"Рассказы" - читать интересную книгу автора (Яшин Александр Яковлевич)

После боя

Когда в горах стреляют — то ли близко, то ли далеко — и глухое эхо грохочет и обступает тебя со всех сторон, высота и простор ощущаются особенно сильно. Кажется, что ты находишься не на земле — на небе, где-то среди громов. Винтовочный хлопок раздается как разрыв снаряда, выстрел из пушки подобен горному обвалу. И мелкое земное чувство страха покидает душу. Стоишь и удивляешься сам себе: либо ты очень мал среди этих каменных громад, и потому никакая пуля не может тебя задеть, либо очень велик, почти бесплотен, как эхо, и жизни твоей все равно никогда не будет конца.

Утром замер бой в горах. Война словно заканчивалась. Когда совсем стихло, из ближнего аула донесся лай собак. Неожиданно очень громко запел петух. Пахнуло русской деревней. Собачий лай в селениях не умолкал ни при какой стрельбе, но в горячке боя его переставали слышать, как пение птиц, как шум ветра в деревьях.

На небе появилось солнце. Может быть, и его мы с утра просто не замечали.

Появился ветер. И орлы. Ветер можно было увидеть и в небе, если следить за орлами, — он их приподнимал, чуть подкидывал, иногда заставлял резко взмахивать крыльями.

К концу боя я оказался на высокой седловине. Дальше идти было некуда и не нужно. Я оглядел вокруг небо и землю и лег в траву. Лег в траву, ощутил ее влажный свежий запах и услышал стрекотание кузнечиков. Я даже увидел кузнечиков — их было очень много.

Первое время я, кажется, ни o чем не думал. Мне просто было хорошо. Я отдыхал. Полежать не двигаясь хоть полчаса — других желаний у меня не было. Потом я вдруг ясно понял, что война заканчивается и что я живой.

Я повернулся на спину, словно, желая убедиться в том, что я жив, что земля тверда, а надо мною небо.

Небо надо мною было очень высокое, а утреннее солнце не выше гор и освещало лишь отдаленные вершины их. Границы солнца отмечали высоту, шли поверх долин и ущелий от скалы к скале, от холма к холму.

Чем выше поднималось солнце, тем шире расходился его свет по горам, и наконец озарилась самая глубокая долина, засиял весь мир.

Я отбросил винтовку в сторону и раскинул руки. В душе все пело, а я молчал и только улыбался.

"Родные мои, любимые! — думал я, вспоминая при при этом, и мать, и жену, и детей, и всех своих далеких друзей-товарищей. — Скоро мы опять будем вместе. И все пойдет хорошо: я — живой. Где вы сейчас, о многих я давно ничего не знаю…"

Мне захотелось сейчас же писать всем письма, наводить справки. Солнце припекало все больше, травой пахло все сильнее, усталость в теле не проходила, и я лежал вверх лицом, чуть прикрыв глаза и не шевелясь. У самого виска возился кузнечик, я его не трогал.

В ауле все так же лаяли собаки. Горели костры, где-то очень далеко погромыхивали пушки, но там была не наша часть, я мог никуда не спешить, у меня были в запасе часа два полной свободы.

И в это время чья-то черная тень на мгновение закрыла солнце. Я не вздрогнул, не пошевелился, я только скосил глаза — и увидел большого горного орла. Из всех лежавших в разных местах людей он выбрал меня и начал кружить, спускаясь все ниже и ниже. Вероятно, он принял меня за мертвого. Но я был живой. И я перестал следить за ним, думая о своем.

"Мама, родная моя! — думал я. — С тобой сейчас никого нет, ни одного сына. Михайло погиб под Сталинградом. Но я — живой и вернусь к тебе, приеду, все сделаю, чтобы тебе было хорошо.

Дети мои любимые! Здоровы ли вы? Сейчас у вас будет все — школа, дом, счастье, все будет: я живой. Больше никто не посмеет разлучить нас…"

Орел все кружил и кружил надо мной и опустился уже настолько низко, что я услышал шум его крыльев. Хищник был очень осторожен, осмотрителен. На ясном фоне неба он казался совершенно черным, зловеще черным. И я замер. Не испугался, но замер и приготовился к борьбе.

Нет, силы мои не были истощены, никакие когти не страшили меня, война меня не ослабила.

"Друг мой милый, верный! Будь спокойна, я — живой, и тебе не придется выносить меня с поля боя, — обращался я к своей любимой. — Сохрани только наших детей до моего возвращения…"

Сквозь ресницы я разглядел раздвинутые, как бы ощеренные тупые концы крыльев — каждое перо отдельно, кривой хищный клюв и мощные стальные когти. Мягкий тугой шум становился все слышнее. Сейчас орел должен спикировать, и тогда он узнает, что я живой. Я схвачу его, сомну, разбойник поплатится головой за свою самонадеянность. Ой, не трогай, улетай, пока не поздно, подобру-поздорову!

От сердца пошел огонь по всему телу — к мускулам рук, ног, я напрягся и, видимо, шевельнулся. В тот же миг орел круто взмыл вверх и с недоуменным клекотом полетел в сторону синих скал.

— Так-то лучше! — сказал я вслух и еще долго-долго лежал не двигаясь под ясным высоким небом.