"Третий" - читать интересную книгу автора (Грин Грэм)
8
После двух стаканов виски Ролло Мартинса неизменно тянуло к женщинам — это было смутное, сентиментальное, романтическое влечение к прекрасному полу вообще. После трех он, словно летчик, пикирующий на цель, обращал свои помыслы к одной досягаемой женщине. Если бы Кулер не предложил ему третьего стакана, он, возможно, не отправился бы так быстро к дому Анны Шмидт, и если... Я так злоупотребляю этим словом, потому что по роду занятий мне приходится обдумывать вероятность тех или иных поступков, а превратностям судьбы не находится места в моей картотеке.Ролло Мартинс в обеденное время читал материалы дознания, это лишний раз подчеркнуло преимущества любителя перед профессионалом и сделало его более податливым на воздействие виски (от которого профессионал при исполнении обязанностей отказался бы). Около пяти часов он явился к Кулеру на квартиру, расположенную в американской зоне над кафе-мороженым: бар на первом этаже был полон солдат с девицами; стук десертных ложечек и бесцеремонный солдатский смех сопровождали Мартинса вверх по лестнице.Англичанин, недолюбливающий американцев в целом, обычно представляет себе лишь исключение в людях наподобие Кулера: взъерошенного седого человека с озабоченным добрым лицом и вдумчивым взглядом; гуманиста того пошиба, что внезапно появляется во время эпидемии тифа, или на мировой войне, или в голодающем Китае задолго до того, как его соотечественники найдут это место в атласе. Карточка со словами «друг Гарри» опять сыграла роль входного билета, и в ответ — теплое, искреннее рукопожатие Кулера.— Друг моего друга — мой друг,— сказал Кулер.— Фамилия ваша мне, конечно же, известна.— От Гарри?— Я большой любитель вестернов,— ответил Кулер, и Мартинс поверил ему, как не поверил Курцу.— Мне хотелось бы услышать от вас — вы ведь были на месте происшествия,— как он погиб.— Ужасная история,— сказал Кулер.— Я стал переходить к нему на другую сторону улицы. Они с Курцем стояли на тротуаре. Может, если бы я не пошел через дорогу, Гарри остался на месте. Но он увидел меня и направился навстречу, а тут «джип» — это было ужасно, ужасно! Водитель затормозил, но тщетно. Выпейте шотландского, мистер Мартинс. Глупо, конечно, но при этом воспоминании меня всего трясет.— Добавляя в стаканы содовую, он сказал: —До этого я ни разу не видел, как гибнут люди.— А кто еще находился в это время вместе с вами? — перебил его Мартинс.Кулер отпил большой глоток и смерил оставшееся в стакане добрым, усталым взглядом.— Кого вы имеете в виду, мистер Мартинс?— Мне сказали, что там был еще один человек.— Не знаю, кто мог вам это сказать. Все подробности можно найти в материалах дознания.— Он налил в оба стакана щедрые порции виски.— Нас было там только трое — я, Курц и водитель. Да еще, конечно же, врач. Наверное, вы имеете в виду врача?— Человек, с которым я разговаривал, оказывается, глядел в окно — он живет рядом с квартирой Гарри — и говорит, что там было три человека и водитель. Врач появился уже потом.— Он не показывал этого на суде.— Не хотел впутываться.— Этих европейцев никогда не научишь быть хорошими гражданами. Дать показания было его долгом.— Купер задумался, хмуро уставясь в свой стакан.— Как ни странно, мистер Мартинс, два свидетельства о несчастном случае никогда полностью не совпадают. Да что там, даже мы с Курцем разошлись в некоторых деталях. Такие вещи происходят внезапно, до катастрофы никому в голову не приходит схватывать подробности, а потом приходится все вспоминать, восстанавливать. Наверно, этот человек слишком уж старался припомнить, что было до, что после, и перепутал нас четверых.— Четверых?— Я считаю и Гарри. Что он еще видел, мистер Мартинс?— Ничего особенного — только утверждает, что Гарри был мертв, когда его вносили в дом.— Умирал — разница не столь уж существенная. Выпьете еще, мистер Мартинс?— Нет, пожалуй, довольно.
— Ну а мне еще глоток будет кстати. Я очень любил вашего друга, и рассказывать об этом тяжело.— Давайте, я выпью тоже — за компанию,— сказал Мартинс. И пока виски еще пощипывало язык, спросил:— Знаете вы Анну Шмидт?— Подружку Гарри? Встречался один раз, и все. Честно говоря, он выправил ей документы с моей помощью. Постороннему я бы в этом не признался, но иногда приходится нарушать правила. Гуманность — это тоже долг.— Что у нее приключилось?— Говорят, она венгерка, дочь нациста. Опасалась, что русские ее арестуют.— Русские? С какой стати?— Документы у нее были не в порядке.— Вы передали ей какие-то деньги от Гарри, не так ли?— Да, но говорить об этом я бы не хотел. Это она вам сказала о деньгах?Зазвонил телефон, и Кулер допил свое виски.— Алло,— сказал он.— Да, да. Это я.— Потом, держа трубку возле уха, с безрадостной, терпеливой миной слушал чей-то голос издалека.— Да,— однажды произнес он.— Да.Взгляд его был обращен на лицо Мартинса, но казалось, он смотрит куда-то вдаль; блеклые, усталые добрые глаза глядели словно откуда-то из-за моря.— Правильно сделали,— сказал он одобрительным тоном, а потом чуть раздражительно:— Конечно, их доставят. Даю вам слово. До свидания.Положив трубку, устало провел рукой по лбу, словно вспоминая, что нужно сделать. Мартинс спросил:— Слышали вы что-нибудь про махинацию, о которой говорит полиция?— Прошу прощенья. Вы о чем?— Говорят, Гарри был замешан в какой-то грязной махинации.— Нет,— сказал Кулер.— Это немыслимо. У Гарри было высоко развито чувство долга.— Курц, похоже, думает, что мыслимо.— Курцу не понять англосакса,— ответил Кулер.