"Дороги смертников" - читать интересную книгу автора (Каменистый Артем)

Глава 7

По берегу холодного моря шли два человека. Один огромного роста, с широченными плечами, хмурым лицом, утопающим в запущенной рыжеватой шевелюре и нечесаной бороде. На вид лет тридцать пять, а может, и все сорок пять – у подобных молодчиков возраст иной раз определить невозможно. Второй совсем юн, тонковат, но ростом мало уступает своему спутнику. Черные волосы подстрижены коротко, лицо не нуждается в бритье, лишь на верхней губе и над подбородком виднеются характерные следы попыток избавления от растительности – здесь явно поработала не бритва, а нечто гораздо более грубое. Лицо у юноши спокойное, задумчивое, глаза посматривают по сторонам с обманчивой рассеянностью.

Одежду парочки можно не описывать – она этого недостойна. Если хоть раз в жизни повидал нищего, то, значит, легко представишь, что на них сейчас. Разве что куртка гиганта несколько выделялась. Нет, не в лучшую сторону – просто обычный нищий не станет обшивать свою вонючую куртку железными пластинами.

Здоровяк на одном плече нес массивную двустороннюю секиру, на другом солидный бочонок. Юноша тоже шагал не налегке. За поясом – чуть изогнутый меч в черных ножнах, на плече – странное оружие: будто широченная, в две ладони, остро отточенная стамеска на длинном древке. Человек, знакомый с китобойным промыслом, без труда узнал бы свой профессиональный инструмент – трокель. Им разделывают туши китов и добивают загарпуненную добычу. На суше такая узкоспециализированная штуковина не нужна, но юноша пока что не собирался избавляться от этой тяжести.

Гостеприимный залив спутники покинули три дня назад. С тех пор они с утра до вечера топали по берегу моря, шаг за шагом продвигаясь на север. Ночи они проводили в убежищах среди валунов, укрываясь парусиной, воду пили прямо из моря или из редко встречающихся речушек, которые легко переходили вброд.

Запас устриц закончился еще на второй день, с тех пор пополнять его было негде: попытки добыть продовольствие в море к успеху не приводили. В отлив обнажалась лишь узкая полоска дна, и все, что на ней удавалось найти, – немного съедобных водорослей, которые уже надоели до тошноты, да и энергетическая ценность этой травы весьма сомнительна. Серьезная живность полосу прибоя избегала, а тихих бухт или заливов больше не встречалось. Один раз путники наткнулись на ободранную тушу кита, вынесенную под самый берег. Зловоние, испускаемое гниющим мясом, преследовало их потом еще долго – даже у вечно голодного Апа не возникло предложений отведать этот благоухающий «деликатес».

Гигант, вчера уснувший без ужина, сегодня пребывал в мрачном настроении (завтрака и обеда ведь тоже не было) и все разговоры неминуемо сводил к продовольственным темам. Тим его почти не слушал, да и не всегда можно было расслышать: прибой местами ревел оглушительно.

– Вот устрицами ты эти ракушки зря называешь. Они вообще-то зовутся по-разному, но это точно не устрицы. Анийцы их уважают и называют морскими щетками, а элляне тоже уважают и зовут рыбьими гребнями. И едят их только вареными или запеченными. А вот устриц принято есть сырыми. Им подрезают жилу, раскрывают, капают немного уксуса со специями – и все, можно в рот класть. Блюдо не из дешевых – они ведь водятся далеко не везде, им особые условия подавай. Говорят, некоторые островные царьки неплохо живут именно за счет устриц. Они их приловчились разводить – будто на огородах выращивают. Во все концы света их продают, особыми судами перевозят, оборудованными для их перевозки. Я, признать по чести, устриц и не пробовал ни разу, только видел пустые скорлупки – их на помойку приходилось таскать, когда я пацаном в трактирном углу подрабатывал. Но те, что мы ловили, мне понравились – если они и хуже устриц, то ненамного. Ох и вкусные, заразы, – жаль, что закончились, надо бы нам побыстрее найти местечко вроде того залива и наловить их побольше. Сделать запас на неделю и только потом дальше идти.

– Мы большой запас делали, да только ты решил его не растягивать. «Тим, да тут на один зуб нормальному мужику! Давай уже все доедим, а завтра чего-нибудь добудем».

– Так ведь очень уж жрать хотелось. Когда есть нечего, голод терпеть не обидно, а вот когда что-нибудь есть… Съели – значит, съели. Забудем. Эх… Берег унылый… Ни бухты, ни залива. Даже речки, что попадаются, без предисловий сразу впадают в море. Да их речками называть стыдно – смех один. Почти все переходили, не замочив штанов. Вода, правда, хорошая – чистая и холодная. Говорят, под осень во все эти речки и ручейки лосось заходит, чтобы икру отметать в верховьях. Странное дело – даже язва рыбе не помеха, плывут в места, куда человек сунуться боится. Лосося в ту пору так много, что он не помещается в русле, по берегам ползет вверх. И в каждом полное брюхо крупной икры – хватит мой шлем наполнить. Свежая икра – это, я тебе скажу, нечто неописуемое. Но без соли к ней приступать нельзя – одна горечь на языке останется. Немножечко соли натрусить, перемешать хорошенечко, сверху покрошить зеленого лучку, и берешь все это большой ложкой – и в рот. И чувствуешь себя при этом как парень, которого, забыв кастрировать, определили евнухом в гарем какого-нибудь престарелого островного царька. А совсем благодать, если рядом стоит глубокая миска с вареной картошкой, посыпанной рубленым укропом и политой темным маслом, да еще жбан с ледяным пивком, желательно тоже темным. Пока все не слопаешь, из-за стола в жизни не встанешь!

– Охотно верю… – Тим не мог припомнить случая, чтобы Ап прекратил трапезу до полного уничтожения всего съедобного.

– Жаль, что до осени далеко. Нет в этих ручьях лососей. Какие-то мелкие рыбки шныряют, но их ловить – все равно что мух пытаться на обед запасти. И зверья здесь не видно. Хотя это, наверное, и к лучшему – рядом с язвой ничего порядочного не вырастет. А то, что вырастает, скорее нас сожрет, чем мы его. В прошлый раз мы ходили на север Атая. Есть там одно местечко – его не раз уже ватаги обшаривали, но найти еще много чего можно. Битва там, похоже, была, где немало народу полегло – добро по поверхности валяется, лишь чуток земелькой присыпано. Паренек с нами был, совсем желторотый, решил кроликов по кустам поискать – уж больно мясца ему свежего захотелось. Ну не дурак ли? Вышел на рассвете, а вернулся аж под вечер. Три дня ничего говорить не мог, только глазами испуганно моргал и попискивал, будто мышка. Потом заговорил, но ничего нам так и не рассказал. И заикаться стал сильно. Думаю, ему вместо кролика повстречалось что-то другое. И думаю, что видок у этой твари был не слишком приятный. И что мне еще запомнилось – говорить он не говорил, но на третий день начал жрать, хотя дар речи к нему еще не вернулся. Голод – это серьезная штука… А мы там рядом с рекой стояли, так в реке этой было полным-полно здоровенных щук – вся вода ими кишела. Идешь по берегу, а они прям голову на песок высовывают, дышат, наверное, свежим воздухом. Мы их так и ловили – петелькой, на палку привязанной. Затягивали ее под жабры, будто некроманту галстук висельника. Их так много было, что мы даже не поленились коптильню вырыть у обрыва – копченая щука очень даже недурна. Жаль только, что пива у нас не было – с ним бы она вообще хорошо пошла.

– Ап, а что вы вообще копаете в этих древних местах? Нет, я понимаю, в общем, что, но какие находки попадались именно вам?

– По-разному, Тимур. Мне, если вспомнить, особо ценных вещиц не попадалось. Невезучий я. Так… по мелочам. Хотя один раз наша ватага на месте, изрытом вдоль и поперек другими ватагами, нашла брас из студня.

– Не понял? Что это такое?

– Ну это у нас так говорят, вроде языка своего, клингерского – чужой не поймет, о чем мы. Древние, когда воевали, гибли огромными толпами. Времени прошло много, костей даже обычно не осталось уже, в лучшем случае пару зубов найдешь, но многие вещицы до сих пор как новенькие. Золото, допустим, так и сверкает, разве что немного запачкаться могло. У каждого Древнего была масса барахла с собой. Брасы – браслеты. А может, и не браслеты. Все, что можно нам на запястья нацепить, зовем меж собой «брас». Древние ведь разные были, у некоторых видов могло и не быть запястий – мало ли на что они там у себя брасы цепляли. Все, что можно вокруг пояса обернуть, мы зовем «цепь», пластинки разные обзываем «тес», а если пластинка с висюлькой или цепью, то «знак». Если пластины соединены на манер деталей лат, то называем такое «угол». Если сложная штука, ни на что не похожая, то все это кличут «шипы». Понимаешь теперь?

– Да. Но не понимаю, что такое «студень».

– Ты студень мясной или рыбный видел? Или вы в своей степи мясо только сырым пожираете, поливая конским потом вместо приправы?

– Я видел и мясной студень, и рыбный, и фруктовый, и ягодный.

– Ишь ты какой грамотный степняк. Я бы за миску мясного студня сейчас двенадцать лет жизни отдал.

Тим поспешно пресек попытку товарища вернуться к гастрономической теме:

– Так что за студень, из которого сделан брас?

– Да студень как студень. Представь себе браслет из мясного студня. Только студень жесткий, не расползается. Если надавить, чуток вдавливается, но потом так же распрямляется. Согнешь его – согнется. Отпустишь – опять ровным станет. Цвета бывает самого разного. Может блестеть, а может быть матовым. Говорят, даже прозрачные попадаются, будто стекло гибкое.

– И что, тот брас из студня был ценным?

– Шутишь? Да все, что сделано из студня, стоит по весу в дюжину дюжин раз больше, чем золото у самых жадных барыг. А если не продешевить, то гораздо больше выйдет. Мы тогда, правда, продешевили, да и брас был мелкий, но все равно вышло очень неплохо. Но потом нас вожак тогда обул, как последних болванов, – улизнул со всеми деньгами. Недалеко, правда: ему местные жулики устроили красную улыбку. Жаль, что нам от этого в карманах ничего не прибавилось, – обчистили его подчистую.

– А что такое «красная улыбка»?

– Да ничего особенного – это когда глотку от уха до уха перерезают.

– Ап, этот брас был амулетом?

– Ну да. Все, что из студня, – это амулет.

– Хорошо защищает?

– Так это я уже точно не могу знать. Это уже маги мудрят с тем, что мы выкапываем, – нам в их дела ходу нет. Амулет ведь такая штука, что не будь магов, то был бы не нужен вообще. От честной стрелы или от меча можно закрыться щитом, принять на доспехи или вообще отбить. А что делать, если по тебе лупит маг своей пакостью? Да ничего – чем ни прикрывайся, все равно подохнешь. Но если у тебя завалялся амулетик, то могут быть уже разные варианты. Ведь в чем вообще суть боевой магии? Суть в том, что маг, используя силы природы, изменяет правила нашего мира. Допустим, по нашему привычному правилу, камень должен лежать на земле. А маг может так повернуть это дело, что закон поменяется, и камень взмоет в небеса, а уже оттуда упадет тебе на голову. Или заставит гореть сам воздух, что в нашем привычном мире тоже нельзя сделать. Но ведь маг работает уже не в привычном мире – он его в этом месте изменил. И вот уже огненное облако накрывает достойного рыцаря, и он с воем запекается в своих доспехах. Но если у воина будет брас из студня, заряженный доверху, то ему может и толпа магов не навредить своим огнем – его амулет просто не даст им порезвиться. Он запрещает вокруг себя изменять мир.

– Я слышал, что амулетов, способных защитить тебя полностью, не существует.

– Да, Тимур, это так. Но ведь и доспехов, способных спасти тебя от любой опасности, тоже не бывает. Однако прилично себя защитить возможно. Опытный и хитрый маг способен обмануть все твои амулеты – например, скинет на тебя скалу с неба. Она упадет уже по законам нашего мира, и этому ты не помешаешь. А вот то, что наверх она попала, все правила нарушив, амулет не исправит – это было за пределами его действия. Если амулет сделали в наше время, то в нем очень мало магической силы – один приличный удар его может разрядить. Поэтому современные амулеты не ценятся – богачам подавай игрушки Древних. Эти штуки могут продержаться долго. Говорят, под кетром Ранитом имперские маги зажарили коня до костей, а он при этом не пострадал – спас сильный амулет Древних.

– Я слышал, что современные амулеты тоже стоят немало.

– Еще бы – ведь для их создания нужны алмазы. Причем алмаз идеального качества. Да и такие не всегда подходят. Но при этом силы в каком-нибудь дешевеньком «шипе» будет гораздо больше, чем в имперском амулете из алмаза размером с приличный орех. Вот потому и ценится труд клингеров – проклятое ремесло, без которого не обойтись. Никто так и не сумел создавать такие же вещи – этот секрет умер вместе с Древними.

– А зайцы? Это ведь древний народ. Они что, тоже позабыли все?

– А кто их знает – это ведь зайцы. Но не слышал я, чтобы они амулеты продавали. Если и делают, то только для себя. Каждый заяц – это ведь тоже своего рода маг. Они безо всяких амулетов умеют от магии защищаться – такие у них способности. И амулет могут заставить делать то, что никто не заставит. К примеру, слышал я, что их защитные амулеты могут даже от стрелы спасти. А ведь стрела – это уже честное оружие, а не какая-нибудь магическая пакость. Выходит, их амулет не только не дает изменять мир вокруг носителя, но и может сам создавать какие-то законы новые. Хотя это все на уровне слухов – толком никто ничего не знает. Но одно всем известно точно: когда зайцы дрались с имперцами, от магов пользы было не больше, чем от сопли под носом. Да что там маги – даже драконы спасовали тогда. Дракон ведь тоже своего рода маг, и огонь его от магии идет. А вот луки зайцев работали исправно – били далеко и метко. И доспехи у них отличные, и действуют грамотно. А наши маги даже приличную броню не могут носить – чем больше на тебе железа, тем больше помех в работе. Хламиды свои синие они не для красоты носят – материал там особый, в нем стрелы запутываются, если на излете идут. В бою под плащами кожу носят, в масле вываренную. Только все это ерунда – и болт, и стрела спокойно прошивают, если не издалека. Про копья или мечи и вовсе помолчу. Правда, подобраться к магу на удар честным оружием не так-то просто. Так что если лучников много, то магу хана – в бою долго не протянет. Выбить их стараются в первую очередь. Но зато жизнь у магов – ого-го-го! Бабы лучшие, жратва лучшая. Я пацаном видел, как маг в трактире от устриц несвежих нос воротил.

Тим мгновенно прервал гастрономическую тему:

– Ап, а от шамана накхов амулет тоже защищает?

– Этого я точно не знаю – вроде бы в битвах с вами не особо амулеты помогали. Ведь у ваших шаманов магия неправильная. Сами они ни на что не способны, кроме как с невидимыми демонами якшаться, и всю работу за них эти демоны и делают. А против демонов даже имперские маги вроде бы ничего не могут. Только вам это тогда не особо помогло – пришлось вашим уносить ноги аж в Эгону. Так что слабовата магия ваших шаманов. Тимур, а вот от несвежих устриц эти ваши шаманы тоже носы воротят? И правда, что у вас пьют забродившее лошадиное молоко, смешанное с овечьей мочой?

К реке вышли, когда солнце уже склонилось к горизонту. Это была настоящая река, ничем не похожая на те жалкие ручейки, что приходилось преодолевать раньше. Устье, расширяясь, образовывало небольшой залив – до противоположного берега из детского лука не добить. Само русло вдали от побережья в ширину было шагов пятьдесят, а местами и больше. На противоположном, низком берегу тянулись заросли кустарника и небольших корявых деревьев. Это обрадовало – столь серьезной растительности путники до сих пор не встречали. Очевидно, здесь уже потеплее, чем в тех местах, откуда они пришли.

Перейти вброд такое препятствие невозможно. Тимур было собрался заночевать на левом берегу, но Ап склонил его к идее немедленной переправы.

– Все равно нам ведь надо на другой берег. До темноты как раз успеем обсушиться и дров к костру натаскать.

Идея товарища была здравой, и Тим с ним согласился. Одежду запихали в бочонок, сунули на дно булыжник для балласта – эту ношу потащил Тим, придерживая стоймя. Ап, будучи отличным пловцом, легко нес на плече связку из трокеля, секиры и меча, придерживаясь за узловатое бревнышко, притащенное от морского берега. Переправа прошла без приключений.

На другом берегу Тим побегал и попрыгал, разогревая замерзшее тело, да и кожа быстрее при этом обсыхала, жадно ловя последние лучи угасающего солнца. Ап зарядкой заниматься не стал – вместо этого он внимательно исследовал камни на галечниковой косе.

– Ты что там, золото и амулеты ищешь? – не выдержал Тим.

– Тихо ты! Иди-ка сюда. Вот, смотри – видишь?

– Конечно, вижу. Следы вроде.

– Человек тут, похоже, ходил, и не один раз. Целая тропа натоптана.

– Разве на этих камнях что-то можно понять? Может, это был крупный зверь? Медведь, к примеру.

– Сам ты медведь, косолапый на голову и обе ноги! Зверь так не ходит – зверь для водопоя выбирает место, откуда можно быстро в заросли шмыгнуть. Вон вдоль берега кусты поднимаются и деревца какие-то – там можно корову спрятать без помех. А тут, если что, придется долго скакать к укрытию. Смысл зверю сюда соваться? Вода в этом месте вряд ли вкуснее, чем под теми зарослями. Да и посмотри – в самой воде камни плоские уложены, еле из нее выглядывают. Таких больших на косе нет – их принесли из другого места. Кто-то положил, чтобы к глубокой воде наклоняться, не замочив ног.

Тим, молча признав правоту товарища, уточнил:

– Проверим, что там дальше?

– Да, надо поглядеть. Держи свой меч наготове – приличные люди по этим краям не шастают.

Оскорбив последней фразой неизвестных, натоптавших тропу, и себя самого вместе с Тимом, Ап поднял секиру, выставил оружие перед собой, двинулся в сторону зарослей. Среди кустов тропка стала гораздо заметнее – люди, проходя здесь, цепляли мешающие им ветки, да и натоптали изрядно. Пройдя десятка четыре шагов, товарищи преодолели полосу густого кустарника и вышли к скальному цоколю террасы, низким обрывом тянущейся вдоль реки. Здесь, под гранитным козырьком, виднелось странное жилище. Именно жилище, а не звериное логово – звери такого не делают. Но и для человеческого обиталища странновато: стены из живых ветвей кустов, переплетенных меж собой в частую решетку. Поднимаются они до каменного козырька, кажется, даже врастают в него – настолько ровно выстроены. Внизу полукруглый вход, прикрытый дверцей из сухих ветвей, хитроумно обложенных кусками коры и перевитых пучками травы.

Ап, не сдержавшись, громко зашептал:

– Такие домики мыши плетут лесные, подвешивая их на ветках. Если это тоже мышка сделала, я бы не хотел такую мышку повстречать. Размером она, должно быть, с племенного быка.

– Нет, это сделал человек. Таких животных не бывает.

– Откуда тебе знать, что за животные могут жить рядом с язвой? Может, они вообще ни на что не похожи.

– Животное не будет возиться с дверью – оставит простой лаз. Давай заглянем внутрь.

– Ну давай. Только дверь сам открывай – я постою с секирой наготове. Если что – башку снесу. Да не дергайся – не тебе, а мышке этой снесу.

Тим был уверен, что странная хижина пуста, но бдительности не терял. Обнаженный меч держал наготове, в любой миг мог нанести колющий или рубящий удар в любом направлении. Приблизившись к двери, вытянул руку, ухватился за край гнутой рамы, потянул на себя. В этот напряженный момент за спиной мелодичным женским голосом с насмешливыми нотками неожиданно поинтересовались:

– Вы всегда двери открываете без стука?

Тим, разумеется, не поверил, что это шутит Ап: его голосом можно только с портовыми грузчиками обсуждать результаты сравнения размеров мужских достоинств. Изменить на женский тон этот грубый бас невозможно. Приходилось признать, что на полянке появился третий. Причем появился абсолютно бесшумно – легко зашел за спины пары настороженных мужчин.

Первым делом Тим резко кинулся влево – поспешное непредсказуемое перемещение очень затрудняет жизнь стрелкам. В броске обернувшись, он вмиг оценил обстановку, замер, но оружия не опустил.

На краю зарослей стояла девушка. Высокая, худощавая, но не костлявая – приятной худощавости. Лицо как минимум миловидное, но весьма необычное – мягкий овал с приятными чуть пухленькими губами и огромными глазами странновато сочетался с резкими скулами и высоким лбом. Волосы выше всяких похвал – золотистые, будто светятся изнутри. Такие очень ценились «знатоками» накхов – в степи встретить золотистую блондинку было не проще, чем в дешевом трактире выжившего Древнего. Да и здесь, на краю смертельной язвы, Тим менее всего ожидал столкнуться со столь милым зрелищем. Если бы сейчас из кустов верхом на драконе выехал дед Ришак, раздетый донага и с короной Империи на голове, он и тогда бы удивился гораздо меньше.

Ап, не опуская изготовленной для удара секиры, выдохнул:

– Привет, красотка. Ты одна?

– Да, если не считать Суслика.

Гигант, ухмыльнувшись, опустил оружие:

– И не страшно тебе одной по таким краям ходить? Хоть ты и магичка, но здесь, знаешь ли, не пригороды Столицы – тут опасные места. А про суслика – очень хорошая шутка, оценил.

– Вы явились сюда, чтобы рассказать мне об опасности здешних мест?

Тим счел своим долгом вмешаться:

– Нет. Мы просто шли вдоль берега моря к Ании – и наткнулись на эту хижину. Вы здесь живете?

– В данный момент – да.

– Как вы сюда попали? Этот берег необитаем, вы – первая, кого мы здесь встретили. До этого даже следов человека не попадалось. Ваш корабль утонул? Или вы заблудились?

Девушка ответила уклончиво:

– Нет. Я пришла сюда сама. Мне надо было идти – вот и пришла.

Гигант влез в разговор:

– Меня зовут Ап, а этого вежливого молокососа – Тимур. Он настоящий степняк из Эгоны – у него даже меч кривой есть, как видишь. Его корабль погиб во льдах, а мой и вовсе сгнил, – вот и топаем мы к людям пешком. Давненько топаем. Думали возле речки на ночлег остановиться, но тут увидели твою хижину. Хижина, кстати, очень даже ничего – симпатичная.

– А меня зовут… Меня можете звать просто – Эль. Я так понимаю, что должна предложить вам ночлег?

– Мы не откажемся, – простодушно заявил Ап. – И если ужин предложишь, тоже носами крутить не станем.

– Тогда предлагаю вам сходить к реке и умыться с дороги, пока светло. А я пока займусь Сусликом и ужином.

Мужчины послушно направились к реке. Странно, но оба восприняли появление странной девушки без подозрений. Один взгляд на нее – и все, малейшее недоверие исчезало. Оружие, правда, у хижины оставлять не стали, но это не из-за недоверия, а просто место такое – с пустыми руками тут и шаг делать страшновато. Мало ли – язва под боком.

Уже у косы Тим уточнил:

– Ап, а почему ты назвал ее магичкой?

– Да потому что она магичка. Не видел разве ее плаща?

– Я в этом не разбираюсь.

– Плащи такие маги носят. Если ты не маг, в жизни не рискнешь подобное напялить – неприятностей потом не оберешься, если разоблачат.

– Что боевой маг может делать в таком месте?!

– Да она не боевой – из зеленых. Они за урожаями следят и скотом. Мало их осталось. Зайцы заставили имперцев всех таких магов кидать на лес, чтобы следили за деревьями. А имперцам оно надо? Даром не надо. Так что эту школу начали давить потихоньку, и их все меньше и меньше становится. И присмотра за ними никакого нет. Шастают они куда ветер несет. Один такой маг даже в шайке клингерской при мне разок подвизался, амулеты нам распознавал. Так что всякое бывает.

– Подозрительно это как-то…

– Думаешь, подвох готовит? Да зачем мы кому-то нужны? Секира да меч – других ценностей нет. А выручишь за эти железяки не слишком много. Непохожи мы с тобой на богачей, ты уж извини.

– Да нет, я о том, что она не боится нас пускать к себе. Ведь без боевой магии против нас ей не выстоять.

– Смешную глупость ты сказал, не понимая, что несешь. Эти зеленые – те еще штучки. Я пацаном когда в трактире на побегушках был, сын трактирщика за зеленой магичкой волочился сильно. Ну а она тоже человек живой – пошла ему навстречу в телесном знакомстве. Он, стало быть, на перине с нею покувыркался, и сразу прошла вся симпатия – на другой день уже по шлюхам вприпрыжку побежал, услыхал, что пара новых в город заявилась. Так эта магичка от обиды на другой день из города куда-то подалась, и больше ее никто никогда не видел. А у сынка хозяина с тех пор грустные неприятности начались – блудный уд подниматься перестал. Точнее, не совсем перестал – работал иногда о-го-го! Но только в присутствии овец. При виде женщин вообще никаких движений. Надо сказать, его эти дела очень опечалили. А ведь дурака предупреждали – с зелеными надо аккуратнее, они много пакостей могут устроить. Так что если у тебя какие-то грешные мысли крутятся – даже не вздумай. А то кончишь как тот сынок – вечно в хлев тайком шастал.

Изнутри хижина оказалась не менее странной, чем снаружи. Полукруглая единая стена из переплетенных веток была практически монолитной – щелей не заметишь. Под скалой, там, где ее разбивала широкая трещина, темнел аккуратный очаг, возле него на ровной земле было устроено аккуратное ложе из сухой травы. Посредине из плоских камней выстроено подобие столика, на нем стояли котелок и кружка. На стене висел тощий заплечный мешок. Вот, собственно, и все. Если, конечно, не брать во внимание пары десятков старых человеческих черепов, аккуратной кучкой сложенных у двери.

Первым делом Эль поворошила угли в очаге, подкинула мелких ветвей. По хижине пополз дым, Ап тут же закашлялся. Девушка, не обращая внимания на неудобства, зажгла длинную лучину, воткнула в трещинку скалы. При свете разглядев помещение, здоровяк настороженно поинтересовался:

– Красавица, а чего это головы человеческие там возле двери делают?

– Лежат.

– Это я и сам понимаю. А для чего они тебе?

– Да мне они вообще не нужны. Если тебе надо – забирай.

– Семеро богов! Да на кой они мне сдались?! Я что, похож на некра? Зачем вообще такое непотребство в доме складывать? Откуда они взялись?

– Не знаю. Здесь, в округе, костей хватает. Люди сюда лезут и лезут, всем здесь чего-то надо. А жизнь человека в этих краях не стоит ничего. Вот и оставляют свои головы. Их мне приносит Суслик… иногда. Он считает, что тем самым признает мою силу и как бы от меня откупается – чтобы я его не трогала.

– Что-то мне этот твой загадочный суслик нравится все меньше и меньше, – угрюмо процедил Ап.

Тим, стараясь казаться вежливым, спокойно произнес:

– Приятная у вас хижина. Наверное, нелегко было такую соорудить в одиночку. Я бы, честно говоря, не сумел построить подобное, – выше всяких похвал.

Мелкая лесть, видимо, сработала – девушка вспомнила про ужин:

– Присаживайтесь здесь, у стола. Стульев, извините, нет, но в углу куча веток и травы – можете подтащить ее поближе и присесть на нее. А я на своей лежанке посижу. Подождите немного, сейчас поужинаем. Только котелок разогрею – в нем рыбный суп. Надеюсь, у вас есть ложки?

– Обижаешь: мы без штанов прожить можем, а вот без ложки – никак, – ухмыльнулся Ап.

Очаг, разгоревшись, перестал отравлять помещение – дым теперь начисто вытягивало в прогретую трещину. Магичка, покопавшись в мешке, достала узелок, развернула, разложила на столе какие-то мелкие луковички и корешки. Сунув руку прямо в стену, из скрытой ниши вытащила маленькую корзинку, заполненную крупной голубикой. Из другого тайника извлекла здоровенную вазу из голубоватого фарфора. Практически целую, если не считать пары выщербин по краю.

Ап присвистнул:

– Красотка, ты что, клингерством здесь промышляешь?

– Что такое «клингерство»?

– Клингеры – это ребята, которые шастают по древним местам, выкапывая старые вещи, золото, амулеты.

– Понятно. Нет, я ничего не выкапываю. Эту вазу мне принес Суслик. Мне стоило немалых трудов объяснить ему, что именно мне нужно. Очень удобная вещь – не знаю, что бы без нее здесь делала.

Ваза заняла свое место на столе. Ап, принюхавшись к ее содержимому, неуверенно уточнил:

– Это что – грибы?

– Ага. Моченые. Их в нее много помещается.

– Семеро богов и два некра! Да будь эта ваза не надколотая, за нее можно было выручить пару жменей серебра, а то и больше! Даже за такую пару китонов дадут, не сильно торгуясь, а ты в ней грибы солишь. Кстати, получается, у тебя есть соль?

– Есть, но мало. Я их солю в основном на золе просеянной и с камней по берегу моря налет соскребаю, тоже добавляю. Из-за этого, правда, горчит немного, но все равно на вкус неплохо получается.

– Верю. Но хочется убедиться самолично.

– Потерпите немного – сейчас остальное достану.

Эль оказалась запасливой. Из разных щелей она доставала все новые и новые яства. Парочка узконосых длинных рыбин, подкопченных по-горячему прямо в трещине над очагом, вязанка вялой черемши, сочные стебли ревеня, здоровенный краб, сваренный до дивной красноты, еще одна ваза, поврежденная гораздо сильнее (верха не осталось), заполненная квашеными водорослями.

Когда на столе оказался благоухающий котелок, на Апа смотреть было жалко – слюна у него уже из глаз начала сочиться. За столом воцарилось молчание, тишину нарушал лишь шум поспешной работы челюстей. Эль ела мало, почти символически – наверное, просто из вежливости. Тим старался сдерживать острое желание грести в рот все без разбора, лишь бы побыстрее и побольше. Одобрительно кивал, пробуя каждое «блюдо», жевал не спеша, не чавкал. Зато Ап условностями себя не стеснял – молотил все, что видел, не сортируя. Закинув в рот ложку грибов, заел это горстью ягод – и тут же закусил куском копченой рыбы, вгрызшись в ее спину.

Через некоторое время на столе не осталось ничего, кроме пустой посуды. Ап выглядел расстроенным – он явно готов был продолжать ужин и дальше. Тим чуть стеснительно произнес:

– Эль, вы нас извините – мы не ели несколько дней. Боюсь, ваши запасы серьезно пострадали. Но вы не расстраивайтесь – завтра мы вам все компенсируем. Я вижу, здесь есть крабы и рыба – мы их наловим.

– Не стоит волноваться за мои запасы – мне много не надо. Себя я всегда прокормлю, а все эти кушанья приберегались для гостей вроде вас. Было бы неудобно, если б вы пришли, а на ужин у меня ничего не оказалось.

Ап, в отличие от Тима, ни малейшей неловкости не испытывал:

– Спасибо, красавица, потешила брюхо. Давненько я таких вкусных грибов не пробовал. Даже не знал, что их в этих краях собирать можно. Жаль, что мяска у тебя нет, – уж больно давно его не пробовал. А хочется так, что аж зубы ломит.

– Простите, но мяса не держу. Я его не ем.

– Вам не позволяет ваша служба? – заинтересовался Тим.

– Нет, просто не ем. С детства так. И не хочется.

– А как же краб и рыба?

– Это не животные и не птицы – такое можно. Хотя крабы мне не нравятся. Может, я неправильно их варю.

– Их в воде морской варить надо. – Насчет еды Ап был непревзойденным специалистом. – Не надо ни соли, ни перца – простая морская вода. Греешь ее, покуда не закипит, и кидаешь крабов. Как только краб всплыл, сразу надо вытаскивать. Вот и все – вкусно будет. А насчет мяса зря так… Хотя ты же не мужик – охотиться не умеешь. Ну да ничего – если здесь дичь есть, то мы ее добудем. Ладно, хозяйка, ты не будешь против, если я у той стеночки прилягу – поближе к очагу и подальше от этих черепов. Меня оторопь берет при их виде.

– Располагайтесь в любом понравившемся вам месте.

– Ну тогда я на бочок. Ох и налопался – даже отлить не хочется идти. Жить и то лень. Если ночью сильно припечет, тогда выйду – вы не пугайтесь.

– Только от поляны не советую отходить. И от тропы, что к реке ведет, – попросила Эль.

– Почему? – удивился Ап.

– Это моя территория. А все остальное – территория уже не моя. Выйдете без меня туда – могут быть неприятности.

– Не волнуйся за нас – мы сами по себе неприятности, – выдохнул Ап и, завалившись у стены, захрапел в тот же миг.

Тим, так и оставшийся за столом, тихо произнес:

– Я завидую его способности засыпать мгновенно в любых условиях.

– Хороший сон – признак чистой совести. – Эль, встав, зажгла очередную лучину.

– Вам, может, помочь? Воды принести или дров?

– Нет, спасибо, ничего не надо. Вы тоже можете ложиться. Если мешают черепа, вышвырните их на улицу. Не думаю, что Суслик на это сильно обидится.

– Не мешают – не беспокойтесь за мое удобство. Вы сами ложитесь.

Девушка, помедлив, неуверенно спросила:

– Вы действительно попали сюда случайно? Может, вас привело какое-то дело?

Тим пожал плечами:

– Мне кажется, что вся моя жизнь в последнее время – это сплошная случайность. Я здесь не по своей воле – все решил случай. Ну еще глупость моя помогла. Иногда я сам не понимаю, что здесь делаю. Моя судьба – прожить жизнь в степи и там же умереть. Наверное, ни один человек из моего народа не переживал ничего подобного. Я первый накх, который побывал во льдах и на берегу Атайского Рога. А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Тимур, со мной можно и на «ты» – я вовсе не дочь императора. Ваш друг обращается именно так, и меня это нисколько не оскорбляет.

– Как скажешь – я просто так воспитан. У нас к незнакомым женщинам обращаются именно так.

– Можешь считать, что мы давно знакомы.

– Хорошо. Надо мне привыкать к вашим обычаям. И все же – почему ты задала тот вопрос?

– Захотела и задала. Интересно было, что ты на него ответишь. И мне почему-то кажется, что сюда ты попал не случайно.

Тим, сам не зная зачем, начал рассказывать то, что несколько дней назад рассказал Апу, – про свой путь. Девушка слушала его не менее внимательно, чем клингер, но, выслушав до конца, нашла в ответ совсем другие слова. Надо сказать, слова столь же странные, как и она сама.

– Тебя ведут не люди – тебя ведут твои же поступки. Ты просто о них не задумываешься – делаешь то, что должен делать. Намайилееллен стар. Очень стар. И почти мертв. Северного полушария нет – от экватора до полюса простирается единая язва. Язва страшная и непростая – даже охотники за артефактами не рискуют туда забредать. В прежние времена цивилизованный мир располагался именно там. Самые великие государства Древних. Когда была война, по ним пришелся главный удар. И началась эпоха дикости. Даже сейчас она не прошла – в цивилизованной Империи лишь в нескольких городах есть система канализации и водопровод, а про остальные страны можно и не вспоминать. Половины мира больше нет. На юге уцелело немало земель, а часть их, пострадавшая несильно, уже очистилась – вот это и весь наш мир. Когда это случилось, выжившие хлынули на юг. Они убивали друг друга за еду или глоток чистой воды. Цивилизация рухнула, многие расы исчезли. Люди, прежде жившие под пятой Древних, не рискуя поднять голову, сумели выкарабкаться. Неудивительно: ведь они обитали на скудных землях Юга, никто на них не претендовал, и во время войны они отсиделись в стороне. А потом, дождавшись, когда сильные станут слабыми, добили уцелевших.

Хотя это было зря – те и сами бы недолго протянули в изменившемся мире. А так они вынуждены были вступить в свой последний бой, пытаясь даже не защититься от людей, а, наверное, просто отомстить хоть кому-то за то, что совершили сами же. Они убили старый Намайилееллен, а новый убил их. Люди уцелели, но последняя битва поставила их на грань вымирания. Их общество погибло, а земли были отравлены. И люди начали выживать. Потеряв старые знания, но сохранив память о том, что знания все же были. Затаив ненависть на все древнее, но жадно к нему стремясь. Люди плодятся быстро – на Юге им уже тесно. Они не успели поднять свою культуру на тот уровень, где возможно хоть какое-то взаимоуважение между народами и бережное отношение к ресурсам. Они привыкли брать то, что им нравится, силой и сразу все. Они не видят ничего, что располагается за пределами их маленького уютного мирка. Даже язвы не замечают, а про Север и вовсе не думают. Никто из людей не думает про Север… никто… Тимур, мне известно, чего хочет твой народ. Это знают все. Но ваша жажда вернуть себе утраченную землю не принесет вам покоя. Вы проиграете. Все люди проиграют. Мой волшебный дар меня не обманывает – так и будет, если и дальше ничего не замечать. Я замечаю. Думай. Всегда старайся думать. Или за тебя это будут делать другие. Не будь пушинкой, попавшей в бурю, – будь самой бурей.

Странная девушка встала, вытащила из трещины догорающую лучину, бросила в тлеющий очаг, тихо добавила:

– Ложись спать, уже поздно.

Тим, послушно устраиваясь под стеной, все же не удержался:

– Эль, ты очень странная.

– Я знаю.

– Я не понял твоих слов. Зачем ты мне это говорила?

– Не знаю. У меня не оказалось нужных слов. Тимур, я пойду с вами в Анию. Не знаю зачем, но мне кажется, я должна пойти с вами. Точнее, пойти с тобой. Это важно… наверное… Я буду тебе помогать. Ты сейчас слаб, неопытен и нищ – помощь настоящей магички тебе не помешает. А что будет дальше… Посмотрим… Главное, запомни – старайся смотреть чуть дальше, чем смотрят все. У тебя это должно получаться. Я знаю это.

Тим, уже засыпая, думал лишь об одном: почему Эль упорно называет мир Намайилеелленом? Слово древнее, очень древнее – сейчас так говорят только зайцы. И вообще ее долгий монолог был очень необычным – как будто вместо нее говорил кто-то другой. Или по памяти цитировала что-то торжественное. Или очень старое. Необычное. Надо бы запомнить все, что она наговорила, и потом расспросить подробнее – может, и пояснит.

Очень странная девушка. Но Тим ей почему-то верил. Она неспособна на подлость.

Хотя черепа возле двери, если откровенно, его настораживали.