"Хоббит, или Туда и обратно" - читать интересную книгу автора (Толкиен Джон Рональд Руэл)

Глава пятая ЗАГАДКИ ВО МРАКЕ

Открыв глаза, Бильбо даже засомневался: открыл ли? Вокруг стоял такой мрак, что с тем же успехом глаза можно было и не открывать. Рядом никого не было. Представляете, как хоббит испугался? Он ничего не видел, ничего не слышал и ощущал лишь холод каменного пола.

Кое-как встав на четвереньки, он принялся ощупывать камни вокруг себя. Наконец рука его коснулась стены туннеля, но справа и слева зияла пустота: рядом не было ничего. Ничего и никого — ни гоблинов, ни гномов. Голова у Бильбо кружилась. Он не мог даже сказать с уверенностью, в какую сторону бежали гномы перед тем, как он упал. Выбрав наконец одно из направлений, хоббит, не вставая с четверенек, пополз по туннелю. Полз он довольно долго — и вдруг под руку ему попало нечто, на ощупь напоминавшее холодное металлическое колечко. Это было поворотное событие в жизни хоббита, но сам он об этом даже не догадывался[48]. Недолго думая он взял да и сунул колечко в карман; в это мгновение у него и в мыслях не было, что оно может ему как-то пригодиться. Вскоре он остановился и, сев на холодный пол, предался горестным размышлениям. Он представил себе, что находится у себя дома, на кухоньке, и жарит яичницу с беконом, — у бедняги давно уже сосало под ложечкой… Самое время чем-нибудь подкрепиться! Но от этих мыслей ему стало только хуже.

Бильбо никак не мог сообразить, что же ему теперь делать. А главное — ему было совершенно непонятно, что, собственно, произошло, почему гномы бросилиего и, если уж бросили, то почему гоблины не подобрали? И почему так болит голова? А дело обстояло довольно просто; упав, он лежал тихо и без движения, в темном углу, — вот его и не заметили; как говорится, с глаз долой — и голова в кустах! Так, не подавая признаков жизни, он пролежал неизвестно сколько времени.

Немного погодя Бильбо нащупал трубку. Уже кое-что! Затем он нащупал кисет. В нем остался табачок — кое-что еще! Затем он принялся шарить по карманам в поисках спичек — но тщетно! Все его надежды разом рухнули. Правда, немного успокоившись, Бильбо пришел к выводу, что нет худа без добра. Кто знает, какую беду накликали бы на него в этом ужасном подземелье чирканье спичками и табачный дым! И все же в первый момент хоббит пришел в отчаяние. Однако, похлопав себя по карманам и ощупав куртку и штаны, Бильбо наткнулся на рукоять меча или, вернее, кинжала, того самого, который он подобрал в пещере троллей. Хоббит о нем совсем позабыл, да и гоблины его не заметили, так как Бильбо спрятал кинжал под курткой, поближе к телу.

Он вытащил меч из ножен — и тот слабо засветился у него перед глазами.

«Этот клинок, наверное, тоже эльфийский, — сообразил хоббит. — Значит, поблизости гоблинов нет, хотя не так уж они и далеко, чтобы можно было успокоиться».

Тем не менее он немного успокоился. Хорошо все-таки иметь меч, выкованный не где-нибудь, а в Гондолине, и не для чего-нибудь, а для знаменитых войн с гоблинами, о которых сложено столько песен! А кроме того, хоббит еще не забыл, как пугаются гоблины, если помахать у них перед носом эльфийским орркием!

«Пойти обратно? — раздумывал Бильбо. — Никакого смысла! Вбок? Вроде некуда… Вперед? Конечно! Только вперед!»

Хоббит встал на ноги и двинулся по туннелю, одной рукой держа перед собой обнаженный меч, другой ощупывая стену. Сердце у него колотилось, а душа ушла в пятки…

Следует признать, что Бильбо попал в безвыходное положение. Однако не стоит забывать, что для хоббита это положение было не таким безвыходным, каким показалось бы, скажем, нам с вами. Дело в том, что хоббиты все-таки сильно отличаются от людей. Несмотря на то, что хоббичьи норы — чистые, уютные, хорошо проветренные — не чета гоблинским туннелям, хоббитам куда как привычнее под землей, чем нам, да и направление в пещерах они теряют не так-то быстро — тем более когда голова после удара о камни уже почти и не болит и в мыслях проясняется. Кроме того, ступают хоббиты почти бесшумно, прячутся с непревзойденной ловкостью, сравнительно быстро оправляются после синяков и ушибов, а главное — держат в голове неисчерпаемый запас мудрых пословиц и поговорок, причем таких, каких люди по большей части никогда и не слыхивали, а если и слыхивали, то давным-давно забыли.

При всем при этом не хотелось бы мне оказаться на месте господина Бэггинса! Казалось, что туннель не кончится никогда. Он вел все прямо и прямо, не меняя направления, если не считать одного-двух незначительных поворотов. То и дело попадались боковые ответвления — ведя рукой по стене, Бильбо обнаруживал их на ощупь и даже мог в слабом сиянии своего меча разглядеть их неясные очертания. Внимания на эти боковые ходы хоббит не обращал, только старался побыстрее прошмыгнуть мимо, опасаясь, что оттуда ненароком выскочит гоблин или, чего доброго, еще какая-нибудь неведомая и страшная тварь. Вокруг по-прежнему не было слышно ни звука, если не считать того, что над ухом то и дело проносились летучие мыши. Поначалу хоббит каждый разпугался и вздрагивал, но мышей становилось все больше, и вздрагивать ему скоро надоело. Сколько он так шел, преодолевая страх и в то же время боясь остановиться, — не знаю, однако долго ли, коротко ли, а кончилось тем, что Бильбо выдохся, то есть устал так, что дальше некуда. Ему стало казаться, что уже наступило по меньшей мере завтра, а может, и послезавтра.

Вдруг ноги Бильбо неожиданно, без всякого предупреждения, зашлепали по воде. Бр-р! Ледяная! Хоббит вмиг забыл про усталость и весь подобрался. Кто знает, что это такое — просто лужа, подземный ручей, а может, целое пещерное озеро? Меч почти не светился. Бильбо замер и прислушался. «Кап-кап-кап!» — капала вода откуда-то сверху, из темноты. И больше как будто ничего.

«Значит, никакая это не река и не ручей, а лужа или озеро», — заключил хоббит.

И все-таки в такой темноте идти вброд он не отваживался. Плавать Бильбо не умел, и, кроме того, ему подумалось о шныряющих в подземной воде противных скользких тварях со слепо выпученными глазами. В самом деле, довольно странные существа водятся в подземных озерах и лужах, находящихся глубоко под горами, к примеру рыбы, прародители которых заплыли сюда в незапамятные времена да так и не выплыли. Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешном мраке, они таращили и таращили глаза — и глаза у них становились все больше, больше и больше. Впрочем, помимо рыб, попадаются в подземных озерах и твари куда более скользкие. Даже в туннелях и пещерах, которые гоблины прорыли для себя сами, встречаются неизвестные хозяевам существа, прокравшиеся туда извне и таящиеся во мраке. Но и пещеры, где хозяйничают гоблины, не все пробиты ими самими — некоторые существовали задолго до их прихода. Гоблины только расширили подземные переходы и соединили пещеры новыми туннелями; однако прежние хозяева не ушли — они затаились в укромных уголках и, по временам выбираясь оттуда, рыскали по темным коридорам.

Здесь, глубоко под землей, у черного подземного озера, жил старый Голлум[49] — тварь невеликая, но довольно противная. Откуда он там взялся — не знаю; не знаю я и того, кто он был такой и что он был такое. Голлум — и все тут! Голлум, черный, как сама чернота, черный с головы до ног — не считая двух больших и круглых, как плошки, белесых глаз на костистом лице. У Голлума был челнок, в котором он совершенно бесшумно разъезжал по всему озеру (а это было именно озеро — большое, глубокое и ледяное). Свесив ноги за борт, он загребал большими плоскими ступнями, причем без единого всплеска. Не таков был Голлум, чтобы шуметь попусту! Своими круглыми глазами он высматривал слепую рыбешку и с быстротой молнии выхватывал ее из воды длинными цепкими пальцами. Мясо он тоже любил и при случае не прочь был полакомиться гоблином, но прикладывал все старания, чтобы эти самые гоблины о нем не прознали. Обычно он нападал на них сзади и душил — если только гоблину случалось забрести на берег озера, где промышлял Голлум. Случалось это, правда, крайне редко: гоблины чувствовали, что здесь, у озера, под самыми корнями гор, их не ожидает ровным счетом ничего хорошего. Наткнулись они на это подземное озеро давно, еще в те времена, когда пробивали свои туннели, но перебраться на ту сторону не смогли, поэтому дорога здесь и обрывалась — так что ходить сюда было, в общем-то, незачем, разве что Большой Гоблин пошлет. Время от времени у него возникало желание отведать озерной рыбки. Правда, время от времени в итоге получалось, что он оставался и без рыбки, и без рыбака…

Если говорить точнее, Голлум жил на осклизлом островке посреди озера. Его белесые глаза, зоркие, как подзорная труба, издалека высмотрели хоббита и теперь следили за ним. Бильбо Голлума, конечно, не видел, а тот, сообразив, что перед ним вовсе не гоблин, пришел в некоторое замешательство и решил не торопиться.

Он сел в челнок и отчалил от острова, а Бильбо тем временем, оказавшись в тупике в прямом и переносном смысле слова, сидел на берегу в полном отупении — удача и способность соображать покинули его одновременно и окончательно. И тут к берегу подплыл Голлум и свистящим шепотом произнес:

— Какое яс-ство, с-сокровище мое![50] С-славно, с-славно! Ссладкий кус-сочек с-сам идет нам в ручки, голлм, голлм!

Словечко «голлм» он сопровождал отвратительным сглатывающим звуком, за что и получил свое имя — Голлум, хотя сам называл себя не иначе как «сокровище мое».

Когда шипение Голлума достигло ушей хоббита, последний от удивления чуть не выскочил из собственной кожи — и в следующий миг увидел перед собой два бледных глаза, уставившихся прямо на него.

— Ты кто такой? — выдавил из себя Бильбо, выставив меч.

— Ш-што с-сие такое, с-сокровище мое, а? — прошепелявил Голлум (он привык обращаться к самому себе, так как больше было не к кому). Дело в том, что Голлум еще не успел достаточно проголодаться и явился на берег из чистого любопытства; в противном случае он сперва свернул бы хоббиту шею, а зашепелявил бы уже потом.

— Я — Бильбо Бэггинс. Я потерял гномов, потерял волшебника и вообще не знаю, где я. Да и знать не хочу — лишь бы выбраться отсюда!

— А ш-што это за гадость у него в ручках? — прошипел Голлум, глядя на меч, который ему не очень-то нравился.

— Как что? Меч из Гондолина!

— С-с-с-с! — засвистел Голлум и стал заметно вежливее. — Может, присядем, с-сокровище мое, побеседуем? Может, оно загадки уважает? Загадки?

Он изо всех сил старался изобразить дружелюбие — до поры до времени, конечно. Просто ему надо было пообстоятельнее разобраться с этим мечом, а особенно с этим хоббитом: правда ли он тут один, и съедобный ли он, и стоит ли с ним возиться — к тому времени Голлум еще не успел проголодаться как следует. Ну, а кроме загадок, он ничего придумать не смог[51]. Загадывать загадки, а иногда и отгадывать, было единственной игрой, в которую ему доводилось играть когда-то с некими забавными созданиями, жившими, как и он, в норах; только было это очень давно, еще до того, как он потерял всех своих друзей, стал изгнанником и, оставшись один, заполз глубоко-глубоко под горы, в самую темень.

— Хорошо! — согласился Бильбо, решив не особенно перечить — до поры до времени, конечно, пока не разберется с этой тварью пообстоятельнее: одна ли она здесь, не слишком ли злобная, не голодна ли и не в союзе ли с гоблинами.

— Чур, ты первый! — выпалил хоббит, так как еще не успел придумать подходящую загадку. И Голлум прошипел:

— Это просто! — сразу сообразил Бильбо. — Гора, конечно!

— Прос-сто ему? Тогда пус-сть у нас будет состязание, с-сокровище мое! Ес-сли мы с-спросим, а оно не ответит, мы с-съедим его, да, да, сокровище мое! А ес-сли оно нас-с с-спросит, а мы не ответим, тогда мы сделаем то, о чем оно прос-сит. Мы покажем ему дорогу, да, да, сокровище мое, договорились?

— Договорились! — ответил Бильбо, не смея отказаться. Он лихорадочно вспоминал все известные ему загадки: теперь только они могли спасти его от зубов Голлума!

Ничего лучшего хоббиту придумать не удалось, все его мысли вертелись вокруг еды — ведь он сам теперь мог в нее превратиться! Загадка была, как вы понимаете, «с бородой», так что Голлум, разумеется, знал ответ не хуже вашего.

— С-старье! — просвистел Голлум. — Зубсы! Зубсы, сокровище мое! Но у нас их только ш-шес-сть! И Голлум задал вторую загадку:

— Минуточку! — воскликнул Бильбо. Он все еще не мог отделаться от мысли, что его вот-вот съедят. На его счастье, что-то похожее он уже слышал раньше; хоббит напряг свою память и сразу же вспомнил: — Ветер! Конечно, ветер!

Бильбо был так доволен собой, что тут же сочинил новую загадку («Пусть помучается эта подземная каракатица!» — подумал он со злорадством):

— С-с-с-с! — зашипел Голлум.

Он жил под землей безвылазно уже много, много лет и почти забыл о подобных вещах, то есть в буквальном смысле забыл обо всем на свете. Но когда Бильбо уже начал надеяться, что это чучело так и не догадается, о чём речь, Голлум вспомнил, как много, много веков назад жил со своей бабушкой в норе на берегу речки, и…

— С-с-с-с, с-сокровище мое! — прервал он наконец молчание. — С-солнце и подс-солнух! Вот ш-што!

Как бы ни были заурядны эти «наземные» загадки, Голлума они порядком утомили. Кроме того, они напомнили ему о тех далеких днях, когда он был еще не так одинок, не так подл и гадок, и тем самым испортили ему настроение, хуже того — пробудили в нем голод. На этот раз он придумал загадку потрудней и пострашней:

К несчастью для Голлума, Бильбо уже где-то слышал нечто в этом роде, а кроме того, за ответом не нужно было ходить далеко — он был повсюду.

— Мрак! — уверенно сказал хоббит, даже не наморщив лба и не почесав в затылке. И сразу же задал новую загадку:

Бильбо решил просто выиграть время для того, чтобы в следующий раз придумать по-настоящему трудную загадку. А эту он считал совсем простенькой, несмотря на то что несколько переиначил ее на свой лад. Однако, против всяких ожиданий, она привела Голлума в явное замешательство. Он шипел, пыхтел, бормотал себе что-то под нос — и все не мог догадаться.

Бильбо начал терять терпение.

— Ну так как? — не выдержал он. — Судя по твоему пыхтению, ты, верно, решил, что речь идет о кипящем чайнике!

— Дай нам подумать. Пус-сть нам дадут подумать, с-сокровище мое!

— Ну? — повторил Бильбо после некоторой паузы, которую он счел вполне достаточной. — Говори!

И Голлум вдруг вспомнил! Вспомнил, как лазал когда-то по деревьям и разорял птичьи гнезда, а потом сидел на берегу реки и учил свою бабушку, учил бабушку, как высасывают…[53]

— Яйтс-со! — прошипел он, — Яйтс-со, вот ш-што это такое! И он задал новую загадку:

Голлум в свою очередь считал эту загадку совсем простенькой, тем более что ответ все время вертелся у него в голове, но предыдущая загадка про яйцо потребовала от него такого напряжения, что ничего лучшего никак не припоминалось. Однако Бильбо пришлось крепко поломать над ней голову, тем более что он всегда старался держаться от воды как можно дальше — если удавалось. Вы, наверное, знаете отгадку или уже догадались; но ведь вы сидите дома, в тепле и уюте, и никто не мешает вам сосредоточиться, не стоит над душой и не угрожает съесть вас. Бильбо сел на камень и разок-другой откашлялся, но на ум попрежнему ничего не приходило.

Вскоре довольный собой Голлум прошипел, обращаясь к самому себе:

— А оно вкус-сное, с-сокровище мое? С-сочное? А может, оно восхитительно х-хрустящее? — И Голлум уставился на Бильбо из темноты.

— Еще чуть-чуть, — взмолился хоббит, дрожа от страха. — Я же дал тебе в прошлый раз время подумать!

— Пус-сть оно поторопитс-ся, поторопитс-ся! — со значением прошипел Голлум и начал потихонечку вылезать из челнока на берег, подбираясь поближе к Бильбо. Но едва Голлум опустил в воду свою длинную перепончатую лапу, как оттуда выскочила перепуганная рыбка и упала на камни прямо к ногам хоббита.

— Ой! — воскликнул Бильбо. — Холодная! — И тут его Осенило. — Рыба! Рыба! — закричал он. — Это рыба!

Голлум был весьма раздосадован. А Бильбо, не теряя времени, тут же задал новую загадку, так что Голлуму не оставалось ничего другого, как вернуться в челнок и снова думать.

Бильбо выбрал не самое подходящее время для этой загадки, но уж больно он торопился. В другой ситуации Голлум, пожалуй, и поломал бы себе голову в поисках ответа, но тут, когда речь только что шла о рыбе, это «без ног» он раскусил в два счета, а остальное было, как говорится, делом техники. «На одноногом столике лежит рыба, которую ест человек, сидящий на трехногой табуретке, а кости получает кошка» — таков ответ, и Голлум не замедлил его найти. После этого Голлум решил, что пришла пора спросить о чем-нибудь по-настоящему трудном и страшном, он немного помешкал — и вот какую он загадал загадку:

Бедный Бильбо сидел во мраке и перебирал в уме имена всех ужасных великанов и людоедов, о каких ему только доводилось слышать в разных страшных историях, но ни один из них не годился, так как не мог сотворить стольких бед сразу. У хоббита было ощущение, что ответ лежит где-то рядом и что он, Бильбо, ищет его совсем не там, где надо, но в голове у него словно что-то заклинило. Ему становилось все страшнее, а это, как вы понимаете, никак не помогало думать. Тем временем Голлум вновь начал вылезать из челнока. Вот он уже спустил ноги за борт и зашлепал к берегу… Бильбо увидел приближающиеся к нему из темноты бледные светящиеся глаза… Язык у него прилип к нёбу, во рту пересохло. Хоббит попытался крикнуть; «Дай мне время подумать! Дай мне время!» — но смог только жалобно пропищать:

— Время! Время…

Бильбо спасся по чистой случайности — именно в этом слове и заключалась разгадка!

Голлум был раздосадован пуще прежнего; более того, он начинал злиться, да и вообще, игра ему уже порядком надоела. Но главное — он почувствовал, что зверски проголодался. На этот раз в челнок он возвращаться не стал, а уселся в темноте, рядом с Бильбо. В таком соседстве хоббит почувствовал себя в высшей степени неуютно, и в голове у него все перемешалось.

— Пус-сть оно спрос-сит нас-с, пус-сть с-спросит, с-сокровище мое! — прошипел Голлум.

Но Бильбо, как назло, начисто потерял всякую способность загадывать загадки — что вполне понятно, когда рядом с тобой сидит мерзкого вида холодное страшилище и норовит то прикоснуться к тебе, то пощупать мокрой лапой. Хоббит царапал себя, щипал — все напрасно: голова не варила — и все тут!

— С-спрос-си нас-с, с-спрос-си! — сипел Голлум. А Бильбо все щипал себя и хлопал руками по бокам. Одна его рука легла на рукоять меча, другая полезла в карман и… наткнулась на кольцо, которое хоббит не так давно подобрал на полу туннеля; Бильбо совсем позабыл о нем.

— Что у меня в кармане? — сказал он вслух.

Он произнес это случайно, но Голлум решил, что это очередная загадка, и ужасно забеспокоился.

— Это нечес-стно, нечес-стно! — прошипел он. — Нечес-стно, с-сокровище мое, не по правилам спрашивать, ш-што у него в карманс-сах, в грязных, парш-шивых карманс-сах!

Бильбо наконец понял, что произошло, но, поскольку ничего другого так и не придумалось, он решил стоять на своем.

— Что у меня в кармане? — твердо повторил он.

— С-с-с! — зашипел Голлум. — Пус-сть оно дас-ст нам три попытки, с-сокровище мое, три попытки!

— Согласен, — быстро сказал Бильбо. — Начинай!

— Рука? — неуверенно предположил Голлум.

— Нет! — ответил Бильбо. На его счастье, руку из кармана он успел вынуть. — Давай еще раз!

— С-с-с! — снова зашипел Голлум, как никогда встревоженный.

Он принялся перебирать в уме все, что могло быть в кармане у него самого: рыбьи кости, зубы гоблинов, мокрые ракушки, обломок крыла летучей мыши, кусочек кремня для заточки клыков и прочая дрянь… Затем он стал вспоминать, что бывает в карманах у других.

— Нож! — выдавил он наконец.

— Нет! — ответил Бильбо: нож он недавно потерял. — Последняя попытка!

На этот раз Голлуму пришлось потруднее, чем с «яичной» загадкой. Он шипел, плевался, раскачивался взад и вперед, шлепал лапой по камням, ерзал и корчился — но никак не мог решиться использовать последнюю попытку.

— Ну, говори же! Я жду! — поторопил его Бильбо. Он храбрился и старался не показать виду, что боится, хотя далеко не был уверен в благоприятном исходе игры независимо от того, догадается Голлум или нет.

— Все! Время истекло! — не выдержал он.

— Ш-шнурок или пус-сто! — взвизгнул Голлум.

А это было уже не совсем честно: две попытки в одной!

— Нет и нет! — победно воскликнул Бильбо и перевел дух, но тут же вскочил, прижался спиной к стене и выставил перед собой меч.

Разумеется, хоббит знал, что игра в загадки уходит корнями в глубокую древность, что это, вообще говоря, дело святое и что даже самые нехорошие твари боятся в этой игре прибегать к обману. Но он прекрасно понимал и то, что этому скользкому Голлуму доверять ни в коем случае нельзя, — чтобы вывернуться, такой на все пойдет. Тем более, если строго придерживаться древних правил игры, последний вопрос загадкой никак не являлся.

Как бы то ни было, Голлум поостерегся нападать на хоббита сразу. Как-никак в руке у того был меч! Голлум сидел на месте, подергивал плечами и что-то бормотал. Наконец хоббиту надоело ждать.

— Ну так что? — спросил он раздраженно. — Как насчет твоего обещания? Я хочу выбраться отсюда, а ты обещал показать мне дорогу!

— Разве мы так с-сказали, с-сокровище мое? Мы обещали вывес-сти этого мерзкого Бэггинса к воротам? А ш-што все-таки у него в карманс-сах? Не ш-шнурок и не пус-сто, с-сокровище мое? А ш-што же, голлм, голлм!

— Какая разница? — в сердцах бросил Бильбо. — Обещал — так выводи!

— С-сердитый какой, с-сокровище мое! Ему не терпится! — зашипел Голлум. — Придется подождать, подождать, да. Мы не можем так с-сразу брос-саться в туннель, не можем. Нам нужно с-сначала с-сходить за одной вещицей, да, очень нужной нам вещицей.

— Тогда поторапливайся! — сказал Бильбо; он с облегчением подумал, что вот-вот отделается от Голлума; наверняка тот сейчас удерет — и поминай как звали! Что он там бормочет? Какую такую вещицу мог он забыть посреди этого таинственного озера?.. Но Бильбо ошибался. На самом деле Голлум собирался вернуться, и как вернуться! Он успел и разозлиться, и как следует проголодаться. А кроме того, он был тварью на редкость подлой и бессовестной, и в голове у него созрел коварный план.

Его остров (о существовании которого Бильбо даже не подозревал) находился совсем недалеко; там Голлум хранил разные дрянные штуковины и в придачу к ним одну очень красивую вещицу — очень красивую и очень волшебную. Это было кольцо, золотое кольцо, драгоценное кольцо!

— Деньрожденный подарочек! — шептал Голлум по дороге на остров, как часто шептал в течение бесчисленных дней и ночей, которые он провел здесь, в подземном мраке. — Деньрожденный подарочек! Вот ш-што нам с-сейчас нужно, да, да! Дело в том, что кольцо это было и впрямь волшебным: надень его на палец — и ты невидимка. Заметить тебя можно будет лишь при ярком солнце — по тени! — да и тень-то будет слабая, неотчетливая.

«Деньрожденный подарочек! Подарочек на день рождения, с-сокровище мое!» — вечно приговаривал Голлум. Но кто знает, откуда на самом деле взялся у Голлума этот «подарочек»? Тем более что случилось это давным-давно, когда такие кольца еще не перевелись в мире. Вероятно, даже сам Хозяин Колец, повелевавший всеми подобными кольцами, не мог бы пролить свет на эту тайну. Поначалу Голлум носил кольцо на пальце — до тех пор, пока оно не стало ему мешать; тогда он приноровился прятать его в особом мешочке на груди — пока шнурок не натер шею; теперь Голлум обычно хранил кольцо на острове, в укромной ямке, и часто проверял: на месте ли? Надевал он его теперь редко, но все-таки надевал, когда совсем уже становилось невмоготу без него или когда очень-очень проголодается, а на рыбу уже и смотреть тошно. Тогда он покидал свое убежище и крался по темным туннелям, выслеживая неосторожных гоблинов. Иногда у него хватало духу заглядывать даже туда, где горели факелы; правда, свет их слепил его и глазам было больно, но сам Голлум оставался в безопасности! О да, в полной безопасности! Никто не видел и не замечал его до тех пор, пока его пальцы не смыкались на горле очередной жертвы. Всего несколько часов назад он ходил на охоту с кольцом и поймал гоблиненка. Ну и верещал же тот! У Голлума еще и теперь оставалась про запас пара косточек, но ему хотелось чего-нибудь поосновательнее.

— Ничего опас-сного нету, — бормотал Голлум. — Оно не увидит нас, с-совсем не увидит, с-сокровище мое, правда ведь! Да! Оно не увидит нас-с и напрас-сно будет махать с-своим мерзким мечом, напрас-сно!

Вот какие гадкие мысли роились в его маленькой голове[56], когда он внезапно шагнул в сторону от Бильбо, зашлепал к челноку и исчез во мраке. Бильбо решил, что никогда в жизни больше о нем не услышит. Как бы то ни было, он почел за лучшее немного подождать — ведь у него по-прежнему не было ни малейшего представления о том, как выбираться отсюда без проводника.

И вдруг Бильбо услышал дикий вопль, от которого у него мурашки по спине побежали. Голлум выл и сыпал проклятиями — причем где-то совсем рядом. Он добрался до своего острова и теперь метался по нему в бесплодных поисках.

— Где оно? Куда оно ис-счезло?! Проклятсие, треклятсие, рас-спроклятс-сие! С-сокровище ис-счезло! С-сокровище!

— Что случилось-то? — крикнул Бильбо. — Что ты там потерял?

— Пус-сть оно нас не с-спрашивает! — взвизгнул Голлум. — Его это не касается, не кас-сается, голлм, голлм! Оно потерялос-сь! Голлм, голлм, голлм!

— Я тоже потерялся! — обиделся Бильбо. — И хочу найтись! Я выиграл, а ты обещал меня отсюда вывести! Иди немедленно сюда! Иди и выведи меня наружу! Потом поищешь!

Судя по воплям, Голлума постигло ужасное горе, но Бильбо не нашел в своем сердце ни капли жалости: он сильно подозревал, что эта столь необходимая Голлуму вещь не сулит ему, Бильбо, ничего хорошего.

— Иди сюда! — крикнул Бильбо еще раз.

— Нет еще, нет, с-сокровище! — откликнулся Голлум. — Нужно поис-скать еще, голлм, голлм!

— Но ведь ты не ответил на мой последний вопрос и ты обещал! — требовал Бильбо.

— Не ответил?! — повторил Голлум — и вдруг испустил сиплое шипение: — А ш-што, ш-што у него в кармансах? Пусть оно с-скажет! Пус-сть с-сначала с-скажет, а там пос-смотрим!

По правде говоря, у Бильбо не было особых причин не сказать Голлуму правды. Но Голлум уже понял, в чем дело, да и немудрено — ведь Голлум трясся над своим единственным сокровищем много долгих веков и каждый день боялся, как бы колечко не выкрали… Ну а Бильбо тем временем начал терять терпение. В конце-то концов, он выиграл, и выиграл сравнительно честно, да еще с риском для жизни… И он крикнул в темноту:

— Хитрый какой! Догадайся сам — на то и загадка!

— Нечес-стная загадка! — взвизгнул Голлум. — Вообще не загадка! Просто вопрос-с, вопрос-с, с-сокровище мое!

— Ах так? Ну ладно! Если мы заговорили о вопросах, то я, между прочим, спросил первый! Что ты потерял? Говори!

— Ш-што, ш-што у него в кармансах? — повторил Голлум вместо ответа.

Его шипение становилось все громче и пронзительнее, и хоббит увидел, что из темноты в него вперились две светящиеся точки, — вместе с подозрением разгорался и бледный огонь в глазах Голлума.

— Так что же ты потерял? — не отставал Бильбо. Но глаза Голлума уже вспыхнули новым, зеленым огнем и начали быстро приближаться: Голлум сел в челнок и бешено греб к темному берегу. Пропажа и жестокие подозрения привели его в такую ярость, что теперь никакой меч не остановил бы его.

Бильбо никак не мог взять в толк, что так взбесило эту гадкую тварь, но вовремя почувствовал, что дело принимает скверный оборот и Голлум вознамерился убить обидчика во что бы то ни стало. Хоббит повернулся спиной к озеру и бросился обратно в темный туннель, не забывая держаться поближе к стене и касаясь ее на бегу левой рукой.

— Ш-што у него в кармансах? — услышал он у себя за спиной разъяренное шипение и всплеск, свидетельствовавший о том, что Голлум вылез из челнока.

«А и в самом деле, что это за колечко?» — подумал Бильбо, тяжело дыша и спотыкаясь на бегу. Он сунул правую руку в карман, и ледяное на ощупь колечко тихо скользнуло ему на указательный палец.

Шипение раздавалось уже прямо за спиной хоббита. Он обернулся и увидел за собой два светящихся глаза. Бильбо в ужасе прибавил ходу, но тут в очередной раз споткнулся и грохнулся на живот, причем меч оказался прямо под ним.

Тут-то Голлум и настиг его. Но Бильбо не успел и дух перевести, не говоря уже о том, чтобы вскочить и выставить перед собой меч, — а Голлум на всех парах промчался мимо, не обратив на хоббита никакого внимания. На бегу он бранился и чтото бормотал.

Как же так? Ведь Голлум отлично видел в темноте! Даже сейчас, глядя вслед удаляющемуся Голлуму, Бильбо различал бледный свет его глаз. Хоббит с трудом встал, вложил меч в ножны — клинок опять слегка светился — и осторожно двинулся за Голлумом. А что было делать? Не возвращаться же назад, к озеру!

Как знать, может, Голлум, сам того не желая, как-нибудь и выведет его отсюда?

— С-смерть! С-смерть Бэггинсу! — шипел Голлум на бегу. — Оно ис-счезло! Ш-то у него в кармансах? О, мы догадались, догадались, с-сокровише мое! Он нашел его, да, по всему видать! Мой деньрожденный подарочек!

Бильбо навострил уши. Наконец-то до него стало понемногу доходить, что случилось на самом деле. Он прибавил шагу, стараясь, насколько хватало духу, держаться поближе к Голлуму, а тот мчался дальше, не оборачиваясь и лишь поглядывая по сторонам, о чем можно было судить по слабым отсветам его глаз на стенах туннеля,

— Деньрожденный подарочек! Проклятс-сие! Как же оно потерялось, с-сокровище мое? Теперь нам вс-се яс-сно, все, все яс-сно, да! Мы потеряли его в прош-шлый раз, когда с-свернули шею тому сопливому пис-скуну, да, да! Проклятс-сие! Оно усскользнуло от нас-с, да, после с-стольких лет, с-стольких лет! Оно ис-счезло, голлм, голлм!

Неожиданно Голлум сел на камни и разрыдался. Слушать его сопение и горловое бульканье было просто невыносимо. Бильбо остановился и прижался к стене. Вскоре Голлум перестал рыдать и принялся бормотать себе под нос, как будто споря сам с собой:

— Нет никакого с-смысла ис-скать дальше, нет, нет. Разве упомнишь вс-се мес-ста, где мы побывали? Бес-сполезно! Оно у Бэггинса в кармансах! Этот гаденыш нашел его, да, да! Хотя вес-сьма с-сомнительно, с-сокровише мое, с-сомнительно. Откуда нам знать, пока мы не с-схватим его и не с-свернем ему шею? Он ведь не знает, ш-што нужно делать с подарочком, нет, не знает. Оно с-сейчас у него в кармансах, в кармансах. Он не знает, ш-што делать, и не уйдет далеко, нет! Бэггинс потерялся, да, парш-шивец потерялся, не знает дороги отс-сюда, он с-сам так с-сказал, с-сам! С-сказал-то сам, но он хитренький, хитренький, да! Он не сказал, не сказал, ш-што у него в кармансах! Он знает, знает дорогу сюда, значит, знает дорогу и отсюда! Он побежал к задним воротсам, яс-сно. К задним воротс-сам! А там его схватят гоблинсы, да! Там он не проскочит, с-сокровише мое! С-с-с! Голлм, голлм! Гоблинсы! Но если он и правда с-сташил наш подарочек, то он достанется гоблинсам, голлм, голлм! Они отберут его у Бэггинса и догадаются, ш-што с ним нужно делать. Тогда прощай наша безопас-сность, голлм, голлм! Кто-нибудь из гоблинсов наденет его и станет невидимым. Никуда не денется, а увидеть его будет нельзя! Даже наш-ши зоркие глазки не увидят его. Он исхитрится, подползет и схватит нас, голлм, голлм! Довольно болтать, с-сокровище мое, нужно торопиться! Если Бэггинс проскочил здесь, нужно спешить! Тут недалеко, нужно с-спешить.

Голлум вскочил и огромными прыжками помчался по туннелю. Бильбо последовал за ним, но осторожно, чтобы не споткнуться снова и не наделать шуму. В голове у него перемешались надежда и изумление. Похоже, что кольцо-то волшебное — оно делает невидимым![57] Конечно, Бильбо слыхал о таких штуках и раньше, в старых-старых сказках, но ему с трудом верилось, что он нашелименно такую вещь, да еще по чистой случайности. И тем не менее! Ведь остроглазый Голлум пробежал мимо него — причем в двух шагах!

Бранясь и шипя, Голлум шлепал по туннелю, а Бильбо поспешал следом; ступал он совершенно бесшумно, как умеют ступать хоббиты. Вскоре они добрались до уже знакомого Бильбо места, где от главного туннеля отходили боковые ходы. Голлум сразу же начал считать их:

— Один налево, так. Один направо, так. Два направо, так, так, два налево…

По мере того как счет возрастал, Голлум двигался все медленнее, начиная понемногу поеживаться и причитать: озеро осталось далеко позади и Голлуму становилось страшно. Гоблины могли появиться в любую минуту, а кольца с ним уже не было… Наконец Голлум остановился возле низкого прохода, темневшего в левой стороне туннеля.

— С-семь направо, так, так, хорошо. Ш-шесть налево, — прошептал он. — Здесь! Дорога к задним воротсам! Он заглянул в проход — и отшатнулся.

— Нет, мы не пойдем туда, с-сокровище мое, не пойдем! Там гоблинс-сы, да, гоблинсы! Много гоблинсов! Мы чуем их, да! С-с-с-с! Ш-ш-ш! Ш-што будем делать? Ш-штоб им лопнуть, этим гоблинсам! Мы будем ждать здес-сь, с-сокровище мое, здес-сь! Подождем и пос-смотрим, да!

На этом дело и встало. Голлум привел Бильбо к выходу, но выйти хоббит не мог! Согнувшись в три погибели, Голлум уселся прямо в проходе. Опустив голову ниже колен, он поворачивался то в одну, то в другую сторону, и глаза его горели холодным огнем.

Бильбо отделился от стены тише мыши. Но Голлум мгновенно насторожился, потянул носом воздух, и в глазах у него вспыхнуло зеленое пламя. Он зашипел тихо, но угрожающе. Видеть хоббита он не мог, но был начеку, и у него оставались другие чувства, кроме зрения, — слух и нюх! Причем долгая жизнь в темноте сильно обострила их. Уперевшись плоскими лапами в землю, Голлум напрягся и вытянул шею так, что его нос почти коснулся камней. Несмотря на то что в темноте Голлум выглядел черной тенью, едва различимой в бледном свете его собственных глаз-плошек, Бильбо почувствовал, что тот, подобно натянутой тетиве, в любую минуту готов прянуть вперед.

Хоббит затаил дыхание и тоже напрягся. Он был в отчаянии. Нужно выбираться из этой проклятой темноты, пока еще есть силы. Нужно пробиваться! Ударить эту гадкую тварь мечом, выколоть ей глаза, убить! Ведь Голлум хотел убить Бильбо… Но бойто ведь будет нечестным: хоббит невидим, и к тому же у Голлума нет меча. Если смотреть правде в глаза, тот еще не пытался убить Бильбо, не угрожал ему впрямую. И потом, он такой несчастный, такой одинокий, всеми покинутый… Хоббит ощутил прилив сочувствия и жалости, смешанной со страхом: на мгновение ему представилась однообразная череда беспросветных дней, ожидавших Голлума, — никакой надежды на лучшее будущее, только жесткие камни, холодная рыба, скитания в подземельях да бесконечное бормотание… Бильбо содрогнулся. Но в следующее мгновение у него словно сил прибавилось. Исполнившись внезапной решимости, он прыгнул!

По человеческим меркам прыжок был так себе, но следует учесть, что то был прыжок в неизвестность. Бильбо пролетел прямо над головой Голлума. Три локтя в высоту и семь в длину! Знал бы хоббит, что лишь чудом не раскроил себе череп о низкий свод бокового туннеля!

Не успел Бильбо перелететь через Голлума, как тот сообразил, в чем дело, откинулся и сгреб воздух позади себя — но слишком поздно! Бильбо приземлился на ноги — а ноги у него были крепкие — и во весь дух помчался по туннелю! Он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, что делает Голлум. Поначалу за спиной слышались проклятия и шипение, но вскоре все стихло. И вдруг позади раздался вопль, от которого у Бильбо чуть кровь в жилах не застыла, — вопль, полный ненависти и отчаяния. Голлум потерпел поражение! Он не осмеливался идти дальше. Все было для него кончено: он упустил добычу, а главное, потерял то единственное, что было ему дорого, что он любил, — свое сокровище! От вопля Голлума сердце у Бильбо чуть не выпрыгнуло наружу, но останавливаться хоббит не стал. До ушей его донесся приглушенный, слабый, как эхо, крик:

— Вор, вор, вор! Бэггинс — вор! Ненавидим! Ненавидим! На веки вечные!

И — тишина. Но и в тишине хоббиту чудилась угроза. «Если Голлум учуял гоблинов, значит, они близко, — подумал Бильбо, — и наверняка слышали, как он вопит и ругается. Надо держать ухо востро, а то как бы не нарваться на что похуже».

Туннель был низкий и грубо вырубленный. Идти по нему оказалось не так уж и трудно; правда, несмотря на все предосторожности, Бильбо несколько раз споткнулся об острые камни и снова отшиб себе пальцы на ногах.

«Низковато здесь для гоблинов-то, — подумал Бильбо. — Во всяком случае, для крупных».

Откуда ему было знать, что даже крупные гоблины, то бишь орки, бегают по таким туннелям с неимоверной быстротой; просто на бегу они сильно наклоняются вперед, так что почти касаются руками земли.

Туннель, до сих пор шедший все вниз и вниз, стал понемногу забирать вверх, все круче и круче. Бильбо умерил шаг. Наконец подъем кончился; туннель повернул, снова нырнул вниз — и после короткого спуска, впереди, из-за поворота, забрезжил свет. Не красноватый свет от костра или факела, а бледный, настоящий дневной свет! И Бильбо побежал!

Он мчался со всех ног и вскоре, завернув за угол, оказался в большой, залитой светом пещере. После стольких часов кромешного мрака дневной свет показался хоббиту ослепительно ярким. На самом деле в пещере было полутемно — свет проникал в нее через распахнутую каменную дверь.

Бильбо сощурился, заморгал — и вдруг увидел гоблинов. Да-да, гоблинов — в полном вооружении, с обнаженными мечами в руках: они сидели на пороге и таращились на туннель, по которому прибежал хоббит. Гоблины были начеку и ко всему готовы.

Гоблины увидели хоббита раньше, чем он их. Да-да, не удивляйтесь, они увидели его! Вышло это случайно, или коварное кольцо сыграло со своим новым хозяином злую шутку — неизвестно. Но на пальце его не оказалось! Весело улюлюкая, гоблины бросились на Бильбо. Страх и боль утраты — эхо Голлумова несчастья — остро полоснули Бильбо по сердцу, и он, забыв даже обнажить меч, принялся лихорадочно шарить по карманам! Здесь! На месте! Кольцо, как и прежде, обреталось в левом кармане и само тихонечко скользнуло ему на палец. Гоблины остолбенели. Добычи как не бывало! Они взвыли пуще прежнего, но теперь уже от досады. — Где он? — вопил один.

— Убежал обратно в туннель, — голосили другие.

— Да нет, сюда!

— Не сюда, а туда!

— Следить за воротами! — рявкнул начальник стражи.

Раздался свист, забряцало оружие, зазвенели клинки; гоблины ругались, бранились, бегали по пещере взад и вперед, спотыкались, падали друг на друга — и злились все больше и больше. Поднялась невообразимая суматоха.

Бильбо насмерть перепугался, но у него хватило ума спрятаться за большой бочкой, где хранилась питьевая вода для стражи; таким образом он убрался с дороги, его не сбили с ног, не растоптали и не схватили.

«Нужно добраться до ворот, добраться до ворот», — твердил себе Бильбо.

Однако отважился он на это далеко не сразу. Все это напоминало игру вчудовищные жмурки. Пещера так и кишела гоблинами; бедный маленький хоббит уворачивался от них как мог. Один раз его сшиб с ног какой-то верзила, который долго потом не мог понять, во что это он врезался; тем временем Бильбо, встав на четвереньки, удачно проскользнул между ног у начальника стражи, вскочил и бросился к воротам.

Ворота все еще не были заперты, но один из гоблинов притворил их так, что осталась только маленькая щелочка. Бильбо поднатужился, но не смог даже сдвинуть с места тяжелые створки. Тогда он попробовал протиснуться в щель. Он протискивался, протискивался — и вдруг застрял! Какой ужас! Он зацепился пуговицами за косяк! А ведь хоббит уже видел, что делается там, снаружи! От ворот начинались каменные ступени, которые вели вниз, в узкую горную долину; из-за туч вышло солнце и залило все вокруг ярким светом. Но Бильбо застрял — ни туда ни сюда!

Вдруг один из гоблинов закричал:

— Тень! У ворот тень! Там кто-то есть!

Сердце у Бильбо так и упало. Он рванулся что было сил — и пуговицы брызнули в разные стороны! Свобода! В разодранной куртке и рваном жилете он, словно горный козел, понесся вниз по ступеням, а сбитые с толку гоблины кинулись собирать его красивые медные пуговицы.

Разумеется, они вскоре опамятовались и бросились в погоню; долго рыскали они по лесу, крича и улюлюкая, но дело в том, что гоблины не любят солнечного света — от него у них подгибаются ноги и кружится голова. Где им было поймать Бильбо, который с кольцом на пальце проворно перебегал от дерева к дереву, стараясь держаться в тени и не показываться на прогалинах! Вскоре гоблины, ворча и бранясь, несолоно хлебавши потянулись обратно — стеречь ворота. Бильбо был спасен![58]