"Обманщик" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

Глава 1

Первое письмо из Ливии отец Дермот О'Брайен получил очень просто – по почте.

Это было самое обычное письмо, и если бы кто-нибудь вскрыл его – а этого никто не мог сделать, потому что в Ирландской республике почту не перехватывают, – то не нашел бы в нем ничего интересного. Штамп говорил о том, что оно пришло из Женевы (как оно и было на самом деле), а эмблема рядом с маркой свидетельствовала, что отправитель письма работает во Всемирном совете церквей (хотя в действительности он не имел к этой организации никакого отношения).

Отец О'Брайен обнаружил письмо ранней весной 1987 года в своем ящичке для корреспонденции в главном холле рядом с трапезной, когда он выходил из нее после завтрака. Он бросил взгляд на четыре других адресованных ему письма, но потом его внимание снова привлекло письмо из Женевы. Почти незаметная карандашная черточка на клапане конверта означала, что письмо нельзя вскрывать в присутствии посторонних или даже просто оставлять без присмотра.

Священник дружелюбно кивнул направлявшимся в трапезную коллегам и вернулся в свою спальню на втором этаже.

Письмо было напечатано на обычной, очень тонкой бумаге для авиапочты. Текст был выдержан в теплом, дружеском тоне: «Мой дорогой Дермот…» Так вполне мог бы писать один пастор другому, своему давнему приятелю. Хотя Всемирный совет церквей объединяет протестантов, никто не увидел бы ничего необычного в том, что лютеранский пастор пишет письмо другу – католическому священнику. В те дни понемногу уже набирало силы движение за объединение христианских церквей, особенно если речь шла о международных отношениях.

Женевский друг желал отцу О'Брайену всяческих благ, выражал надежду, что он здоров, и добавлял несколько фраз о работе Всемирного совета церквей в странах третьего мира. Суть письма содержалась в третьем абзаце. Отправитель письма сообщал, что его епископ с удовольствием вспоминает последнюю встречу с отцом О'Брайеном и был бы рад встретиться с ним снова. Подпись гласила: «Твой друг Харри».

Отец О'Брайен задумался. Он отложил письмо и перевел взгляд на открывавшийся из окна вид: зеленые поля графства Уиклоу, за ними – Брэй, а еще дальше – серые волны Ирландского моря. Впрочем, холмы почти скрывали море, и из окна замка в Сэндимаунте, где располагался орден, казалось, что даже шпили Брэя расплывались вдали. Но зеленые поля и луга освещало яркое солнце. Отец О'Брайен очень любил эти места, любил так же сильно, как ненавидел своего злейшего врага, который жил там, за морем.

Письмо его заинтриговало. Прошло много времени, почти два года, с тех пор, как отец О'Брайен побывал в Триполи в качестве личного гостя полковника Муамара Каддафи, великого вождя Ливийской Джамахирии, хранителя слова Аллаха, того человека, который в письме был назван «епископом».

Далеко не каждый удостаивается такой аудиенции, но, несмотря на цветистую речь, мягкий голос и неожиданно щедрые обещания Каддафи, никакого продолжения не последовало. Ни денег, ни оружия для ирландского дела. В конце концов отец О'Брайен разочаровался в ливийском вожде, и Хаким аль-Мансур, руководитель зарубежных операций ливийской секретной службы Мухабарат (он и был «Харри» – автор того письма), который устраивал встречу О'Брайена с Каддафи, даже счел необходимым извиниться.

И вот теперь неожиданно пришел этот вызов – а письмо было именно вызовом. Хотя в нем не указывалось время встречи с «епископом», отец О'Брайен понял, что Харри имел в виду «безотлагательно». Арабы могут откладывать принятие решений на годы, но если тебя таким образом вызывает Каддафи, то ты должен немедленно ехать, – если хочешь получить щедрый дар.

А отец О'Брайен знал, что его товарищам по ирландскому делу очень нужен этот дар. Из Америки поступает все меньше и меньше денег и оружия; постоянные просьбы ирландского правительства, которое отец О'Брайен считал правительством предателей, не посылать в Ирландию ни того, ни другого возымели свой эффект. Игнорировать вызов из Триполи было бы крайне неблагоразумно. Теперь возникла новая проблема: найти благовидный предлог для срочной поездки за рубеж.

В идеальном мире отцу О'Брайену было бы достаточно просто взять отпуск на две-три недели. Положение осложнялось тем, что всего лишь три дня назад он вернулся из Амстердама, якобы с семинара по борьбе с нищетой.

Оказавшись в Европе, отец О'Брайен без труда ускользнул из Амстердама и на деньги, которые он заблаговременно оставил в Утрехте, снял на длительный срок две квартиры: одну в Рурмонде (Голландия), другую в Мюнстере (Западная Германия). Позже они станут конспиративными квартирами для молодых героев, которые атакуют врага там, где он будет меньше всего этого ожидать.

Для Дермота О'Брайена постоянные поездки стали частью его жизни. Его орден занимался миссионерской и экуменической деятельностью, а О'Брайен был секретарем ордена по международным делам. Для той войны, которую вел О'Брайен, лучшего прикрытия не найти. Он вел войну не с нищетой, а с англичанами. Эта борьба стала смыслом его жизни и его призванием с того дня, когда много лет назад в Дерри у него на руках умирал раненный в голову юноша, а по улице бежали британские парашютисты. Тогда отец О'Брайен прочел заупокойную и дал обет, о котором не подозревали ни орден, ни его епископ.

С того времени О'Брайен возненавидел людей, живущих по другую сторону моря, и предложил свои услуги ирландскому делу. Его предложение приняли, и вот уже десять лет он был главным посредником Ирландской республиканской армии (ИРА) в международных делах. Он доставал деньги, переводил их с одного тайного банковского счета на другой, обеспечивал поддельные паспорта, организовывал приемку и хранение семтекса и взрывателей.

С его благословения бомбы разрывали на куски молодых оркестрантов и лошадей в Риджентс-парке и в Гайд-парке, при его содействии на улицах Харрода укрепленные на колесах экипажей ножи косили людей, вырывая у них внутренности, отрезая ноги. Отец О'Брайен сожалел, но верил, что это справедливо, что это необходимо. Он читал отчеты в газетах, в замке вместе с шокированными братьями по ордену смотрел телевизионные репортажи, а если братья его приглашали, то он вместе с ними со спокойной совестью служил заупокойную мессу.

В то весеннее утро решение волновавшей отца О'Брайена проблемы было найдено, когда он, просматривая за утренним чаем лежавший на его кровати свежий номер «Дублин-пресс», случайно натолкнулся на интересное объявление.

Комната отца О'Брайена служила ему и кабинетом, поэтому в ней был установлен телефон. О'Брайен набрал номер; на второй звонок ответил организатор группы, о предстоящем паломничестве которой сообщалось в газете. Организаторы были рады желанию О'Брайена присоединиться к группе. После этого О'Брайен отправился к епископу ордена.

– Мне нужен жизненный опыт, Фрэнк, – сказал он. – Здесь я ни на минуту не могу отойти от телефона. Мне нужен покой, мне нужно время, чтобы творить молитвы. Если вы сможете обойтись без меня, я бы хотел совершить паломничество.

Глава ордена бросил взгляд на схему маршрута паломников и кивнул.

– Идите, Дермот. Благословляю вас. Помолитесь там за всех нас.

Паломники должны были отбыть через неделю. Отец О'Брайен решил, что ему нет нужды просить разрешения и у совета ИРА. Если он вернется с хорошими вестями, то тем приятнее будет сюрприз, если же нет, то незачем и беспокоить совет ИРА. Письмо в Лондон он послал экспресс-почтой; через двадцать четыре часа оно будет в Лондоне, а в течение трех дней попадет в ливийское Народное бюро (так ливийское правительство называло свои посольства). У тех, кто послал ему вызов в Триполи, будет достаточно времени для подготовки.

Паломничество началось с мессы и молитв в ирландском храме Нок. Из храма паломники двинулись в аэропорт Шэннон, где сели на самолет, вылетавший чартерным рейсом в Лурд, в предгорья французских Пиренеев. В Лурде отец О'Брайен незаметно отделился от толпы паломников и пересел на ожидавший его в том же аэропорту небольшой самолет, который через четыре часа приземлился на Мальте, в городе Валлетта, где О'Брайена встретили ливийцы. Они посадили его на роскошный реактивный лайнер, и всего через двадцать четыре часа после того, как отец О'Брайен вылетел из аэропорта Шэннон, он оказался на небольшой военной базе возле Эс-Сидера. Здесь его приветствовал как всегда любезный и обходительный Хаким аль-Мансур.

Отец О'Брайен должен был скорее возвращаться в Лурд, чтобы снова присоединиться к паломникам, поэтому на этот раз встреча с полковником Каддафи не состоялась. В сущности, такая встреча даже не планировалась, а переговоры и последующую операцию было поручено провести одному аль-Мансуру. О'Брайен и ливиец разговаривали в комнате, специально выделенной для них на территории базы. Комнату оберегали личные телохранители аль-Мансура. По окончании переговоров О'Брайену удалось несколько часов поспать, а потом он проделал обратный путь через Мальту в Лурд. О'Брайен был в приподнятом настроении. Если планы, о которых ему рассказал ливиец, воплотятся в жизнь, это будет огромной победой ирландского дела.

Через три дня Хаким аль-Мансур был удостоен чести поговорить лично с великим вождем. Как обычно, ему было приказано незамедлительно прибыть туда, где в этот день остановился Каддафи. После прошлогодней бомбардировки ливийский вождь стал еще чаще менять место и все больше времени проводил в пустыне, примерно в часе езды от Триполи.

В тот день Каддафи был в том расположении духа, которое аль-Мансур про себя называл «настроением бедуина». Великий вождь в белом халате возлежал на подушках в большом, изысканно украшенном шатре, разбитом в одном из его лагерей в пустыне. Как обычно, он внешне лениво и невнимательно слушал доклады двух министров, которые сидели перед ним, по-турецки поджав ноги. Нервничавшие министры, исконные горожане, очевидно, предпочли бы сидеть за своими столами, но раз великий вождь так решил, то все должны были расположиться по-турецки на разложенных на ковре подушках.

Когда вошел аль-Мансур, Каддафи жестом пригласил его сесть в стороне и ждать своей очереди. Потом он отпустил министров, отпил глоток воды и предложил аль-Мансуру доложить о своих успехах.

Аль-Мансур докладывал коротко, по существу, без преувеличений и без красивых фраз. Как и любой другой из окружения великого вождя, перед Муамаром Каддафи он испытывал благоговейный трепет. Люди всегда благоговеют перед загадочными личностями, особенно если эта личность одним мановением руки может приговорить тебя к смертной казни. Впрочем, в том, что Каддафи был загадкой, не сомневался никто.

Аль-Мансур знал, что многие иностранцы, особенно высокопоставленные американцы, считают Каддафи безумцем. Он же, аль-Мансур, верил, что психика у Муамара Каддафи в полном порядке. Сумасшедший не смог бы единолично править этой расколотой, неспокойной страной все восемнадцать лет.

В сущности, Каддафи был искусным и тонким политиком. Конечно, он допускал ошибки, особенно если речь шла о мире за пределами его страны и о его, Каддафи, месте в этом мире, и был убежден, что он – одинокая суперзвезда, стоящая в центре всемирной сцены. Он искренне верил, что его бесконечные бессвязные речи с благоговением слушали многомиллионные «массы» во всем мире; а в этих речах он призывал «массы» сбросить свои правительства и признать его неоспоримое лидерство в деле очищения Ислама в полном соответствии с откровениями Аллаха, ниспосланными лично ему. В его окружении никто не осмеливался возражать.

Правда, и во всей Ливии никто не смог бы бросить ему вызов, никто даже не помышлял об этом. Каддафи полагался на советы очень узкого круга доверенных лиц. Министры могли приходить и уходить, но реальная власть оставалась в руках этих доверенных лиц, если только кого-то из них Каддафи не начинал подозревать в измене. Немногие из них имели более или менее четкое понятие о том странном мире, который назывался «за рубежом». В этом главным специалистом был Хаким аль-Мансур, учившийся в британской частной школе. Аль-Мансур знал, что Каддафи питает к нему слабость. На то были свои причины: когда-то руководитель зарубежных операций Мухабарата доказал свою преданность Каддафи, собственноручно ликвидировав трех его противников в их европейских норах.

Все же с диктатором-бедуином нужно было быть очень осторожным. Многие из его окружения злоупотребляли цветистой лестью. Аль-Мансур полагал, что Каддафи не против лести, но воспринимает ее с долей иронии. Сам он всегда разговаривал с Каддафи с почтением, но никогда не пытался его обмануть. Аль-Мансур тщательно подбирал слова и, разумеется, никогда не говорил всю правду – это было бы самоубийством. Однако он был уверен, что за мечтательной улыбкой и почти женственными медленными жестами Муамара Каддафи скрывается искреннее желание знать правду.

В тот апрельский день 1987 года Хаким аль-Мансур сообщил великому вождю о визите ирландского священника и о результатах их переговоров. Во время пространного доклада один из личных врачей Каддафи на столике в углу шатра приготовил микстуру, налил ее в крохотную чашечку и предложил вождю. Каддафи выпил лекарство и отпустил врача. Тот тщательно уложил медикаменты в сумку и через несколько минут ушел.

Хотя после разрушительной бомбардировки его дворца американской авиацией прошел почти год, Муамар Каддафи еще не вполне пришел в себя. Изредка его мучили ночные кошмары и приступы гипертонии. Врач давал ему слабое седативное средство.

– Он принял наше условие, пятьдесят на пятьдесят? – спросил Каддафи.

– Священник передаст наши условия, – ответил аль-Мансур. – Я уверен, что совет ИРА согласится.

– А ликвидация американского посла?

– И это тоже.

Каддафи тяжело вздохнул – так вздыхают те, на плечи которых возложено слишком много тягот мира.

– Этого мало, – протянул он. – Нужно больше. В самой Америке.

– Поиски продолжаются, ваше превосходительство. Но проблема остается. В Британии существует ИРА, которая свершит возмездие, отомстит за вас. По вашему повелению неверные станут уничтожать неверных. Это была блестящая мысль…

На самом деле мысль использовать ИРА как средство и орудие отмщения британцам родилась в голове аль-Мансура, но теперь Каддафи уверил себя, что идея была внушена ему самим Аллахом.

Аль-Мансур продолжал:

– Увы, в Америке нет подобных организаций фанатиков, которые мы могли бы использовать, как ИРА. Но мы ищем. Мы обязательно найдем орудие вашей мести.

Каддафи несколько раз кивнул, потом жестом показал, что прием окончен.

– Следите, чтобы все было в порядке, – чуть слышно пробормотал он.

Сбор разведывательной информации – довольно странное занятие. Редко удается сразу получить ответы на все вопросы, а уж тем более решить все проблемы. Пожалуй, только американцы склонны искать единственное чудесное решение. Большей частью картина проявляется постепенно, она, как картинка-загадка, шаг за шагом складывается из множества мелких кусочков. Обычно последний десяток кусочков так и не удается найти. Хороший специалист по анализу разведывательных данных восстановит картину, манипулируя тем, что у него есть.

Иногда нужные кусочки вдруг обнаруживаются в совсем другой головоломке, иногда они оказываются вообще неверными, но никогда они не примыкают друг к другу так тесно, так идеально, как в загадочной картинке.

В Сенчери-хаусе, в сердце британской Интеллидженс Сервис, работают эксперты по головоломкам. Они редко отрываются от своих столов, кусочки информации им приносят агенты оперативной службы, а аналитики лишь их собирают и изучают. В конце апреля в Сенчери-хаус поступило два кусочка новой головоломки.

Автором одной из них был ливийский врач, который давал Каддафи лекарство в его шатре. У врача когда-то был сын, которого он очень любил. Сын учился в Англии, он хотел стать инженером. Однажды к нему пришли люди из Мухабарата и сказали, что если он любит своего отца, то ему придется выполнить одно поручение великого вождя. Ему дали взрывное устройство и объяснили, куда он должен его подложить. Устройство взорвалось раньше времени. Отец глубоко спрятал свое горе, принимал соболезнования, но с тех пор всем сердцем возненавидел Каддафи; воспользовавшись своим положением при дворе великого вождя, он стал собирать информацию и передавать ее британцам.

Свое сообщение о том, что он слышал в шатре Каддафи, врач не мог отправить через британское посольство в Триполи, ведь оно находилось под круглосуточным наблюдением. Поэтому сообщение ушло сначала в Каир и лишь через неделю оказалось в Лондоне. Там его сочли настолько важным, что сразу направили на верхний этаж Сенчери-хауса.

– Что он собирается сделать? – переспросил директор, когда ему изложили суть сообщения ливийского врача.

– Очевидно, он безвозмездно предложил ИРА оружие и взрывчатые вещества, – пояснил Тимоти Эдуардз, который только в этом месяце получил повышение, став заместителем директора. – Во всяком случае, такой вывод представляется единственным разумным объяснением подслушанного разговора.

– Каким образом было сделано это предложение?

– По-видимому, через ирландского священника, прилетавшего в Ливию.

– Этот священник нам известен?

– Нет, сэр. Возможно, в конце концов он окажется совсем не священником. Не исключено, что церковный сан был только прикрытием для человека из совета ИРА. Но, судя по всему, предложение исходило от Каддафи.

– Хорошо. Что ж, сначала нужно найти этого таинственного священника. Я поговорю с «ящиком» и выясню, нет ли каких-то данных у них. Если он на севере, пусть им займутся они. Если же он на юге или где-то еще, то искать будем мы.

В спецслужбах «ящиком» или «абонементным ящиком 500» изредка по старой памяти называют MI5, контрразведывательную организацию британских спецслужб, одна из задач которой заключается в борьбе с терроризмом в Северной Ирландии, являющейся частью Великобритании. Разведывательные или иные операции на других территориях, в том числе в Ирландской республике (на «юге»), – это дело Интеллидженс Сервис.

В тот же день за ленчем директор Интеллидженс Сервис встретился со своим коллегой – генеральным директором MI5. На ленче присутствовал еще один человек – председатель британского Объединенного разведывательного комитета, он обычно осуществлял связь между спецслужбами и кабинетом министров. Через два дня одна из операций MI5 принесла еще один кусок головоломки.

За этой информацией никто специально не охотился. Это был просто один из тех счастливых случаев, которые время от времени облегчают нам жизнь. Совсем молодой солдат ИРА, еще подросток, перевозил армалит в багажнике украденной им машины и неожиданно наткнулся на дорожную заставу ольстерской королевской полиции. Подросток растерялся, потом вспомнил о лежавшем в салоне машины карабине, который обеспечил бы ему несколько лет заключения в тюрьме Мейз, и попытался прорваться через заставу.

Его попытка почти увенчалась успехом. Будь он поопытней, он бы, возможно, прорвался. Автомобиль ирландца рванулся вперед, сержант и два констебля едва успели отскочить в сторону, зато четвертый полицейский, стоявший сзади, вскинул карабин и послал вдогонку мчавшейся машине четыре пули. Одна из этих пуль попала подростку в голову.

Он был всего лишь посыльным, мальчиком на побегушках, но совет ИРА решил, что он заслужил похорон со всеми воинскими почестями. Похороны состоялись в той деревушке, где жил подросток, на юге графства Армах. Убитую горем семью утешал президент партии Шин фейн Джерри Адамс. Он попросил их об одолжении. Не позволят ли они служить панихиду не приходскому священнику, а другому, которого они представят как давнего друга семьи? Родители, верные республиканцы, второй сын которых отбывал пожизненное заключение за убийство, согласились не раздумывая. Панихиду отслужил отец Дермот О'Брайен.

Мало кому известно, что в Северной Ирландии похороны члена Ирландской республиканской армии неизменно превращаются в совещание руководителей ИРА. Похоронные церемонии тщательно охраняют «крепкие ребята» из ИРА. Обычно в церемонии участвуют только верные сторонники армии – мужчины, женщины, дети. Во многих деревнях Южного Армаха, Ферманы и Южного Тирона все жители без исключения фанатично преданы ИРА.

Хотя на похоронах часто бывает телевидение, руководителей ИРА окружает настолько плотная толпа, что никому не удается прочесть ни слова по движениям их губ. Под защитой толпы руководители могут вполголоса совещаться, обсуждать планы, принимать решения, обмениваться информацией или готовить предстоящие операции. Для людей, находящихся под неусыпным наблюдением властей, это не всегда просто. Приближение британского солдата или ольстерского полицейского послужило бы сигналом к беспорядкам, а то и к убийству непрошеного гостя, такие случаи бывали не раз. Теперь за похоронами наблюдали только со стороны с помощью камер с телеобъективами, но с ними разговор вполголоса не подслушаешь. Так ИРА использует святость панихиды, чтобы готовить очередные убийства.

Британцы, узнав о тайных совещаниях на панихидах, не отстали от ирландцев в изобретательности. Кто-то однажды сказал, что английский джентльмен обязательно должен знать одно – в каких ситуациях нужно перестать быть джентльменом. Руководствуясь этим принципом, британцы стали устанавливать в гробах подслушивающие устройства.

В ночь перед похоронами в Балликрейне два солдата полка специального назначения британских ВВС в гражданском проникли в зал, где в ожидании церемонии стоял пустой гроб. По ирландским обычаям тело пока еще лежало в гостиной дома родителей убитого. Один из солдат был специалистом в электронике, другой – искусным краснодеревщиком и столяром. За час они спрятали «жучок» в дереве гроба. «Жучку» предстояла недолгая жизнь, потому что до полудня следующего дня он будет погребен под шестью футами земли.

Утром солдаты войск специального назначения тщательно укрылись на склоне холма, возвышавшегося над деревней. С помощью мощного телеобъектива, который напоминал скорее ствол базуки, один из них фотографировал всех участников панихиды, а другой следил за записью всех звуков, которые передавал спрятанный в гробу микрофон. Сначала гроб пронесли по деревне до церкви. Магнитофон записал всю панихиду. Потом гроб вынесли из церкви и понесли к уже вырытой могиле.

Утренний ветерок развевал полы сутаны священника. Он произнес последние слова и бросил горсть земли на опускавшийся в землю гроб. Удар комка земли о крышку гроба был настолько громким, что сидевший у магнитофона солдат вздрогнул. Рядом с еще не засыпанной могилой стояли отец Дермот О'Брайен и второй ирландец, о котором британцам было известно, что он занимает пост заместителя начальника штаба совета ИРА. Опустив головы, они зашептались.

Их шепот записал магнитофон на склоне холма. Оттуда пленка попала в Лерган, потом в аэропорт Олдер-гроув и, наконец, в Лондон. Операция была довольно рядовой, но она принесла бесценную информацию. Отец О'Брайен сообщил совету ИРА все детали предложения полковника Каддафи.

– Ско-о-лько? – двумя днями позднее в Лондоне переспросил сэр Энтони, председатель Объединенного разведывательного комитета.

– Двадцать тонн, Тони. Таково предложение.

Генеральный директор MI5 закрыл папку, с которой только что ознакомился его коллега, и убрал ее в портфель. Пленку он не принес. Сэр Энтони был занятым человеком – ему было вполне достаточно краткого резюме.

Пленка находилась в лондонской штаб-квартире MI5 чуть больше суток, и за это время специалисты сделали почти невозможное. Качество записи, естественно, оставляло желать лучшего. Во-первых, микрофон блокировало полсантиметра древесины. Во-вторых, когда начался серьезный разговор, гроб стали опускать в могилу. В-третьих, мешали посторонние звуки: вопли матери молодого террориста, шум ветра над могилой, треск трех холостых залпов, которыми почетный караул ИРА в черных вязанных шлемах проводил товарища.

Режиссер радиовещания счел бы эту запись вообще негодной, но она и не предназначалась для трансляции по радио, а в наши дни техника обработки звукозаписей достигла невероятных успехов. Инженеры убрали все помехи, все фоновые шумы, перенеся человеческую речь в другой частотный диапазон. Голоса священника и его собеседника, конечно, не выиграли бы приз на конкурсе ораторского искусства, но каждое произнесенное ими слово стало теперь понятным.

– А условия? – спросил сэр Энтони. – У вас нет сомнений относительно условий поставки?

– Ни малейших, – ответил генеральный директор. – Эти двадцать тонн включают обычные автоматы, карабины, гранаты, гранатометы, минометы, пистолеты, часовые механизмы и базуки – по-видимому, чешские РПГ-7. Плюс две тонны семтекса. Половина всего этого должна быть использована для террористических актов в самой Великобритании, в том числе для убийства определенных лиц, например посла США. Очевидно, ливийцы на этом настаивали.

– Бобби, всё это нужно передать в Интеллидженс Сервис, – сказал сэр Энтони. – Будьте добры, на этот раз никакого соперничества. Только теснейшее, постоянное сотрудничество. Похоже, нам предстоит зарубежная операция – это сфера их деятельности. Из Ливии в какую-то забытую Богом гавань на ирландском берегу – это операция за пределами границ Великобритании. Обеспечьте полное сотрудничество – от вас лично и до самого нижнего чина.

– Нет проблем, – ответил генеральный директор. – Мы все передадим.

В Лондоне еще не успело стемнеть, а директор Интеллидженс Сервис и его заместитель Тимоти Эдуардз уже получили всю информацию, имевшуюся в распоряжении их коллег с Керзон-стрит. В виде исключения директор Интеллидженс Сервис согласился передавать в MI5 касающуюся Ольстера информацию, которая поступала от ливийского врача. В обычной ситуации из директора было бы невозможно клещами вытянуть даже ничтожного намека на сведения, которые Интеллидженс Сервис получает от своих зарубежных агентов, но ведь и ситуация теперь складывалась далеко не стандартная.

Были выполнены все просьбы руководства Интеллидженс Сервис. Отныне MI5 усилит наблюдение, как визуальное, так и электронное, за заместителем начальника штаба совета ИРА. То же относилось и к отцу О'Брайену, пока он находился на севере. Как только он вернется в Ирландскую республику, наблюдение за ним возьмет на себя Интеллидженс Сервис. В разговоре у могилы упоминался еще один человек, хорошо известный британским службам безопасности, но пока избегавший следствия и заключения. За ним также будет установлено усиленное наблюдение.

Своим агентам в Ирландской республике директор Интеллидженс Сервис приказал следить за возвращением отца О'Брайена, не спускать с него глаз ни днем ни ночью, а самое главное – немедленно информировать Лондон, если О'Брайен соберется морем или самолетом выехать за границу. Задержать его в Европе будет намного легче.

Возвратившись в Сенчери-хаус, директор вызвал Сэма Маккриди.

– Нужно перехватить оружие, Сэм, – резюмировал директор. – Нужно перехватить его прямо в Ливии или где угодно по пути. Двадцать тонн не должны попасть в Великобританию.

В темном просмотровом зале Сэм Маккриди часами снова и снова прокручивал видеозапись траурной церемонии. Пока магнитофон повторял всю панихиду в церкви, видеокамера скользила по церковному кладбищу, изредка останавливаясь то на одном, то на другом из охранников ИРА, зорко следивших за тем, чтобы к церемонии не присоединился кто-нибудь из посторонних. Лица охранников скрывали черные шерстяные лыжные маски.

Когда на экране появилась траурная процессия и шестеро мужчин в масках понесли гроб из церкви к могиле, Маккриди попросил операторов синхронизировать звук и изображение. Пока ни отец О'Брайен, ни стоявший рядом член совета ИРА не произнесли ни единого мало-мальски подозрительного слова. Лишь однажды священник поднял голову и сказал что-то, утешая плачущую мать убитого подростка.

– Стоп. Увеличьте изображение. Порезче, если можно.

Лицо отца О'Брайена заняло весь экран, и Маккриди двадцать минут не сводил с него глаз, пока не убедился, что узнает этого человека в любой ситуации.

Маккриди несколько раз прочел расшифровку той части магнитофонной записи, в которой речь шла о поездке священника в Ливию. Потом он ушел в свой кабинет и взялся за фотографии.

Вот Муамар Каддафи с выбивающейся из-под военной фуражки копной длинных черных волос, его рот приоткрыт, он произносит очередную речь. Вот Хаким аль-Мансур в безупречном костюме выходит из автомобиля в Париже; он ловок, льстив, английским владеет, как родным языком, хорошо говорит также по-французски, образован, свободен от предрассудков и смертельно опасен. На третьей фотографии был запечатлен начальник штаба совета ИРА в тот момент, когда он произносил речь на митинге в Белфасте; в той речи он ловко сыграл роль законопослушного и ответственного советника местного правительства, представляющего интересы политической партии Шин фейн. А вот и четвертый; у могилы о нем говорили как о наиболее вероятном кандидате от совета ИРА на пост руководителя всей операцией; отец О'Брайен должен будет в письме представить и рекомендовать его Хакиму аль-Мансуру. Маккриди знал, что раньше этот человек командовал южноармахской бригадой ИРА, а теперь стал возглавлять широкомасштабные специальные операции. Умный, очень опытный противник и беспощадный убийца. Его звали Кевин Маони.

Маккриди часами рассматривал фотографии, пытаясь проникнуть в ход мыслей тех, кто был на них изображен. Если он хочет выиграть, ему нужно быть не глупее всех этих парней. Очевидно, они уже знали не только, что собираются делать, но и как, где и когда. Маккриди знал только первое, а об остальном пока не имел понятия.

Впрочем, и у Маккриди были свои преимущества. Он знал их планы – они не подозревали о том, что ему известны их намерения. Он мог узнать их, а они не знали его. Или все же аль-Мансуру показывали его фотографии? Ливиец работал заодно с КГБ, а для русских Маккриди был старым знакомым. Не обратили ли они внимание аль-Мансура на Обманщика?

Директор не собирался рисковать.

– Прошу прощения, Сэм, но вы туда не поедете. Я категорически против, даже если вероятность того, что в их архивах хранится ваша фотография, не превышает одного процента. Я ни в коей мере не хочу вас обидеть, однако ни при каких обстоятельствах мы не можем допустить, чтобы вас взяли живым. Я не хочу стать свидетелем еще одного дела Бакли.

Ричарда Бакли, руководителя бюро ЦРУ в Бейруте, похитили боевики из террористической организации Хезболлах. Он умирал долго, в страшных муках. Палестинские фанатики записывали на видеопленку со звуковым сопровождением, как они сдирали кожу с живого американца. Потом они послали пленку в ЦРУ. Конечно, он заговорил, он сказал все.

– Подыщите кого-нибудь другого, – сказал директор. – И да поможет ему Господь.

Маккриди день за днем рылся в папках, часто возвращаясь к уже просмотренным документам, отсеивая и рассортировывая, обсуждая и отвергая кандидатуру за кандидатурой. В конце концов он остановился на одной фамилии и пошел к Тимоти Эдуардзу.

– Сэм, вы с ума сошли, – сказал Эдуардз. – Вы же должны понимать, что эта кандидатура абсолютно неприемлема. В MI5 его смертельно ненавидят. Мы стараемся с ними сотрудничать, а вы извлекаете на свет божий этого… отступника. Черт побери, он же ренегат в полном смысле слова, он же привык рубить сук, на котором сам сидит. Мы никогда не пользовались его услугами.

– В том-то и дело, – спокойно возразил Маккриди.

Эдуардз нашел другой довод:

– Как бы то ни было, он никогда не работал на нас.

– Но мог бы работать.

– Объясните, почему.

Маккриди объяснил.

– Что ж, – сказал Эдуардз, – что касается официального статуса, то он не является нашим сотрудником. Привлекать его к участию в операциях запрещено. Категорически запрещено. Это вам ясно?

– Совершенно ясно, – сказал Маккриди.

– С другой стороны, – добавил Эдуардз, – вы, очевидно, все равно будете следовать своим инстинктам.

Когда Маккриди вышел из кабинета, Эдуардз протянул руку под стол и выключил потайной магнитофон. Если стереть последнее предложение, то Эдуардз будет прикрыт на все сто процентов и на все случаи жизни. Так создаются долгие блестящие карьеры.

Маккриди знал о магнитофоне от своего приятеля, инженера, который его устанавливал. Шагая по коридору, Маккриди бормотал:

– Ладно, старая задница, теперь можешь приниматься за редактирование.

У него не было иллюзий относительно Ирландской республиканской армии. Журналисты в своих бульварных газетенках часто называют ирландских террористов кучкой безмозглых идиотов, у которых совершенно случайно изредка что-то получается. На самом деле это совсем не так, а журналисты просто не имеют понятия о том, что они пишут.

Что-то похожее могло быть в давно прошедшие дни, в конце шестидесятых и в начале семидесятых годов, когда ИРА руководили идеологи среднего возраста в шинелях, вооруженные револьверами малого калибра. Тогда они сами, укрывшись в каком-нибудь гараже на задворках, изготавливали бомбы из удобрений. Тогда их еще можно было остановить, вытащить из их гаражей на солнышко. Но, как это часто бывает, политики ничего не поняли, недооценили опасность, уверовав, что террористы представляют всего лишь экстремистское крыло движения за гражданские права. Те времена давно стали историей. К середине восьмидесятых годов ИРА возмужала, став, по-видимому, самой организованной и самой деятельной террористической группой в мире.

ИРА обладала четырьмя преимуществами, без которых ни одна террористическая группа не смогла бы просуществовать двадцать лет. Во-первых, ИРА поддерживали целые ирландские кланы, молодежь которых постоянно вливалась в ряды активистов, занимая место убитых или «ушедших» – ушедших в тюрьмы. Хотя в ИРА никогда не было более ста пятидесяти активно действующих террористов и, вероятно, не более трехсот активных сторонников, готовых предложить конспиративные квартиры, помещения для хранения оружия и технических средств террора, и хотя более ста членов ИРА были убиты, а несколько сотен «ушли», из фанатически настроенных республиканских общин на севере и юге постоянно прибывало молодое пополнение. Источник этого пополнения никогда не иссякал.

Во-вторых, у них под боком было надежнейшее убежище – Ирландская республика, где можно было совершенно безопасно готовить операции, а потом осуществлять их на территории британской Северной Ирландии. Хотя многие члены ИРА постоянно жили на севере, юг всегда был рядом; террорист, которого разыскивает полиция, всегда мог ускользнуть в Ирландскую республику и там скрыться. Если бы шесть графств Северной Ирландии были островом, то ИРА прекратила бы свое существование годы назад.

В-третьих, современные руководители ИРА были фанатично преданы идее и настолько безжалостны, что не останавливались ни перед какими жестокостями. С годами они все больше оттесняли прежних руководителей, которые все еще питали несбыточные надежды на мирное объединение всех народов острова в единой демократической Ирландии. На место стариков-идеалистов пришли упрямые фанатики, ловкие и изворотливые, умные и достаточно образованные, чтобы искусно завуалировать свою жестокость. Они тоже за единую Ирландию, но только под своей властью и устроенную в соответствии с учением Маркса, что пока приходилось скрывать от щедро финансировавших их американцев.

В-четвертых, ИРА удалось обеспечить постоянный приток денежных средств, без чего не может существовать ни одна организация террористов или революционеров. Когда-то ИРА жила на пожертвования владельцев бостонских баров или на средства, «заработанные» в результате налета на какой-нибудь местный банк. К середине восьмидесятых годов ИРА контролировала по всей стране сеть питейных заведений, занималась организованным рэкетом и не гнушалась «обычных» уголовных преступлений; в результате республиканцы получали огромные деньги, которые служили надежным фундаментом для организации террористических актов. Республиканцы научились не только добывать деньги, но и поняли, что такое внутренняя безопасность, принцип минимума осведомленных и строгое разделение обязанностей. Давно миновали те дни, когда они слишком много пили и слишком много болтали.

Ахиллесовой пятой ИРА всегда было оружие. Недостаточно иметь деньги на оружие, надо еще суметь превратить их в пулеметы М-60, минометы, базуки и ракеты типа «земля-воздух». Кое-каких успехов республиканцы добились, но обычно ФБР их опережало. В прежние годы они получали оружие из стран коммунистического лагеря, обычно через Чехословакию – при молчаливом согласии КГБ. Но потом пришел к власти Горбачев, и готовность СССР поддерживать террористические акты на Западе пошла на убыль, а потом и вовсе канула в лету.

Маккриди понимал, что ИРА нужно оружие. Если представится такая возможность, то она направит за оружием своих лучших, самых толковых людей. Об этом и многом другом размышлял Маккриди, выехав из небольшого городка Криклейд и пересекая неотмеченную границу графства Глостершир.

Перестроенный скотный двор оказался именно там, где ему и сказали. К нему вела отдельная дорога. Старое каменное строение, в котором когда-то держали скот и сено, теперь было очень удачно перестроено в уютный загородный дом, окруженный каменной стеной с вделанными в нее тележными колесами. В саду уже расцвели весенние цветы. Маккриди проехал через ворота и остановил машину возле деревянной двери. Молодая симпатичная женщина, которая пропалывала цветочный бордюр, окаймляющий двор, поставила на землю плетеную корзину и выпрямилась.

– Здравствуйте, – сказала она. – Вы приехали за пледами?

Значит, понял Маккриди, он подрабатывает еще и торговлей пледами. Возможно, информация о том, что продажа книги идет не слишком успешно, была правильной.

– Боюсь, что нет, – ответил он. – Видите ли, я приехал, чтобы поговорить с Томом.

Улыбка тотчас сошла с лица женщины, и в ее глазах мелькнула тревога, словно она уже не раз видела, как такие вот мужчины вторгались в жизнь ее мужа и приносили одно беспокойство.

– Он работает. Пишет в своем сарайчике в дальнем углу сада. Он сделает перерыв примерно через час. Вы можете подождать?

– Конечно.

Она провела Маккриди в светлую гостиную с ситцевыми занавесками на окнах и предложила ему кофе. Разговор не клеился. Примерно через час на кухне послышались шаги. Женщина вскочила.

– Никки…

Том Раус остановился в дверях. Улыбка еще не сошла с его лица, но изучающий взгляд замер на Маккриди.

– Дорогой, этот джентльмен хочет поговорить с тобой. Мы ждали, когда ты освободишься. Ты хочешь кофе?

Раус даже не посмотрел на жену, он по-прежнему не сводил взгляда с гостя.

– Кофе? Конечно, с удовольствием.

Она вышла. Маккриди представился. Раус сел. В досье было написано, что ему тридцать три года, но там не упоминалось о том, что он находится в отличной физической форме. В этом не было нужды.

Когда-то капитан Том Раус служил в полку специального назначения британских ВВС. Три года назад он оставил армию, женился на Никки и купил заброшенную ферму к западу от Криклейда. Он все делал сам, с утра до вечера таская кирпич и известковый раствор, балки и стропила, оконные рамы и водопроводные трубы. Он превратил неровную поляну в идеальную лужайку, сделал цветочные клумбы, построил стену. На это уходили все дни, а по вечерам он писал.

Конечно, это должен был быть роман, документальное произведение было бы немедленно запрещено на основании закона о неразглашении государственной тайны. Впрочем, даже первая книга романа вызвала гневную реакцию на Керзон-стрит – в штаб-квартире MI5. Книга была посвящена событиям в Северной Ирландии, повествование в ней велось от имени нелегального агента MI5. Контрразведчики уверяли, что роман свел на нет результаты их длительной, кропотливой работы.

Британская господствующая верхушка может проявлять поразительную терпимость по отношению к тем, кто не нарушает ее правила, но безжалостно мстит тому, кто осмелится пренебречь этими правилами. В конце концов Том Раус нашел издателя, книга имела все-таки успех, что было неплохо для первого произведения неизвестного автора. Издатели заключили договор на публикацию второй книги, над которой и работал сейчас Том Раус. Однако с Керзон-стрит поползли слухи, что бывший капитан полка специального назначения Том Раус – непорядочный человек, что он преступил все правила и законы, что с ним вообще нельзя иметь дело, а уж тем более нельзя ему помогать. Раус знал о проклятье своих бывших коллег, но ему было плевать на них. Он сам построил себе новый дом, сам написал книгу, завел семью.

Никки подала кофе, поняла, что мужчинам предстоит серьезный разговор, и вышла.

Раус женился в первый раз, но Никки уже была замужем.

Четыре года назад на грязной улице западного Белфаста Раус, укрывшись за фургоном, следил за Найджелом Куэйдом. Тот медленно, как гигантский бронированный краб, продвигался к красному «форду», стоявшему на той улице в ста ярдах от них.

У Рауса были основания подозревать, что в багажнике «форда» спрятано взрывное устройство. Конечно, эту бомбу можно было бы просто взорвать в безопасном месте, но начальство потребовало, чтобы с нее сняли взрыватель. Британцы знали чуть ли не всех мастеров по изготовлению бомб из ИРА. Каждый мастер собирал взрывное устройство на свой лад, имел свой особый «почерк». Разумеется, после взрыва от этого «почерка» не оставалось и следа, но если удавалось осторожно отсоединить взрыватель, то обезвреженная бомба неизменно давала массу ценной информации. Она могла ответить на вопрос, откуда поступили основное и инициирующее взрывчатое вещество, детонатор, иногда там можно было обнаружить даже отпечатки пальцев. Но и без отпечатков специалисты понимали, какие руки собирали эту бомбу.

Итак, Куэйд, друг Тома со школы, запеленутый в броню так, что едва мог переставлять ноги, пошел вперед, пошел, чтобы открыть багажник «форда» и попытаться демонтировать неизвлекаемый взрыватель. Это ему не удалось. Крышка багажника открылась, но взрыватель был приклеен к ней изнутри. Куэйд смотрел вниз лишние полсекунды. Когда дневной свет упал на датчик с фотоэлементом, бомба взорвалась. Броня не помогла, и Куэйду снесло голову.

Раус утешал молодую вдову. Утешение превратилось в привязанность, привязанность – в любовь. Когда Раус сделал ей предложение, она согласилась, но при одном условии: пусть он уедет из Ирландии, уйдет из армии.

Когда она взглянула на Маккриди, в ее голове зародилось подозрение, потому что она уже видела таких мужчин. Спокойных, всегда очень спокойных. Вот и четыре года назад к Найджелу пришел такой же невозмутимый джентльмен и попросил его сходить на ту грязную улицу в западном Белфасте. Никки сердито вырывала сорняки, а ее муж беседовал с очередным невозмутимым гостем.

Маккриди говорил минут десять. Раус слушал. Когда Маккриди замолчал, бывший капитан сказал:

– Посмотрите в окно.

Маккриди подошел к окну. Богатые угодья тянулись до самого горизонта. Пели птицы.

– Я создал здесь новую жизнь. Подальше от той грязи, от тех подонков. Я вышел из игры, Маккриди. Навсегда. На Керзон-стрит вам об этом не сказали? Я стал неприкасаемым – по собственной воле. У меня новая жизнь, хорошая жена, настоящий дом, а не размокшая развалюха в ирландском болоте, я даже прилично зарабатываю своими книгами. За каким чертом мне снова лезть в это дерьмо?

– Том, мне нужен человек. Там, на месте. Умеющий путешествовать по Среднему Востоку под хорошей «крышей». Человек, которого там никто не знает.

– Найдите другого.

– Если эта штука, тонна семтекса, поделенная на пятьсот пакетов по два килограмма в каждом, взорвется здесь, в Англии, то погибнут еще сто Найджелов Куэйдов. Еще тысяча Мэри Фини. Том, я пытаюсь сделать так, чтобы взрывчатка не попала в Англию.

– Нет, Маккриди. Только не я. Зачем мне это нужно?

– Со своей стороны они уже назначили руководителя. Думаю, вы его знаете. Кевина Маони.

Раус застыл, как пораженный громом.

– Он будет там? – спросил он.

– Мы полагаем, что он будет руководить операцией. Если операция не удастся, то он пропал.

Раус долго смотрел в окно, но видел совсем другую картину: темную неухоженную зелень, площадку перед бензоколонкой и крохотное тельце у дороги, которое когда-то было девочкой по имени Мэри Фини. Раус встал и вышел. До Маккриди донеслись сначала негромкие голоса, потом плач Никки. Раус вернулся и стал собирать вещи.