Глава 10

И вот землянин один на леднике. Лямки волокуши режут плечи. Там, сзади, завернутый в шкуры и палатки, спит измученный Овиту. Несколько дней подряд он закрывал мыслезащитной оболочкой движение рудознатцев. Сейчас этим же занимается Кондрахин. Как только он удалится от лагеря на один дальний переход, защиту можно будет снять. Тогда они станут недостижимы для любых чародеев Оорда и его самого.

Юрий выбрал для движения самое легкое направление — наискось по склону, немного вниз. Его переход ограничивало естественное препятствие. Возвышающийся над ледником горный отрог прорезал его почти от вершины до нижнего края. Рудознатцы обычно обходили его снизу, землянин же решил пересечь его на леднике.

— Просыпайся, Овиту! — правый самец открыл глаза, но еще не осмыслил происходящего, — пора в путь. Я не смогу поднимать тебя и груз по этим скалам.

Напарник вылез из-под шкур, огляделся. Его клюв раскрылся от удивления:

— Ты тащил меня через весь ледник? Зачем?

— Я шел, спускаясь. Тянуть волокушу по ровному льду нетрудно. Зато теперь нам предстоит поднять все это на скалы. Здесь и тебе придется потрудиться в полную силу.

Конечно, помощник из Овиту вышел неважный. Хорошо, что он, как и все конды, совершенно не боялся высоты. Но его силенок хватало лишь на то, чтобы направлять груз, который тянул вверх землянин. Юрию пришлось поднять на себе на высоту почти в сотню метров — за несколько приемов — весь груз. Овиту поднялся сам.

Они некоторое время шли по гребню отрога в сторону вершины, а затем, обнаружив удобную расщелину, спустились вниз. Здесь Кондрахин снова воспользовался своим умением обнаруживать тепло. На этот раз он выбрал для отдыха не просто теплый источник. Они затащили свою поклажу и залезли сами в пещеру, из щелей которой сочились вонючие серные дымы.

Юрий рассчитывал достичь сразу двух целей: во-первых, в тепле Овиту съест намного меньше; во-вторых, если случится буря, в пещере они будут в безопасности. Сняв мысленную защиту с лагеря рудознатцев, Юрий крепко уснул.

Разбудил его оглушительный удар. Чародеи действительно могли управлять погодой. Над ледниками Уаруне бушевала пурга. Сквозь белую крутящуюся мглу сверкали молнии. Окажись они сейчас на открытом месте, ветер отобрал бы все тепло их тел. Одежда рудознатцев не могла противостоять настоящим морозам и ветрам.

— Овиту, что в лагере?

— Все сидят в палатках. М'даг понимает, что нас попытаются достать и такими средствами. Они еще пару дней из лагеря выходить не рискнут.

Кондрахин опять подумал, как ему повезло с напарником. Овиту легко находил общий язык с самыми разными кондами, он был предусмотрителен, никогда не жаловался на трудности. "Да, с таким можно пойти в разведку". Теперь землянину было стыдно за тот бездумный героизм, с которым он рубил головы левым и правым самцам, не сделавшим лично ему ничего плохого.

Тогда над ним довлела предвзятость: он слишком хорошо помнил, что конды произошли от птиц, весьма напоминавших земных кур. Теперь он, в своих рассуждениях, думал о кондах, как о людях.

Гроза быстро утихла, лишь дувший с вершины сильный ветер гнал свежевыпавший снег по леднику. Юрия вновь побеспокоил каменник:

— Я почувствовал странное применение колдовской силы. Она не так сильна, зато ее действие простирается на огромную территорию. Ты сохранил целостность? Тебя она не затронула?

— Чародеи управляют погодой — вызвали бурю с грозой. Я вовремя укрылся. Что с Оордом, не знаешь?

— Его мысли сокрыты, и его присутствие я не ощущаю. Из мыслей его сторонников я понял, что он сильно пострадал в колдовском поединке. Сейчас он послал всех чародеев против тебя и твоего напарника. Он ищет сторонников, но религиозные ордена отказали ему в поддержке.

Восемь дней они шли по леднику, впрягшись в упряжку. Длинным языком ледник со склонов вулкана стекал между двумя горными цепями. На девятый день пути у них остался последний мешок с продуктами. По левую руку вздымались вверх каменистые склоны двуглавой горы. С ее дальней вершины ледяные, а ниже — водные, потоки спускались к плато Симул.

— Не смотри налево, Овиту. Здесь мы сворачивать не станем. Именно здесь нас ожидают. А мы пойдем по леднику дальше.

Овиту подавленно опустил голову. Он не жаловался. Но Кондрахин и так видел, насколько тяжело давался путь его спутнику.

— Не огорчайся. Еще два дня пути — и ледник начнет опускаться к истокам Очибру. Вниз я тебя повезу. Волокуша совсем опустела и ты мне будешь не в тягость.

— Я замерзну на волокуше.

Замечание было совершенно справедливое, но землянин продумал и этот вариант. Хоть конд и не принадлежал к людям, все же основные свойства его психики не слишком отличались от человеческих. Кондрахин намеревался применить гипноз. В глубоком гипнотическом сне правому самцу был не страшен мороз, он не потреблял пищи. Знал ли Овиту что-либо о гипнозе? Юрий об этом не спрашивал. Но это единственный способ совершить переход, который казался невозможным.

— Не замерзнешь. Через два дня я усыплю тебя на время…

Наклонившись над волокушей, Кондрахин принялся отсчитывать назад от десяти. Такую формулу пробуждения он заложил, когда усыплял напарника.

— Шесть! Дыхание становится быстрее. Ты отчетливо слышишь мой голос. Ощущаешь, что вокруг холодно. — Пять! Твоя грудь согрелась. Твои руки холодные. — Четыре! Ты просыпаешься, ты хочешь есть! — Три! Вокруг холодно. Кровь бежит по жилам, ты дышишь часто, сознание проясняется. — Два! Руки теплые, теплеют ноги, хочется проснуться и есть. — Один! Просыпайся!

Землянин приветливо кивнул открывшему глаза напарнику. Волокуша стояла на тонкой полоске льда в глубоком овраге. В нескольких метрах овраг кончался, выходя к бурному ручью, скачущему по крупной гальке в неширокой долине. Сквозь густой туман смутно просвечивал диск Желтка. Отсветы лунного света отражались от бурунов, создавая на крутых краях оврага дрожащие блики.

— Нам удалось спуститься почти до нижней границы облачного пояса, — Юрий протянул правому самцу кусок подсушенного мяса и чашку с водой, — еще один переход, и мы спустимся в обитаемую зону.

— Сколько у нас продуктов? — Овиту, дрожащий от холода, мог сейчас думать только об одном, — я не очень-то готов к дальним переходам.

— Хватит на три дня. Мы уже покинули ледник, здесь тепло. Стоит этому ручью принять один-два притока, и мы сможем надуть кожаные мешки и соорудить плот. Даже если не поплывем сами, поплывет наш инструмент и палатки.

Быстро поплыть не удалось. Вначале они довольно долго шли вдоль ручья, пока он не привел их к водопаду. Спуститься вниз возможности не нашлось, и они отыскали обход. Пока обходили обрыв, с которого ручей низвергался в озеро, Желток покинул небосвод. Установили палатку, поели. Овиту сосредоточенно к чему-то прислушивался. Юрий полагал, что напарник старается прослушать мысли оказавшихся невдалеке кондов. За последнее время способности молодого колдуна развились. Теперь он улавливал хорошо оформленные мысли на расстоянии двух дневных переходов.

Но сейчас правый самец не смог отыскать никого, кто не скрывал бы своих мыслей. Или они находились вдали от поселков, или обитающие здесь конды умели скрывать свои мысли. После отдыха они продолжили путь. Вытекающая из озера речушка стремительно неслась среди огромных валунов, закручиваясь бешеными водоворотами. Пытаться плыть по стремнине было бы откровенным безумием. Зато над обрывом правого берега они заметили тропу. Здесь часто ходили и тропу держали в порядке: засыпали галькой ямы, выбили ступеньки на подъемах.

Кто мог здесь ходить? Рудознатцы, поклонники Кошру, колдуны? Ответов не было. Овиту не знал ни здешних мест, ни обычаев местного населения. Заметив пролетающих над рекой речных бакланов, спутники воспряли духом. Здесь есть рыба! Им не грозил больше голод. Юрий, который, согласно его легенде, долго жил на речных берегах, не имел никакого понятия, как и какую рыбу здесь можно ловить. Но его напарник не задумывался.

Он быстро извлек из мешка рыболовные снасти, приладил их к тонкой прозрачной жиле и методично принялся забрасывать снасть в воду. Это оказалась обычная блесна. Правый самец делал забросы через каждые десять шагов. Теперь им приходилось идти вдоль берега. Шли они медленно, но задержка вскоре окупилась. Овиту подсек крупную рыбину, длинною почти в метр.

Из воды ее тянули вдвоем: правый самец за снасть, а Кондрахин ухватил рыбину за бока. Оказавшись на суше, щукарь сдался не сразу. Он еще извивался, пытаясь толчками широкого хвоста прыгнуть повыше, когда Овиту отсек ему голову. Очистив речного хищника от чешуи, Овиту острым ножом снял мясо с боков, а остатки рыбы выбросил в речку. Сырое, чуть подсоленое мясо щукаря показалось Юрию после месяцев питания сушеными осьминогами восхитительным.

— Судя по карте, — еще не доев, заговорил Овиту, — мы находимся на самом краю горной пустыни. Здесь почти нет вулканических озер. Только вдоль течения Очибру иногда встречаются рыбацкие поселки. Кроме рудознатцев, здесь ходить некому. Но на карте не указаны поселения сторонников Кошру. Я же чувствую, что в направлении на юго-запад находится поселение. Судя по карте, там нет даже ручейка. Проверим?

Землянин ответил не сразу. Сторонники Кошру их не примут, быть может, даже откажутся разговаривать. Но им можно продать инструменты, запасные шкуры, вторую палатку, самоцветы, часть из которых Юрий сберег для себя. К тому же сторонники Кошру не служат Оорду. Сам культ этого козоподобного существа также весьма интересовал Кондрахина. Но существовали и другие соображения. "Если поселение тайное, даже стоит в стороне от притоков, незваных пришельцев могут убить. Нельзя туда соваться, не убедившись, что нас не сочтут врагами. Сначала придется разыскать местных рыбаков. Им мы скажем, что мы сторонники Кошру и ищем поселение единоверцев".

— Сначала к рыбакам. Если те о поселении никогда не слыхали, значит, оно тайное. Нас там не ждут.

Встреченные ими рыбаки — двое левых самцов — сразу набросились на них с бранью. Они кричали, что на их участке реки посторонним делать нечего, а если кому нужны поклонники рогатого урода, то пусть ходят по пескам, а на реке они хозяева. Кондрахин легко успокоил их мысленным приказом.

— Да, странники, мы иногда с ними торгуем. Ниже, где река проходит между скал из черного камня, есть небольшой приток. Ручей, шириной в пять шагов. Но по нему можно провести маленькую лодку или плот. Поклонники Кошру спускаются к реке по этому ручью, а возле его устья и проходит торговля. Торговый день скоро: когда Капля уже зашла, Кошелка на заходе, а Желток только приподнялся над горизонтом. Услышав это, правый самец мысленно сообщил землянину:

— Через день.

Кондрахин, хоть провел в мире Иоракау не один месяц, так и не научился просчитывать время появления на небе трех здешних лун. Расстояние до устья ручья превышало их дневной переход, и напарники принялись сооружать плот. Река оставалась все так же стремительна, но ее течение уже выглядело не таким бурным.

Вначале Кондрахин, бредя по колено в воде, придерживал веревкой плот. Там, на надутых воздухом кожаных мешках, сидел Овиту. Когда река после очередного поворота миновала каменистые россыпи, и умерила свое течение среди песчаных холмов, Юрий тоже залез на плот. Прекрасен был отдых на мерно покачивающемся плоту, среди уходящих назад ровных берегов. Натруженные ноги, обрадовавшись неожиданному отдыху, вдруг заныли.

Кондрахин припомнил переход через ледники. Они свершили, по меркам этого мира, невозможное. И как же они устали! Им бы, чтобы восстановить силы, поваляться на песке бездумно денек-другой, поесть нормальной, приготовленной на очаге, пищи. Но пищи нет, очага тоже нет, а встреченные рыбаки рано или поздно донесут Оорду об их появлении. В этой малонаселенной местности, каждый чужак, появившийся на реке Очибру, привлекал всеобщее внимание.

А вот и черные скалы. Речные берега сжались, из водного потока высунулись острые камни, вспенивая речную гладь. Пристать некуда. Река, беснуясь в теснине, протискивалась между черными вертикалями скал. Юрий припомнил полученные на Земле навыки, лихорадочно отталкиваясь от валунов ручкой ледоруба. Овиту, закрыв глаза, вцепился в ужасе в плот.

Вытолкав плот на стремнину, Юрий лишь препятствовал его вращению. Воды Очибру пронесли плот вдоль темной каменной стены, порядком забрызгав путешественников, и здесь, где река вырвалась из теснины, ее течение сразу замедлилось. Овиту открыл глаза:

— Вот, Юри, слева ручей! — он схватил лежащий под рукой горный совок для сбора дробленой породы и принялся интенсивно грести. Только на берегу правый самец, наконец, расслабился.

Поставили палатку, Овиту поймал еще одного щукаря. Пообедав, напарник уснул. Кондрахин должен был его разбудить, едва Капля приблизится к закату. А пока Юрий нес стражу. Он прошелся вдоль ручья, уходящего в пустынные пески, попробовал залезть на черную скалу. Навыки скалолазания пригодились. С вершины скалы землянин оглядел горизонт: ручей просматривался отсюда километра на два, скрываясь за холмами. Очибру сохраняла спокойное течение еще около километра, потом ее поверхность покрывали белые буруны, а песчаные берега сменялись скалами. Среди скал светились огоньки рыбацкого поселения.

"Когда поклонники Кошру придут для торговли, надо добиться, чтобы нас пригласили в их поселение. Но как? Потребовать осмотра самоцветов в поселении? А если самоцветы их не заинтересуют, или же для торговли придет знаток самоцветов? Ненадежно. Предложить им услуги воина или рудознатца? Скорее всего, от услуг иноверцев откажутся. Но тогда Экомсе проявил ко мне интерес… "

Здесь мысли Юрия приняли иное направление. Он должен заинтересовать жрецов Кошру, раз он видел воочию Пшучжу. Только как им себя подать? Не иначе, придется просить Овиту подслушать мысли того же Экомсе. "Или попробовать самому? Пора и мне научиться. Но если попытка провалится, настороженный мудрец сможет закрыть свои мысли. И так нет никакой уверенности, что он не держит свой разум на замке".

Кондрахин хранил уверенность, что постоянно не закрывает свои мысли ни один конд. Это отбирало столько сил, что ничем иным заниматься уже было нельзя. Даже опытные колдуны и чародеи, закрывавшие свое сознание, нуждались в постоянном присутствии рядом слуг и помощников.

Пока что он припомнил Обури, жреца-десятника и протянул нить мысленной связи к нему. Жрец своего сознания не закрывал. Но без мысленного разговора Юрий не мог постичь содержания его мыслей. Тогда, уловив перерыв в мыслях десятника, он тихонечко начал задавать вопросы. Но мысли десятника оставались путанными. Зато потом в них появился яркий, хорошо различимый образ. "Да это же я! Точно, левый самец Юри, называющий себя великим воином. А что это я там делаю? Ого! Да я же залез в его сон!"

Землянин оборвал мысленный контакт, ошеломленный открывшимся зрелищем: он сам, стоя слева от Обури, вместе с ним топтал самку. Теперь Кондрахин мог, при необходимости, подслушивать мысли знакомых кондов. Но первая попытка особой пользы не принесла.

— Пора просыпаться, Овиту. Капля садится. Я попробовал подслушать мысли десятника Обури, но попал в его сон и ничего не понял. Может, у тебя получится? Меня интересует Экомсе…

Напарник выслушал Кондрахина, довольно потягиваясь:

— Ты напрасно подслушиваешь мысли ночью. Сон понять невозможно, зато твое присутствие наверняка обнаружат. Во сне мозг невероятно чувствителен. Если десятник искушен в колдовских делах, он, проснувшись, будет знать о тебе больше, чем ты о нем. Если же нет — он вспомнит лишь яркий, необычный сон с твоим участием.

Землянин не стал говорить напарнику, какую роль он играл во сне жреца. Половые отношения кондов, очевидные на Иоракау и самцам, и самкам, оставались для него непонятными. В разговоре на эту тему он неизбежно выдал бы себя. К счастью, напарник не стал уточнять, что же сумел подслушать Юрий, пообещав после восхода Желтка попытаться подслушать мудреца.

Овиту разбудил Кондрахина, когда взгляд различил идущих по ручью кондов. Он быстро поведал результаты своих усилий:

— Когда мудрец думал о вещах мирских, его мысли оставались четкими и понятными. Размышления о вере мне показались мутными, многозначными, даже противоречивыми. Я думаю, такова их природа. То, что я понял: Кошру прибыл из иного мира и сотворил в нашем мире сушу и моря, кондов, каменников и прочую живность. Он передал кондам заветы жизни и отбыл в другие миры.

— Что ты слышал об Акло?

— Друг Кошру, из иного мира. Его изображений нет, считается, что обликом он похож на конда. Мир Кошру неизвестен, зато сохранились многочисленные изображения Пшучжи, родного города Акло. Его изображения могут быть объектом молитвы. Все поселения сторонников Кошру обязательно имеют хоть одно здание, напоминающее дома в Пшучже.

"Немного удалось узнать. Придется импровизировать. Пророком стать, например. Бывают у кондов видения?"

— Скажи, Овиту, бывают такие случаи, когда какой-либо конд вдруг начинает рассказывать о совершенно невероятных вещах, возможно, происходивших с ним? Таких, что проверить невозможно, но слушать интересно. Часто такие встречаются?

— Пророки? Встречаются… В береговых поселках таких прогоняют, их считают сумасшедшими. Говорят, в религиозных орденах их то привечают, то отрубают головы. Ты полагаешь, тебе пора стать пророком?

Землянин утвердительно кивнул. Торговцы из поселения Кошру уже приблизились, и Овиту принялся раскладывать на скале инструменты.

Роли напарники подготовили заранее. Овиту предлагал торговцам купить у них инструменты, шкуры, самоцветы. Кондрахин, стараясь изо всех сил, вкладывая в каждое слово мысленное внушение, живописал свое путешествие в иные миры. Он старался ничего не сочинять, описывая то, что видел на Зеленом Холме.

Конечно, он попросил о встрече с мудрецом поселения. Имя Экомсе произвело благоприятное впечатление. Торговлю отложили. Торговцы, двое правых и трое левых самцов, восторженно расспрашивали Юрия о виденном в Пшучжи. Когда по реке подплыли рыбаки, напарники уже смешались с торговцами из поселения Кошру. В глазах рыбаков они тоже выглядели членами религиозного ордена.

Здешнее поселение тоже гордо именовалось городом, хотя состояло оно всего из шести зданий, обнесенных высокой стеной. Прямо в городе находилась шахта, где добывали горючий сланец. Здесь же находились: медеплавильная мастерская, складское помещение, неизменный храм, два жилых здания и городское управление, которое по совместительству служило и гостиницей. Во всяком случае, прибывшего пророка с сопровождающим его правым самцом разместили там.