытается приподняться на шезлонге, но понимает, что не может. Он не может пошевелиться, лежит на боку, под щекой шершавая ткань. Пытается приподняться. Выпрямиться. Не может.

Смотрит на Анджелу. Просит помощи. Но ее нет. Шезлонг пуст, только голубой лифчик от бикини колышется на ветру. На пляже ее уже нет. Уже никого нет на пляже. Песок темнеет. Солнце темнеет. Но он слышит, как она зовет его, напевая эту бессмысленную тарабарщину. Слышит ее даже и сейчас, когда лежит пристегнутый к шезлонгу, а шезлонг сползает вниз по берегу, приближаясь к линии прибоя.

— Я-да-да-да-ди, — выводит труба гаммы, восходящие и нисходящие. Он может видеть все, что происходит вокруг: двое малышей, мальчик и девочка, бегают взад-вперед, поднимаются вверх по бесчисленным лестничным пролетам, съезжают вниз по перилам. Труба заливается, дети скользят вниз. Труба постепенно стихает, а дети все скользят по перилам. Какие-то образы, проплывающие в сознании. В мозгу. Какой-то низкий звук, отбивающий ритм; прыгающий по земле мяч, за которым гонятся дети. Шлепки мяча, глухие ритмичные звуки, гудение, буханье. Все проплывает мимо него. Сквозь него.

— Бум-бум-бум.

Но это уже не музыка. Тело его трясется, голова колотится обо что-то не совсем твердое, но и не совсем мягкое. Обо что-то, обтянутое кожей. Каждое сотрясение сопровождается острой колющей болью. Стук в голове. Череп распирает изнутри. Виски будто зажаты тисками.

Дорожный шум. Шуршание шин по асфальту; машина идет на приличной скорости. Он лежит на кожаном диване. Два раздвинутых кожаных сиденья. Ковшеобразные сиденья. Ковшеобразные сиденья, обтянутые черной кожей. Это машина Фрэнки.

Звук трубы. Музыка и машина. Фрэнки рядом. Рой на заднем диване машины. Не понимает, что с ним. Не может понять, почему так сильно болит голова. А кто-нибудь еще есть здесь с ним? Может… может быть, какая-нибудь женщина?

Рой опирается руками о сиденье и пытается приподняться. В руках нет силы. Ему не сдвинуться. Пытается повернуться, окликнуть Фрэнки по имени. Не раскрыть рта. Из угла губ стекает слюна, разливаясь лужицей под щекой.

Он силится поднять голову. Поднять голову и увидеть Фрэнки. Спросить его, что творится, что происходит. Рой напрягается, напрягает шейные мускулы. Приподнимается. Голова его поднимается, плавая в воздухе; Рой думает, что все обстоит не так уж плохо — приподняться и поднять голову оказалось не таким трудным делом.

Еще один приступ нестерпимой пронизывающей боли, яркая световая вспышка в глазах, голова падает вниз, лицо утыкается в кожаную обивку. Голубое небо и теплый песок. Снова на пляже, на Фиджи. Снова на пляже с Анджелой.

Он снова поворачивается на диване; оказывается лицом вверх. Может открыть глаза. На секунду, не более. Ослепляющий свет, проникающий в мозг. Слышатся голоса; что-то обсуждают. Крикливый громкий голос Фрэнки. Он что-то объясняет.

Левое веко его приподнимают. Над ним склоняется чье-то лицо, незнакомое лицо. Веко опускают. Поднимают правое веко. То же самое лицо. Он может рассмотреть еще и тело. Зеленая одежда. Все остальные в белом.

Его еще раз перекатывают. Трясут. Куда-то на чем-то везут. Какие-то объявления по системе громкого оповещения. Очень громкие. Непонятно о чем. Следуют почти беспрерывно одно за другим. Он пытается сесть, но не может. Голова зафиксирована ремнями, думает он. И руки тоже, и все тело.

Он делает попытку освободиться. Не может. Крепко они его придавили, думает он. Прижимают его. Пытаются изолировать его от… от кого-то. Это их план. Они пытаются удержать его, не давая даже пошевелиться.

Толчок в руку Колющая боль, вот она проходит. Какое-то неясное ощущение катится волной по всему телу. Жар. Тяжесть. Тепло.

Рой просыпается, полностью сознавая, что до этого был без сознания. И что в этом состоянии он пребывал некоторое время. Он помнит кинотеатр. Он помнит аферу. Он помнит, что Саиф оказался копом, а потом все самым ужасным образом пошло вовсе не так, как намечалось. Он помнит, что Анджела отошла от него. Он помнит выстрел из пистолета и ее пронзительные крики. Он только не знает, где она сейчас.

Голос Фрэнки. Он где-то совсем рядом. Рой слышит, как он спрашивает:

— А что означают эти огоньки?

Другой голос, женский. Строгий. Это не голос Анджелы:

— Пожалуйста… сэр, пожалуйста, не дотрагивайтесь ни до чего, это очень чувствительные приборы.

— А они что, показывают, должен ли он скоро прийти в себя? — спрашивает Фрэнки. — Подают сигнал… что он приходит в себя?

— Они очень дорогие. Прошу вас, сэр.

Рой открывает глаза. Яркий свет, но уже не такой режущий. Слепит глаза, но не так сильно, как прежде. Чистый белый потолок. Чистое белое постельное белье. Он стонет, пытается приподнять голову.

Внезапно перед ним появляется лицо Фрэнки, закрывая собой почти все поле зрения. Лицо какое-то непропорциональное, расплывчатое. Но это Фрэнки.

— Эй! — то ли плачет, то ли кричит он в самое лицо Роя. — Эй, да он вроде приходит в себя. — Фрэнки опускается на колени возле кровати, у самой головы Роя. — Ты очнулся, дружище?

Рой силится кивнуть. Едва может пошевелить головой. Как только Рой пошевелился, торопливым шагом подходит сиделка.

— Я позову доктора, — говорит она и стремительно выходит из палаты. Фрэнки спешит следом, плотно закрывает за ней дверь и возвращается к кровати.

— Рой, дружище, я так переволновался за тебя.

Рой хочет понять, что произошло. Хочет знать все, что было, хочет обдумать все сам. Но он слишком устал. Хоть он только что проснулся, а все равно чувствует страшную усталость. Напрягает все силы, чтобы задать вопрос. Напрягает все силы в поисках нужного слова:

— Где?..

— В госпитале имени генерала Теппера, — отвечает Фрэнки. Рой не знает, где это. Он никогда в жизни не слыхал о генерале Теппере. — Нельзя было вести тебя в местную психбольницу, потому что ты наверняка в розыске. Я проехал почти две сотни миль… вот так-то, друг… А потом ты побледнел как смерть и стал слабеть буквально на глазах, я перепугался и решил, что хватит, дальше ехать нельзя, мы уже и так далеко отъехали. А ты был в отключке почти двое суток.

Двести миль на заднем сиденье машины Фрэнки. Среди такой грязи. Рой не может думать об этом. Он снова пытается сесть, но при каждом движении боль пронзает все его тело. Фрэнки кладет ладонь ему на грудь. Она как будто свинцовая.

— Лежи, не шевелись, — говорит Фрэнки. — Они сказали, что тебе нужен покой. Это платное отделение госпиталя. Я взял для тебя самую лучшую палату. Думаю, доктора тоже хорошие. Я сказал им, что ты получил травмы в драке, приключившейся в баре. В драке, в которой тебя ударили по голове доской размером два фута на четыре. Думаю, они поверили.

Рою наплевать, что говорил им Фрэнки. Ему надо знать, что вообще произошло, всю ситуацию в целом. Ему надо знать все об Анджеле. Он снова пытается спросить:

— Ч-ч-т-т… что… произошло?

Лицо Фрэнки перекошено от злости:

— Мне плевать на то, что произошло. Эта сволочь Саиф… Ведь я знаю его уже два года, можешь себе представить? Два года, а он, черт бы его подрал, вдруг превращается в копа. Тем более он на моих глазах творил такое, что не снилось половине сутенеров с улицы, а тут он вдруг наезжает на нас.

— Нет. Что произошло… потом?

— Потом? Господи, и вспоминать неохота. Эти два копа набросились на тебя и начали лупить по голове. Марко сразу смылся. Я тоже побежал было за ним, но когда увидел, как они тебя метелят… я… я бросился на них… ты же меня знаешь? Вцепился намертво в одного и начал вытряхивать из него душу…

— Анджела…

Фрэнки отворачивается.

— А он здоровый ублюдок. Бицепсы как… громадные крепкие бицепсы. Но я заехал ему по челюсти…

Рой делает быстрое движение рукой. Хватает Фрэнки за лацкан пиджака, притягивает ближе. Все силы в этой руке, в пальцах этой руки.

— Анджела, — говорит Рой. Брызги слюны летят на лицо Фрэнки. — Что с Анджелой?

Фрэнки пытается высвободиться, но не может.

— Они ее взяли, — отвечает он со вздохом. — Копы взяли ее.

Тело Роя снова обмякло. Пальцы, державшие лацкан, разжимаются; рука падает, безжизненно свешивается с кровати. Веки опустились. Он как будто покинул палату.

— Там же творилось что-то невообразимое, — продолжает Фрэнки. — У входа нас ждали другие копы. Мне пришлось тащить тебя через запасной выход, на ощупь в полной темноте.

Рой пытается думать. Пытается вспомнить фамилию адвоката. А занимается ли он уголовными делами? Может ли помочь?

— Она… она ведь ничего не делала, — говорит Рой. — Я могу показать это под присягой.

— Рой, не…

— Я сдамся. Я все возьму на себя и скажу им, что это я притащил ее с собой. Что она не имеет к этому никакого отношения. Что она была…

— Рой, — прерывает его Фрэнки, — все не так. Не так… — Он замолкает, делает вдох. — Она убила копа, Рой.

— Что?

— Она убила копа. Она убила Саифа.

Глаза Роя закрыты, веки плотно сомкнуты. Он. кажется, опять впадает в забытье.

— Нет… ты, возможно, путаешь что-то, как…

— Они сцепились, — объясняет Фрэнки; каждое его слово словно выстрел в грудь Роя. — Она и Саиф из-за пистолета. Она схватилась за пистолет одной рукой и… ты же слышал выстрелы? Она выстрелила. И он упал. Сразу появились другие копы и… на этом все и закончилось.

— Нет. Нет. — Он не хочет слушать Фрэнки. Не может слушать того, что он говорит. Шум прибоя. Звуки пляжа.

— Она убила копа, Рой. В этом все дело. Не преднамеренно, но… дело сделано.

Рой собирается с силами. Голова должна быть ясной. Надо подумать.

— Где она?

— Пока в окружном суде, — отвечает Фрэнки. — Я позвонил кое-кому из приятелей и выяснил это.

— В камере для малолеток?

Фрэнки отрицательно качает головой.

— Они держат ее в камере со взрослыми. Завтра ее переводят в тюрьму.

Рой вспоминает, как она попала в полицию. В каком ужасном состоянии она была в течение двух часов, после того как ее выпустили из полицейского участка. Ведь ей всего четырнадцать. А для четырнадцатилетней это не место. Она же там умрет. Ее же там убьют.

— Ты не внес за нее залог? Она не может… она не может находиться там.

Фрэнки качает головой.

— Откуда у меня такие деньги, старина? Сумку с деньгами прихватили копы.

— А какой требуется залог?

— Она же убила копа, Рой.

— Так сколько?

— Поллимона, — полушепотом отвечает Фрэнки. — Сегодня утром судья объявил об этом. Мне жаль, но…

Рой делает несколько длинных вздохов. Дыхание затруднено. Должен же быть какой-то выход из этого положения.

— А что Доминик?

Это их друг, всегда готовый выступить в качестве поручителя.

— Не получится, — отвечает Фрэнки. — Доминика нет в городе, а Эдди ни за что не согласится участвовать в таком деле без согласия своего босса.

— Джеки?

— Я пытался… он и слышать не хочет. — Фрэнки пододвигает стул, садится рядом с Роем. — Никто из тех, кто может поручиться, не хочет встревать. Она убила копа; к тому же она несовершеннолетняя, да и риск побега велик. Они не захотят вмешиваться еще и потому, что мы не являемся прямыми родственниками. Жаль, что у меня нет денег, старина…

— У меня есть, — говорит Рой. Решение принято.

— Что?

— Деньги. У меня есть деньги.

— Ты серьезно?

Рой утвердительно кивает. На этот раз движение головой уже не вызывает такой боли.

— Да, я могу дать на это деньги.

Он снова пытается сесть, пытается выпрямиться. Вытягивает свои атрофированные конечности, пытаясь сесть на постели. Голову все время нестерпимо давит, в комнате сгущается мрак. Углы становятся неразличимыми. Он валится на постель. Бесполезно. Идти худа бы то ни было он сейчас не в состоянии.

— Ты должен это сделать, — обращается Рой к Фрэнки. — Ты должен вызволить ее оттуда.

— Я? Я не могу… я… да стоит мне показаться в участке, и я труп.

— Тогда пусть доктор Клейн сделает это. Я скалу тебе, где деньги и как их взять, а ты найдешь доверителя, который вытащит ее оттуда, хорошо? — Он пристально смотрит на Фрэнки. Умоляет его взглядом. — Сделай это для меня.

— Хорошо, — соглашается Фрэнки. — Хорошо. Сделаю.

Рой делает долгий выдох. Мигнул монитор, раздался тоненький писк какого-то прибора в дальнем конце палаты.

— У меня есть счет в "Грэнд Нэшнл Бэнк" на Кайманах. — Он диктует Фрэнки четырнадцатизначный номер счета. Заставляет его запомнить. Заставляет несколько раз повторить цифры. — Когда они спросят у тебя пароль, скажи "Анафранил". Повтори.

— Анафранил.

— Правильно. Пусть они переведут полмиллиона в Штаты на счет Клейна. Они, конечно, заартачатся, но ты прояви настойчивость. Надо вытащить ее оттуда как можно скорее. Если сможешь потом прийти повидать меня, приходи. Если нет, спрячь ее где-нибудь.

Фрэнки хватает руку Роя, крепко ее сжимает.

— Ничего, пробьемся, — говорит он. — Все будет нормально, партнер.

— Да, — отвечает ему Рой. Горький смех срывается с его губ. — Мы еще поднимемся, да?

Через короткое время распахивается дверь и в палату входит сестра в сопровождении бригады докторов. Фрэнки кладет руку Роя на постель, похлопывает докторов по спинам, желает им успехов и выходит из палаты. На пороге он напоследок оборачивается, чтобы проститься. Но он уже не видит Роя. Единственное, что он может разглядеть, это малую часть лежащего в окружении белых халатов тела, к которому сверху спускается множество пластиковых трубок.

В течение двух прошедших суток Рой не получает ни от кого никаких вестей. Никто ему не звонит, никто к нему не приходит. Никто. Он начинает волноваться, что что-то не так. Что Фрэнки сам попался. Сегодня утром Рой пытался позвонить Фрэнки домой, но никто не снял трубку. Он не захотел оставлять сообщения на автоответчике, поскольку опасается, что номер прослушивается полицией. Беседовать с сотрудником справочной службы Клейна бессмысленно, и Рой повесил трубку прежде, чем услышал голос дежурной. Однажды он уже имел с ней дело и больше говорить не хочет.

Врачи сказали, что у него контузия. Легкая, без переломов. Хирургического вмешательства не требуется. Отдых и покой, без физических нагрузок и эмоциональных потрясений. Они сказали, что его мозг распух от ударов, а поэтому давление внутри него поднялось настолько, что он целых сорок восемь часов находился в беспамятстве. Сказали, что ожидали худшего, поскольку обычно в таких случаях наступает кома. Врачи были рады, что он благополучно вышел из этого состояния, так они сказали. Выслушав их. Рой лишь засмеялся, а они назначили дополнительные анализы.

Контузия его больше не беспокоит. Беспокоит Анджела. В течение двух последних суток мысли о ней ни на мгновение не выходят у него из головы, заставляют его просыпаться, просто не дают ему спать. Он постоянно думает о том, каково ей в камере. С другими заключенными. Она, наверное, все время плачет перед сном. Ей не дает покоя мысль, почему все ее бросили. Нет, ему необходимо знать, что произошло. Что произошло с Фрэнки, ему тоже интересно знать, но сейчас его тревожит только Анджела.

Рой нажимает на кнопку звонка. До этого он не вызывал к себе сестру, поскольку считал, что тревожная ситуация не наступила. Сестра, как он и ожидал, пришла сразу.

— Что-нибудь не так?

— Кто-нибудь приходил сюда, когда я спал?

— Не думаю.

— Молоденькая девушка примерно четырнадцати лет? Волосы почти до талии. Тощий мужчина с запавшими глазами?

Медсестра пожимает плечами.

— Я все время дежурила, но… я не думаю, что к вам кто-нибудь приходил. Извините.

— Она моя дочь. Она осталась одна… но она должна была бы прийти. Проведать меня.

Медсестра понимающе кивает.

— Да, такое бывает. У людей свои дела, более важные.

— Нет, я не о себе… я в порядке. В порядке. — Он оглядывает палату, смотрит на свою одежду, висящую на спинке стула. Смотрит через раскрытую дверь в ванную комнату. Садится, морщась от усилий и боли. Сейчас это уже не так трудно и болезненно, как прежде. Можно терпеть.

— Здесь есть телефон? Мне кто-нибудь звонил?

Кивком головы медсестра указывает на кнопочный аппарат бежевого цвета, стоящий на столике у кровати.

— Вот ваш телефон. В отдельных палатах есть телефоны. Если он не звонил, значит, никто вас не беспокоил.

— Понятно, — говорит Рой. — Понятно. Возможно, я спал, и они перезванивали в приемную.

— Мы не принимаем сообщений для пациентов.

— Но, может быть, кто-нибудь все-таки принял. Ведь люди иногда поступают не по правилам, особенно если их вежливо попросить. — Голос Роя становится более мягким, и он обращается к медсестре с вежливой просьбой: — Очень прошу вас, проверьте, пожалуйста. Может быть, для меня есть сообщение.

Она вздыхает, раздражается. Собирается отказать, но передумывает.

— Прошу вас, придите ко мне и сообщите.

Она выходит из палаты Роя, идет в приемную, подходит к столу дежурной.

— Николь, — обращается она к сидящей за столом медсестре, — ты принимала какие-нибудь сообщения для пациента из 218-й?

— Милочка, разве ты не знаешь, что мы не принимаем никаких сообщений? Я что, по-твоему, похожа на автоответчик?

— Именно об этом я и говорила ему.

— Так скажи еще раз.

Медсестра плетется назад через холл в палату Роя. Она приоткрывает дверь, просовывает голову в щель:

— Как я и говорила, — начинает она, — мы не принимаем никаких…

Палата пуста. Койка заправлена. Белье разглажено и лежит ровно, без морщин. Свет погашен, а температурный график исчез. Такое впечатление, что здесь никто никогда не лежал. Все чисто, прибрано и готово к приему очередного страждущего пациента.

Поездка на такси до города стоит недешево, но Рою повезло. Его кошелек с деньгами оказался в кармане брюк, в которых он направился в театр. А оттуда в госпиталь. Из ста пятидесяти долларов, оказавшихся в кармане, у него осталось около восьмидесяти. Этого достаточно для поездок по городу. Он не хочет ехать домой и брать свою машину. Пока не время. Сначала надо узнать, не объявлен ли он в розыск.

Такси подъезжает к многоквартирному дому, в котором живет Фрэнки. Зеленые стекла окон, в которых отражается солнце, в упор смотрят на Роя. Ослепляют его. Он просит таксиста подождать его. Тот не возражает. Это самый лучший его клиент за всю неделю.

Квартира 618 хорошо знакома Рою. Рядом с входной дверью домофон и список жильцов, в котором он находит имя Фрэнки. Набирает на клавиатуре код. Ждет ответа.

Звонит по телефону. То же самое, что и прежде. Голос Фрэнки на автоответчике. Рой вешает трубку. Не может решить, что делать дальше. Иногда Фрэнки не отвечает на звонки. Может, он сейчас затаился.

Какой-то жилец выходит из лифта и идет через вестибюль к входной двери. Рой наблюдает за ним через стекло. Делает вид, что общается с хозяином через переговорное устройство.

— Так ты хочешь, чтобы я зашел? — говорит Рой нарочито громко. — Тогда впусти меня.

Жилец и не смотрит на Роя, не проявляет к нему никакого интереса. Он выходит из подъезда, широко распахивая дверь.

— Я буду у тебя через секунду, — говорит Рой в домофон, проскальзывает в вестибюль и быстрым шагом идет к лифту.

Шестой этаж; Рой сразу же находит квартиру 618. Ему знакома поэтажная планировка дома. Вот и квартира Фрэнки. Рой нажимает на кнопку дверного звонка и ждет. Трели музыкального звонка эхом разносятся по квартире, но больше оттуда не доносится ни звука.

Он стучит в дверь. Кулаком отбивает частую дробь по деревянной поверхности.

— Фрэнки, — кричит он, почти прижавшись губами к двери, — Фрэнки, это я. Открой.

Рой смотрит на коврик, лежащий перед дверью, на вытканный на нем причудливый узор. А видна ли на нем грязь, думает он. Он, наверное, совсем не маркий.

Снова стучит, стучит еще громче. Выбивает частую дробь костяшками пальцев.

— Ну где ты, Фрэнки, — взывает Рой, стараясь докричаться. — Открывай же свою чертову дверь, если ты дома.

Кто-то хлопает Роя по плечу. Мгновенно в его мозгу возникает вереница видений — наверняка это Фрэнки и Анджела, но более вероятно, что это полицейские, наблюдающие за домом. Его сцапали. Им повезло. Сейчас его начнут паковать. Все, это — конец.

Его снова хлопают по плечу, и Рой оборачивается. Почти уверен, что сзади стоит парень в голубой униформе. Но видит маленького старичка, ростом не более четырех футов и десяти дюймов, ну, может, на дюйм больше. С хохолком на голове, сооружение которого из остатков волос наверняка потребовало большого труда и изобретательности.

— Вам нужен парень, который раньше жил здесь?

— Да, — отвечает Рой. — Да, я… — Умолкает на секунду. — Жил, вы сказали?

— Вчера он съехал. Вы бы видели, что он устроил в квартире. Тащил ящики и коробки по ковровому покрытию… Я думаю, не вызвать ли его для объяснений в контору домовладельца.

Рой в недоумении качает головой.

— Постойте, постойте, вы говорите, он съехал?

— Вместе с дочерью. Красивая девочка. Но выражается ужасно.

С дочерью. С Анджелой. Фрэнки, должно быть, удалось вытащить Анджелу из тюрьмы и спрятать в надежном месте. Хорошо. Это очень хорошо.

— Примерно четырнадцати лет, — спрашивает Рой, — длинные волосы?

Старичок пожимает плечами.

— Я, признаться, уже больше не засматриваюсь на молодых девиц, но, похоже, это именно она.

Рой быстрыми шагами пересекает вестибюль, направляясь к лифту. Надо найти их, и он знает того, кому известно, где они сейчас.

— Спасибо, — обернувшись, кричит он старичку. — Большое спасибо.

Но тот, похоже, не унимается.

— Передайте своему приятелю, что ему придется многое объяснить. Передайте, что ему придется объяснить свое поведение теперь, когда он, наконец, убрался отсюда!

Потребовалось немало времени, чтобы доехать до клиники Клейна. Многочисленные пробки на городских улицах, водитель-таксист, безостановочно болтающий о том, как бы ему воплотить в реальность свою мечту и открыть магазин спортивных автомобилей. Рой сидит на заднем сиденье. Думает. Пытается не думать. Пристально смотрит в окно, отгоняя прочь все мысли.

Когда они подъезжают к клинике Клейна, на часах почти пять, и Рой молит Бога о том, чтобы доктор был еще там. Он снова просит водителя подождать, обещая приплатить двадцатку. Он потратил почти все деньги, но дома, в керамической лошади, еще предостаточно купюр. Если после всего он доберется до дому, то заплатит водителю за все. Если нет, то придется просить у водителя отсрочки или надуть его, сбежав не расплатившись. Что делать, будет видно по обстоятельствам.

Рой стоит у лифта примерно две минуты перед тем, как до него доходит, что лифт выключен. Сломан. Это написано на бумажке, приклеенной рядом с кнопкой. В негодовании ударяет кулаком по перилам и начинает подниматься по лестнице. Четыре пролета, но уже на третьем его дыхание становится тяжелым. Он с трудом преодолевает последний пролет, при каждом шаге на следующую ступеньку подтягивая тело руками, вцепившись в перила.

Кабинет Клейна в конце коридора. Рой спешит, почти через каждый шаг глядя на часы. Он пришел вовремя. Клейн должен пробыть в кабинете еще как минимум пятнадцать минут. Скоро все прояснится.

Рой берется за ручку двери и толкает ее; через мгновение он всем телом налегает на дверь. Странно. Он вновь с силой поворачивает ручку, но дверь не открывается. Что за шутки? Налегает на дверь плечом. Никакого эффекта.

Почему закрыто? Они что, уже закончили рабочий день? Рой стучит в дверь, просит того, кто находится внутри, открыть ему. Никакого ответа. Он ничего не понимает.

Он отходит от двери на шаг, пытается обдумать ситуацию. Дверь выглядит иначе. Это то же самое помещение, но дверь… изменилась; она какая-то не такая. Вернее, такая же, как раньше, думает Рой, но… больше в размерах. Выше.

Рой присматривается к двери внимательней. Нет, она вовсе не выше. Просто табличка с указанием имени того, кто принимает в этом кабинете, исчезла. Исчез золотой квадратик с именем доктора Клейна, украшенный геральдическими символами. Золотого квадратика на двери нет.

Вместо него прикреплен листок простой бумаги. Белый листок с выведенными на нем ярко-красными буквами. Удивительно, как он не заметил его раньше. Он и сейчас не хочет его замечать.

Офисное помещение сдается внаем, читает он. Обращаться к смотрителю здания.

На улице тихо, почти безлюдно. Проезжающий мимо мальчишка-велосипедист бросает на Роя презрительный взгляд. Рой ничего не замечает. Он стоит посреди дороги, не спуская глаз с листка бумаги, который держит в руках. Буквы и цифры пляшут у него перед глазами. Рой уже изрядно выпил. На листке бумаги записан адрес, адрес дома, перед которым он сейчас стоит. Небольшого желтого домика в стиле ранчо. Решетки на окнах. Но газон ухоженный, крыша в порядке.

Звонить в дверь Рой не хочет, но другого выбора у него нет. Если он хочет найти ее, то другого выбора у него нет. Он знает, что будет, если он позвонит в дверь. Один раз он уже звонил, и из-за двери ответили. Но он не пожелал этим воспользоваться. Пока что не пожелал. Решил еще подождать.

Прошло пятнадцать минут, а он все еще стоит посреди дороги, все еще пристально смотрит на листок бумаги. Подолгу пристально смотрит на дом. Дверь открывается.

Появляется женщина в простой футболке и хлопчатобумажных брюках. Она худая, можно сказать, очень худая; волосы ее стянуты сзади в конский хвост. Прошло почти пятнадцать лет с того времени, как Рой видел ее, однако он сразу же ее узнает. Несколько мгновений колеблется, решая, не лучше ли пуститься наутек, но остается там, где стоит.

— Вам что-нибудь нужно? — окликает она его. Подходит ближе, но так, чтобы в случае чего иметь возможность добежать до дома. Если этот парень вдруг набросится на нее. Или если это тип с сексуальными отклонениями. — Или вы решили пялиться на мой дом до ночи?

— Привет, — отвечает Рой. Голос у него хриплый. Как будто не его, а чей-то чужой. Но сейчас, ему кажется, это не имеет значения.

— Привет, — отвечает она.

— Привет, Хедер.

Он знает, как ее зовут. Хедер делает еще шаг вперед, и до нее начинает доходить, кто перед ней.

— Рой? Господи… Рой?

Он кивает. Снова внимательно смотрит на листок бумаги.

— Я нашел твой адрес. Он есть в телефонной книге. — Она стоит прямо напротив него на тротуаре. А он все еще стоит посреди улицы. — Ты постоянно значишься в телефонной книге.

— Конечно, — отвечает она. — А что в этом особенного?

Он кивает головой:

— Да нет, ничего.

Так они и стоят, каждый на своем месте. Хедер наверняка предложит ему зайти в дом, как только он заговорит снова.

— Ты видела ее сегодня?

— Кого?

— Анджелу.

— Кого видела?.. Рой, скажи, ты в порядке?

— Случилось… кое-что нехорошее. С Анджелой.

Она недоуменно качает головой и делает еще один шаг в его сторону. Она как будто собирается взять его за руку. Ввести его в дом.

— Может, выпьешь кофе? Хочешь, я сварю кофе?

— Анджела, — повторяет Рой. — Я думаю, с ней не все в порядке, и я думаю… я подумал, может, она приходила сюда, прежде чем… скрыться.

— Я не знаю, о ком ты говоришь.

— Об Анджеле! — возбужденно выкрикивает Рой; изо рта у него летят брызги. Спотыкаясь, он подходит к Хедер, берет ее за руку. — О нашей дочери. Я толкую тебе о нашей дочери. — Ну как она не может этого понять.

Наступает долгая пауза. Рой надеется, что его бывшая жена собирается с мыслями. Готовится поговорить с ним по-человечески.

— Я не знаю, зачем ты здесь. И я не знаю, что вообще происходит. Если хочешь войти в дом…

— Хедер, прошу тебя, — умоляюще произносит Рой. Еще секунда — и из его глаз покатятся слезы. Впервые в жизни. — Не надо так. Мы должны поговорить о нашей дочери…

— Да у нас нет никакой дочери! — кричит Хедер. Ее слова громом отдаются в ушах Роя. Пронзают уши.

— Как же нет… а Анджела. Она же приезжает ко мне каждую неделю, живет у меня…

— У нас нет никакого ребенка, Рой. — С каждым мгновением в Хедер закипает гнев. Чувствуется, что она силится сдерживать его. — Никакой дочери у нас с тобой не было. Никогда не было.

Рой качает головой. Улица, на которой он стоит, вдруг начинает вращаться, а опрятный желтый домик внезапно заваливается на бок.

— Но ты, когда уходила от меня, ты же была беременна…

— Постой…

— …и ты растила ее без меня. Это же наша дочь… наша Анджела…

— Постой, Рой…

— …это же наша дочь, и…

— Я сделала аборт, понял? Так это поэтому тебя занесло сюда через пятнадцать лет, чтобы выяснить, как все было? Ты понял, черт тебя подери, я сделала аборт!

Рой молчит. Пустыми невидящими глазами он смотрит через улицу. На маленький желтый домик. На зеленый газон. На прочную крышу.

— У нас никогда не было дочери, — продолжает Хедер, но голос ее звучит теперь тише и мягче. Она поворачивается, чтобы идти в дом. — И никогда не будет. Всего хорошего, Рой. — Она на мгновение умолкает, перед тем как сказать последние слова: — Никогда больше не приходи сюда.

Она входит в дом. Рой стоит посреди улицы. Смотрит на цифры, выведенные на листке бумаги. Они такие же, как и на номерной табличке, укрепленной на фасаде дома. Это дом Хедер. Именно здесь и должна была быть Анджела.

Проходит час; Рой снова в своей потайной комнате. Сидит, привалившись спиной к тому, что раньше было кроватью Анджелы. В одной руке телефон, в другой бутылка рома. Ступни и лодыжки его ног изрезаны в кровь. Он не обращает на это внимания. Не чувствует боли. Он пристально осматривает потайную комнату. Обломки керамической лошади, разбитой вдребезги на миллион мелких кусочков. Все, что было в доме, исчезло. Он видит пустоту. Голые стены. Но именно здесь ему хочется остаться. Чтобы все вокруг выглядело именно так. Так это и должно было закончиться. Именно так это, должно быть, и было спланировано с самого начала, с самого первого хода в этой игре. Как легко стать близкими друг другу. Так тяжело думать об этом.

Он делает последний звонок по телефону, наперед зная результат. Зная ответ еще до того, как он его услышит. Он достаточно опытный игрок, чтобы понять, в чем дело. Он был великим трюкачом, и, как великий трюкач, он знает наверняка, когда его самого надули. Но сейчас уже слишком поздно. И он знает, что уже слишком поздно.

Ему отвечает операционист "Грэнд Нэшнл Бэнк", и Рой сообщает ему номер своего счета. Он сообщает ему пароль. Ждет, пока оператор сообщит ему, что у него на счете. Ждет, пока ему сообщат, что на его счете ничего не осталось. Ждет, пока оператор спросит, чем он может быть ему полезен сегодня. В таком ключе обычно протекает общение с банком, когда все в порядке. Он все еще на линии? Издалека он слышит слова, обращенные к нему, с большого расстояния. А он сам как будто плывет на корабле вокруг света; он только что вышел из порта, и большая часть пути осталась за его спиной. Его несет ветром и течением, он один на судне, вокруг него никого и пустота. На его пути в никуда также никого, все и вся остались позади. Только плот, голубая вода, безбрежный океан, простирающийся до самого горизонта.