"Кошки в доме" - читать интересную книгу автора (Дорин ТОВИ)

Глава первая А МЫШЕЙ ОНА ЛОВИТЬ МОЖЕТ?

Нашу первую сиамочку звали Саджи, купили мы ее из-за мышей. В оправдание столь прозаичной причины могу сослаться лишь на то, что мыши эти были очень даже не обычными, а прихлебателями нашей ручной белки по кличке Блонден. За годы они обрели оригинальность и походили на обычных мышей не больше, чем Блонден на обычных белок, и, если уж на то пошло, не более, чем сиамские кошки похожи на всех прочих.

При жизни Блондена мыши нас особенно не допекали, а знай себе путешествовали по дому: то вверх по лестнице, то вниз, то в проволочную вольеру в саду, где Блонден проводил дневные часы с тех пор, как позволил себе прогрызть дыру в двери гостиной, чтобы добраться до яблока.

И мыши занимались делом, трудолюбиво отыскивая орешки и кусочки хлеба, которые он запасал на черный день под ковриками и за сиденьями кресел. В первый раз повстречав на лестнице мышку, семенившую с орехом в зубах, точно собака с костью, я слегка ошалела, но в конце концов я с ними свыклась.

Одна мышка повадилась играть со мной в прятки в садовой беседке. И со временем настолько одомашнилась, что в заключение игры выбиралась на открытое место с задорно торчащей изо рта хлебной корочкой, садилась на задние лапки и смотрела на меня взглядом американского миллионера, приценивающегося к Инле Клеопатры.

А другая как-то вечером, не сумев протиснуться с орехом во рту в щель под дверью черного хода, оставила его лежать в комнате, сама выскользнула наружу, распласталась на пороге и принялась подцеплять его лапкой.

А я насмерть перепугалась, наблюдая из кухни, как орех сам собой отчаянно перекатывается под дверью. Я знала, что Блонден тут ни при чем: он уже отправился на боковую. В длинные зимние вечера он ложился рано: мчался наверх в гардероб, где спал на полке под стопкой носков Чарльза, сладко, но достаточно слышно посапывая. Углядев тоненькую лапку полевки и сообразив, что у нас не завелся домовой, я испытала такое облегчение, что открыла дверь и выкатила орех наружу. Естественно, там никого не оказалось. Но когда я проверила несколько минут спустя, орех исчез.

Если бы и дальше все шло столь же тихо и мирно, эту книгу я, наверное, писала бы о мышах, а не о сиамских кошках. Однако очень сырой осенью Блонден простудился и умер, а у нас очень скоро начались серьезные неприятности. Едва мыши обнаружили, что за подушками кресел орехи больше их не ждут, как тут же принялись прогрызать дыры в чехлах. Ну, а отсутствие лакомств под коврами привело их в такую ярость, что они начали отщипывать от них кусочки. Они устраивали налеты на клетку волнистого попугайчика, расхищая его корм и пугая бедняжку до истерики — нервы у него никогда не были крепкими и он постоянно терял перья хвоста, а теперь они сыпались как осенние листья.

Мыши забрались в ящик комода, куда и не думали заглядывать в дни изобилия, и там злонамеренно отгрызли все углы аккуратно сложенной парадной скатерти. Когда в один прекрасный день я ее развернула, она оказалась вся в прорехах в форме звезд и полумесяцев, словно позаимствованных с турецкого флага. О том, чтобы постелить ее на стол, нечего было и думать. Я прямо-таки слышала, как дурацкие мыши хихикают, хватаясь за животы, и в ту же ночь одна (вероятно, выбранная общим голосованием)прогулялась по моему одеялу, а потом и по лицу, просто чтобы я не очень зазнавалась.

Последней каплей стало утро, когда я открыла хлебницу и увидела, что внутри крохотная полевка отрабатывает прыжки в высоту. Видимо, она забралась туда перекусить, оказалась в ловушке, когда крышку закрыли, ну и совсем потеряла голову. Она проделала уже столько этих панических прыжков, что они вошли у нее в привычку, и, когда я вытряхнула ее на пол, направилась было к черному ходу, подскакивая точно кенгуру, а потом сообразила, что выбралась на свободу, и за дверь вылетела ракетой.

Это был конец. Мы уже пытались найти белку взамен Блондена и, если бы нам это удалось, равновесие между мышами и людьми могло бы восстановиться. Блондена мы в свое время подобрали еще детенышем — он лежал под деревом покалеченный, и нам как-то в голову не приходило, что он не самое обычное домашнее животное. Однако теперь, когда мы заходили в один зоомагазин за другим и, перекрикивая оглушительную какофонию, слагавшуюся из тявканья щенков, мяуканья котят, криков попугаев и бульканья золотых рыбок, просили показать нам простенькую, самую обычную белочку, продавцы явно принимали нас за умалишенных. Серьезно к нам отнеслись только в зоопарке при Риджент-парке, но в ответ на наши жалобные мольбы сообщили, что у них уже есть длинный список желающих обзавестись белкой.

Ставить ловушки даже на мышей — ни за что! Оставался только один выход: раздобыть кошку и уповать, что после одной-двух молниеносных расправ мыши поймут намек и оставят нас в покое. Беда была в том, что кошки нас не слишком привлекали. Мы опасались, что кошка начнет охотиться на птиц возле дома, а многие из них уже стали совсем ручными. «В любом случае, — сказали мы, — откуда нам взять кошку с такими милыми, забавными повадками, как у Блондена? Ведь от нее не дождаться, чтобы она прокусила часы Чарльза, ловя того, кто тикает, или отгрызала уголки библиотечных книг, или откусывала пуговицы с брюк гостей, когда они приходят на чай».

Мы колебались и ничего не предпринимали. И тут в одно знаменательное утро нас представили Мими, юной сиамской красавице, которая недавно поселилась у наших соседей, живущих дальше по дороге. Ей исполнилось полгода, и ее отдала им женщина, которая уезжала за границу и была вынуждена расстаться с ней. Мими прожила у них всего две недели и уже произвела подлинно революционный переворот в домашнем укладе не склонного к фантазиям сельского жителя, собака которого спала снаружи на цепи в полной сквозняков конуре, а обычным кошкам полагалось ловить крыс в амбаре и сараях, но чтобы в дом — ни-ни!

Мими же спала не просто в доме, но в кресле Адамса, хозяина, на его плисовом жилете, который он вечером, раздеваясь ко сну, специально стелил для нее. После наступления темноты и в дождь ее не выпускали из дома — и соседи с возмущением в голосе рассказывали, что своими глазами видели, как старик после ужина заботливо насыпал землю в ящик — известно для чего.

И в деревушке среди суровых холмов, где мужчины гордились своей закалкой — еще не забыты были дни, когда они устраивали схватки на выгоне, кто кого перебрыкает, а теперь ни один не позволил бы себе катить детскую колясочку даже в гору, — Адамс, самый старый, самый закаленный из них, прогуливал по дороге, надуваясь гордостью, сиамскую кошечку в алой шлейке из грубой шерсти. За качество шлейки он извинился.

— Мать, — объяснил он, — как поедет в город, купит настоящую, с бубенчиком. А пока приходится обходиться вот этой, потому как Маймай (так он переиначил ее кличку, и только много месяцев спустя, когда я помогала ему составлять родословную для ее первых котят, выяснилось, что первая владелица назвала ее Мими в честь героини «Богемы» Пуччини), — потому как Маймай первый раз в охоте и надо держать ее подальше от котов.

Я уставилась на нее с удивлением: я ведь слышала, что сиамки в такие периоды доводят своих владельцев до исступления, воплями и визгом требуя мужа, а эта стоит себе на дороге тихая и целомудренная, точно монахиня, хотя лишь тонкий шерстяной шнурочек удерживает ее в стороне от страстных деревенских котов, которые тут кишмя кишат. Я спросила:

— Уж не немая ли она? 

— Куда там, — ответил он с гордостью. — Когда есть захочет никакому быку с ней не потягаться, или когда ей мое кресло требуется. А чтоб кота — ни-ни. Порода, одно слово, на простых кошек и не взглянет. А шлейка — это чтоб ее побыстрей на руки подхватить, если на нее кот бросится.

Да в ней все говорило о породе — начиная от узкой темной головы, прекрасной как голова египетской царицы вырезанной из эбенового дерева, и кончая кончиком изящного гибкого хвоста. Я подумала, что еще никогда не видела такого красивого животного, а когда старик рассказал нам, как она, точно обезьяна, залезла по занавеске на карниз, уселась там и отказывалась слезать, а другой раз давай прыгать по комнате с пианино на каминную полку, что твоя скаковая лошадь, я поняла, что пропала. Ну, совсем Блонден, с тем преимуществом, что, по словам старика, сиамские кошки никогда ничего не ломают и не бьют.

Мне оставалось удостовериться лишь в одном.

— А мышей она ловить может? — спросила я. Уж лучше бы я спросила любителя скоростей, может ли его машина двигаться по горизонтальной плоскости быстрее пятидесяти миль в час.

—Мышей! — вскричал старик Адамс с испепеляющим презрением. — Да она на днях ужа приволокла фута в четыре голову уже откусила, а сама с ним играет, как с веревкой.

Несколько недель спустя мы с Адамсом стали оба и умудреннее и печальнее. В следующий раз, когда Мими вошла в охоту, она выдрала подушку из сиденья кресла чуть не свела с ума всю деревню своими воплями, а под конец выпрыгнула из окошка спальни и помчалась по дороге на ферму, где от судьбы, что для девицы горше смерти, спаслась потому лишь, что ее темная восточная мордочка и сверкающие голубые глаза насмерть перепугали тамошнего, в славных шрамах, кота, и он все еще жался за бочкой с дождевой водой, когда миссис Адамс, стеная и ломая руки, пыхтя взобралась по склону следом за ней. В следующее воскресенье старик Адамс навестил нас с Мими: она грациозно семенила следом за ним, вновь воплощение тихой скромности. Он сказал, что его жена, когда в последний раз ездила в город, взяла в библиотеке книгу про кошек, и выяснилось, что сиамок нельзя спаривать, пока им не исполнится год. Если им, сказал он, еще шесть месяцев терпеть, чтобы чуть не каждые две недели чертова кошка надрывалась, требуя кота, а соседи стучали в дверь и жаловались на шум, так он спятит, не иначе. Мы хорошо его понимали. У нас были свои неприятности. За время, прошедшее после нашей прошлой встречи, мы приобрели Саджи, и первым делом, вступив в свои новые владения, она взлетела вверх по занавескам точно так, как рассказывал Адамс, баллистической ракетой просвистела на птичью клетку и до того напугала Шорти, что он потерял последние хвостовые перья.

На мышей она ни малейшего впечатления не произвела. Как раз накануне ночью они прогрызли дыру в пылесборнике пылесоса, и, когда я его включила, на наш новый индийский ковер кремового цвета хлынул мусор — фунта с два. И я все еще ломала голову, как мне его очистить.