ЕДИНСТВЕННЫЙ МЕТОД

… Его вызвали по тревоге — ранним утром, еще совсем в сумерках.

Барахтаясь в вязком болоте сна, Крис едва различил назойливый писк коммуникатора и с трудом разомкнул тяжелые веки… Темнота за окном. Ровный шум кондиционера. Ярко-зеленые буквы на дисплее часов: 4.18.

КАКОГО ЧЕРТА?

Отяжелевшие мускулы напрочь отказывались работать… Крис дотянулся до аппарата. Опять кто-то из дежурного взвода напился и влетел под ясны очи Директора?

(Нет, какой Директор посреди ночи…)

А может, не дай Господи! не только напился? Еще и повздорил с надменными яйцеголовыми — да влепил кому нибудь в глаз? Как два года назад.

Крис тогда едва-едва не вылетел с базы — к черту на кулички, на самые дальние острова, на фронтир. Капитанский значок, впрочем, сохранить не удалось — но по сути, какая разница? Начальник охраны есть начальник охраны, будь он хоть прапорщик… Второй раз вряд ли будет таким удачным.

На экране светилась красным лишь одна короткая надпись: ТРЕВОГА "ЧЕТЫРЕ".

Сознание прояснилось мгновенно. Тревога «ноль» — учения. Тревога «один» — мелкое происшествие, незначительное нарушение режима. Тревога «два» — что-то более серьезное… когда этот торчок поганый, рядовой Стасик Гроф, взломал-таки замок и добрался до психоделиков, объявляли как раз четвертый номер. И лейтенант Кравчински битый час бегал по техническим коридорам, преследуя ополоумевшего подчиненного. Архетипы ему, поганцу, мерещились…

Тревога «четыре» — это не учеба. Это всерьез. И даже страшно подумать, что должно было случиться, чтобы…

Путь до станции монорельса занял совсем немного. Мотор автомобиля мощно гудел, машина ровно шла по бетонному покрытию — спасибо Компании, дороги в этом Богом забытом углу просто прекрасные. Подъезжая, Крис увидел длинную вереницу авто, медленно ползущую в черную пасть ворот — и подумал, что дело и вправду плохо. Въезжающие машины, против обыкновения, совершенно не проверяли: огромные, сверкающие лаком джипы (спецназ обожает дорогие и мощные машины — а что такого, если доходы позволяют?) ныряли под арку, ни на секунду не задерживаясь.

Уровень «четыре» — это серьезно…

Припарковаться. Проверить исправность электронного сторожа. Какая разница, что на стоянке не бывает чужих; так надежнее… Теперь — к «вокзалу», и поскорей.

На платформе уже собралась толпа. Рослые мужчины в форме громко переговаривались, кое-кто шутил, слышались короткие, нервные смешки. Лейтенанта увидели еще издали — солдаты привычно подтянулись, переступили с ноги на ногу в ожидании команды…

— Группа-а… смирно! — это сержант Рэтник, двухметровый громила в оранжево-красном камуфляже. Неуставном, естественно, в память о лихом десантом прошлом — завидуйте, салаги! Крис махнул рукой: вольно, расслабьтесь. Вечная армейская игра — «хороший» командир, безусловно, остановит уставные выражения преданности, но не раньше, чем подчиненные их продемонстрируют.

— Как дела, Стив? Что-нибудь знаешь?

Рэтник ухмыльнулся, показав желтые заостренные зубы. Что, без сомнения, означало: дела хреновые, командир, сам понимаешь — но мы с тобой и не такое видели…

— Ничего. Ну, кроме того, что сегодня к нам впускают всех желающих — и никого не выпускают. Вон, погляди!

Крис повернулся. Действительно, «выездные» ворота наглухо заблокированы стальной плитой затвора. И возле нее — неподвижные фигуры в бронежилетах и глухих черных шлемах.

— Лощеный поднял спецвзвод. Сам поднял, лично. Заблокировал выход — а охрану внешнего кольца заменил "церберами".

— А внутри?

— Хрен ему, людей не хватит… Внутрь, похоже, пойдем мы. Когда поймем, наконец, чего от нас хотят.

К «синим» — гражданской службе безопасности базы — спецназ относился дружески-покровительственно. Нормальные ребята, не задирают носа, в отличие от «яйцеголовых» в белых халатах, к тому же многие из них отслужили положенный срок на действительной. Другое дело — специальный взвод, подчиняющийся лично Директору.

Надо отдать должное, «спецы» никогда не давали поводов для ссоры — по крайней мере, явных, но…

Вдали послышался гул и лязг: из-за поворота показался вагончик. Среди солдат послышались удивленные возгласы — их обычное, неуклюжее и медлительное "средство передвижения" неслось со скоростью, как минимум удвоенной. Крис покачал головой. В отличие от рядовых, он знал, что скорость монорельсовой дороги может быть увеличена — лишь в крайних случаях, понятное дело, слишком велика нагрузка на конструкцию…

Сегодня риск считается допустимым?

Тонкая прозрачная дверь с шипением отошла в сторону — и гомонящая толпа без всякой команды перестроилась в колонну. Солдаты дисциплинированно заходили в вагон и рассаживались по узким скамьям — впрочем, не прекращая оживленной болтовни. Стоящая на платформе группа оказалась слишком велика для того, чтобы уместиться в вагоне за раз; и когда сидячие места оказались заняты, кое-кто попытался найти простое решение…

— Эй, парень, а ну-ка сдай назад! Рядовой, я к тебе обращаюсь!

Крис досадливо вздохнул. Деревня… сколько ни прослужит — не меняется.

— Ребята, это вам не автобус в Литтл-Йорке! Эта штуковина, если вы заметили, несется как сайгак. Так что все, кто не нашел себе места на скамейке — на выход… Солдат, я к тебе обращаюсь! Разговорчики отставить, и тащи свою задницу на платформу, пока не нашел на нее неприятностей. Поживее!

Убедившись, что приказ выполняется, Крис немного сбавил тон: — Не беспокойтесь, внутрь попадут все. Только — следующим рейсом. Сержант!

— Слушаю, командир.

— Ты отправляешься с первой группой. А я пока попытаюсь добиться хоть какой-то ясности… ладно, пока. Встретимся внутри.

Стив шутливо отдал честь.

Дверь закрылась.

Натужно взвыл электродвигатель — и вагон, набирая скорость, исчез за поворотом тоннеля.

Оставшийся на платформе Кравчински прислушался: вдалеке раздавалось едва слышное скрипение. Удивительно, механизмы затвора впервые работают с шумом… Слышно, как движется через шлюз поезд, как закрывается стальные лепестки огромной диафрагмы.

Что происходит?

Прошло около минуты, когда с той стороны, где скрылся вагон, донесся глухой удар. Звук шел откуда-то снизу, и стоящие на перроне ощутили, как вздрогнула под ногами земля. И сразу же зазвучали изумленные ругательства солдат.

Сигналы!

Ярко-оранжевые сигналы — те, что горели по краям пути, предупреждая о высоком напряжении — мигнули и погасли.

— Сэр, что это? — солдаты напряженно глядели в сторону базы; но кроме погасших предохранительных огней, ничего необычного рассмотреть не удавалось. Разве что… показалось, или вправду воздух над крышами словно бы исказился, поплыл, как плывет над пламенем костра?

— Командир, что это было?

— Авария?

Лейтенант молчал.

"Там Рэтник. И половина солдат."

Крис беспомощно глядел на погасшие сигналы. Если это не просто неполадка в сети — дело плохо.

Словно подтверждая эти опасения, откуда-то из глубины тоннеля доносится сильно искаженный, тянущий звуки, вибрирующий механический голос: "Внимание, напряже-е … сняяя… внимааа…". Снова грохот. Лейтенант оглянулся: «церберы» по-прежнему стояли ровной шеренгой, словно увешанные оружием манекены.

"Твари… придется все же заговорить с ними."

Он подошел к неподвижным фигурам, ища взглядом командира. Оп-па! Заметив его приближение, один из охранников демонстративно положил руку на рукоять автомата.

Ну, это уж слишком…

— Я лейтенант Крис Кравчински. Кто старший? — в голосе звучал арктический холод. И неприкрытая угроза. Этого хама он свалит одним ударом… а за спиной спецназовцы, на дух не переносящие холуев Лощеного.

— Сержант Козлауска-а-с. Что ва-а-м нужно? — акцент лучше всякой фамилии выдавал уроженца Малого Таллинна. Лицо говорившего скрывал шлем, и на Криса глядело собственное отражение в зеркальном забрале.

— Что произошло? У вас есть связь с начальством?

Охранник некоторое время молчал, и Крис уже собрался ускорить его мыслительный процесс хорошей зуботычиной, и будь что будет… но тот, наконец, открыл рот:

— Связи нет. У меня прика-а-з — не выпускать с территории базы никого. Даже вас. Ничем не могу помочь.

"Врет? Наверняка врет, подонок. Но сейчас правды не добиться… да и некогда."

Лейтенант подошел к перрону, на ходу доставая коммуникатор. Бесполезно… Устройство попросту ослепло; на дисплее мигала надпись: "Сеть не найдена".

Ну что же, пора действовать.

— Рота-а… стройся!

Он помолчал, всматриваясь в лица подчиненных.

— Так, ребята, слушай приказ. Мы, похоже, угодили в плохую игру — но делать нечего, придется выкарабкиваться самим. Обстановка такая…

Первый шаг на рельсы — осторожный, словно…"

Телефонный звонок раздался чуть слышно, где-то сбоку. Щелчок клавиши, лейтенант тянется за внезапно ожившим мобильным… но настырный звук и не думал утихать.

Виктор Киндинов — рядовой, охранная рота, четвертый экспедиционный батальон — с сожалением коснулся клавиши "Escape".

Помехи из реала возникают в самый волнующий момент — это знает каждый геймер. Виктор еще не успел решить, кем он будет в игре: сержантом Стивеном Рэтником (бывший космодесантник, огромный рост, вспыльчив, неотесан и демонстративно груб, хитер) — или его начальником Крисом Кравчински (умен, образован, силен физически, пользуется авторитетом у нижних чинов). Звонок прозвенел именно тогда, когда сюжет подошел к первой развилке…

В конце концов, сейчас половина девятого. Вечера, между прочим. Время, когда служебные обязанности отставлены и прочно забыты — до утра. А утро наступит ой как нескоро…

Среди населения Поселка не было людей, способных позвонить Виктору среди ночи, чтобы "поговорить за жизнь". Человек пристрастный мог бы сказать и так: среди его сослуживцев вообще не было друзей… конечно, это было бы преувеличением.

— Рядовой Киндинов? — произнес женский голос, очень вежливый и правильный. Даже слишком правильный для человека.

— У телефона.

Положено отвечать "Я!!!"… но обойдетесь. Не служебное время.

Глупо…

— Господин рядовой, команда «Сбор». В данный момент вы находитесь у себя дома?

— Так точно.

Идиотский вопрос. Где еще он может находиться — может быть, в джунглях? Киндинова так и подмывало спросить что-нибудь вроде "А куда вы, по-вашему, звоните, девушка?" — но он знал, что любое произнесенное слово записывается. Не стоит наглеть чрезмерно.

Еще это означало, что с этого момента невидимые часы начали отсчет времени, за которое рядовой Киндинов (охранная рота, третий взвод, вес, рост, номер военного билета, и т. д.) прибудет в расположение части.

На экране лейтенант Кравчински застыл в странной позе, готовясь спрыгнуть на обесточенные рельсы. Графика была изумительна; на лице лейтенанта отражались соответствующие ситуации решимость и некоторый страх. Как-никак, обычно там тысяча с лишним вольт… не дай Бог система включит напряжение…

— Тебе бы мои проблемы, — бросил Виктор, ударив клавишу указательным пальцем. Картинка исчезла, сменившись ярко-красной надписью: "Выйти из игры?"

Будь его воля, он ответил бы не раздумывая. Нет страшнее поступка, чем оторвать геймера от только что загруженной «стрелялки» — ну разве что отобрать флягу у помирающего от жажды. Эх, остаться бы, и — Крис Кравчинский отправится в недра загадочной Базы, выручать друга-сержанта… разве случается, чтобы лейтенанты ходили в друзьях у сержантов? В играх — случается… Сесть за клавиатуру…

И по возвращении в часть — казарма срочников. На недельку, с целью прочищения мозгов. Где с соседней койки наверняка раздается заливистый храп, где сотня с лишним портянок сохнут, намотанные на голенища сапог… Боже, какой при этом запах… Где обитатели, язык не поворачивается назвать их солдатами, вяло копошатся в густых облаках ненормативной лексики.

Палец Виктора ткнул в клавишу, и монитор погас.

Понятно, что в рабочий сектор его доставил не роскошный джип.

Виктор давно предполагал, что игры, подобные той, от которой его оторвал тревожный вызов, писались с вполне определенной целью: помочь допризывнику принять верное решение. Внушение — страшная вещь: как ни доказывай самому себе, что в реальности все, возможно, будет совсем не так романтично, как на экране, подсознанию этого все равно не объяснишь…

Впрочем, все правильно.

Армия обеспечивала подписавшего контракт достаточными удобствами: обязательная отдельная комната, бытовой уровень — не ниже среднего в данном населенном пункте. Если гражданский работник, придя с работы, может принять душ — на это имеет право и рядовой солдат. Если у гражданского есть дома персональный комп с выходом в Сеть — подай то же самое солдату. Обычный, нормальный член общества имеет право на отдых после рабочего дня, на свободное время, никому кроме него не принадлежащее. Почему военный должен быть лишен этого? Плюс — возможность получения образования за государственный счет, избирательное право, возможность в дальнейшем работы на государственной службе…

Достаточная плата за маленький пункт контракта: ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ ФЕДЕРАЦИИ НЕ НЕСУТ ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ГИБЕЛЬ ВОЕННОСЛУЖАЩЕГО, ПОСЛЕДОВАВШУЮ ВО ВРЕМЯ (И В РЕЗУЛЬТАТЕ) ВЫПОЛНЕНИЯ ПРИКАЗА КОМАНДОВАНИЯ.

Если перевести с канцелярско-юридического языка — можешь не вернуться. Более того, если это понадобится, тебя отправят на смерть сознательно…

Впрочем — для тех, кто собирается жить вечно, существовал выход.

Срочная служба в подразделении обслуживания. Грязная и нудная работа, неудобная униформа старого образца, жизнь в казарме, строго регламентированная и лишенная обычных радостей.

А так же некоторые неистребимые казарменные традиции, вроде пресловутой «дедовщины»… Иначе говоря, то организованное унижение, что когда-то плодилось в армии само по себе, а теперь — умело применялось государственной машиной для отделения овец от козлищ.

И, естественно, полная невозможность по возвращении участвовать в мало-мальски важной деятельности.

Как ни странно, желающие все же находились…

Если говорить честно, то машина Виктору и не требовалась. Пару сотен шагов вполне можно пройти и на своих двоих… да и не водилось пока в Поселке машин. За исключением бронетранспортера "Болотная мышь", двух ее гражданских братьев-вездеходов и вертолета. Каковой в данный момент пребывал прочно прикованным к земле — в результате экспериментов штатного пилота.

Куполообразный ангар Рабочего сектора — на языке работников просто "Большой купол" — возвышался в центре лагеря. Это было понятно — при высадке на новом месте его ставили в первую очередь. Рядом с куполом стоял ангар поменьше, автопарк и мастерская одновременно, в некотором отдалении — домики научного персонала и охраны… И ограда, конечно — отделяющая человеческое поселение от сплошной стены джунглей. Ограду иногда устанавливали после «купола»… а иногда одновременно с ним. Решетчатый стальной забор высотой в два человеческих роста, перевитый старой доброй «спиралью». Преграда могла показаться ненадежной — если бы не электрические искры, временами игравшие на зазубренной ленте.

"Словно сигналы над монорельсом", — подумал Виктор.

В малом ангаре, обеспечивая уют и безопасность, трудился электрогенератор. Понятно, что имелся и другой, резервный — а как же иначе? Большинству сотрудников экспедиции приходилось время от времени работать за периметром, и почти каждому было знакомо это чувство — словно бы вдруг остался голым, босым и безоружным, словно птенец, выпавший из гнезда.

Впрочем, гражданским было легче. За периметром рядом с ними всегда виднелись пятнистые комбинезоны охранников.

Приятно, когда можешь положиться на чужую выучку и умение — как полагаешься на знания и рефлексы пилота, поднимаясь к небу в чреве хрупкой стрекозы-вертолета… Виктор бросил взгляд в сторону искалеченной машины и усмехнулся.

Кто, интересно, защитит защитников?

Впрочем, если быть честным — вокруг всего лишь лес. Экзотический, режущий глаз непривычной желто-красной расцветкой… любопытный, как говорили члены экспедиции. Если войти в чащу без особого отпугивающего прибора, каждое растение будет тянуться к чужаку, словно дружелюбная собака. Впрочем, это вовсе не было опасно… Земные джунгли где-нибудь в районе Амазонского заповедника куда менее дружелюбны. Хищники — как на подбор мелкие, ядовитых змей нет, аборигены… да. Гуманоиды-аборигены, головная боль ученых.

Тоже, между прочим, до сих пор не доставлявшие мало-мальски серьезных неприятностей…

Если бы страх можно побеждался подобными логическими рассуждениями, работники были бы счастливы. А рядовой Киндинов — до сих пор сидел бы за монитором, наслаждаясь свежей баймой.

Зеркальная панель двери с шипением ушла в сторону…

Нет нужды козырять часовому при входе — этот ритуал исчез постепенно, с изменением… скажем так… самой сущности охраны. Виктор прошел мимо рамки сканера, чуть светящейся безопасным зеленым светом: система работает, режим прохода лояльный — вот и слава Богу. Это означает, что при обнаружении чужака электронный мозг-процессор всего лишь подаст сигнал оператору. А не зальет, к примеру, коридор неощутимым облаком газа. Или не активирует спрятанную за потолочными панелями турель-вертушку — что было бы совсем уж неприятно.

Да. «Сбор» — это вам не "тревога четыре"… Виктор представил себя в роли могучего сержанта Рэтника и мимолетно пожалел об этом.

Процедура получения задания — даже вот такого, внеочередного — рутина и известна до мелочей. Тридцать (или около того) шагов по извилистому коридору, короткие приветствия сотрудников дежурной смены, дверь в помещение охраны. Ладонь, приложенная к ярко-желтому кругу опознавателя. Набранный на клавиатуре личный номер. Просто до безобразия.

Темная поверхность монитора оживает. Короткие сухие строчки — стандартный текст задания. Задача, вооружение, личный состав. Особые условия."Клавиша «ввод» — согласие, клавиша «назад» — уточнить детали". Ну какие тут могут быть детали…

Ввод.

Дверь оружейной, с таким же желтым кругом. А вот это сюрприз! Личный шкафчик не заперт, замок болтается, небрежно зацепленный дужкой за проушину. Вот шляпа… Ночной выезд неожиданно обернулся хорошей стороной: сержанту определенно не стоит видеть подобные вещи. Не поймет.

Стандартный автоматический карабин легко выходит из зажимов. Жилет с запасными магазинами, нож-мачете, фонарь… снятый подствольный гранатомет остается мирно лежать на полке. Пока на этой планете ему не место… тьфу-тьфу-тьфу, дай Боже, чтобы так все и оставалось.

Конечно же, «глушилка» — защита от излишне любопытной флоры и фауны. Кажется, все.

Не забыть закрыть замок!

Ворота малого купола были уже открыты: небольшая пятнистая «мышка» с ободранной по правому борту краской вовсю готовилась к выезду. Через распахнутый задний люк незнакомые сотрудники заносили какие-то массивные сумки неизвестного назначения.

Виктор поискал глазами водителя — но узкоглазого крепыша Адонга нигде не было видно. Понятно, еще не проснулся… Адонг Нериманов отличался завидной способностью легко вскакивать утром, первым прибывая по сигналу учебной тревоги — но вот поднять его поздно вечером было поистине подвигом. Бедняга.

К сожалению, при составлении очереди срочных дежурств на такие мелочи внимания не обращают.

Адочка Финкельмайер, "самый красивый биолог экспедиции", приветственно махнула рукой:

— Витюша, не торопитесь так!. Кстати — «глушилку» не забыли?

Виктор молча похлопал по нагрудному карману комбинезона.

— Ада Всеволодовна, почему машина наша? В прошлый раз ездили на обычной…

По правде говоря, гражданский вездеход был гораздо более приспособлен для полевого выезда научников.

— Витюша, это не мы, это Лес… Возрастание активности флоры. Если честно, я думаю, что волноваться пока незачем… но начальство страхуется.

— А где наш Дон?

Он уже собрался сказать что-нибудь шутливое, чтобы еще раз увидеть улыбку девушки, но позади загремели тяжелые шаги. Адонг обожал подкованную обувь — подковка на каблуке, подковка на носке. В рукопашной такие детали и вправду могли бы неплохо помочь, только вот с кем драться здесь?

— Дон, вы уже проснулись?

Нериманов зевнул и потряс головой:

— Ай, абижаете, Ада Всеволодовна!

Акцент был, понятное дело, наигранный. Восемь лет обучения на всеземном-русском кому угодно поставят правильное произношение.

Виктор нырнул в люк, ухитрившись на этот раз не зацепиться стволом за край, и привычно занял полагающееся кресло — крайнее в ряду. Слышно было, как лязгнула крышка водительского люка.

— Все готовы? Внимание, закрываемся!

Массивная дверь быстро поползла вниз.

Доведись танкисту прежних веков прокатиться внутри этой боевой машины — он бы позеленел от зависти и умер. Просеке, по которой шла «мышка», было далеко до ровной поверхности нормального шоссе, но внутри корпуса тряска почти не ощущалась. Только изредка плавно покачивало, будто на волнах.

— … эта несчастная красноголовка задала нам задачу. Понимаете, Витя, содержание Н-токсина в листьях, похоже, меняется в зависимости от времени суток …

В голосе Адочки скользили виноватые интонации. Вероятно, зрелище сонной физиономии Киндинова пробуждало чувство раскаяния — хотя строго говоря, девушка была совершенно не виновата, что именно ему угораздило попасть в ночной выезд.

— Так что придется найти растение в его естественной среде, взять пробы — именно ночью — и сравнить с нашими оранжерейными. Если обнаружится серьезная разница, то… Ой!

Танк ощутимо тряхнуло — видимо, яма оказалось такой, что не помогла даже великолепная подвеска.

"Если обнаружится разница", — ехидно продолжил Киндинов, разумеется, не вслух, — "то придется организовывать плантацию уже не в оранжерее, а за периметром, прямо на планете. И вести сбор по ночам".

По обшивке хлестнули ветви — машина сошла с просеки, углубляясь в лес.

"А подобные мичуринские занятия невозможны без повального «глушения» флоры, портативными игрушками не обойдешься. И без усиленной охраны — тоже. Правда, аборигены до сих пор не проявляли агрессии к пришельцам… ничего. Устроим здесь такой колхоз — глядишь, и проявят."

Хлоп! Треск, оглушительный грохот, слышный даже сквозь обшивку — по обшивке ударило что-то огромное. Впрочем, «мышка» спокойно продолжила путь, особенно не смущаясь.

— Вот это и называется повышением активности — слегка испуганно пояснила женщина.

— "Колокольчики" сжигаемы любопытством — меланхолично произнес кто-то.

— Адонг, задница, ты что, погубить нас задумал? Держись дороги!

— Какой-такой дороги? Нэт здесь никаких дорог… и вообще, как могу, так и веду, уважаемые! — голос водителя, отделенного от экипажа переборкой, доносился чуть глуховато.

Резкий удар — такой, что машина вздрогнула. Хруст и звон где-то впереди.

— Что-то случилось? — забеспокоился биолог-мужчина.

Если честно, Нериманову не нравился лес. А особенно — те странные создания, что здесь игриво именовали «колокольчиками»: черные, как смоль, деревья, напоминающие поставленные вверх раструбами саксофоны. Мрачный раструб шевелился, когда человек проходил мимо; и сколько бы Адонгу ни говорили, что это всего лишь рефлекс, он не спешил успокаиваться…

Эти деревья не так просты, как кажутся.

Поэтому когда огромный, размером с шестиэтажный дом, «колокольчик» вдруг метнулся вперед, водитель успел еще удовлетворенно подумать: так я и знал. Надо сообщить…

А потом пуленепробиваемое стекло брызнуло мелкой крошкой, и стало темно.

Ровный шелест гусениц исчез, сменившись каким-то странным хлюпаньем. По броне застучали ветки, что-то треснуло, что-то с грохотом обрушилось на крышу машины… «мышка» настойчиво пробивала дорогу сквозь джунгли.

Виктор озадаченно покрутил головой. Адонгу явно не пошло на пользу знакомство с лихачом-пилотом. Известно, с кем поведешься, от того и наберешься… Насколько ему было известно, к контрольной точке вела если и не дорога, то по крайней мере довольно хорошо утоптанная тропа. И потом, "болотная мышь" все же мышка, а не кабан. И Адонгу, раздолбаю, это должно быть известно…

Возможно, всему виной указания растяп-гражданских?

Собственно говоря, еще год назад Виктор и сам принадлежал к племени гражданских растяп. Но форма, оружие, а также то неуловимое нечто, заключающее в себе суть армии, меняет человека раз и навсегда.

Он поднял глаза — и мигом встряхнулся, прогоняя сонное равнодушие. На лицах биологов проступало то же, граничащее со страхом, удивление,

— Донг! — Адочка вытянула шею, пытаясь рассмотреть что-то в узком окошке, соединявшем салон и водительскую кабину. — Донг, ты что, решил нас убить? Куда мы едем?

Молчание. Динамик под потолком оставался нем.

Впрочем, тишиной это молчание назвать было бы трудно. Снаружи все сильнее слышался треск и грохот.

Танк шел напролом.

— Адонг! Это, в конце концов, не смешно… рядовой Нериманов, остановите машину!

Это включился в разговор бородатый биолог, словно сошедший с экрана старого фильма. Как и у большинства людей, привыкших к тихой, вежливой речи, грозные интонации у него получались плохо. Да и не стоит гражданскому обращаться к военному по званию… не поймет.

— Адонг!!!

Теперь кричали уже все — но ответа не было.

Виктор расстегнул клапан нагрудного кармана, нашаривая прямоугольник коммуникатора. Небольшая коробочка удобно умещалась в ладони; шероховатая поверхность, ряд кнопок, серый прямоугольный экран… ничего лишнего. Табельный коммуникатор — не мобильный телефон, им не пользуются для пустых разговоров.

Виктор медлил еще несколько секунд, стараясь сообразить, достаточно ли серьезна причина. Наконец, решившись, простучал по клавишам. Личный код напарника был давно затвержен наизусть; потом, когда все кончится, придется писать рапорт, ну да ладно… Палец Виктора нажал клавишу вызова, на экране появилась мигающая красная стрелка. Пять секунд, десять… нет ответа.

Машину ощутимо качнуло. Виктор уже без колебаний набрал комбинацию «взлом». Плевать. Если Адонг решил вдруг поиграть в молчанку, это будут уже его проблемы… Ввод!

Коммуникатор послушно вывел на экран биометрические показатели вызываемого. Пульс, давление, биотоки мозга… что это?

Частота пульса — ноль. Давление — ноль. Биотоки… мозг Нериманова не подавал даже слабых сигналов. Попросту говоря, его хозяин был мертв. Однозначно и — в данных условиях — увы, бесповоротно.

Дальнейшее уже происходило автоматически, почти независимо от воли солдата. Сработала программа, кропотливо вложенная долгими тренировками: ЗАДАЧА ПЕРВАЯ — ОРУЖИЕ К БОЮ!

ЗАДАЧА ВТОРАЯ: ОБЕСПЕЧИТЬ БЕЗОПАСНОСТЬ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ.

И, наконец…

ЗАДАЧА ТРЕТЬЯ: ВЫЯСНИТЬ ПРИЧИНЫ ВНЕШТАТНОЙ СИТУАЦИИ. И по возможности принять меры к ее устранению.

— Внимание, всем!

Громко возмущавшиеся «лихачеством» биологи замерли с открытыми ртами. Командный голос, настоящий командный голос — еще одно умение, требующее специальной тренировки. И действует он безотказно…

Ну, практически безотказно. Особенно на мягкотелых гражданских.

— Машина неуправляема. Всем — выполнять мои команды! Готовимся к эвакуации…

— Витя! — удивленно подала голос красавица Адочка, — что…

— ВЫПОЛНЯТЬ!!!

Сейчас Виктор Киндинов был совершенно не похож на молчаливого, застенчивого юношу, каким его знали гражданские члены экспедиции. Изменившееся, застывшее лицо, короткие отрывистые фразы. Манера двигаться — стремительная и хищная.

В потолке, у двери, располагалась матовая стеклянная пластина: кулак в толстой кожаной перчатке легко сломал тонкую преграду. За стеклом — ярко-красная рукоять. Пальцы Виктора ухватились за нее — как раз в тот момент, когда машина вдруг ощутимо завалилась носом вперед. Пассажиров швырнуло друг на друга; Виктор, повисший на аварийном рычаге, чудом не оказался в общей куче. Грохот и звон справа. Оханье, раздраженная ругань…

Вездеход повело в сторону, разворачивая кормой. Людей бросило вбок, затем верх и низ в очередной раз поменялись местами; корма стремительно ушла вниз, а нос задрался. Виктор как-то отстранено подумал, что лопнула одна из гусениц — повреждение вообще очень и очень маловероятное. И что, пожалуй, не стоило так сразу хвататься за аварийную автоматику…

Он рванулся вперед, разбрасывая пассажиров, к узкой дверце, отделяющей десантный отсек от кабины пилота. Позади тихо зашумел пневматический привод, поднимая массивную створку; Виктор уже поворачивал рукоять замка, когда позади ударил отчаянный женский визг.

Люк открывался, медленно, неостановимо — и из-за него ползла жидкая, маслянистая грязь. Еще немного, и «мышка» пойдет ко дну, словно катер с пробитым днищем… Господи, только бы не заклинило водительский люк!

Дверь распахнулась, и Виктор понял, что беспокоиться об этом не стоит. Лобового стекла — толстого, пуленепробиваемого бронестекла — попросту не было. Так же, как не было головы у человека, лежащего в кресле. Адонга Нериманова было трудно узнать… Впрочем, его сослуживца это заботило мало. В курсе психоподготовки случалось видеть и не такое… и вообще, следовало позаботиться о живых.

Машина все еще держалась на краю, отчаянно цепляясь за грунт уцелевшей гусеницей. Двигатель пока не заглох — и только поэтому экипаж еще не захлебнулся в болоте. Но еще немного, и…

Задача номер два: обеспечить безопасность гражданских лиц, если таковые… Имеются. Конечно, имеются.

Что-то громко всхлипнуло внизу, в глубине — и корма вездехода резко просела. Подошвы ботинок заскользили по металлическому полу; Виктор ухватился за спинку кресла, вставшую почти горизонтально. Быстрый взгляд вниз — словно бы в неглубокую шахту, где копошились, крича от страха, четыре человека. Трое мужчин и женщина. Виктору подумал, что ему повезло — он вовремя успел добраться до двери. Длинные скамьи вдоль стен плохо предназначены для лазания…

Задний люк. Сейчас он откроется полностью, и…

Ему показалось, что в ушах послышалось тиканье — это отсчитывал секунды невидимый хронометр. Спуститься к ним… нет, нельзя. Не успеть. Вездеход снова дернулся — казалось бы, совсем немного, но от этого толчка сердце Киндинова ухнуло вниз.

"Сейчас мы все будем глубоко", — подумал он. Интересно, машина уйдет в трясину сразу, как камень в воду — или будет погружаться медленно? Виктор посмотрел вниз — и на миг оцепенел. Задний люк уже открылся полностью, несмотря на противящуюся этому грязь… хорошо отлаженный механизм делал свое дело, и плевать ему было на гибнущих людей. Из коричневой пузырящейся массы торчала голова и руки, беспорядочно пытающиеся ухватиться хоть за что-то. Пальцы ученого уцепились за сиденье…

…за гладкое, скользкое, прекрасно отполированное сиденье. Военная техника Содружества — лучшая в обитаемом пространстве!

… и конечно же, беспомощно заскользили. Женщине и другому мужчине повезло больше. Ада, на ее счастье, сидела совсем близко от переборки, и когда вездеход качнулся, судорожно вцепилась в металлическую стойку. Мужчина с противоположной стороны держался на одной руке, другой же отчаянно сбрасывал с плеча лямку рюкзака. Виктор подался вперед, и ухватив его за запястье, потянул вверх, одновременно пнув ногой мешок. Тот плавно покатился вниз и почти мгновенно исчез в пузырящейся массе.

— Наверх, быстро!

Биолог с некоторым усилием подтянулся на руках — и перевалившись за железный борт, исчез. Ада, как большинство женщин, подтянуться была не способна даже под страхом смерти, но — к счастью, даже в возрасте оставалась худенькой и легкой. Вытащить ее из чрева гибнущей машины не составляло труда для человека, легко подтягивающегося на одной руке…

Грязь внизу внезапно заволновалась, пошла крупными пузырями — и вдруг метнулась вверх, будто обретя подобие жизни. Виктор увидел как оттуда, разбрызгивая вонючие капли, метнулось что-то тонкое, длинное и гладкое, будто гигантский крысиный хвост.

Воображение юноши, вообще-то не склонное к излишним фантазиям, мгновенно нарисовало страшную картину: упругие склизкие петли, обвивающие тело, тянущие вниз… Но щупальце лишь хлестнуло жертву, будто гигантская плеть. И сразу исчезло, ускользнув обратно в жижу.

Рывок — и они оба вывалились через разбитый иллюминатор, мешком рухнув на твердую почву.

Лежа вниз лицом, Виктор услышал громкий всхлип. Болото окончательно поглотило пустую стальную коробку, промедлив всего на какие-то секунды. Впрочем, нет, не пустую… В вездеходе вместе с Виктором было четверо гражданских, теперь же осталось двое.

Как и полагается солдату, Виктор поднялся на ноги первым.

Мужчина-биолог сидел на траве, шагах в пяти, ожесточенно стирая со лба и щек жидкую грязь. Виктор окликнул его, но тот продолжал терзать лицо, не реагируя. Так. Этот — в шоке. О нем придется позаботиться позже…

Правую руку саднило. Больно, но не настолько, чтобы помешать действовать тренированному бойцу. Виктор сделал шаг (колени почему-то дрожали) и наклонился над телом женщины.

Ему было страшно.

Случилось то, к чему готовился, и чего до дрожи боялся каждый, связавший жизнь с Внеземельем. От простого охранника до начальника экспедиции.

Контакт с враждебной инопланетной фауной.

Такие случаи были редки. Микроорганизмы, смертельные для местных обитателей, почему-то не трогали нахальных пришельцев, и страх перед чужой эпидемией, так распространенный вначале, постепенно схлынул. Другое дело — существа покрупнее… Катастрофа на Ксен-09.11 прогремела на все Внеземелье. Она дала толчок множеству исследований, которым не суждено появиться в печати в обозримом будущем, сотням художественных фильмов и книг, десяткам электронных игр-стрелялок. "Сержант Рэтник, сжав зубы, глубоко вдохнул и сделал шаг на рельсы…". То, что происходило тогда на знаменитой Базе, сверхсекретном объекте Департамента Обороны, было известно каждому мальчишке в возрасте от шести лет — и одновременно, как подозревал Виктор, в действительности неизвестно никому.

Каждый, кто так или иначе сталкивался с Департаментом, знал: эта организация умеет хранить тайны. Иногда — для вида раскрывая их каждому встречному…

В тот короткий миг, когда рядовой Киндинов вглядывался в неподвижное тело, его вдруг пронзила мысль: "Пусть она будет мертва!!!"

Пусть…

Он спасал женщину из гибнущей машины, едва не отправившись при этом на дно. И без колебаний сделал бы это еще раз. Но теперь, находясь рядом с человеком, возможно, инфицированным ЭТИМ…

Вспышка трусости миновала так же быстро, как и нахлынула.

ЗАДАЧА ВТОРАЯ: ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ ГРАЖДАНСКИХ ЛИЦ.

Ада лежала на боку, обхватив себя руками. Ее одежда вся была покрыта бурыми грязными пятнами, и еще… странными, выделяющимися на фоне грязи желтыми слизистыми потеками.

След от щупальца.

Он перевел взгляд на болото. Впрочем, это пожалуй, нельзя было назвать болотом: просто большая, почти идеально круглая яма, затянутая черной водой. Поверхность ее уже успокоилась, успокоилась на удивление быстро, и на темной гладкой поверхности не было видно ни малейшего волнения…

…несмотря на сильный ветер?

Позади раздались громкие, утробные звуки: биолога тошнило. Он уже не пытался очистить лицо — желтые следы грязи почти не уменьшились, словно бы въевшись в кожу, — и согнувшись, извергал наружу содержимое желудка. Виктор отвернулся. И нерешительно тронул Аду за плечо.

Он прекрасно знал, как помочь раненому или потерявшему сознание — но при виде пострадавшей женщины испытывал непонятную робость. Что делать? Так, привести в чувство… ампулу с раствором аммиака? Теперь ввести стимулятор…

Предплечье между тем болело все сильнее. Кожу в месте, где ее коснулось щупальце, жгло, будто обожженную кислотой. Впрочем, умение контролировать боль усилием воли знакомо каждому военному, это основа основ, изучаемая еще в "курсе молодого солдата"…

Ада застонала и села, неуверенно опираясь на левую руку. Правую она поднесла к лицу, медленно, нерешительно.

— Оно… оно ударило меня… Ткнуло в лицо…

Голос звучал слабо; она находилась на грани нового обморока. Виктор вгляделся ей в лицо — и похолодел. На нежной, нетронутой загаром коже (как у нее получилось — при здешнем-то солнце?) отчетливо проступал ярко-красный след, похожий на удар плетью. Ярко-красный след, покрытый желтой слизью.

"Обезболивающее. Прежде всего — обезболивающее. Потом слой антисептика на рану, антигистаминная инъекция… странно, если от этой дряни не наступит анафилаксии… Потом повязку. Проклятие, с замотанным лицом она не сможет идти… Глаза. След идет точно через глаз!"

— … Ударило… Больно, жжет…

Виктор поспешно стянул перчатки, извлек из бокового кармана плоский контейнер аптечки. И услышал позади неуверенные шаги.

Биолог подходил медленно, ощутимо пошатываясь. Его глаза, немыслимо расширенные, смотрели словно бы не на Виктора, а куда-то внутрь, вглядываясь в глубину своей боли. Черты лица странно заострились; казалось, сквозь кожу и мышцы уже проступают кости.

— Обезболивающее… Дай! Скорее, дай!

На миг Виктор попятился под этим безумным взглядом — но сразу же овладел собой.

— Здесь женщина. Сначала я помогу ей.

Биолог не услышал ни слова, тупо надвигаясь.

— ДАЙ!!!

Он шагнул, медленно, по-прежнему прижимая ладони к животу — и вдруг бросился вперед, вытягивая руки и растопырив пальцы, будто решив поиграть в пятнашки… Вот этим Киндинова было не напугать, и даже не удивить. Умение драться врукопашную закладывали в него долго и старательно, впечатывая навыки под гипнозом и отрабатывая в сотнях схваток — реальных и виртуальных…

Удар твердым форменным ботинком. Каблуком, пониже солнечного сплетения. Никакой борьбы, лишь старая как мир, надежная ударная техника… Мужчина упал, как подкошенный, и вновь скорчился в приступе рвоты.

Виктор наклонился над женщиной, даже не заметившей короткой схватки, и свинтив колпачок шприц-тюбика, быстро вонзил иглу ей в плечо. Прямо сквозь ткань комбинезона.

Перевязка заняла совсем немного времени — кропотливо вложенные навыки работали независимо от сознания бойца. Осторожно уложив тело на траву, он повернулся к мужчине, собираясь помочь…

Тот, кому приходилось видеть смерть, легко узнает ее приметы на лице человека, еще недавно живого и даже способного двигаться… Виктору приходилось, и он все понял сразу.

Биолог был мертв.

Киндинов некоторое время глядел на неподвижную фигуру — пока не увидел в белеющих на траве рвотных массах странное шевеление. Он отвел глаза, не решаясь всматриваться дальше.

Он все-таки отнес Аду подальше от странной ямы, несмотря на то, что поверхность воды больше не шевелилась, оставаясь ровной, как зеркало. Спустя полчаса — он отметил время автоматически, как учили, — у девушки началась рвота. Виктор осторожно повернул голову бедняжки набок.

Чтобы вытереть лицо, пришлось разорвать ткань комбинезона — ее комбинезона. Приблизиться к трупу не было сил, хотя Виктор и понимал, что не его удар оборвал жизнь биолога… Лицо девушки безобразно распухло и покраснело; больше она не приходила в сознание. Виктор вколол ей оставшуюся ампулу обезболивающего — последнюю, даже не думая о том, что остается без медикаментов сам.

Задачи — задачами, но плох тот мужчина, кто, заботясь о себе, откажет в помощи женщине…

Последствия не замедлили себя ждать. След на руке распух и горел огнем; накатывала отвратительная, вязкая слабость и кружилась голова. А спустя какое-то время он ощутил позывы тошноты. Пока еще слабые.

Нужно было двигаться к лагерю. Но он все не мог решиться — понимая, что не сможет сейчас нести на плечах человека. Даже такого маленького и легкого.

Их должны были хватиться. Прислать помощь. Обязательно. След от вездехода, прошедшего сквозь лес, подобно слону, был прекрасно виден с воздуха…

Виктор уже не помнил, как совсем недавно прошел мимо неподвижной туши вертолета с поломанной лопастью.

Оставалась одна ампула стимулятора. Прекрасное средство, поддерживающее силы раненого — или помогающее идти уставшему. Одно из двух… Виктор уже свинтил колпачок с иглы, когда заметил что Ада не дышит. Некоторое время он молча сидел на траве, а потом решительно воткнул острие себе в бедро.

Вещество подействовало почти мгновенно, но еще некоторое время он сидел неподвижно. Левая рука горела огнем, почти до самого плеча, но слабость и головокружение отступили. Надолго ли?

Если он всерьез собирается остаться в живых — следует поторопиться. Конечно, был и другой вариант: оставаться здесь и ждать помощи. Когда-нибудь их обязательно найдут…

Всех троих.

Киндинов оглядел неподвижные тела, стараясь не задерживаться на лицах — и поднялся на ноги. Это удалось ему почти без труда.

Как он и думал, след вездехода четко выделялся среди кустарника. Следовало лишь не сворачивать с дороги… и не подходить слишком близко к зеленой стене леса.

Это ему почти удалось.

Первое помутнение произошло внезапно, когда действие стимулятора еще не ослабло. Виктор упорно шел, стараясь не думать о боли; сквозь жжение теперь ощущалась странная пульсация, беспорядочная, совсем не совпадающая с биением сердца — как вдруг в глазах потемнело.

Впрочем, всего на миг. На миг он позабыл о страдании, об оставшихся позади телах… и сразу же осознал себя вновь. Все оставалось по-прежнему.

Крис Кравчински шагал по рельсовой колее, проложенной точно посередине широкой подземной галереи. Плечо, в которое угодил разряд «ската», почти не слушалось; он мельком взглянул на почерневшую, обугленную кисть и сразу отвел глаза. Да. Чудо, что он по-прежнему держится на ногах. Если бы тварь успела прицелиться чуть точнее, его бы не было здесь. Да и вообще на этом свете. С гарантией…

Штурмовая винтовка оттягивала плечо. Заметив это, Крис удивился — в такой момент оружие должно быть в руках. Может, он решил повесить ее на ремень, когда понял, что почти не владеет левой? Нет. Здесь что-то не так…

Он пристроил тяжелый ствол на плече, как рабочие носят лопаты; рука крепко сжимала ребристую рукоять. При необходимости можно бросить оружие вниз — и послать противнику веер небольших заостренных стальных цилиндров.

Коридор шел как-то странно, поминутно изгибаясь, сворачивая то вправо, то влево — казалось, проложенный без малейшего порядка и плана. У лейтенанта мелькнула мысль, что кое-кто из архитекторов имел явные неполадки с психикой… или придерживался крайне нетрадиционного взгляда на свое искусство. Впечатление подкрепляли бесчисленные куски арматуры, ржавые и изогнутые, тут и там торчащие из пола.

Рука, поврежденная разрядом, ныла все сильнее. Через какое-то время Крис был вынужден остановиться и размотать повязку — естественно, прижавшись к стене, там, где свет ламп был наиболее тусклым. Если появится противник — какое-то время можно будет оставаться незамеченным.

Недолгое время. Но его вполне хватит для того, чтобы поймать чужой силуэт в перекрестье прицела.

Повязку пришлось разрезать ножом — так она впилась в тело. Размотав грязно-серый бинт, лейтенант не поверил глазам: рука безобразно распухла и покраснела. Совсем не так, как бывает при подобных травмах. Больше всего похоже на застарелое гнойное воспаление…

"Если это так — мне долго не протянуть".

Мысль была спокойной и равнодушной — чересчур спокойной и слишком равнодушной. Само по себе это не было необычным для профессионального военного, но Крис почувствовал, как его постепенно затягивает в омут апатии. Стоп, так нельзя… Люди наверху еще не знают о взрыве ускорителя, о ползущей из подземелий заразе…

О странном поведении Лощеного, наконец.

Похоже, яйцеголовые во главе со своим начальничком всерьез решили скрыть происходящее от контроля армии. Это следует пресечь.

Как все же болит рука!

Лейтенант решительно свернул в узкую дверь, ведущую в технические коридоры…

…Виктор сошел с тропы, вновь сняв с плеча автомат и внимательно вглядываясь во что-то, видимое лишь ему одному. Он двигался по странной траектории — поворачивал под прямыми углами, подолгу стоял на месте, вертелся, прицеливаясь в воздух…

Он пришел в себя — и обнаружил, что сидит под деревом, привалившись к стволу. Вопреки всем возможным инструкциям, строго запрещавшим любые контакты с местной флорой и фауной, если только это не вызвано приказом командира. Правая рука почему-то сжимала автомат, повязка на левой оказалась размотанной; некогда чистый бинт лежал в грязи. Левая рука…

Виктора чуть не стошнило от одного только взгляда на собственную конечность, багрово-синюю и распухшую.

"Яд. Тварь в болоте убивает добычу ядом".

Виктор твердил эту успокоительную фразу — потому, что второй вариант был гораздо страшнее. Если только это… нет, не думать. Поскорее добраться в поселок, а там — врачи, и мощная диагностическая система, и антидоты… Любые антидоты. Главное не сбиться с тропы, проложенной взбесившимся вездеходом.

Он успел пройти метров сто, когда сознание вновь погасло. Он даже не заметил, что шагах в пятидесяти, в зарослях кустарника, затаилась невысокая коренастая фигура.

Воин был очень молод — конечно, по меркам землянина. Молод и худощав. Он двигался с той особой пластичностью, что отличает обитателя леса, выросшего среди постоянной, привычной опасности. С той, что когда-нибудь появится и у рядового Киндинова — конечно, при условии, что он останется жив…

Воин был осторожен — и потому не сразу показался из зарослей. Чужаки начали войну? Они никогда не заходили в эту часть леса, тем более — поодиночке. Этот чужак — лазутчик? Надо поднимать тревогу?

Пропустить глупого пришельца мимо себя — и со всех ног в деревню!

Нет…

Воин-чужак шел чуть пригнувшись, выставив вперед свое опасное, убивающее на расстоянии оружие. Но — его глаза! Глаза чужака смотрели куда-то вдаль, в одному ему видимое… и он шатался от слабости.

Воин осторожно шагнул навстречу. Настороженный, готовый мгновенно броситься наземь, уходя от веера огня…

Измазанная грязью одежда и безобразно распухшая, кое-как перевязанная рука были видны еще издали. Ну а когда ноздрей воина коснулся острый запах, он понял все.

Надо было торопиться.

Услышав за спиной шорох, лейтенант обернулся — но было поздно. Монстр стоял почти вплотную. Крису еще не приходилось видеть подобных экземпляров: двуногий, напоминающий человека, с темно-коричневой лоснящейся шкурой и маленькими узкими глазками. Забыв о ране, он рванул с плеча винтовку, перехватил цевье левой… рука ответила такой сумасшедшей болью, что на миг потемнело в глазах. Крис все же вдавил спусковой крючок — однако очередь прошлась по стенам и потолку, выбивая красивые зеленые искры.

В то же мгновение тварь подпрыгнула — и оружие Кравчински кувыркнулось в воздухе, выбитое ударом когтистой лапы.

Лейтенант не собирался долго раздумывать, по какой причине существо не убило его сразу — он повернулся и бросился бежать. За спиной зашумели шаги, и Крис отметил некоторую странность: звуки были такими, будто бы монстр бежал не по бетонному полу — а скажем, по сухой траве. Но раздумывать не было времени.

Он бросился вперед по странным образом расширившемуся коридору, спотыкаясь и с замиранием сердца слыша позади шуршание лап. Мерзкая тварь не отставала, двигаясь с настырностью собаки-ищейки. Крис как-то отстранено подумал, отчего тварь все-таки не нападает: до сих пор все известные виды чужих, независимо от наличия или присутствия разума, реагировали на человека одинаково.

Так же, как и он на них.

И тут лейтенант оступился. Он мог бы поклясться, что секунду назад перед ним был совершенно ровный бетонный пол — и вот теперь левая нога ушла во внезапно разверзшуюся трещину, словно бы специально поджидавшую его.

Вся эта база — сплошная ловушка! Как он мог не понять. Все было ясно еще до того, как…

Крис не успел додумать эту мысль. Упав неловко, боком, он приземлился точно на раненую руку — и перед глазами лейтенанта полыхнул яркий, матово-белый свет, в котором медленно растворились коридоры базы и отвратительное существо. Очертания которого, кстати, начали меняться, становясь подозрительно похожими на…

… Сознание возвращалось медленно, будто нехотя… он словно бы видел себя со стороны — бледного, съежившегося человека в пятнистой одежде, судорожно сжимающего раненую конечность.

Его грубо схватили, прижали к каменной плите, лишив возможности двигаться… боль была ужасающей. Грубый деревянный стилет раздвинул края раны, и на первый взгляд, там не было ничего необычного — только лишь влажная, чуть тронутая гнойной пленкой красноватая плоть. Но тут сгорбленный знахарь достал из своей сумки неширокую деревянную лопатку, и — словно в бездушную мертвую массу, ткнул ей в рану.

Виктора подбросило, изогнуло дугой в тщетной попытке освободиться. Впрочем, рвущая жилы боль была далеко не самым страшным. Он вывернул голову, стараясь не видеть и не запечатлевать в памяти то, что открылось там…

… в широкой, похожей на карман полости, по бокам такой же красной, а дальше — белоснежной, там, где кончались мышцы и начиналась кость — копошились блестящие, ярко-зеленые кольчатые черви. Когда инструмент знахаря открыл их обиталище, твари приподнялись и угрожающе выставили вверх острые, чуть подрагивающие головы.

Знахарь быстро всунул туда нечто, отдаленно напоминающее грубо слепленную желтую таблетку — и тут же закрыл рану, зажав ее края. Тут же метнулись чьи-то ловкие руки, перетянули рану тряпкой, узкой и длинной… он с удивлением опознал в ней старый, до крайности грязный бинт.

— Постойте! Уберите их, уберите… он пытался протестовать, но туземка быстро завязала края бинта и грациозно отпрыгнула в сторону. Будто от зараженного.

Он и есть зараженный…

Держащие его руки внезапно разжались. Солдат испуганно вскочил…

… его сознание по-прежнему двоилось: он чувствовал, что все это происходит с ним — и одновременно видел себя с стороны, стоящего в кольце туземцев и испуганно озирающегося.

Старый колдун что-то сказал. Посмотрел на него, повторил непонятное слово — и ткнул пальцем в сторону лесных зарослей. Виктор недоуменно посмотрел: колдун требует, чтобы он ушел? Жест дикаря недвусмысленно указывал в ту сторону, где осталась база. Но он же слаб, он измучен горячкой, он не сможет пройти даже километра. Да что там километр — и пятьсот метров станет для него сейчас немыслимым расстоянием!

Он нуждается в уходе. Он…

Колдун что-то рявкнул — и молодой дикарь, подскочив, внезапно ударил Виктора в лицо. Она на секунду ослеп, перед глазами поплыло… он снова лежал на камне. Удар был вообще-то несильным, совершенно неопасным для взрослого человека — лишь саднила разбитая губа. Чего они хотят от умирающего? А он ведь умирает, он непременно умрет, если…

Молодой вытащил из-за пояса короткий кнут — и хлестнул наотмашь. Конец узкой кожаной ленты зацепил рану, и руку вновь пронзила дикая боль. Виктор и сам не заметил, как оказался на ногах. Увидав, как прочие члены племени, радостно улыбаясь, вооружаются длинными прутьями, он обреченно, пошатываясь, побежал к лесу.

Дикари загомонили, завизжали — и не спеша двинулись следом. Племя гнало его, словно ослабевшего зверя: не спеша, весело покрикивая, смеясь — и чтобы жертва не расслаблялась, изредка нанося хлесткие, обжигающие удары.

Виктор заплакал.

Его ботинки проваливались в заросли мерзко-желтого, покрытого плесенью мха. Под ногами хлюпало, почва то и дело ускользала из-под ног, по лицу хлестали то ли ветви, то ли влажные щупальца, мокрые и скользкие… Он давно уже не чувствовал ни отвращения, ни злости. Все сменила тупая, безразличная усталость.

"Не могу больше. Пусть убивают".

С новой силой подступила тошнота. Он согнулся, не в силах противиться — и снова получил обжигающий удар бича. Шатающееся тело повело вперед, он инстинктивно оперся на больную руку, и на миг сжался в ожидании жгучей боли. Кисть и предплечье словно охватил огонь… но он по-прежнему оставался в сознании и мог двигаться. Если б только не эти звери, не эти дикари, по недоразумению именующиеся людьми… Ничего, он исправит ошибку. Он еще покажет им, как можно — а как нельзя обращаться с солдатом Федерации!

Только бы добраться до лагеря…

Киндинов не сознавал, что бежит уже довольно долго — во всяком случае, для умирающего, каким считал себя. А еще — он совершенно потерял чувство направления.

Настолько, что даже решетчатая ограда лагеря показалась ему всего лишь густой стеной кустарника.

— Стой, кто идет!

— Стой, стреляю! — увидев бегущих к периметру людей, часовой автоматически выдал привычную, освященную веками формулу. И только тогда понял, ЧТО именно он видит.

— Киндинов? Ах, ты ж… Ложись! Витька, мать твою, ложись, кому говорят!

Виктор не слышал.

— РЯДОВОЙ КИНДИНОВ, ЛЕЧЬ НА ЗЕМЛЮ!!!

Голос начальника караула, пропущенный через динамики, громыхнул будто гром. Это подействовало, Виктор рухнул, как подкошенный… Где-то далеко сухо затрещали выстрелы автоматической винтовки. Рядом с головой вжикнуло — будто мимо уха пролетел рассерженный шмель.

— ЧАСОВОЙ, НЕ СТРЕЛЯТЬ!

Он почувствовал мимолетную обиду — как это не стрелять, почему? — когда сухие щелчки сменились грозным, оглушительным ревом. Даже не глядя, Виктор почувствовал, как по земле ударил стальной град.

Пулеметы охранной автоматики. Страшное оружие. Но, в отличие от стрелка-человека, неспособное по оплошности попасть в голову своему…

Виктор блаженно погрузился в светящийся матовый туман.

Сознание возвращалось медленно.

Сперва он услышал звуки, и понял — это речь. Человеческая речь. Затем пришло понимание: он лежит. На спине. Что произошло? Неужели он заснул в кузове вездехода, на скамейке, и сверзился на пол? Вот позорище-то…

Нет, что-то другое. Что-то произошло.

Яма. Мерзкая, зловонная яма, затянувшая в свое чрево вездеход. Адочка, корчащаяся в приступах рвоты. Дикари…

"Где я?"

Чуть светящийся синим полупрозрачный колпак в полуметре над ним. Нерезкие тени за туманным стеклом. Едва слышная речь.

…метастаз, как ни странно, не обнаружено. Удивительно. Невероятно активная форма паразита!

— Бедный мальчик.

— И бедняжка Адочка. Впрочем, наш герой ввел ей двойную дозу… По крайней мере, она ничего не чувствовала.

"Как же, не чувствовала", — хотел сказать он, но язык не слушался.

— Как он, доктор?

— Будем наблюдать. Еще раз повторю — чрезвычайно активная форма. Так что, Светлана Анатольевна, будьте крайне осторожны… По правде говоря, ему уже полагалось быть мешком из кожи, прогрызенном в сотне мест. Прошу прощения за натурализм. Спасибо нашим соседям-дикарям…

— Спасибо?!

— Ну, не поймите меня неправильно, лейтенант… Конечно, благодарить их я не собираюсь… не собирался бы, останься там хоть кто-то живой. Ваши пулеметы поработали на совесть. Эти аборигены получили хороший урок — теперь трижды подумают, прежде чем поднять руку на землянина. Но тем не менее… понимаете, наши мышцы, работая, производят определенные вещества. Например… впрочем, неважно. Чем больше этих веществ — тем больше усталость.

— И что?

— Дикари, сами того не понимая, спасли вашему подчиненному жизнь. Загнав его до полусмерти. Знаете, как в средние века лечили, пардон, сифилис?

— Фу, доктор! При девушке…

— Да ладно вам, Светочка. Сажали в яму — и окуривали парами ртути. Кто выживал, тот излечивался… Так и здесь. Между прочим, боюсь, что для нас с вами это был бы единственный метод. Конечно, пока не проведены серьезные исследования…

— Я так и думала. Дикари всего лишь гнали зараженного подальше от жилья, вот и все… Мерзавцы.

— Как сделали бы на их месте и мы с вами, не правда ли? Ладно… Госпожа лейтенант, постарайтесь обеспечить строжайший карантин. Никаких посещений, никаких прогулок — даже если придет в себя и станет упрашивать. Иначе… Как бы не пришлось привязывать вас — или меня — к беговой дорожке. Цепями. Или к велотренажеру…

Женский смех.

— Неужели вы пойдете на это, доктор? И станете подгонять меня плеткой, а? Сами?

— Не дождетесь… Поставлю задачу автоматике. В конце концов, мы с вами цивилизованные люди…

Голоса отдалились. Он ощущал странную слабость, очень странную. Словно его лишили чего-то важного, без чего жизнь навсегда станет другой. Но — это пока не важно. Теперь он знает, где находится. Все позади — помрачение сознания, кошмарные галлюцинации…

Он по-прежнему на Базе. И этим существам, так умело притворяющимся людьми, не обмануть его. Среди офицеров нет женщины по имени Светлана, да и вообще — нет женщин. А может, это все трюки Лощеного?

Главное — раздобыть оружие… Лощеный, жди меня!

Лейтенант Кравчински приподнялся и осторожно ощупал стеклянную преграду.