"До поворота (Кровавый Крым)" - читать интересную книгу автора (Якимец Кирилл)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Слушай, Милка я устал, — отодвинув тарелку, Слава готов был просто развалиться по кусочкам, так болело все тело.

— Хэш хочешь? — потягивая из стаканчика пепси-колу, она смешно стягивала трубочкой слишком толстые губы.

— Вообще-то я наелся. А что это? — опять она над ним смеется.

— Боль снимет. Гашиш. — Она еще отпила, — ну не смотри ты на меня так! Я же тебе не дозу предлагаю, как лекарство…

— А ты что, уже приняла? — он подозрительно принюхался.

— Нет. Мне больше нельзя. Только колу, — Мила немного подумала, вслушиваясь в свой бурчащий живот, — и пиво. Все. А ты знаешь, я в сумке очки черные нашла. На, примерь.

Вздрогнув, Слава пролил пузырящуюся жидкость:

— Это еще зачем?

— У тебя фингал под глазом. Неприлично.

Неловко поерзав по непривычной щетине, проверил. Действительно болит. Подозрительно оглядев отливающие радужным стекла и черную пластмассу, надел на нос — неудобно.

— Ну ты, фраер!!! Тебе идет — крутой мэн!

Мила завертела головой, оглядывая маленькое длинное кафе с зеркальным потолком. За стойками, прикрытые бутылками, тоже сверкали зеркала.

— Вон, у кассы можно посмотреть!

Она потянула Славу туда. Готовая в любой момент нажать красную кнопку тревоги, пухленькая молодая кассирша, лет восемнадцати, испуганно схватилась за открытые ящички. Сквозь пестрый провал стекла на Славу смотрел отвратительный «джентельмен удачи» из телешоу невысокого калибра: брюки с разводами цвета хаки, белесая щетина, черные глазницы очков, жестко-ироничная ухмылка. «М-да, осталось только кассу ограбить». Улыбка стала жалобной.

— Да ну тебя! — Слава махнул рукой и заметил, как расслабилась кассирша, — зачем ты из меня монстра делаешь?

Вернувшись за столик, он стал бережно допивать колу, но очки не снял.

— Мне побриться надо.

— Зачем? Так лучше, отпусти бороду. Тебе пойдет!

— Как и бриджи! — он вспомнил свои несчастные брюки.

— Ну, — смутилась Мила, — В следующий раз сам зашивай!

В зале народу было не много — хорошо, спокойно. Две девочки лет пяти или семи в светлых платицах, с бантиками, ели мороженное из широких пластмассовых мисочек на ножках. Сидящая рядом пожилая женщина ласково улыбалась, наверное бабушка. Четыре девушки жеманно терлись в уголочке поближе к двери. Интеллигентного вида парень в тонких очках с шикарной брюнеткой. Два человека среднего возраста, у каждого дипломат. Откуда? За соседним столиком, через один от них, странная веселая группа парней лет двадцати в черной коже — жилет, ремень, брюки тоже черные, улыбаются, трезвые, иногда смотрят на девушек, не задирают, кокетничают с барменшами, те отпускают им пиво бесплатно…

Мирно жужжат вентиляторы на страже двух миров, верх-низ. Где настоящий — не поймешь. В зеркалах на потолке мир существовал вверх тормашками совершенно естественно: плавали макушки чьих-то голов над белыми блинами столиков… К столику веселых парней приплыла еще одна копна светлых волос. Сильная рука положила что-то на белую поверхность, рядом с темной пивной бутылкой. Слава опустил глаза, даже в голове закружилось — ни вентиляторов, ни квадратиков, делящих общую зеркальную поверхность потолка на сегменты. Наверное, в таких сегментах видят мир все насекомые?

С трудом Слава отыскал в зале заинтересовавшую его группу, разговор там шел уже на повышенных тонах. Испуганно переглядывались девушки-барменши.

— Мы так не договаривались! — тихо рычал верзила в пуленепробиваемом зеленом жилете. Он был похож на рассерженного медведя-шатуна или викинга-берсерка..

Один из парней, бледноватый, со слегка вытянутым лицом, успокаивюще похлопал «викинга» по плечу и подвинул ему жестяную банку с пивом. Остальные, не переставая улыбаться, свободно развалились на тонких плетеных стульчиках. Казалось, они подсмеиваються над гигантом, уверенные в полной своей безопасности.

— Пойдем отсюда, — Славе почему-то стало душно.

— Подожди, давай посмотрим, — откинувшись, как в партере театра, Мила с садистским наслаждением ожидала финала: сейчас Отелло всех задушит и себя убьет. Или нет? В стеклянных дверях показалась тоненькая девушка, вся какая-то растерянно-растрепанная, испуганно поискала глазами и остановилась на шумящем человеке. Вскочив, тот неловко опрокинул вскрытую жестянку, и пиво пролилось на парня с бледным лицом. Кассирша была готова то ли упасть в обморок, то ли опрометью выскочить из-за кассы и броситься вон.

— Ну, козлы! — взревел обиженный «викинг», — ну, сейчас побазарим!

Его рука запуталась внутри бронежелета. Молодые люди нехотя вскочили, не прекращая улыбаться. Дети смотрели на эту сцену с немым восторгом, бабушка торопливо пыталась засунуть в пляжную сумку панамки и шоколадки. Трясущиеся руки не слушались и все попадало на пол. Нагнувшись, она стала их собирать, выставив над столом мягкие полукружия обширной задницы. Большой человек толкнул одного в кожаной куртке, и тот, упав на столик, сдвинул стулья и задел ногой пожилую женщину. Та завизжала, девочки прыснули. Бабушка оказалась запертой в своем неудобном положении столом и кучей стульев. Интеллигентного вида молодой человек поднялся, чтобы ей помочь, возмущенно хлопая губами, но спутница, уцепившись за его руку, потащила к выходу. Туда же направились солидные люди с дипломатами. Им всем необходимо было обогнуть бушующего великана и молодых людей, испуганные девушки, сидевшие почти у дверей, попытались сделать то же самое, но с другой стороны — по стеночке.

В это время «викингу» наконец удалось высунуть руку из-зи пазухи. В ней оказался зажат блестяший черный пистолет. На минуту все замерли. Первой опомнившись, опрометью кинулась вон взлохмаченная девушка, которая до того неотрывно смотрела на великана. За ней успели выскочить два джентельмена с дипломатами.

— Побазарим, козлы! — ревел гигант, размахивая под носом у молодых людей дулом, — Вы у меня…! — ничего особо неприличного он не произносил, что в создавшейся ситуации казалось противоестественным. Молодые люди навалились на него со всех сторон, пытаясь отобрать оружие и скрутить ему руки, но тот оставался непоколебим, как гора, лишь сквозь мирный гул вентилятора доносилось его мощное сопение.

— Пойдем-ка!!! — полностью осознав опасность происходящего, Слава не хотел оказаться втянутым в еще какое-либо дурацкое мироприятие.

— Нет! Подожди! Давай посмотрим чем дело кончиться!

Темно-синие глаза горели радостным возбуждением — вот-вот молнии выскочат.

— Смотри, они похожи на меленьких паучков, облепивших большую навозную муху!

В милиных словах была доля истины, Слава тоже не смог сдержать улыбку: млодые люди вшестером повисли на гиганте, трое попытались вывернуть руку с пистолетом, их ноги оторвались от пола, жалобно болтались узкие носки дорогих фасонных туфель. Раздался слабый хлопок, пытающийся проскочить к дверям мимо драки интеллигентный человек резко закашлялся, зажав лицо ладонью, оставил свою спутницу и, бросившись напролом, ударился о раскрытую дверь. С длинного носа слетели очки, он попытался их подхватить, но на него налетели четыре девушки с зажмуренными глазами. По центру помещения поплыли клубы капелек тумана. В дверях возникла давка, барменши прижались к зеркальным полкам с бутылками, готовые нырнуть в подсобку, за кассой никого не было видно.

— Закрой глаза и не дыши! — высматривая возможные пути к отступлению, Слава собрался перекинуть девочку через стойку к барменшам.

— Сам не дыши! Цирк-то какой! Этому фраеру, небось, самопал скинули Мила втянула поглубже воздух.

— Знаешь этот анекдот про наркомана в газовой камере? А тут и кумара-то нет!

С трудом Слава сообразил, что если бы газ был «серьезный», то все давно должны были бы лежать под столиками и дрыгать лапками. Мелкие капли оседали на пол уже через метр вокруг гиганта, но возле самой двери. Девочки во-всю смеялись, бабушка с трудом вылезла, красная и потная, от ласковой ухмылочки не осталось и следа. Пожалуй, она оказалась сейчас самой социально-опасной: трое висевших на гиганте так и висели, уткнув лица в бронежилет, двое других пытались сокрушить «викинга» — один с зажмуренными глазами бил «мавашу», тонущую в его толстых икрах, другой кулаком пытался попасть по заросшему светлой ухоженной бородой лицу. Из закрытых глаз противников лились слабые слезы…

Мила и девочки радостно хихикали. Слава заметил еще одного посетителя наслаждавшегося происшествием. Тот одиноко сидел в самом темном и дальнем углу и казался чем-то знакомым, похожим на навозного жука-скарабея…

— Хватит. Пошли.

Слава поднялся. Воздух был чист, слабые волны, разгоняемые вентиляторами, приносили лишь легкий едкий привкус.

— Любишь ты все это…

— Да ладно, не ругайся. Весело же было!

Мила послушно пошла следом. Чуть не подскользнувшись на раздавленных кем-то очках интеллигентного молодого человека, она невольно упала на грудь бледнолицему в черной коже.

— Ах, простите!

Впившись в нее глазами, тот так и замер, как будто увидел привидение.

Столпившиеся на улице посетители рассерженно отфыркивались, как стая облитых водой мартовских кошек. Кому-то необходимо было вернуться за брошенными в спешке вещами. Пытаясь сохранить достоинство, бабушка потащила внучек куда-то вдоль улицы по узкому тротуару, Слава весело проводил взглядом ее жирные ягодицы, переливающиеся под тугим летним платьем в выпирающем рельефе плотных трусов. На улицу вышли и заплаканные молодые люди с успокоившимся великаном в бронежилете, и барменши с кассиршей. Слава попытался разглядеть знакомого посетителя, но того среди публики не оказалось. Из-за ближайшего поворота один из ребят тащил упиравшуюся растрепанную девушку — тихонько цокали высокие каблучки, изредка застревая в щелях мостовой. Когда она попыталась остановиться, чтобы выдернуть руку, нога подвернулась и тонкий штырь, отломавшись от босоножки, намертво застрял в неровном асфальте. По смуглым щекам потекли, размывая тушь, слезы.

— Эй-ей-ей!!! — уцепилась Мила за напрягшийся славин бицепс, — Ты не лезь, они сами разберуться! Нам идти пора.

Но его остановило виновато-беспомощное выражение ее глаз, там было что-то еще. Может, он уловил тот тоскливый московский страх? Точнее, ужас перед этими ласково улыбающимися бледными парнями. На руке одного он увидел темное пятно рисунка, но не успел рассмотреть. Понуро опустив голову, великан послушно выслушивал главного бледнолицего, к нему подвели девушку и оставили в покое.

Наконец противники пожали друг другу руки, великан побагровел, готовый кинуться в новую драку, но девушка, что-то тихонько ему принялась обьяснять, и они ушли. Как-то беззащитно прихрамывая на поломанной туфельке, девушка стала похожа на маркитантку разбитого войска: «пулями пробито днище котелка…». Им навстречу шел высокий человек в соломенном самбреро ялтинрского производства и неестественно пестрой от красных цветов рубашке, завязанной мощным узлом на мускулистом черном животе. Негр. Проводив пару настойчиво-любопытным взглядом, негр подошел к кафе, снял шляпу — кажется, этого человека Слава недавно видел на нудистском пляжу. И Сашок что-то болтал про негра из Харькова… Мягко улыбнувшись, тот прошел внутрь мимо вежливо расступившейся группы молодых людей.

— Идем? — почему-то Мила была рассержена.

— Ты чем недовольна?

— Ненавижу негров!

— Че-го?! — слегка опешил Слава.

— Я не виновата, что у меня предки такие! Я не негритянка!!!

Некоторые прохожие удивленно глядели им вслед.

— Да брось ты! — совсем растерлся Слава, — подумаешь, предки. Какая разница!

Они шли по прямым улицам, пока не попали на пляж, забитый людьми под завязку.

— А какое он имел право так мне улыбаться? И этот хмырь, с лошадиной мордой, вылупился!!! Чего они на меня все так смотрят!!! — потихоньку Мила переходила на визг.

— Потому что ты красивая, — сходу придумал Слава.

— Да? — слова сработали безотказно, она сразу успокоилась и про все забыла, — Смотри, справа, там!

— Что?

— Ну крепость же! Пойдем, нам наверх!!

Узкая лента асфальта вилась в лабиринте одноэтажных домиков, облепленных кустами каких-то цветов. Этот лабиринт очаровывал — казалось, дома растут вместе с травой из набирающей силу горы.

Вот и грязно-бурые шишковатые башни, сомкнутые, как челюсти. Рядом толпятся немногочисленные туристы.

— Ну, ты это рвалась увидеть?

— Нет. Не знаю. — забравшись в неверную тень, Мила топталась на месте, — может, экскурсовода подождем?

— Ну подожди-подожди!

— Не злись. Хочешь яблочко?

— Тоже из сумки?!

— Нет. Купила.

— А на какие даньги?!

— На твои, — опять эта дурацкая слеза на ресницах.

Пристроившись к небольшой экскурсии, они выслушали занимательную повесть про славную историю города Судака и его крепости. Невольно Слава проникся искренним сочувствием к «последнему оплоту Европы в Азии», так и повеяло галерами, плащами, мечами, чумой, пришедшей с переброшенными через стену осажденной крепости вонючими трупами… Даже усталость и ломота куда-то делись. Залезли на стену: полет птиц, безбрежное море, куда давным давно уплыли генуэзцы, и не вернутся, останется только эта выжженная солнцем и потоптанная туристами каменная плешь. От таких мыслей стало грустно. Толстые стены стояли прочно, сохраняя столетние тайны, приятное тепло камней согревало кожу — в их щербинках чудилась своя жизнь. У какой-то квадратной ямы, возле одной из дальних башен, копошились люди. На них изредка глазели турсты, не обращавшие внимания на веревочку заграждения с белыми лоскутами.

— Кто это? — спросил Слава полного господина в кепке, внимательно разглядывая переливающиеся кусочки стекла.

— А, — тот презрительно пожал плечами и отошел, — археологи.

Сложенные небрежными кучками кусочки иногда попадались кому-нибудь под ноги из копавших, вызывая ленивые перепалки. Слава решил, что лучше отойти в сторону и не мешать.

— Ух ты!!! — призывно замахала руками Мила, — Смотри, что здесь есть!

Крутая узенькая тропка по камням — спуск почти к морю или куда-нибудь еще. Слава равнодушно пожал плечами, но девочка уже вприпрыжку неслась вниз. Навстречу поднималась пожилая семейная пара.

— Там спуск есть? — поинтересовался Слава.

— Нет, ступени обвалились, — задержался мужчина, — но очень красивый вид…

Завороженно глядя на бьющееся о камни море, Мила шептала какие-то стихи. По склону соседней горы мирно прогуливались четыре козы, таких прежде Слава не видел: шоколадно-коричневые, с темными оборками полосок.

— Правда здорово? — не заметив подошедшей девочки, Слава слегка вздрогнул.

— Вечер скоро, — она почему-то поежилась. Обняв ее за плечи, он уловил приторный запах ее волос. Опять наркотики? Но промолчал.

— Пойдем обратно?

Наверху их уже ждали: лошадиная морда глвного бледнолицего торчала из-за стены, следом показались остальные, они все так же мило улыбались. Поднявшись еще вверх, они обнаружили, что проход закрыт этой странной компанией. Вперед вышли двое, и, когда внезапно в воздухе свернули ножи, Слава понял, что за стеной их нито не увидит и помощи ждать неоткуда. А самое неприятное — что все противники сверху. Если набросятся толпой, то скрутят в два счета. Слава понял, что надо заставить их нападать по очереди. Под ногами скрипели острые камушки. Хорошо бы несколько таких иметь в руках, но так, чтобы никто не заметил.

Слава сделал испуганное лицо и визгливо крикнул Миле:

— Милочка, это хулиганы! У них ножи! Что делать?!

Кажется, Мила все поняла, а эти — поверили. Мила отодвинулась в сторону, двое бандитов продолжали спускаться, остальные решили подождать. Слава снова бросил на бандитов затравленный взгляд, выругался фальцетом и споткнулся… Есть! По два увесистых угловатых камня в каждой руке. Пока бандиты ничего не заподозрили, Слава метнул один камень в того бандита, который был дальше.

У брата на даче Слава броском с двух рук сбивал сразу две бутылки, причем швырял через весь двор. А двор там не маленький, в длину метров пятнадцать. Но здесь кидать приходилось вверх, да еще по движущейся мишени. Камень просвистел рядом с головой бандита. Бандит не понял, какой опасности только что избежал, и его добродушная улыбка стала еще шире. Но Славе было достаточно одного броска, чтобы приноровиться к новым условиям: второй камень угодил бандиту в глаз. Послышался оглушительный вопль, брызнула кровь. Передний бандит, как и расчитывал Слава, оглянулся, и тут же получил камень в затылок. Кажется, хрустнула кость, хотя на такую удачу Слава не надеялся. Бандит упал со стоном, подкатился к самым ногам Славы и остался неподвижно лежать. Слава вырвал нож из его руки — длинную финку, рукоятка обмотана проволокой и оканчивается тяжелым стальным набалдашником в форме орлиной головы. Кинуть нож Миле? Она, вроде, неплохо умеет… Нет. Во-первых, у нее есть свой, а во-вторых, тогда бандиты обратят на нее внимание, нападут. Прийдется самому. Но сам Слава не умел обращаться с ножом, поэтому просто зашвырнул финку подальше за спину.

Четверо наступали сверху, двое остались у ворот. Слава на всякий случай метнул камень в крайнего, но тот ожидал броска и легко уклонился. Слава и не надеялся, что удастся повторить этот трюк. Он побежал вдоль обрыва, прочь от Милы. Бандиты тоже побежали, но теперь получилось, что они бегут не шеренгой, а гуськом. И главное, двигаясь под гору, они в пылу преследования смогли хорошенько разогнаться. Ближайший прыгнул на Славу, выставив ногу в высоком ботинке. На мгновение Славу ослепил солнечный блик, отразившийся от полукруглой металлической подковы на черной подошве. Но это уже не могло ничему помешать. Слава резко присел, выставив руки, поймал бандита за ботинок, перекатился на спину и со всей силы толкнул вверх обеими ногами. Черное кожаное тело пролетело над краем обрыва, Слава слышал, как оно где-то далеко ударилось о камни. Наверное, бандит разбился, но Слава не стал проверять. Кувыркнувшись через голову, он оказался на четвереньках и быстро пополз вверх. Трое бандитов сделали еще несколько шагов по инерции, один остановился на краю и заглянул вниз. Слава схватил с земли камень и метнул — камень был слишком тяжелый, поэтому Слава промазал по голове и попал бандиту в плечо. Но этого оказалось достаточно: взмахнув руками, бандит не удержал равновесия и с пронзительным криком полетел вслед за своим товарищем.

Теперь противников оставалось четверо — двое внизу и двое у ворот. И еще двое лежали. Одного, с камнем, торчащим из левой глазницы, Слава вырубил хорошо, может быть, даже полностью, но второй слабо шевелился. Действительно, было бы слишком большой удачей перешибить человеку позвоночник одним броском камня с десяти шагов. Мила подошла к нему, заботливо склонилась. Двое от ворот начали спускаться. Бандиты, все так же мило улыбаясь, сосредоточились вокруг Славы и не заметили, как девочка быстро достала маленький нож и всадила его по самую рукоятку в шею под подбородком, резко выдернула, а затем пнула тело ногой. Еще извивающееся тело полетело вниз, глухо шмякая по камням, почти не слышно в шуме прибоя. Один из спускавшихся оглянулся, побледнел. Направился к Миле.

Дура, подумал Слава, вот дура! Хотя… Мила сделала быстрое движение, на солнце блестнула летящая сталь. Бандит повалился, ухватившись за живот, из которого торчала пестрая рукоятка милиного ножа.

Теперь оставалось трое. Они больше не улыбались. Иногда нервно оглядывались в сторону Милы — но девочка сидела неподвижно возле трупа. Жалко, склон крутой, невозможно сделать подсечку. И если прыгнуть на одного, оставив другого сбоку, то третий обязательно окажется за спиной. И тогда конец. Вот если кто-то из них начнет… Тоже тяжело.

Но бандиты совершили ошибку: они начали вместе. Верхний метнулся к Славе, выводя по дуге руку с ножом. Бандит, стоявший справа, тоже занес нож для удара. И это, на самом деле, была удача. Слава схватил первого за руку и дернул его, выставляя перед собой щитом. Все произошло очень быстро, второй бандит не успел сориентироваться и всадил нож в собственного товарища. Еще долю секунды он стоял, удивленно пялясь на свою жертву — но этой доли секунды Славе хватило, чтобы оказаться у него за спиной и сделать боковой удар ногой. Всю силу вложил Слава в этот удар, силу, многократно увеличенную страхом за себя и за Милу. Теперь он отчетливо слышал, как хрустнули кости. «Савватий не поверит!» — на мгновение пронеслось в голове.

Два тела тихо осели на землю. А где третий?

И тут Слава услыхал, как тоненьким голоском, всхлипывая, матерится Мила. Последний бандит заломил ей руку за спину, а другой рукой приставил конец ножа к сонной артерии девочки.

— Эй!.. — Слава поднял с земли подходящий камень.

— Мочи попей! — передразнил бандит и пригнулся так, что его голова надежно спряталась за головой Милы. Видимо, бандит умел профессионально заламывать руки: Мила не могла дернуться, только всхлипывала и ругалась.

— Эй… — нерешительно повторил Слава.

— Разэйкался, — ответил бандит, — вали отсюда, парень. Девченку я забираю, а ты вали. Тебя никто пальцем не тронет. Гарантирую.

— А где гарантии? — спросил Слава, чтобы протянуть время.

— Кругом валяются.

Мила пару раз возмушенно открыла рот, потом вдруг успокоилась. Улыбнулась. Находясь у нее за спиной, бандит не мог видеть этих изменений в выражении милиного лица, но Слава все видел и напрягся. Приготовился. Мила подмигнула ему. И вдруг резко наклонила голову.

Камень Славы попал бандиту в лоб. Мила вырвалась из рук, одетых в черную кожу, отпрыгнула подальше — но можно было уже не беспокоиться: бандит лежал без сознания.

— Ну, что? — тяжело привалившись к камню, Слава все никак не мог поверить, что, кажется, все кончено. Обошлось.

Присев рядом на корточки, Мила обхватила голову руками и что-то невнятно пробормотала.

— Говори громче.

— Подожди. — подняв голову, она сосредоточенно глядела перед собой.

— Чего? Милицию?

— Давай разберемся: они нас в кафе засекли, они не местные…

— Уходить нам надо… — нехотя оторвавшись от уютной скалы, Слава пошел искать сумку. Скинул в воду еще два тела, один был живой, Слава знал, что сломал ему позвоночник. Он стал убийцей… В это не верилось, он ведь только защищался, но хотелось помыть руки, встать самому под струю прохладной воды — пальцы все еще держали какой-то липкий аромат. Запах смерти?

Вернувшись, он нашел Милу сидящей над одним из живых парней. Весь бледный от потери крови, тот вызывающе улыбался и щурил чуть раскосые глаза, одной рукой зажимал рану на животе. Мила вытирала свой нож пучком серой сухой травы.

— Одним ударом живот вспарывают и человека, пока живой, его же кишками давят…

Слава уловил обрывок разговора и неприятно передернулся.

— Не хочет он в больницу.

Лениво облокотившись о камни, Мила цедила сигарету.

— И доктор ему не нужен… Ты жить-то хочешь?

Улыбнувшись, парень откинул назад голову и еще сильнее побледнел, справляясь с болью. Через минуту Славе стало ясно, что он умер.

— Идем, — отряхнув штаны, Мила направилась к валунам, — Ты того контузил вроде?

— А этого в воду?

— Ай, оставь.

— Найдут.

— Тех тоже найдут.

Слава даже поежился: восемь трупов, из них шестеро на нем! Впереди замаячила тюремная решетка, тут и брат не спасет…

— А эти, кто они? Ты узнала?

Бритый почти под «ноль» парень с крепким затылком еще не пришел в себя.

— Свяжи его, — попросила девочка.

— Зачем? — стягивая жилистые запястья, Слава снова увидел знакомую татуировку. — Смотри.

— Вижу, — проверив крепость ремня, она склонилась над бандитом и резко нажала, почти ударила в точку у основания носа. Из ноздрей полилась темная кровь, парень шумно задышал.

— Смотри-ка, получилось! Потащили.

— Куда?

— Тяни, давай.

Смело ухватив связанного бандита за ноги, она чуть сдвинула его с места.

— Там щель есть, нам поговорить с ним надо…

Взвалив пленника на плечи, шатаясь больше от усталости, Слава побрел за Милой куда-то вниз, где отполированная подошвами за многие столетия тропа обрывалась. Легко перепорхнув по валунам, девочка прыгнула прямо в море, Слава едва сдержал невольный крик. Бросить тело он побоялся, внизу только бешенная вода. Слава осторожно перегнулся и увидел Милу, сталкивающую в море вместе с камнем еще одного в черной коже.

— Давай сюда!

На мгновение Слава даже оторопел от такой наглости: прыгать на два метра вниз с сумкой и восьмюдесятью киллограммами живого мяса за плечами, на карниз в один метр! Она рехнулась! Но девочка поднялась по боковому проходу.

— Ну, что? Там дыра есть. За ней дверь железная. Давай, пока светло…

Сбросив наконец с себя надоевшую тяжесть, Слава понял, что действительно уже вечер. Солннце, розовое и жирное, готовилось опустить лоснящиеся бока в сероватую морскую жижу. Мила сбрасывала тела. Первое, второе, третье тело пронеслись мимо Славы вперемежку с камнями. Следом сорвался огромный валун. Мила испуганно вскрикнула. Задев пару раз по краю скалы, валун шандарахнул совсем рядом со Славой и, подпрыгнув, улетел в воду.

Там, где ударился валун, от скалы отвалился крупный плоский кусок, оголив ржавую покрытую сумрачной зеленой краской дверь. Дверь жалобно скрипнула и вновь застыла на покореженных петлях. Следом за трупами и камнями вниз спрыгнула Мила. Увидев ее, последний бандит окончательно пришел в себя и заворочался, пытаясь разорвать ремень.

— Все, туристов выгнали. Ворота закрыли. Ух ты, — Мила поворошила ногой золу, — пожрать бы!

— Ты всех вниз покидала?

— Ага, этот гад из Ферганы…

Глянув на оставшегося бандита, Мила резво оборвала себя и прищурилась.

— Обыскать надо.

Извиваясь как червяк, парень перекатывался по всей площадке, стараясь уйти от ее рук, пока Слава не дал ему под дых.

— Во!!!

Мила держала в руке нож, две ампулы и одноразовый шприц в целлофановом пакетике.

— Теперь ты сам все скажешь?

В ответ бандит только попытался улыбнуться, но не смог и сплюнул на землю кровавый сгусток.

— Ух, вот это да! — забыв про пленника, Мила остановилась возле зеленой двери — Мальчик-с-пальчик в гостях у людоеда: людоеда людоед приглашает на обед… Как ты думаешь, это тоже генуэзцы? — она хитро посмотрела прямо Славе в глаза.

— Нет, конечно.

Слава никак не мог оторваться от странной татуировки. Кто-то рассказывал про зонные метки, но это наверняка не то, слишкои красиво — рыбка, казалось, плыла в стайке, которю почему-то не видно, по барьерному рифу из кожи, мускулов и волос, улыбаясь, будто песенку напевала.

— Славка…! — глухо позвало из-за двери, — И-и-иди сюда!

В недоумении остановившись перед стальной крепкой преградой, Слава заметил сложный кодовый замок, который как будто недавно закрыли, выдавив красивую надпись готическими буквами на немецком языке. Узнавалась загогулина «В» и еще что-то черно-романтическое — загогулины с черепом, знакомые по фильмам, наверное… Дверь стояла прочно, на века — даже краска не облупилась. Как же Мила туда прошла? Слава еще раз внимательно осматрел зелено-бурую плоскость…

— Да там с боку петли сбиты… — лежа на камнях, связанный парень дружелюбно скалился, наблюдая за Славой. Может еще ему под дых заехать? У парня не хватало двух предних зубов, да и лет ему было не девятнадцать, а, судя по морщинам, под тридцать или больще, глаза только пустые какие-то, но с напряжением.

— Сам разберусь… — Слава сразу нашел щель, где камень отбил скалу. Видно, она обваливалась тут и раньше. Теперь, если посильнее нажать, ворота вообще готовы отвалиться, и петли все ржавые, не выдержат… Оглянувшись на связанного, Слава протиснулся внутрь.

— Давай за сумкой, там фонарик был! И этого потащили, — сказала Мила из темноты.

Пришлось протискиваться обратно, железо скрябнуло по рубашке и оторвало последние пуговицы.

— Что ты там нашла?

— Черт его знает. Темно.

Задумавшись, Слава остановился перед щелью. Как туда этого-то протаскивать? Мила с сумкой была уже там, приглушенно доносился ее мат — обо что-то стукнулась. Уперев ноги о скалу, Слава потянул дверь на себя, но два сантиметра брони даже не дрогнули. Скрученными буграми напряглись мышцы, пот тек на лицо, но подлая дверь держалась крепче, чем камень. Связанный обидно рассмеялся. Разозлившись, Слава подхватил пленника под мышки и сунул в шель верхнюю часть туловища, потом за ноги протолкнул остальное.

— Ага, молодец. Я его поймала, — пленник все равно неестественно смеялся, его одолевал безудержный и безостановочный хохот, расходившийся волнами под невысоким потолком. Мила зажгла фонарик и посветила им в перекошенное лицо, — Ты что?

— Темноты боюсь. — Смех прекратился.

Оставив связанного лежать в неудобной позе, Мила обвела широким лучом стены — камень и провода, туннель, как в метро, только узенький, и колея для железной дороги есть.

— Это то сокровоще гномов?

— Каких еще гномов? — Мила посветила Славе прямо в глаза, и он на минуту ослеп. — Здесь таблички на немецком. Слушай, а вдруг тут заминировано? — она отступила назад.

— Кто не рискует…

Слава рванул вверх какой-то рубильник, невольно дышать перестал, но ничего не произошло.

— … Тот не пьет! — закончил он и на всяий случай вернул рычаг в прежнее положение.

— Лампа перегорела, — осветив потолок, Мила разглядывала ряд подвешенных дутых стекляшек. — Ну, что? Пойдем? — острый язычок принялся облизывать губы, потом закатал их внутрь, к зубам.

— Зачем? — сделав вглубь пару шагов, Слава внимательно посмотрел под ноги — голый камень. Ровный, гладкий, с небольшими зазубринами, где недавно, лет пятьдесят назад, отбойный молоток прошел. Сам туннель казался старше.

Мила нервно переминалась на месте:

— Мин нет! Пошли же! Только к рельсам не прикасайся. Иди по камню…

— Боюсь, — честно ответил Слава. Драки с бандитами стали для него уже чем-то привычным, обычной частью странного путешествия. Но от темного камня веяло настоящей жутью, которая страшнее самой смерти. И внезапно из самой глубины этой жути раздался каркающий голос:

— Ауф ди берге вилль их штайген, Во ди фроммен хюттен штеен, Во ди бруст зих фрай эршлиссет, Унд ди фраен люфте веен.

Слава испуганно оглянулся и понял, что голос принадлежал пленному бандиту. Бандит неестественно дернул головой и продолжил:

— Хайне. Ди Харцрайзе. Путешествие на Гарц.

— И что это значит? — Слава догадался, что бандит процитировал какой-то немецкий стишок.

— Гейне. Я хочу подняться в горы, где живут простые люди, там, где грудь вольготно дышит и свободно веют ветры. Да. Ветры, как показывает опыт, веют в основном не из груди, а из задницы. Но Гейне был романтик. И дурак. И гений.

— Ты чего? — Мила осторожненько пнула бандита носком туфли, — забылся?

— Руками не трогать. Под напряжением! — глядя на табличку, перевел парень.

— Ага, значит, и мины есть?

— Не знаю, здесь не написано, — бандит снова ухмыльнулся, потянувшись, — но я на проводах лежу, а ноги на рельсах, значит — тока нет…

— Слушай, может, ты сам пойдешь?

— Конечно пойду.

— Нет, — остановил ее Слава, — он ногами дерется!

— Ага, — подтвердил связанный, — красный пояс был.

— Но ведь он же темноты боится…

— Ничего, — острые мурашки пошли по спине, как будто кто-то смотрит сзади, Слава даже оглянулся, — Полежит.

— Не, я лучше впереди пойду, — мирно улыбался парень. — Грудью на мины! Считайте меня комсомольцем!

— Нет, — но Слава опоздал, Мила уже распустила ремень и помогала парню подняться. Сделав пару приседаний, тот помахал в воздухе ногами. По гримасе, пробежавшей через его лицо, Слава понял, что ему больно.

— Пошли, — парень смело шагнул вперед, как будто и руки у него свободны.

— Дойче зольдатен, унтер официрен…

— Да тише ты!!!

Впереди, вроде, что-то посыпалось. Или нет. Просто эхо от шагов. Коридор уводил все ниже, плавно петляя. Иногда в стенах появлялись двери, одна из них была открыта. Слава заглянул — вниз уходила крутая железная лесенка.

Наконец, коридор перестал кружить и оборвался длинным низким залом. Луч фонарика выхватывал из темноты пузатые тяжелые диваны со сгнившей обивкой, большие одинаковые ящики и кучи какого-то странного тряпья. С одной из стен лупил злобный пустой глаз черный нарисованный орел, сидящий на кружочке со свастикой.

— Все, пришли, — остановился посреди небольшого пространства парень, — устал.

Он сел на один железный ящик и, откинувшись к стене закрыл глаза.

— Может, и руки мне тоже развяжем?

— Нет.

— Потом, — шаря слабым лучом по стенам, Мила остановливалась на табличках, укрепленных на ящиках. Не выдержала и, пододя к одному, попыталась открыть, даже нож достала.

— Смотри-ка, герметика!

Боясь оторвать от пленника взгляд, Слава постоянно чувствовал, как за ним что-то наблюдает, но не решался еще раз оглянуться. Тоже сел на холодный ящик, рука опустилась вниз и ухватила какие-то тряпки, круглый металл. Его он поднял и поднес к лицу, чтобы лучше рассмотреть, круглую тяжелую чашу — каска. Желтый свет проплыл по его коленям, рядом скалился череп, остатки военной формы, хорошо сохранился ремень и еще кости, фаланги пальцев на автомате.

— Фу, гадость какая! — вскочив, он невольно задел этот странный куль, и тот осыпался на пол неясной грудой, только череп откатился к ногам связанного бандита.

— Не тревожьте праха славных солдат, — филосовски заметил пленник и добавил еще что-то по-немецки.

— М-да, — задумчиво произнесла Мила, — ничего интересного. Одни Йорики!

Она осветила фонариком еще несколько похожих кучек тряпья. На одном черепе сохранился клок кожи с волосами.

— Помещение было закупорено герметично…

— Море под носом, а воздух сух!

— Должна быть вентилляция, и она работает!!!

Слава попытался найти еще штольню.

— Значит, и напряжение должно быть! — парень отодвинулся от близких проводов.

— А мины?! — дрогнул луч фонарика. — Может, лучше обратно двинем?

— Нет, — гордо вскинулся парень, — развяжите руки!

— Нельзя.

Славе никак не удавалось отделаться от ощущения, что мертвецы наблюдают за ними и смеются, зная, что назад дороги не будет.

— Зачем? — катала ножкой один из черепов Мила.

— Я открою эти ящики!

— Да?

— Да.

— А зачем нам их открывать? Вдруг там мины? — она отшвырнула череп к противоположной стене.

— Девушка, у вас навязчивая идея.

Парень знакомо улыбался, но теперь эта улыбка заставила только Славу насторожиться. Он не верил ему. Парень легонько пнул ногой ближайший ящик.

— Открыть, чтобы посмотреть, что там есть! Мины-хуины, какая разница?

— Ну, и как же ты откроешь? — сомнения не отпускали, а страхи все усиливались, прилипчивые и отвратительные, как на кладбище вечером. Да это и было кладбище, только покойники не закопаны. То есть как? Очень даже закопаны! Они же под замлей, скала сверху, трава, туристы. Тьфу ты черт, вечер же! На голове сами зашевелились волосы: вот кучки уплотнились, оформились, сечас как встанут, направят автоматы и вот и весь «вас-и-сдас»!

— Отмычкой.

— Нет, — уселась напротив Мила, — Сначала ты нам все раскажешь!

— О чем? — не понял парень.

— Как это о чем! — взорвалась девочка, — зачем ножами-то махали?!

— А, — связанный пожал плечами, — шеф приказал.

— Какой еще шеф? — прищурился Слава.

— Зачем? — Мила взяла в руки автомат и стала вертеть, небрежно разглядывая.

— Ты это, оружие-то положи!

— Боишься?

Уверенно подняв с пола еще один автомат, Слава нажал на спуск. Нежданная очередь пронеслась над головами, рикошетя от стен. Гул, многократно отразившись, слился в одну противно-басовую ноту. На мгновение мелькнула безумная идея пострелять их тут всех и самому остаться здесь навсегда… Мертвые просили. Слава осторожно положил автомат рядом, боясь и держать в руках, и отбросить подальше.

— Так что? Говорить будем? — в голосе сразу почувствовалась незнакомая ему раньше интонация.

— Ух ты, — Мила тоже через минуту уважительно положила автомат рядом, — солидные были люди. До сих пор стреляет!

— Мудаки, — облизал пересохшие губы парень.

— Ты это, говори давай, — смутно представляя, как себя вести дальше, Слава посмотрел в сторону девочки. Та закурила.

— Вы люди Рыбака? Так?

— Так.

Парень жадно смотрел на сигарету.

— Чего они с Цеппелином не поделили?

— Не знаю. Не мое дело. Дай затянуться.

— Потом. Зачем вы за нами пошли?

— Поганка велел.

— Это какой, бледный, с длинной мордой? — догадался Слава.

— Да. Велел замочить и голову принести.

— Чью?

Ответ Слава уже знал, кожей чувствовал.

— Ее, — парень кивнул, как на нечто сомо собой разумеюшееся, в сторону Милы.

— А зачем ему моя голова? — как кошка, увидавшая блудную мышку, насторожилась Мила.

— Презент, — парень пожал плечами, — в мешок и по адресу.

В воздухе повисло неловкое молчание. Как назвал ту девушку Сашок? Маринка? Наташка? Всплыли задумчивые черты отрешенного от этого мира лица, как будто оно проплыло где-то под потолком, над головами.

— Так вы что, с Цеппелином воюете?

— Не знаю я. Первый раз о таком слышу.

Хорошо отпирается, профессионально.

— Поганка велел сделать, мы и пошли…

— Люди подневольные…

— Во-во. Давайте лучше гробы эти ломать.

Неуверенно встав, Мила сделала два шага в его сторону:

— Ты его на мушке только держи. Эти торчки все бешенные.

В ответ пленный только мягко улыбнулся. Слава положил автомат на колени, но в руки не взял, побоялся. Скинув ремень, парень некоторое время сидел молча, глубоко дыша, потом осторожно принялся растирать запястья:

— Покурить-то дай.

— Держи, — кинула зажигалку и почти пустую пачку Мила, парень не поймал, предметы тихонько шмякнулись на пол. Нагнувшись, парень исчез из поля зрения, сейчас же рывком был сдернут автомат со славиных колен. Он и охнуть не успел. Парень снова сидел на своем месте, прикуривал одной рукой, придерживая другой черный ствол оружия.

— Фу, хорошо, — опять откинулся к стене, выпустив едкую струю табачного дыма, — может, косяк забьем?

— Штакета нет, — в руках Мила сжала автомат.

— Тогда, может, разоружимся?

— А кто первый?

Снова повис гнет тишины.

— Хорошо, — ожил парень, — я положу оружие здесь, — он сдвинул темный металл с колен, — ты, — кивнул Миле, — осторожненько баян там, и ампулы. Обе, — парень облизнул пересохшие губы, — чтоб я видел!

— Ну, и? — Слава решительно не понимал общей выгоды этого плана.

— Ты, — посмотрел прямо в глаза Славе провалами сумасшедших зрачков парень, — берешь здесь пушку, я беру там машину с кайфом. Понял?

Слава согласно кивнул. Мила задумчиво вертела стекляшку:

— А что это?

— Опиюха.

— Зачем так много? Меня вмажешь?

— Нет. Меняться будем?

В голосе наркомана появилась звенящая дрожь.

— Ну немножечко! — кокетливо скосила глаза Мила.

Нервно заходил по выпирающему горлу хрящ кадыка, бледные пальцы прилипли к черному стволу. Казалось, парень сейчас сорветься и покроет уютную тишину свинцовыми противно жужжащими мухами. Но не сорвался, осторожно положил автомат рядом и расслабился, сделав пару глубоких вдохов. Наверное, до ста досчитал, как мама учила.

— Отдай, миром прошу.

— Да хорошо, — пожала плечами Мила, как можно равнодушнее, и положила пакетик рядом на пол. — Пошли? По кругу. Ме-е-едленно.

Немного замешкавшись, Слава подобрал автомат последним, наркоман уже сидел на милином месте, нежно поглаживая пакет.

— Фу, вот здорово, — его глаза заполнило неприятной поволокой. — Теперь слушай сюда. — Он опять начал читать по-немецки стихи, они то пулеметной очредью неслись под потолок, вороша затхлые тряпки, то свивались клубочками под самым его носом, путаясь картавым длинным «r» на языке и между зубами. Неожиданно парень замолк. Потом тихо процедил:

— Вечный немецкий гений.

— Так это ж опять Гейне! — уверенно крякнула Мила, но вдруг засомневалась, — или Гете?

— Не важно, — довольно улыбался парень, — гения от этого не меньше. А к великой немецкой культуре принадлежит все, что написано, хорошо написано, по-немецки! Не перебивай меня! Сейчас мы удовлетворим наше любопытство. Мы откроем ящики!

Слава никакого любопытства не испытывал — только усталость. Парень повертел в руках какие-то металлические кусочки и присел на корточки возле ближайшего ящика.

— А потом я умру!

От этого Слава чуть не подпрыгнул: «Опять псих!!! Главное чтобы без нас… — он уважительно осмотрел широкие, еще полные сил, плечи наркомана, — это если нам его придеться, то не факт, что будет без нас… Кругом сумасшедшие и наркоманы. Сумасшедшие-наркоманы. Наркоманские-сумасшеды!.». Легко, но словно нехотя, открылась крышка первого ящика. Даже не посмотрев, парень перешел к следующему. Потом еще.

— Вот и все, — он жалобно вертел в руках два покореженных кусочка.

— Отмычка сломалась. И бравого викинга Отто Розенфельда проводит в последний путь его верный сломанный клинок… Смотрите! — он оглянулся, — ну чего вы на меня-то вылупились?! — несильно толкнул Милу, — хватайте сокровища и вон отсюда!!!

— Да не юродствуй, ты.

Почему-то Слава проникся к врагу дружеским сочувствием.

— Никто тебя убивать не собирается!

В ответ парень только громко захохотал и полез вместе с Милой ворошить внутренности вскрытых двух сундуков, разинувших белесые пасти.

— Янтарь! — восторженно поднесла к глазам и даже понюхала Мила, вот-вот лизнет!

— М-да, — наркоман казался разочарованным, — мин действительно нет! Сплошная «янтарная комната», тоже мне — тайна забытой цивилизации! — он даже пнул один ящик и скривился от боли, ругаясь по-немецки.

— Ух-ты, тут еще и картины есть! — развернула тряпочку с ярко-оранжевым нарисованным абрикосом Мила, — настоящие соровища. Пропавшие шедевры.

— Гореть должны хорошо, — пощупал материю наркоман, — погребальный костер, достойный истинного арийца…

— Это тебя, что-ли? — тоже сунулся в ящики Слава — действительно барахло какое-то.

— Да. Я — поволжский немец. Второй сорт. Но не третий, не четвертый… Я — немец! Немец!

— Не врубаются, — с удовольствием вертела в руках какие-то желтенькие бляшечки Мила. — это ж — красота!!! Ты что?!!!

Наркоман вываливал содержимое ящиков на середину помещения, туда же подобрал и аккуратно уложил в кружочек останки немецких солдат, сам удовлетворенно сел сверху, закурил медленно, торжественно, как в последний раз.

— Держи, — кинул обратно Миле зажигалку и пачку.

— Ты это, серьезно? — Мила учащенно задышала, сладко, волнительно — влюбленная героиня! Героин только так себе… Избит, обшарпан и без зубов. Распаковал шприц, отвел в другой руке ампулу и посмотрел вдруг в зрительный зал:

— Нет, огонь мне будет нужен!

— Зачем?

Почему-то Славе сейчас не хватало противного, обжигающего действия водки, ее вкуса, цвета и остро-механического запаха.

— Огонь должен очистить мое тело и останки этих павших героев! — с разведенными в стороны и вверх руками парень стал похож на трагического клоуна. Сжав автомат, Слава хотел встать, чтобы остановить зарвавшегося вандала, но тот только расхохотался.

— Твой магазин пуст. А она меня поймет…

Зачарованно, как кролик на обедающего удава, Мила смотрела на шприц, покачиваясь вместе с ним:

— Да-да. Не мешай ему. Прошу тебя, любимый мой!

К кому отнести эти слова Слава не понял и остался на месте. Мила с придыханием шептала:

— «Золотая», он же на «золотую» пошел!!! — ее восторгу не было предела.

Всмотревшись в кучу, никакого золота Слава не обнаружил, только рыжий янтарь, тряпки и холсты без рам, да пара деревянных статуэток и одна из белой кости, в виде закутанного в халат толстого китайца — тот весело скалился, распираемый счастьем. «Может, это действительно произведения искусства? — пришла запоздалая мысль, — их спасать надо, в музей передавать!» — но вспомнив про трупы, плававшие в воде у входа, Слава передумал. Не до того!

— Друзья мои! — почему-то наркоман перешел на патетику, — я должен уйти, мой путь окончен, приведя меня сюда, чтобы я мог отдать последний долг, — он погладил скалящийся рядом череп, — этим э-ээ, — на минуту запнулся, — ладно. Все и так понятно, Поганка с меня живого кожу сдерет после всего.

— Так он ушел?!!! — очнувшись от странного транса, Мила быстро пришла в себя. — Подожди-ка, подожди-ка!

— Не подходи! — наркоман отвел ампулу подальше. — Разобью!

— Ну, миленький! — заелозила девочка, — потом вмажешься!

— Для меня потом может и не быть… — отломив верхушечку стекляшки, бандит стал наполнять шприц, — Лучше, сама понимаешь, самому себе «золотую» вмазать, другого такого случая может и не быть… Учись, пока я жив! — он гнусно хихикнул, потом поднял голову и подмигнул Славе, — это карикатура такая была. Давно еще. Старый хиппи молодого учит, как ширяться.

— Да давай, помогу, — подсела поближе Мила, — Я умею. А то вторую-то как сам заправишь?

Парень задумался:

— Хорошо, и костер подожжешь?

Мила быстро закивала. Парень тоже кивнул.

— Ладно, слушай: за тобой тут все гоняются, нас таких почти всех собрали, вытащили. САМ приказал. Поганка, он у нас главный — что, куда, кому, он тут еще и свои делишки обделывет, и на стрем не кидается, потому и слинял. Ясно?

Кивнув, Мила закурила:

— Так что, вас здесь много, и все из-за меня?

— Нет, — бандит помялся, — тут большая политика, мы еще следить должны..

— За кем?

Он снова неприятно хохотнул:

— За кем прикажут. По тебе уже один раз отбой давали, Поганка аж нутром позеленел, как на тебя наткнулся. Это ж он в Планерском отчет дал, все, мол… Он теперь на нас все валить будет, а я таких, на каких свалили, видал… Сам не хочу. Так что, давай меня моей заначкой… — бандит протянул сильную руку с закатанным рукавом, — посвети ей, парень. Сестра, пожалуйста по вене, ей тихо Ленин говорит! — пропел он теплым басом. — И пусть моя душа, вместе с ними, соединится в Валгалле…

— Это только для воинов, погибших на поле брани!

— Ты — женщина, ты ничего не понимаешь! Отто Розенфельд всю свою жизнь провел на поле брани! И погиб как герой и воин!

— Так сколько у этого еще людей-то? — пришел к Славе неожиданный вопрос.

— Здесь только мы были, еще в Симеизе, они за каким-то негром гоняются, шеф, наверное, канал новый нашел, или конкуренты… Но это так, нам не говорили.

— Он сюда до утра не сунется?

На душе у Славы посветлело.

— Нет, сегодня не сунется. Может, и про нее промолчит. Башку-то сдали, значит, и задание выполнили…

Бандит поднес руку к голове, как бы отдавая рапорт отцу-коммандиру. Мила не успела вколоть ему опий, игла прошла мимо.

— Так может, тебе лучше с нами? — глядя на жидкость в стеклянной колбе, облизнулась Мила.

— На чужой конец не разивай ротец! — лицо парня стало сразу как-то жестко-неприятным, будто холодными трещинками пошло. — Вас они все равно к ногтю приберут, — он даже сплюнул куда-то в темноту, — а меня они давно прибрали. Ты, дура, по колодцу-то можешь? Вша болотная! Отдай, — он вырвал у нее из рук шприц. — Изыди, сявка!

Довольно забирая воздух через неплотно прижатый губы, бандит откинулся на ворох дребедени, к черепам.

— Теперь огня. Да огня же! Фоер!!!

Взгяд полубезумных глаз, безмятежно-спокойный, заставил Милу достать зажигалку и поднести к картине с прозрачным лимоном на тарелочке. Картина нехотя зачадила, потом язычок пополз по краю, сворачивая судорогой боли полотно. Всхлипнув, Мила выронила фонарик, тот жлостливо шваркнул об пол. Вознесенное к сухим человеческим останкам пламя радостно ожило, пожирая скопления органических волокон. Завороженный, Слава, не моргая, смотрел на желто-фиолетовые язычки, давно забытая песня, обхватив его за горло, душила невысказанным восторгом. Лежа на чадящем ворохе, парень взахлеб бубнил по-немецки стихи про Лорелею.

— Э-эй!!!

Опомнившись, Слава бросился тушить вонючий огонь, но только разворошил вспыхнувшую кучу, искры упали на бесчувственного наркомана, его одежда задымила. Зажмурив слезящиеся глаза, Слава попытался выхватить его из огня, но обжегшись, понял, что держит в руках белую статуэтку.

— Бежим-бежим!!! — потянула его Мила.

Дорогу, ведущую назад, к морю, перегораживал погребальный костер Отто Розенфельда, собравшийся прихватить еще кого-нибудь. Должно быть, в Валгалле соскучились…

Мила заметалась кругами около Славы, толкая его нелепой сумкой, пока едкое пламя не прижало их к стенке. Плавилась и пузырилась краска на металлических ящиках, деревянные горели вовсю… Подняв руку к лицу, защишая лицо от жара, Слава заметил четыре черные кнопки не уровне груди: они были прижаты к стальной, еще холодной двери. Засуетившись, он принялся бестолково жать пальцами кругляшки, чуть жирноватые на ощупь. Что-то шелкнуло, но дверь не открывалась…

— Крути!!! — пищала Мила.

— Чего?

— Винт, — она сунула его руки на круглую загогулину.

Дурацкая железяка упиралась и не хотела сползать со своего привычного места. Перед глазами поползли глупые мурашки, когда, наконец, он понял, что дверь открывается внутрь…

Длинный холодный коридор, темный, как ослепнуть, холодные узенькие ступени, крутые и высокие. Для кого их делали? Какой низкий потолок! Согнутые плечи шваркали по шершавому камню. Все, пришли. Стена. Камень. И камень, с выемками, полосами, ритмично. Люди делали. Откуда воздух идет, а он точно идет, по коже. Чуть-чуть. На что это похоже? Подземелье в компьютерной игре «Дум» освещено и потолок высокий, повороты резкие и вообще — хоть что-то видно! А здесь? Как в небытие провалился, если б не воздух, свихнуться не долго.

— Мила.

— М-мм?

— Скажи хоть что-нибудь!

— Я спать хочу.

— Скажи!!

— Отстань, — сбоку зашебуршилось, устраиваясь поудобнее, темное нечто.

— Может, обратно пойдем?

— Зачем?

— Так, может, все погасло уже?

— Ну и что? Ты знаешь, что мы прошли как минимум три развилки?

Чтобы разрушить эту гнетущую тишину и восстановить ощущение реальности, Слава со всего размаху двинул кулаком по камню. Боль, пронзившая руку, заставила вскочить — перед глазами запрыгали искры. Ударившись головой о нависающий свод, Слава опустился обратно…

— Звезды… — мечтательно протянула Мила, внутри славиных ноздрей теребил пряной кошачьей сладостью слабый запах ее пушистых волос.

— Да, действительно. Галлюцинация, наверное…

Ощущая полынное дуновение свежего воздуха из обрамленного черным провалом квадрата с блестящими хитрыми точками, Слава прислушался — недалеко спокойные голоса, смех…

— Тихо.

Встав на четвереньки, Мила поползла к выходу.

— Вы-ле-заем…

На всякий случай Слава поелозил вращающимся вокруг своей оси камнем. В щели набилось немного песка, поэтому тот ходил с трудом. Слава протиснулся вслед за девочкой.

Они стояли в башне. Шаг вперед, и под ногами аппетитно захрустели стеклянные черепки. Сколько же звезд на небе! Конца-краю не видно, только черный бархат стен, драпирующий голое пространство под искрящимся куполом.

— Вот, — чей-то теплый живой голос лижет душу.

— …Вот и пришла та бабка, вся простоволосая, патлы слиплись, и молчит все время. Только смотрит мать, стала ее дочь бледнеть, заболела и говорит матери, что, мол, бабка у нее кровь по ночам пьет… Стала та ночью смотреть и видит: подходит старуха к дочке, наклоняеться, а вся такая прозрачная… Утром глядит — девочка мертвая, а старуха изчезла. Потом дочь приходить стала, мать пустила ее… Теперь там только развалины, а по ночам свет светит.

Все посмотрели в сторону горы, куда показывал рассказчик. Действительно, или показалось, мелькает маленький белесый огонек…

— Вот так все и было.

У костра повисла неловкая тишина. Глядя перед собой, на красновато-желтые язычки веселого пламени, напряженно замерли молодые лица.

— А тут призраки ходят, — встрепенулся один паренек, — по стенам, на полнолуние. И в башне шум.

Еще один авторитетно кивнул.

— А по-моему, это все враки, — поежилась долговязая девушка в плотном махеровом свитере, — массовые психозы. Вот мы в пионерском лагере вызывали-вызывали, все пищат, а ничего и не было. Лишь бы попищать!

Она презрительно повела плечиком, подняла глаза от костра вверх и всмотрелась в темноту. И в этой темноте вдруг повис ее тонкий, пронзительныйй взвизг. Зажмурив глаза, прикрыв голову ладошками, девушка ткнулась за широкую спину товарища.

— Э… Ребята, вы кто? — полные губы товарища вздрагивали.

— Генуэзцы, — глупо улыбаясь, ответил Слава.

— Туристы, — еле вышептала, чуть заикаясь, Мила и быстро оглянулась через левое плечо.