"Счет по головам" - читать интересную книгу автора (Марусек Дэвид)

2.13

Пассажир соседнего купе-бусины спал, прислонившись к окну. Плавный ход поезда убаюкивал и Богдана, но тут раздался щелчок, соседнее купе отсоединилось и ушло в боковой туннель. С пускового пандуса съехало и пристыковалось другое. В нем, отделенная от Богдана двумя листами непробиваемого глассина, сидела прозрачная женщина. Она барабанила пальцами по подлокотнику кресла, и Богдан с интересом смотрел, как пересекаются под кожей ее мышцы и сухожилия. Заметив его взгляд, женщина, кажется, оскорбилась — насколько ее прозрачное лицо позволяло судить — и затемнила окно.

Богдану было все равно — он мечтал. Сеанс в «Ариа-Рейнджере» с тем странным имитом закончился, не успели они добраться до населенного центра Земли-Буксира, но следующее задание тоже оказалось нормальным. Тот же имит в красно-зеленом комбинезоне явился опять и сказал:

— Еще раз здравствуйте, Богдан. Хотите побывать в будущем?

Происходило это в одной из аудиторий «Э-Плюрибус», не на космическом корабле.

— Конечно, почему бы и нет?

— Вот и прекрасно. Представьте, что прошло четыреста лет. Вы — пассажир О-корабля, идущего к новой звездной системе. Давайте посетим мостик.

Миг спустя они перенеслись в помещение размером с футбольное поле. Десятки молодых людей в офигительной форме обслуживали ряды плоских мониторов и контрольных панелей. В самом центре парила гигантская модель О-корабля.

— Капитан текущей декады. — Миви показал на исключительно красивую женщину — она даже Аннет Бейджинг не уступала, если такое возможно. Она подошла к ним, уперлась руками в стройные бедра и смерила Богдана взглядом с головы до ног.

— А, Меррил. У вас нюх на лучших людей. Представьте же нас, пожалуйста.

— С удовольствием. Капитан Сюзет — пассажир Богдан Кодьяк, один из самых способных наших кадетов.

— Приветствую вас на мостике корабля «Чартер-сад», кадет Кодьяк. Меррил просил, чтобы я устроила вам экскурсию. Начнем, пожалуй, прямо с командного центра — не против?

— Полностью «за», — сорвавшимся голосом сказал Богдан.

— Превосходно.

— Оставляю вас на нашего славного капитана, Богдан. До следующего раза. — Миви рассыпался на рой мерцающих звезд и исчез.

— Замечательный человек. — Капитан Сюзет с грустью посмотрела на место, где он только что был. — Надеюсь, вы понимаете, что интерес, который он проявляет к вам, — большая для вас удача. — Она подвела Богдана к огромной голографии О-корабля. — Начнем с того, как корабль движется. Вы, полагаю, знаете, что такое торус.

Макет высился над ними, как десятиэтажный дом.

— Конечно. — Богдан попытался вспомнить, что рассказывал ему Миви на прошлом сеансе. — Это магнитная ловушка для элементарных частиц, поставляемых солнечными жатками.

— Совершенно верно, — одобрила красавица-капитан. — Итак, жатки. Дома, в нашей Солнечной системе… — Модель корабля по ее знаку съежилась до точки в верхнем углу громадного скопа. Богдан заслонился рукой от ослепительно пылающей в середине звезды. — Сейчас мы убавим яркость. — Капитан повела пальцем, и Солнце преобразилось в клубок движущейся розовой лапши. Его северное полушарие кольцом окружали черные пятна. — Это и есть жатки «Гелиотока». От Солнца они далеки, как орбита Меркурия, но расположены над его экваториальной плоскостью. Чтобы хоть как-то разглядеть их на этом скопе, мне пришлось бы увеличить их до размеров Юпитера.

— Да, разумеется, — сказал Богдан.

— Взглянем поближе на всю систему. — По мановению ее пальца на скопе стали появляться планеты, а между ними — обитаемые и производственные колонии. Голубой с белым мраморный шарик обозначал Землю. — Жатки улавливают энергетические импульсы Солнца и передают их по назначению. Готовы? — Она щелкнула пальцами, и от кольца жаток раскинулась во все стороны разноцветная паутина. Большинство ее нитей вело на Землю. — Белые линии — это микроволновые лучи, которые преобразуются в электричество, красные — лазерные лучи, желтые — потоки водородной плазмы. А знаете ли вы, что такое вот эта, зеленая?

Нить, на которую капитан указывала, вела прямо к маленькому О-кораблю в верхнем углу.

— Думаю, наш поток элементарных частиц.

— Блестяще! — Капитан закрыла макет Солнечной системы и вернула корабельной модели первоначальный масштаб. — Это приводит нас к торусу — иначе говоря, как вы верно заметили, к силовому электромагнитному полю, преобразующему частицы в энергию. — В отверстии О-корабля возникла проволочная конструкция, похожая на сеть параллелей и меридианов. В самом ее центре виднелось вздутие, как от пальца, упершегося в резиновое покрытие. — Последние четыреста лет «Гелиоток» посылал узкий луч заряженных фотонных частиц на планету 2013 ЛЗ в системе Большой Медведицы. Это место нашего назначения. Торус нашего корабля нацелен на этот луч — мы по нему, так сказать, едем. Выпуклость, которую вы видите на торусе, и есть луч. Большая часть его энергии преобразуется в движение — мы идем на 0,367 скорости света. То, что остается, расходуется на корабельные нужды. Кроме того, луч обеспечивает ультраширокий диапазон связи между Землей и нами.

— И как там жилось старушке-Земле эти четыреста лет? Искорка в глазах капитана Сюзет приугасла.

— Ах, кадет Кодьяк, оттуда давно уже не поступают хорошие новости. Наша родная планета претерпела много бедствий после того, как мы стартовали, особенно во время Второй Фаговой войны 2184 года. Земля отравлена до такой степени, что жизнь на ее поверхности сделалась невозможной. Человечество зарывается вглубь или живет на Марсе, на лунах Юпитера, на орбитальных станциях. Наш «Чартер-сад» и другие О-корабли теперь населены больше, чем вся Солнечная система. Мы отправились в путь как раз вовремя. Хорошо, что у нас достало ума сделать правильный выбор.

— Разве вы не боитесь, что без Земли и луча не будет?

— Нет. «Гелиоток» управляется роботами. Случись такая авария век назад, нам пришлось бы плохо, но теперь это удлинит наше путешествие максимум лет на десять. Мы подошли очень близко к планете, в которую упирается луч.

Модель корабля сменилась картиной космоса с миллионами звезд. Две звезды соединяла широкая дуга — половина зеленая, половина красная, посередине бесцветный прогал.

— Если «Гелиоток» через два года прекратит посылать луч, мы будем путешествовать по инерции еще семьдесят пять лет. Они и представлены на диаграмме как бесцветная полоса. Все это время движение будут обеспечивать ядерные реакторы. Мы в решетчатой части перейдем на режим невесомости, но жилые барабаны начнут вращаться и создадут свою силу тяжести.

— Но ведь… — В голове у Богдана так и теснились вопросы.

— Я знаю, о чем вы хотите спросить. Все спрашивают. Если мы здесь первые, откуда придет тормозной луч, правильно?

Богдан хотел спросить не об этом, однако кивнул.

— И еще: почему барабаны «жилые»? Я думал, ваши пассажиры все заморожены?

— Вы умеете думать — я люблю это качество в своих офицерах. Сначала о луче. В 2136 году, за год до старта, консорциум «Земля-сад» послал вперед флотилию кораблей-автоматов на химически-ядерном топливе. Они развивают ускорение выше, чем может выдержать человек. Большинство из них достигли Большой Медведицы пятьдесят лет назад. И подыскали для нас планету, которая, кстати сказать, превзошла все самые оптимистические наши надежды. Я могу показать вам потрясающие картинки. Некоторые из передовых кораблей успешно на нее приземлились и теперь готовят энергетическую, транспортную и жилую инфраструктуру к нашему прибытию, ожидаемому через четыреста семьдесят пять лет. Когда мы зайдем на орбиту, внизу нас будут ждать современные, полностью функциональные города. Остальные корабли-предшественники строят солнечные (вернее, медвежьи) жатки, чтобы послать нам тормозной луч.

Модель О-корабля вернулась на место, высветив четыре жилых барабана.

— Переходим к вашему второму вопросу. Нет, не все они заморожены. Наши пассажиры могут по своему выбору проводить в активном состоянии до двухсот лет путешествия. Сейчас у нас активно около двадцати процентов. Эти четыре барабана населяет 93 545 человек. Вот в этом находится город с населением шестьдесят две тысячи, другие вмещают двадцать девять мелких поселений и тысячи жилищ сельского типа.

Молодой офицер, подойдя к ним с табличкой, улыбнулся Богдану и кивнул.

— Меня ждет срочное дело, кадет Кодьяк, — сказала капитан, посмотрев на табличку. — Не хотите ли продолжить экскурсию с лейтенантом Пересом?

— Да, конечно.

— Лейтенант, покажите кадету Кодьяку все, что он захочет увидеть. Честь имею, кадет.

Отвечая на ее приветствие, Богдан вдруг заметил, что одет в такую же офигительную форму, как все на мостике.

— Спорю, ты захочешь посмотреть зал для боевых тренировок и офицерский клуб, — сказал лейтенант. — Или наш частный нудистский пляж.

Слишком скоро Богданова бусина отцепилась и выкатилась на станцию «Библиотека». Пробудившись от грез, он приклеил к плечу кодьяковские цвета, коричневый-желтый-белый, и с чувством тяжкой потери вернулся к реальности. Как только он вышел на платформу, какой-то человек наступил ему на ногу. Богдан взвыл, а мужчина, осмотрев подошву ботинка, спросил:

— В чем проблема-то?

— Вы мне на ногу наступили, вот в чем!

— Ты сам захотел остаться такой мелюзгой.

— Не такой уж я мелкий, чтоб вы меня не заметили. Мужчина, пожав плечами, сделал попытку потрепать Богдана по голове. Богдан отпихнул его руку.

— Сначала чуть не растоптал меня, а потом по головке гладишь? Спятил ты, что ли?

Мужчина молча ушел, а Богдан захромал к выходу с ощущением, что у него сломан палец ноги. Транзитная пчела, спикировав перед ним, спросила:

— Вам требуется медицинская помощь, мар Кодьяк?

— Нет, но вон того засранца надо арестовать за телесные повреждения!

— Наши записи показывают, что имел место несчастный случай. Но если вам требуется медицинская помощь, разрешите проинформировать, что на этой станции ЧОТ имеется полностью оснащенный кризисный пункт. Для пассажиров с билетами предусмотрены скидки. Помимо автодока клинического класса мы предлагаем консультации для критических ситуаций. Возможно, и вы пожелаете проконсультироваться.

Богдан яростно вытер навернувшиеся на глаза слезы и вышел со станции. Вечер был теплый. Гологолли в этом районе не ошивались: никто здесь не мог себе позволить интерактивничать с ними. Киосков мало, тротуарных экранов и того меньше, зато у выхода расположился блошиный рынок: бездомные пытались продать всякое разнесчастное барахло. Одна старуха сидела на табуретке рядом со старинными весами для ванной. На весах висел рукописный плакатик: «Праверь свой весс — ОДК 1/7». Миллионка, чтобы стать на сломанные весы. Старуха смотрела на Богдана с надеждой, но он не проявил милосердия и припустил трусцой, несмотря на боль в пострадавшем пальце, покрикивая пчелам:

— Сгинь! Сгинь!

Повернув на Хоув-стрит, Богдан увидел у дома двух Тобблеров, занятых чем-то непонятным. Один Тобблер низко наклонился, другой заглядывал ему через плечо. Вокруг них кишели любопытные пчелы. Богдана тоже одолело любопытство, и он подошел посмотреть, в чем дело.

— Привет, молодой Кодьяк, — пропыхтел, выпрямляясь, согнутый Тобблер.

— Здравствуйте, домоправитель Дитер. Что это у вас тут?

— Не только у нас, у вас тоже.

Другой Тобблер по имени Трой лил из пакета какую-то густую жидкость в трещину на тротуаре. На Богдана он даже и не взглянул. Трой был мальчик — настоящий, не ретро. Он прожил на свете двенадцать подлинных лет. В техническом смысле Богдан тоже был не ретромальчиком, только прерванным — он остановил свое созревание, не достигнув подросткового возраста, — но этот факт не способствовал его сближению с Троем.

Опорожнив пакет, Трой надел защитные очки и заглянул в трещину.

— Ничего не видать.

— Пусть впитается, — рассудил домоправитель.

— Все равно не видать, — заявил Трой через минуту. Домоправитель взял из ящика с инструментами резиновый молоток и стал простукивать тротуар по обе стороны трещины. — Вот, теперь пошло. Давай туда. — Трой показал в сторону дома.

Молоток достучался до здания и перешел на его кирпичную стену.

— Есть! — крикнул Трой. — Поймал гада. Иди посмотри. — Он отдал очки домоправителю и спросил Богдана: — Чего вылупился?

— Ничего. — Богдан отвел глаза.

— Хорошо-о, — протянул, глядя в трещину, Дитер. — Метра три — три с половиной. Надо взять образцы. — Он снял очки и сказал Богдану: — Ну что, молодой Кодьяк, как вам живется при нашем лифте? Жарковато в такую погоду, а? Может, лучше держать дверь открытой?

— Я люблю, когда жарко, — уклончиво сказал Богдан. Тобблеры обнаружили что-то под чартерным домом, и ему хотелось знать что. Но они, конечно, не скажут, особенно Трой, а выспрашивать у них информацию он не станет. — Спокойной вам ночи, Тобблеры.

— Спокойной ночи, Кодьяк.

Он прошел мимо «Микросекунды», поднялся на крыльцо к кодьяковской двери. На голос он теперь не стал полагаться, а сразу приложил к двери ладонь.

— На, читай.

— Здравствуйте, посетитель, — сказала дверь очень знакомым голосом.

— Китти, ты? Это я, Богдан. Открой парадную.

Но это была только запись, притом старая.

— Вследствие военного положения и возможности беспорядков дом чартера Кодьяк временно герметизирован, — сообщила дверь. — Извините за причиненные неудобства.

Военное положение? Да Богдана тогда и в проекте не было.

— Мы лишены возможности обратиться к вам реально, — продолжал голос Китти, — но если цель вашего посещения не противозаконна, дверь уведомит нас. В противном случае просим немедленно удалиться. И помните, что это дверь модели «Античужак», полностью вооруженная и имеющая лицензию на защиту от вторжения.

— Дверь, скажи кому-нибудь, что я здесь, — взмолился Богдан. — Эйприл или Денни. Просто свяжись с ними.

Ответа не было. Он хотел уже плюнуть и пройти через «Микросекунду», но дверь заговорила другим голосом — Расти?

— Мы все уже спим, дружище. Приходи утром.

— Ничего вы не спите! — Богдан лягнул дверь. Она ответила металлическим лязгом и выдвинула газовые дула из рамы. Богдан снова нанес удар, зная, что газовые баллоны давным-давно разрядились. Тобблеры отвлеклись от своего занятия и уставились на него, но он не обращал на них внимания и продолжал пинать, пока внутри не включилась тревога.

В конце концов ему открыл домоправитель Кейл.

— Что за шум, Богдан?

— Долбаная дверь открываться не хочет, вот и стучу. Не можете, что ли, наладить? — Он протиснулся в вестибюль мимо Кейла. — Так трудно починить хренов домпьютер?

— Я смотрю, мы сегодня не в настроении, — сказал Кейл.

— Да ну? С чего бы это? Может, мы весь день вкалывали? Или, наоборот, дома сидели и не делали ни хрена?

— Кто-то, похоже, сильно проголодался, — невозмутимо ответил Кейл. — Иди руки мыть, мы тебя ждем с обедом. И Сэму заодно отнеси поднос. Он неважно себя чувствует. Скажи, что мы все поднимемся к нему после обеда.

Богдан слишком устал, чтобы спорить, и поплелся в комнатушку за «Микросекундой». Там стоял отдельный экструдер, кухонный.

— И не забудь, — крикнул вслед Кейл, — в семь у тебя разрешительная комиссия.

На середине крыши Богдан услышал храп, вестник целительного дневного сна. В двери сарайчика появилась новая дырка, в которую он тут же сунул палец. Сэм, укрывшись старым одеялом, лежал на кровати. Богдан вошел, ступая как можно тише. На шатком пуфике стоял другой поднос, нетронутый — видимо, с ленчем. Богдан поменял его на свой. Полуденная фрутокаша слегка забродила и издавала густой приторный запах. Разбудить, что ли, Сэма, пока обед не остыл? После их утренней встречи на лестнице он, наверное, вернулся назад и лег.

— Сэм, — позвал Богдан не очень громко.

— Ш-ш-ш, — тут же ответил Хьюберт. — Привет, Богги. Тише, пожалуйста. Сэму было нехорошо, ему отдохнуть надо.

Храп продолжался без перебоев.

— Они просили сказать, что придут к нему позже.

— Я передам, когда он проснется.

Богдан забрал поднос с ленчем и сказал шепотом:

— Хьюберт, Тоббы льют какой-то оптический агент под землю около дома. Есть идеи на этот счет?

— Сырьевые пираты, — зашептал в ответ Хьюберт. — В окрестностях вроде бы замечены техносы-копатели, и есть случаи каннибализма старых кирпичных зданий. Тобблеры подозревают, что пираты выедают изнутри наши стены.

— Зачем кому-то старые кирпичи?

— Наш дом построен из пульмановских. Их делали в девятнадцатом веке из глины озера Калюмет. Они высоко ценятся у строителей.

Богдана впечатлила информированность Хьюберта.

— Это Тоббы тебе рассказали?

— Нет. Я не так давно научился подключаться к их домпьютеру.

— Красота. К их домпьютеру подключаться умеешь, а наш наладить не можешь.

— Не так громко. Шел бы ты обедать, а? Все тебя ждут. Богдан отодвинул дверь, но не ушел. Что-то здесь было не так, только вот что? Сэм все это время храпел слишком уж мерно, и еще… еще Богдан чувствовал запах перестоявшейся фрутокаши. Будь Сэм на месте, здесь пахло бы только им. Богдан поставил поднос на стол и двинулся к койке.

— Что ты делаешь? — сказал Хьюберт. — Ты разбудишь его.

— Сомневаюсь. — Под одеялом лежала груда подушек. — Хьюберт, что происходит?

Храп оборвался, и чей-то голос сказал:

— Что? Что такое? Где это я, Генри?

Богдан подошел к динамику на рассадном столе.

— Как раз это я и хочу узнать, Сэм. Где ты?

— Богдан? Ты в моем бунгало?

— Ну да, а ты где? Внизу?

— Вообще-то наверху.

— Куда ж еще выше-то?

— Я не дома. Отлучился по одному делу. Богдан показал на разоренную койку.

— Тайком?

Из динамика донесся вздох.

— Если бы я сказал, Эйприл, ты или Китти попытались бы меня задержать, а этого я допустить не мог.

— Ты пугаешь меня, Сэм.

— Извини, мальчуган, ничего не могу поделать. Слушай: давно, когда тебя еще не слили в пробирку, со мной поступили бесчеловечно…

— Ты говоришь о прижигании. — Богдан, чувствуя определенное облегчение, присел на койку. — Собираешься сжечь себя в знак протеста.

Динамик ненадолго умолк.

— Понимаю. Я уже говорил об этом.

— Так, раз двести.

— Значит, сильного шока это не вызовет. Что ж, я рад. Я был пешкой в чьей-то большой игре, Богги, и хотя я уже никогда не узнаю, кто должен ответить за мою трагическую судьбу, всеобщее молчание этому только способствовало. Я хочу указать на это обществу единственным доступным мне способом.

— Но ведь это было давным-давно, Сэм. Никому больше дела нет.

— Вот я и хочу им напомнить.

Богдан, обнаружив под подушкой конверты, стал разбирать их. На каждом стояло имя кого-то из Кодьяков, в том числе и его. Он бросил их и вскочил.

— Я скажу Кейлу!

— Это бесполезно. Они могут весь город обегать, а меня все равно не найдут. Лучше уж промолчать. Обещай, что не скажешь, Богги.

— Нет! Скажи, где ты.

— Богги, мне и без того трудно. Думаешь, я легко пришел к такому решению?

— Да плевал я!

— Вот что: если Хьюберт что-нибудь напортачит и придется меня вызволять, мы с тобой свяжемся, ладно?

— Где ты?

Самсон прервал связь с Богданом. «Солджер-филд», видимо, понемногу заполнялся — рядом с ним прибавилась еще дюжина кресел. Потом Самсон посмотрел внимательно и увидел, что других зрителей, кроме этих, нет. Маленький островок сидений, скрепленных вместе, как клавиши древней пишущей машинки, одиноко болтался над пустым стадионом.

По правую руку от Самсона сидел мужчина — высокий, тощий, с костистым старым лицом и аккуратно подстриженными черными усиками.

— А, проснулись! — пробасил он. — Замечательно! Добрый вечер, сэр! — Он слегка гнусавил из-за больших бордовых затычек в носу.

Место слева занимала женщина с такими же носовыми фильтрами, придававшими ей поросячий вид. Увядшая кожа и жидкие волосы показывали, что и она порядком себя запустила. К тому же она была толстая. Серый с белым кот у нее на коленях смотрел на Самсона подозрительно.

На всех прочих сиденьях расположились дети, от мала до велика. Откуда их столько? Самсон давно уже не видел так много детей, целый школьный автобус. Он заметил, что никто из детей в отличие от двух взрослых не пристегнут к своему креслу.

Понятно. Они покупные, не реальные. А вот у кота и шлейка, и поводок — значит, реальный. Мужчина подал Самсону руку.

— Я Виктор Воль, а это моя возлюбленная Жюстина. И малышня. — Подмигнув, он обвел рукой детские кресла. — Поздоровайтесь с мсье Кодьяком, ребята.

— Здравствуйте, мсье Кодьяк! — с поразительным рвением прокричали дети.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Мы тут поболтали с вашим слугой, пока вы дремали. Правда, Жюстина?

Женщина кивнула и застенчиво улыбнулась, показав коричневатые зубы.

Самсон растерялся. Дети вставали на сиденья, чтобы лучше его рассмотреть. Хьюберт, конечно, не стал бы откровенничать с незнакомыми?

— Надеюсь, мы не очень вас беспокоим, мар Кодьяк. Просто никто уже много лет не покупал себе такого высокого места. Вся эта секция обычно закрыта — во всяком случае, для людей. Жюстина увидела, что вы сидите там один, да еще днем, и матча сегодня нет.

— Я пришел на церемонию снятия купола.

— Да ладно, — небрежно махнула рукой Жюстина.

— Жюстина хочет сказать, что церемония состоится внизу, — показал Виктор. — И скорее всего не в Чикаго. Этот стадион для них так, вроде задника.

Самсон тупо смотрел на него.

— Теперь «Солджер-филд» пользуются разве что только самоубийцы.

— Самоубийцы? — повторил Самсон.

— Прыжок Мосби. — Жюстина показала на огороженный парапет по ту сторону стадиона. — С него все и началось.

— Что началось?

— Самоубийства в честь Мосби, конечно.

Самсон, ничего не понимая, смотрел то на нее, то на Виктора.

— Пива хотите? — Виктор протянул ему холодный пакет. Самсон уже много лет не пил пива. Те двое подняли свои пакеты заздравным жестом, и Виктор сказал: — За нашего нежданного гостя. Добро пожаловать к нам домой.

— За моих нежданных хозяев, — сказал Самсон и выпил. Вкуса он, само собой, не почувствовал, как и никакого другого вкуса за последние сорок лет. У всех детей в руках внезапно появились стаканчики с содой-мороженым. — К вам домой, говорите? Вы разве живете здесь?

— Скажем так, — опять подмигнул Виктор, — пришли посмотреть Олимпиаду в двадцать восьмом, да так тут и остались.

Сэм, сказал Хьюберт, у них есть хитрый субмагнит. Он прячет их от охраны и взламывает коды киосков. Я наблюдаю за ним, набираюсь опыта.

— Дог? — Виктор снова дал Самсону пакет, на этот раз теплый. Внутри лежал хотдог на маковой булочке, с зеленой приправой, луком и ярко-желтой горчицей. Пар пощекотал Самсону ноздри, и ему почудился запах чикагского деликатеса времен его молодости.

— Спасибо, с удовольствием.