"Просто мы научились жить." - читать интересную книгу автора (Соколова Александра Витальевна)

8

Когда Инна и Лиза смогли оторваться друг от друга и с удивлением обнаружили отсутствие Кристины, стрелки на часах уже неумолимо приближались к цифре «12».

– Хочешь кофе? – предложила смущенная Лиза, стремясь побыстрее прервать момент неловкости и подозревая, что таких моментов будет еще ой как много.

– Да, конечно, – кивнула Инна, – Только давай не дома. Около мэрии есть очень славное кафе.

– Хорошо. Тогда я… Схожу переоденусь. А ты… Чувствуй себя как дома.

Выпалив всё это с запинками и с ужасающей неловкостью, Лиза скрылась в дебрях квартиры. Улыбающаяся Инна осталась в прихожей. Она подняла упавшую неизвестно когда перчатку, посмотрела в зеркало, стряхнула со щеки едва заметную пылинку и, широко открыв глаза, покачала головой:

– Ну ты даешь, Инна Николаевна. Кто бы мог подумать…

И правда – кто бы мог подумать, что разумная и правильная Инна Рубина окажется в такой ситуации. Кто бы мог подумать, что она влюбится как девчонка и окончательно перестанет контролировать собственные чувства. А самое главное – кто бы мог подумать, что мужу объекта Инниной любви придет в голову нагрянуть к ней в офис посреди рабочего дня с – на первый взгляд – диким и странным предложением.

Он пришел без звонка, без предварительной договоренности. Для проформы пару раз стукнул в дверь и широкими шагами вошел в кабинет.

– Простите? – Инна недоуменно подняла взгляд от компьютера и посмотрела на вошедшего мужчину.

– Это вы простите. Я так стремительно ворвался, чтобы не успеть передумать. Меня Алексей зовут. Ломакин. А вы – Рубина Инна, верно?

– Да… Присаживайтесь, пожалуйста. Я так понимаю, что разговор у нас с вами будет долгим?

– Не знаю, – Лёша проигнорировал предложенное кресло и буквально упал на стул, – Всё зависит от вас.

Инна тяжело вздохнула, сняла очки и закрыла крышку ноутбука. Растерянность – вот то, что сейчас раздирало её изнутри. Она не знала, что делать и что говорить.

– Мне нужно извиниться перед вами, да? – спросила, наконец, тихим голосом.

– Нет, не нужно, – горько усмехнулся Лёша, – Вы-то тут причем… Не вы – так другая появилась бы. Я не о том говорить пришел. Мне нужно знать – вы к Лизе серьезно относитесь или для вас это только развлечение?

– Серьезно, – без улыбки ответила Инна, – Настолько, насколько это вообще возможно в такой ситуации.

– То есть?

– Не переспрашивайте. Вы меня прекрасно поняли.

Да, Алексей понял. Слишком часто он слышал в голосе жены те же самые нотки, что прозвучали сейчас – безнадежность.

– Раз серьезно – то у меня есть к вам просьба. Я должен уехать. Надолго – на три недели. А Лизе скоро рожать. И я хотел бы, чтобы пока меня не будет, вы с ней побыли.

Только Бог знает, каких трудов стоило Инне «сохранить лицо». Внешне она оставалась спокойной и отстраненной, а внутри мгновенно поднялся ураган противоречивых чувств.

Что он задумал? Или это ОНИ задумали? Нет-нет, Лиза здесь ни при чём, абсолютно точно. Значит, муж. Что скрывается за этим предложением? Ведь это не просьба, а именно предложение! И еще какое! Чего он хочет?

– Хочу быть спокойным за неё, – раздался Лёшин голос, и Инна с ужасом поняла, что последнее предложение произнесла вслух, – Так вы согласны?

– Вы осознаете последствия? – твердо спросила Инна, сумевшая быстро взять себя в руки. – Понимаете, чем это может кончиться?

– Понимаю.

– Тогда я согласна. Но только при условии, что Лиза будет не против.

– А вы полагаете, она может быть против? – горько спросил Лёша и поднялся на ноги. – Я вам позвоню после того, как поговорю с ней. И дам все инструкции.

– Инструкции? – удивилась Инна, тоже вставая.

– Естественно, – кивнул и усмехнулся уголком губ, – Витамины, прогулки, питание, режим, зарядка и так далее. Я всё вам расскажу.

– Хорошо. В таком случае я жду звонка.

– До свидания.

Лёша быстрым шагом двинулся к выходу из кабинета, но на полпути его остановил дрогнувший голос Инны:

– Алексей… И всё же простите меня.

– Конечно, – оглянулся, посмотрел исподлобья и снова усмехнулся, – Только что нам толку от ваших извинений.

Сложный это был разговор, противоречивый. Но сегодня утром Инна была готова к Лёшиному звонку и после выслушивания его многочисленных инструкций, сразу поехала к Лизе. Она прекрасно помнила о решении навсегда попрощаться после рождения ребенка. Но не очень-то в это верила. Почему-то подсознательно ей казалось, что так просто всё не закончится. И обязательно будет иметь свое продолжение.

– Я готова, – Лиза появилась из комнаты, одетая в свободный комбинезон и свитер поверх него, – Пожалуйста… Достань мне пальто.

– Конечно, – Инна с готовностью сорвала с вешалки широкое драповое пальто и помогла Лизе его надеть, игнорируя разлившееся по телу тепло от случайного прикосновения к шее, – Кстати, мы пойдем пешком, если не возражаешь.

– С удовольствием. Ты же знаешь…

– Знаю.

Впоследствии вспоминая первые две недели, проведенные с Инной, Лиза всегда говорила только одно слово: «покой», скрывая за ним более личное – «счастье». Неловких ситуаций между ними больше почти не было: Инна ворвалась в чужую жизнь так, словно она всегда была её собственной.

По утрам она готовила Лизе завтрак, раскладывала на блюдце нужные витамины и выдавливала из неподатливой морковки сок. После обязательно следовала получасовая прогулка и посещение кино или театра. Затем – отдых, когда Лиза полулежала на кровати, обложенная подушками, и играла с Инной в нарды.

После обеда они снова шли гулять, а по возвращению делали специальную гимнастику, ужинали и – ровно в девять! – ложились спать. Иногда к этому расписанию добавлялись посещения женской консультации, закупки в магазине и прочие бытовые мелочи.

И всё было хорошо, и замечательно, и успокоилась Лиза, и перестала ночами плакать в подушку, вот только по-прежнему руки тянулись к рукам, и не было никакой возможности уклониться от нежной ладони, изредка касающейся щеки.

Конечно, обе старались исключить любую возможность лишних прикосновений. Но не всегда хватало силы воли.

– Ты уже засыпаешь? – шепотом спрашивала Инна, склоняясь над задремавшей у телевизора Лизой.

– Нет, – шептала в ответ та и судорожно жмурилась, ощущая на своем лице теплое дыхание.

– Кофе или чай? – забегала с утра в гостиную Лиза и быстро отворачивалась, сохраняя в зрачках картину полуобнаженного Инниного тела.

Лёша звонил каждый день. Бодро-веселым голосом интересовался самочувствием жены, требовал четкого отчета от Инны – что делали, где были, выполняли ли распорядок. Но за шутливым тоном ясно было слышно тоску и некоторую нервозность.

Каждый раз, повесив трубку после разговора с мужем, Лиза надолго замыкалась в себе – давило уже привычное чувство вины. Инне это не нравилось. Но ей хватало тактичности не поднимать скользкие темы, а с умением настоящего тактика и стратега обходить все острые углы.

А время шло, неотвратимо, неумолимо приближая очередную жизненную развязку, за которой – либо стабильная, «детная», семья, либо… А что «либо» Лиза даже себе самой ответить не могла.

В конце февраля, когда до родов оставалась всего неделя, в Таганроге выдался особенно солнечный и неожиданно-теплый день. Инна проснулась рано – около шести утра – и, потягиваясь, с удовольствием посмотрела на залитую нежным светом гостиную.

Странно – как быстро она смогла почувствовать себя здесь, как дома. Эта небольшая квартира неуклонно вызывала у неё ощущение возвращения в детство – как будто сейчас издалека послышится мамин голос: «Инночка, вставай, завтрак готов», и папа, проходя мимо, шутливо ущипнет за пятку, и будет долгое семейное чаепитие, бутерброды с копченой колбасой, выглаженная форма, улыбки и счастье. Тихое счастье.

Внезапно негу и расслабленность утра прервал тихий грохот и приглушенный голос: «Ах, чёрт побери!»

Инна подскочила с дивана, и как была – в пижаме – бросилась в Лизину комнату. Сердце её заколотилось как сумасшедшее, а в ушах звоном забесновалась одна мысль: «Неужели уже роды?».

– Что случилось? – выдохнула Инна, без стука влетев в комнату.

Пауза.

Тук-тук. Тук-тук. Колотится сердце о грудную клетку. Губы приоткрыты, воздух тяжелыми толчками проникает в легкие.

Тук-тук. Тук-тук. Взгляды скрестились, словно дуэльные рапиры. Расширенные зрачки, подрагивающие ресницы.

Только не отводи взгляд! Только не позволяй глазам посмотреть ниже! Пожалуйста, держи контроль, ведь я не могу, совсем не могу… Твое тело пахнет сном и нежностью – я чувствую это даже на расстоянии четырех с половиной шагов. Не допусти ошибки. Прошу тебя – только не допусти!

Как хочется тебя обнять. Как хочется выпить всю сладость твоих губ, прикоснуться к тебе, ласкать до умопомрачения, до окончательной потери рассудка. Как хочется прижать тебя к себе и послать всё к чертовой матери – да хоть бы все вокруг провалились, если я не могу этого сделать!

Нельзя. Нельзя. Нельзя. Отвернись. Отвернись сейчас же, иначе будет беда. Отвернись немедленно.

Они отвернулись одновременно. Инна прислонилась щекой к двери и закрыла глаза. Лиза осторожно присела на кровать. Что теперь делать, и что говорить не знали ни одна, ни вторая.

– Я… Дай мне минуту, – срывающимся голосом попросила Инна.

Лиза не смогла ответить. Она обеими руками обнимала себя за плечи и силилась унять жжение в солнечном сплетении. Или не жжение? Жар. Горячий, греховный и восхитительно-нежный. Самое страшное, что в эти сумасшедшие секунды она почти почувствовала, каково это – её прикосновения. Ладони горели огнем, кожа на груди пылала и плавилась, растапливая твердость сосков.

Наконец, спустя Бог знает сколько времени, Инна нашла в себе силы в очередной раз судорожно вздохнуть и выйти из комнаты. Вернулась она быстро – с мокрой головой и тесно завязанным на талии поясом халата. Постучала, вошла, неуверенно улыбаясь, и обоими глазами подмигнула Лизе:

– Нужна помощь?

– Да… – смущенно кивнула та. – Я не могу застегнуть бандаж. Не то живот еще больше вырос, не то руки уменьшились.

– Давай сюда, – до крови закусив губу, Инна протянула руки и взяла из Лизиных рук бандаж, – Ложись на кровать.

– Зачем? – и снова, снова сердце завело свой невыразимый хоровод.

– По правилам эту штуку одевают исключительно лёжа. Ты не знала?

– Нет…

Поколебавшись, Лиза как была – в ночной рубашке – прилегла на кровать. Теперь Инна возвышалась над ней и, смущенная, не знала, как быть дальше.

– Нужно подушку под бедра, – пробормотала она, сдерживая дрожь в руках, – Ты приподнимись, а я подложу.

– Хорошо.

Лиза с видимым трудом выгнулась и тут же расслабилась, опустившись на небольшую подушку.

– Мне нужно поднять рубашку, да? – спросила она, глядя куда-то в сторону.

– Неплохо бы, – улыбнулась Инна, – Если, конечно, ты не хочешь проходить в ней весь день.

Секунда – и ночная рубашка задралась вверх, открывая для жадных глаз доступ к большому гладкому животу. Инна нагнулась, снова до боли сжала губы и быстро застегнула на Лизе бандаж. Задержалась на мгновение, наслаждаясь невиданной раньше близостью, и отпрянула испуганно.

– Я чай… сделаю, – прошептала чуть слышно и почти бегом ретировалась на кухню, оставив Лизу лежать на кровати с закрытыми глазами и смущенной улыбкой на губах.

Инна успела приготовить завтрак и накрыть стол, прежде чем Лиза появилась на кухне. Они обменялись смущенными улыбками и молча принялись за еду.

– Странно, – подумала вдруг Лиза, – Как быстро я научилась с ней молчать. С Лёшкой так долго не получалось, а с ней – почти сразу.

– Что «почти сразу»? – Инна улыбнулась, глядя исподлобья, и согревая ладони о чашку с горячим чаем.

– Я почти сразу научилась молчать с тобой. Почему так?

– Потому что я много говорю и не даю тебе вставить и слова?

Лиза рассмеялась и шутливо погрозила пальцем. Говорить не хотелось. Хотелось улыбаться, нежиться в лучах солнца и… играть в снежки.

– Давай сегодня сходим в парк? – предложила она. – Слепим снеговика. Я знаю, что это глупость, но мне хочется повозиться в снегу.

– С удовольствием. Только чуть позже, ладно? Мне нужно позвонить на работу и решить несколько вопросов.

Работа… Для Лизы стало большим откровением то, с какой легкостью Инна сделала выбор между работой и ею. Сама она прокомментировала это короткой фразой: «Я взяла отпуск», но Саша Прокофьев рассказал, что этот отпуск был получен с большим скандалом и только после угрозы навсегда распрощаться с фирмой.

Завтрак подошел к концу. Инна большим глотком допила чай и сладко зевнула, потягиваясь. Лиза смотрела на неё во все глаза.

– Я помою посуду, а ты пока приляг. Потом я доделаю свои дела и мы отправимся гулять.

– Хорошо. Знаешь, из тебя бы получилась идеальная же…

Лиза сбилась на полуслове. И замерла испуганно.

Идиотка, идиотка! Зачем ты это сказала? Что сейчас будет? Она разозлится, или будет разговаривать с тобой холодно и отстраненно. Вот сейчас встанет из-за стола, смеряет холодным взглядом и скажет: «Мне нужно работать». Идиотка!

– Однажды она из меня уже получилась, – ласковая улыбка Инны прервала это самобичевание и отозвалась очередным сумасшедшим ударом в сердце, – Жаль только, что две идеальные ячейки общества не могут существовать долго под одной крышей.

– Почему не могут? – удивилась Лиза.

– Потому что на фоне одной идеальности вторая смотрится уже обыденностью. Получается, женились два идеала, а на выходе получилась банальность.

– Это ты о своем муже? – Лиза сжала ладони, но всё-таки рискнула спросить. Её удивила та легкость, с которой Инна заговорила о своем прошлом.

– Не только, о себе тоже. Идеальными-то мы оба были. И банальностью стали тоже оба.

– А потом?

– А потом развелись и снова стали идеальными.

Инна улыбнулась в ответ на веселый Лизин смех. Боже мой, как много они еще могли бы друг другу рассказать. Целой жизни, наверное, не хватило бы даже на то, чтобы поделиться прошлым. Если бы она у них была – целая жизнь. Если бы…

– Он был твоим единственным мужем? – продолжая разговор, спросила воодушевленная Лиза.

– Да. Но, знаешь, в детстве у меня была мечта создать свою личную религию, в которой женщинам можно было бы иметь как минимум десяток мужей.

– Зачем столько? – снова засмеялась и засверкала глазами.

– А чтобы из десятка сделать один идеал. Тогда по отдельности они бы были обычными, а вместе – идеалом. И я была бы идеалом. Представляешь, какая крепкая вышла бы семья?

– Да ну тебя, – Лиза вытерла повлажневшие от смеха глаза и с усилием поднялась на ноги, – Ты только смешишь меня, а на вопросы толком не отвечаешь.

– Стиль жизни дипкорпуса – всё время что-то говорить, и при этом держать язык за зубами, – отрапортовала Инна, – Цитата из мадам Марининой. Читала?

– Нет. Я детективы не очень люблю, не могу читать про такое количество убийств. Всегда так жалко убитых делается. Глупость, правда?

– Вовсе нет, – Инна тоже вылезла из-за стола и улыбнулась, потрепав Лизу по щеке, – Ничего, мы еще займемся твоим образованием. А сейчас иди, приляг. Скоро отправимся.

И они отправились. Да так, что вскоре позабыли и о режиме, и о времени, и даже о волшебной «ответственности». Побродили по парку, слепили из тающего снега снеговика, выпили горячего чаю в кофейне, и вдруг – неожиданно – поймали такси и поехали обедать в кафе «Четыре сезона». Потом снова гуляли, смеялись, пытаясь подобрать к слову «идеал» синонимы, и строили теории счастливой семейной жизни.

Домой вернулись в одиннадцать вечера, уставшие, но очень довольные. Пока Лиза принимала душ, Инна быстро выложила в блюдечко вечерние витамины и присела у окна с тем, чтобы дать отдых уставшим за день ногам.

Долго отдыхать не пришлось – тишину вечера разорвала телефонная трель.

– Лиза, домашний звонит, – Инна нашла трубку и постучала в ванную.

– Это Лёшка, наверное. Ответь, пожалуйста, я сейчас выйду – раздался из-за двери приглушенный голос.

Инна пожала плечами и ответила на звонок.

– Слушаю.

Молчание. Настороженное молчание. Впервые в жизни Инна поверила, что через телефонную связь могут передаваться эмоции человека.

– Говорите, я слушаю, – повторила она, – Алексей, это вы?

– Детка? – раздался, наконец, в трубке недоуменный голос. – Что это с тобой? Занялась вокалом и сменила тембр голоса?

– Кто это говорит? – удивилась Инна. – Возможно, вы ошиблись номером?

– Возможно, – согласился голос, – Я так понимаю, ты не Лиза?

– Вы правильно понимаете, – акцент на «вы», – Чем могу помочь?

Голос засмеялся. Затем прокашлялся.

– Сама догадаешься? Лизу позови.

– Подождите минуту.

Инна прикрыла ладонью мембрану трубки и задумчиво посмотрела на дверь ванной комнаты. Оттуда явно слышался шорох полотенца.

– Лиза, тебе кто-то звонит, но это не Алексей, – произнесла, наконец, через дверь, – Попросить перезвонить?

– Не нужно, – распахнулась дверь, Лиза выскочила из ванной и, улыбаясь, взяла трубку, – Это Кристина, наверное. Да, Крысь! Я слушаю.

– Привет, детка. Ты что, завела себе новую любовницу?

Миллион раз Лиза слышала и читала про выражение «подкосились ноги», но никогда до конца не понимала его значения. Сегодня – поняла.

Только благодаря твердой Инниной руке она удержалась на ногах и не рухнула на пол. Ухватилась за дверь, подобралась и ответила, сдерживая разлившуюся по телу дрожь:

– Лёка?

– Она самая. Детка, а твоя любовница не слишком сообразительная. Любовник был сметливее.

– Где ты? – почти закричала, задыхаясь. – Как ты? Что с тобой? Мы почти похоронили тебя. Всё в порядке?

– Похоронили? – хмыкнул голос в трубке. – Жаль, что я об этом только теперь узнаю. А то приехала бы на похороны.

– Это не смешно! – груз прожитых лет обрушился и придавил к стене коридора. – Где ты?

– Я бы сказала, где, но это оскорбит твои эстетические чувства, детка. Так что там у нас со сменой караула? Или ты решила образовать славное трио? Не советую. Геморроя много, а приятности – чуть.

– Что ты несешь? – возмутилась Лиза. Она даже не замечала, что Инна обнимает её, помогая удерживаться на ногах, и пытается осторожно отобрать трубку. – Я беременна! Мне рожать через неделю!

– О? – голос сделал паузу и тут же ворвался в ухо ехидными интонациями. – Значит, как минимум девять месяцев назад любовник был еще актуален.

– Он не любовник, он мой муж! – закричала, вырываясь из Инниных объятий. – Ты можешь ответить мне, где ты? Лена!

Никто бы не поверил, если бы ему об этом рассказали, но Лиза физически почувствовала, как из трубки льется лед. Жидкий лед. И короткие гудки.

Обессиленные пальцы разжались. Трубка упала на пол со странным пластмассовым звуком. Лиза приникла щекой к стене и закрыла глаза.

Лёка… Ленка… Леночка… Где же ты? Что с тобой происходит? В какую еще историю ты умудрилась влипнуть, и почему не просишь друзей о помощи? Почему не возвращаешься домой, где тебя ждут и любят? Почему уехала молча, не попрощавшись? Почему? Почему? Почему?

Лиза осознала, что плачет, только когда Инна привела её в спальню и уложила в кровать. Соленые слезы расплывались по щекам и попадали на губы. Сердце сдавила горечь и невозможность что-либо изменить в этой жизни.

Всё бесполезно, всё… Не можем мы вложить другому человеку свою душу. Не можем мы помочь тому, кто не хочет нашей помощи. И счастливыми быть мы тоже не можем, потому что счастье – оно внутри, а мы всю жизнь делаем всё для того, чтобы окружить его миллионами замков и запоров – так, чтобы самим не добраться. И чтобы другие не сделали больно.

Ну почему всё так? Неужели нормально живут только те, кто смиряется с обыденностью и серостью? Неужели те, кто ищет красок и не боится быть счастливым, в любом случае становятся несчастными? Неужели нельзя открывать никому свою душу, а надо закрыть её на замок и забыть о ней навсегда?

– Нет. Нет, Лиза, нет. Можно. Можно открывать душу. Можно быть счастливой. Нужно просто научиться верить – и всё. Сегодня ты веришь в чудо, а завтра оно приходит. Сегодня ты веришь в себя – и завтра ты на вершине мира. Сегодня ты веришь в любовь – а завтра она рядом с тобой, защищает и бережет.

Инна шептала горячо, яростно, прижимая к себе рыдающую Лизу и крепко обнимая её за плечи. Она не думала о том, что слова её бессвязны, а предложения хаотичны. Она вообще ни о чем не думала.

– Сколько ни запирай счастье на замок – оно всё равно найдет способ вырваться наружу. Потому что суть человека в том, чтобы чувствовать, а не прятать свои чувства. Не испытав однажды боли, ты не познаешь радости. Они вместе всегда, рука об руку, понимаешь? Не понимаешь… Господи, да как же всё сложно! Лиза, посмотри на меня. Посмотри. Всё это неправильно и преступно, но как бы я это ни прятала, сколько бы замков ни навешала – суть останется той же. Я люблю тебя. Я очень тебя люблю.

Лиза застыла в Инниных объятиях. Как-то разом прекратили содрогаться от рыданий плечи, и высохли слёзы. Она опустила глаза вниз и задрожала.

– Я… – выдохнула Инна тихо и устало. – Прости, я не должна была говорить. Знаю, я разрушила… Прости… Знаю, я…

– Инна, – прошептала Лиза, поднимая расширившиеся глаза, – Кажется, у меня отошли воды…

– Так… так, спокойно, – голос Инны зазвучал уверенно, но чуточку испуганно, – Ты уверена, что это воды?

– Сама посмотри, – Лиза распахнула полы халата и показала светло-розовые пятна.

– Да. Да, всё верно. Сиди. Я позвоню.

Дрожащими руками Инна вытащила из кармана мобильный телефон и со второй попытки набрала номер. Она старалась не смотреть на обнаженные Лизины бедра – никакая серьезность ситуации не отменяла внутреннее восхищение и трепет.

– Здравствуйте, Сергей Валерьевич, это Рубина. У нас, кажется, началось. Да. Нет, чистые. Да. Секунду. – Инна перевела взгляд и убрала трубку от лица. – Лиза, ты чувствуешь схватки?

– Да, – прошептала, – Больно очень.

– Сергей Валерьевич, схватки начались, но я не совсем понимаю, как определять их периодичность… Да, хорошо.

Мобильный телефон улетел в кресло, Инна схватила с тумбочки часы и присела на кровать.

– Скажи, когда отпустит, – попросила она, поглаживая Лизу по побледневшему лицу.

– Уже отпускает, кажется…

Через некоторое время Инна снова позвонила врачу и сообщила, что схватки происходят с периодичностью в шесть минут. В ответ ей велели собирать всё необходимое и спокойно подъезжать в больницу.

Никто не нервничал, не суетился. Пока Лиза управлялась в ванной, Инна оделась и собрала пакет с вещами. Позвонила Алексею. Выслушала «абонент не отвечает или временно недоступен». Нашла ключи от машины. Достала из холодильника йогурт. И – не выдержав – постучала в ванную.

– Я скоро, – раздался из-за двери приглушенный голос, – Я забыла, как надо бриться.

– То есть? – Инна не смогла сдержать улыбку.

– Целиком бриться или можно… что-то оставить?

– Думаю, голову можно не брить. А остальное – сбривай начисто.

Из-за двери послышался смешок, звук падающей бритвы и приглушенное ругательство. Инна прислонилась к стене и глубоко задышала. Даже самой себе она бы не призналась, что была рада недоступности Алексея. В этом была какая-то надежда.

Через час, после долгих сборов и периодических пауз из-за схваток, обе женщины всё-таки вышли из дома и сели в машину. Лиза скрючилась на заднем сиденье, а на Инну вновь нахлынула нервозность.

– Ты уверена, что мы всё взяли? – спросила она, выруливая на улицу Ленина. – Хотя неважно, если что – съезжу и привезу. Как ты себя чувствуешь? Это очень больно?

– Терпимо, – прошипела Лиза сквозь зубы и покрепче обхватила живот руками, – Мне немного страшно.

– Ничего, всё… хорошо будет. Только не бойся и… дыши, чтоли?

– Я и так дышу. Пытаюсь.

Ровно в двенадцать Инна припарковалась возле больницы и помогла Лизе выйти из машины. Она чувствовала, что жизнь разделилась на маленькие пятиминутные отрезки: минута, еще пара, еще – и пауза, во время которой Лиза сжималась от боли, а Инна осторожно гладила её живот.

Они почти прошли по уже тающему снегу и поднялись по ступенькам к центральному входу.

Палата, в которую поместили Лизу, оказалась одноместной, светлой и очень уютной. Инна помогла её переодеться в халат и осторожно устроила на кровати.

Схватки продолжались и усиливались – пока будущая мама стонала и пыталась делать правильные вдохи, Инна меняла под ней полотенца – воды продолжали сочиться и грозили испачкать постельное белье.

Обе женщины сосредоточились на процессе и не думали ни о чем, кроме будущего ребенка. Возникало ощущение, словно они делают это не в первый раз: никаких лишних движений, никаких лишних разговоров – спокойствие и слаженность действий.

В перерывах между схватками Инна заставляла Лизу пить воду: много, очень много. И есть йогурты.

Незаметно наступило утро. Врач периодически заходил в палату, чтобы проверить раскрытие. Инна вежливо отворачивалась, но Лизину руку не отпускала.

Боль нарастала. Лиза почти кричала, а тут еще малыш принялся толкаться внутри, словно напоминая, что время настало и ему пора появиться на свет.

– Потерпи, потерпи немного, – шептала Инна, массируя через халат Лизину поясницу, – Даша уже почти здесь, еще немножко – и всё. У тебя будет доченька.

– Я… Терплю! – натужно всхлипывала Лиза. Говорить становилось всё труднее и труднее.

С Инниной помощью она перемещалась в кресло, от кресла – в туалет, и снова в кровать. Через трубочку пила воду из бутылки и снова скручивалась в пронзительной боли.

Так прошел еще час. Во время очередной схватки, в палату вошел врач – хорошо знакомый полноватый симпатичный мужчина.

– Раскрытие девять сантиметров, – сказал он после осмотра и улыбнулся Лизе, – Ну что, голубушка, будем рожать?

– Будем! – выкрикнула Лиза сквозь слезы. Она чувствовала, что схватки сливаются в одну, и не было сил терпеть эту дикую боль.

– Главное не тужьтесь, – посоветовал Сергей Валерьевич и посмотрел на Инну, – Вы хотите присутствовать?

– А можно? – растерялась Инна. – Я не… Мы не договаривались…

– Вашу мать, да когда же! – снова закричала Лиза, выгибаясь на кровати.

– Я буду, – решилась, – Куда идти?

Родовая. Впоследствии ни Инна, ни Лиза так и не смогли вспомнить, как она выглядела. В памяти остались только стоны, крики, сжатые в кулаки ладони и дикая, невыносимая боль, которая начиналась между Лизиных ног и заканчивалась в Иннином сердце.

– Тужьтесь, тужьтесь, – командовал врач.

– Держите её ногу, – руководила акушерка.

Потуга. Еще одна. Еще раз. Еще. О дыхании уже думать невозможно – всё тело наполняет ужасная, дикая боль.

– Еще! Давай еще! Сильнее! Дыши!

Три крика слились в один. Лиза откинулась назад, а через несколько секунд на её грудь опустили маленький, синюшный комочек плоти. Шевелящийся и натужно кричащий.

– О Господи, – прошептала где-то в стороне Инна, – Боже мой…

Лиза успела только мимолетно коснуться маленькой детской ножки, как ребенка тут же забрали. Обтерли пеленкой, осмотрели со всех сторон. И протянули Инне некое подобие ножниц.

– Что? – недоумевающее спросила она, и почувствовала, как Лиза сжимает её ладонь.

– Перережь её, – прошептала, – Просто перережь. Пожалуйста…

Задыхаясь и тщетно пытаясь успокоить трясущиеся руки, Инна взяла ножницы и перерезала пуповину там, где ей показали.

Дальше все события слились в одну сплошную бесконечную череду: Лиза плакала, Инна следила за взвешиванием ребенка и уже уверенно взяла его на руки.

Затем – зашивание, снова крики и сумасшедшая боль.

Позже – снова палата, уютная кровать, и – первое кормление.

Только теперь и только здесь Лиза смогла, наконец, рассмотреть собственного ребенка.

– Дашенька… – прошептала она, вынимая грудь из выреза халата и подставляя её под маленькие губы ребенка. – Дашенька…

Акушерка, стоящая тут же, улыбнулась, когда девочка сама обхватила губами сосок. Её помощь больше не требовалась.

Инна присела на край кровати и во все глаза смотрела, как ребенок ест.

– Это… Невероятно… – выдохнула она, не в силах оторвать взгляд. – Я никогда не думала, что это настолько… невероятно.

Лиза подняла глаза. Её лицо напоминало в этот момент греческую маску – заострившееся, напряженное. Она осторожно погладила дочку по голове и протянула руку. Инна сжала её ладонь своими и притихла в ожидании.

– Наклонись ко мне, – прошептала Лиза.

Ладони стали вдруг влажными. Сердце заколотилось, как никогда ранее. Инна шумно вдохнула и нагнулась вперед. Её лицо оказалось настолько близко к Лизиному, что можно было почувствовать на щеке горячее дыхание.

Поцелуй меня. Даже если захочешь потом выгнать навсегда. Даже если я тебе не нужна больше. Поцелуй меня. Просто поцелуй. Я сохраню это в памяти на всю оставшуюся жизнь. Поцелуй меня… Пускай хоть что-то останется во мне от тебя…

– Я никуда тебя не отпущу, – прошептала Лиза в приоткрытые губы Инны, – Никуда и никогда. Я не знаю, что будет дальше, и не могу тебе ничего обещать. Но я хочу, чтобы ты осталась.

И она действительно осталась. Да так, что через три дня стало непонятно, как они вообще собирались жить друг без друга.

Тяжело было. Без Инниной помощи Лиза даже до туалета не могла добраться: болел шов, кружилась голова, слабели ноги. Ночами она иногда просыпалась от боли внизу живота и Инна прикладывала холодные компрессы, успокаивала, усыпляла пением тихих песенок и нежно гладила по голове.

Днем – между кормлениями – они разговаривали. Обо всем на свете, избегая только одной темы: будущего. И удивлялись сами себе: как же так? Ведь уже всё ясно. Ведь признания прозвучали, и дальнейшие события во многом стали предопределены, но…

Оставался еще Лёша. Которому удалось дозвониться только спустя сутки после родов. Странный это был разговор. Лиза спокойно рассказала обо всех событиях, о весе и росте ребенка, уточнила согласие мужа по поводу имени. Равнодушно выслушала сообщение, что он приедет через пять дней. И также равнодушно попрощалась.

Да и Алексей особых восторгов не выразил. Выяснил всё, что его интересовало, и повесил трубку.

– Ну как? – спросила Инна, когда Лиза выключила телефон. Она сидела в кресле с журналом и бездумно перелистывала глянцевые страницы.

– Нормально, – пожала плечами Лиза, – Я думала, он будет более… рад.

– Не делай поспешных выводов. Я уверена, что он рад.

– Тогда почему он так сухо отреагировал?

– Может быть, потому что расстроен? Ведь он планировал присутствовать на родах.

– Возможно, – согласилась Лиза. Она сидела на кровати в цветастом халатике и пыталась пригладить растрепавшиеся волосы. – Знаешь, а мы с тобой кое-что забыли.

– Что именно? – внешне Инна осталась невозмутимо-спокойной, но сердце сладко сжалось в предчувствии.

– Позвонить Кристине.

Ах, да. Разочарование было таким острым, что с большим трудом удалось скрыть его в глубине зрачков. Инна отвела взгляд, достала из кармана рубашки мобильный телефон и набрала номер.

– Скажешь сама? – предложила с улыбкой.

– Лучше ты.

Кристина ответила после седьмого звонка.

– Где вас носит? – возмутилась в ответ на Иннино «здравствуйте». – Я звонила вчера.

– Мы… – Инна споткнулась на непривычном местоимении. – Заняты были.

– И чем же? – подозрительно спросила Кристина. – Где Лиза?

– Рядом со мной. Готовится кормить Дашу.

– Дашу?!!

Дальнейший разговор можно было охарактеризовать, как хаотичные восторженные вопли и крики. Кристина возмущалась, радовалась, удивлялась – причём всё это она делала одновременно.

– Мы сейчас приедем, – бросила она, наконец, и отключила телефон.

Лиза больше не смогла сдерживаться. Она от души хохотала, глядя на растерянное Иннино лицо.

– Ты знала, что так будет? – поинтересовалась та.

– Конечно. Я же знаю Кристю.

– Дурдом.

– Не то слово!

Они обменялись хитрыми улыбками. После небольшой паузы Инна потянулась и положила журнал на тумбочку.

– Пойду договорюсь, чтобы их пропустили в палату. Ты побудешь немного одна?

– Конечно, – кивнула Лиза, – А ты уверена, что их пропустят?

– Уверена. Отдыхай пока.

Инна подмигнула и вышла из палаты, оставив Лизу улыбающейся и задумчивой.

Порой возникало ощущение, что эта женщина может всё. Отдельная палата, заботливые медсестры, качественные лекарства и вечные улыбки персонала – всё это однозначно не свалилось с потолка. За всё это однозначно кто-то платил.

Визит Кристины и Толика прошел бурно и радостно, со всеми неизменными атрибутами: восхищением, удивлением, сюсюканьем над ребенком и пожеланиями ему здоровья и счастья в будущем.

Под конец Лиза даже устала от такого количества восторгов и была рада, когда Толик наконец-то увел жену из палаты.

– Хочешь что-нибудь покушать? – спросила Инна, проводив друзей и, наконец, закрыв дверь палаты на задвижку. – Или попить?

– Нет, – сонно улыбнулась Лиза, – Просто посиди рядом со мной, пожалуйста.

– Хорошо, – Инна аккуратно поддернула штанины брюк и присела на край кровати. Её рука привычно коснулась Лизиной ладони, а сердце замерло от теплого нежного чувства.

Несколько минут они молчали, нежась в покое и тишине. Потом Лиза вдруг перевернулась на бок и отодвинулась к самому краю кровати.

– Ложись, – беззвучно шевельнула губами.

Инна замерла, почувствовав, как по телу разбегается короткими мурашками дрожь. Она осторожно прилегла на краешек постели и облизнула внезапно пересохшие губы.

Теперь их разделяло всего лишь несколько сантиметров. Для кого-то это расстояние показалось бы мелочью, но для них оно означало целую жизнь.

Тихо-тихо вокруг. Слышно даже, как маленькие капли воды ударяются о раковину. И как на улице шелестит дождь. Теплое дыхание оседает на губах нежным привкусом слив.

Всего несколько сантиметров… И не отвести взгляд, никак не прервать этот восхитительный контакт – прикосновение не тела, но души.

Сплетаются пальцы, сжимаются в судорожном объятии, скользят, лаская – целомудренно, нежно, но как исступленно.

– Остановись, – прошептала Инна срывающимся голосом, – Прошу тебя, остановись.

– Почему? – выдохнула Лиза. – Я всего лишь держу тебя за руку…

– Я знаю. Остановись…

– Но почему?

– Пожалуйста.

Остановилась. Убрала руку. Но как убрать нежное дыхание, овевающее губы? Как уйти от тепла тела, от страсти взгляда и сладости мыслей.

– Что мы будем делать дальше? – прошептала Лиза и вздохнула тяжело. – Как мы будем жить?

– Я заберу тебя к себе после больницы, – ответила Инна тихонько, – Тебя и Дашу. И мы будем просто жить.

– Нет… – покачала головой. – Это нечестно.

– Знаю. Скажи, как ты хочешь, чтобы было? Я сделаю всё, что нужно.

– Ты отвезешь нас домой, – дрогнул голос, сорвался. – Мне нужно побыть с Лёшей и Дашей втроем.

Замерла. Застучало сердце, и боль тисками сжала жилы. Боже мой, да столько же сил нужно, чтобы сохранить лицо? Сколько раз нужно сжать себя в кулачок, чтобы не выдать ни одной из обуревающих эмоций.

– Хорошо, – проговорила Инна, – Я так и сделаю. Отвезу вас домой.

– Не спрашивай меня ни о чём пока… – на глазах Лизы выступили слёзы. – Просто будь рядом. Пожалуйста. Ты так сильно мне нужна…

Через несколько дней Лизу выписали из роддома. Встречать её приехали Толик и Кристина – с цветами и множеством воздушных шариков.

Вчетвером они привезли Дашу домой, уложили её в невесть откуда взявшуюся кроватку и тихо – по-семейному – отпраздновали.

К вечеру, когда гости уже начали прощаться, Инна вдруг отозвала Кристину в сторону и попросила твердо и четко:

– Если ты можешь – останься, пожалуйста, до приезда Алексея.

– Зачем? – удивилась Кристина. – Тебе нужно куда-то уехать?

– Нет. Но Лиза хочет встретить его сама. Без меня.

– Ты так уверена в том, чего она хочет?

– Уверена, – кивнула Инна, крепко сжав губы, – Так будет правильно.

– А может быть, ты просто не хочешь испытывать неловкость, когда тебя попросят отсюда уехать? – ехидно прищурилась.

– Может и так. Ты сможешь остаться?

– Смогу.

Больше они не обменялись и словом. Вместе вошли в комнату и улыбнулись растерянным Лизе и Толику.

– Ломакина, я поеду заберу кое-какие вещи, и вернусь, – сообщила довольная Кристина, – Ты спать не ложись пока, дверь мне откроешь.

– Почему? – Лиза удивленно посмотрела на Инну, но в ответ увидела только твердый спокойный взгляд.

– Потому что мне нужно домой, – объяснила Инна, – До приезда Лёши с тобой поживет Кристина.

Лиза опешила. Она не ждала такого, не была готова. На её глаза сами собой навернулись слёзы, и тут же пропали, убранные нервным движением век.

– Ладно, – сказала она и улыбнулась грустно, – Пусть будет так.

Прощались быстро и скомкано. Инна быстро собрала вещи, надела в прихожей сапоги и пальто, коснулась мимолетным взглядом Лизиного лица, и тут же вышла из квартиры.

– Не смей реветь, – прошептала Кристина, обнимая Лизу, – Я скоро вернусь и мы всё обсудим. Всё будет хорошо. Я знаю.

Лиза улыбалась в ответ. Но когда за гостями захлопнулась дверь, она присела на корточки у стены и заплакала – горько и отчаянно.

Вопреки обещанию, вернулась Кристина не скоро. Лиза успела прибраться на кухне, положить в стиральную машинку белье, покормить дочку и присесть на стул рядом с её кроваткой. В белоснежном одеяльце, на подушке, лежало существо, прекраснее которого просто не могло быть в мире. Её маленький ребенок. Её Даша.

– Доченька… – прошептала Лиза, осторожно касаясь щечки младенца и разглядывая маленькие – едва заметные – реснички на закрытых глазках. – Моё счастье… Моя любовь… Я буду любить тебя всегда, какой бы ты ни была, какой бы ты ни выросла. Я буду любить тебя любую. Потому что я – твоя мама.

Девочка во сне пошевелила губами, и на глазах Лизы вновь выступили слёзы.

Как быть? Что делать? Как поступить, чтобы потом не пришлось пожалеть? Что будет лучше для Даши – расти в полноценной семье, или в семье отверженной, не принимаемой и неодобряемой обществом? В семье, где мама не любит папу, или в семье, где мама счастлива?

Как жаль, что Лёши не было при родах. Но даже если бы он был – едва ли понял бы, что это такое – чувствовать, как на свет появляется новый человек… Это похоже на то, когда ты творишь великое произведение искусства, и из-под твоей руки появляется нечто вечное, незабвенное, волшебное. Это как будто ты долгие годы собираешь конструктор, а потом – в один миг – видишь готовый результат и поражаешься ему. Это так, словно ты даешь жизнь новой частичке себя. Человеку. Маленькому пока, но всё же человеку.

Невообразимо. Это нельзя объяснить, нельзя описать, нельзя рассказать – можно только почувствовать. В маленьком ребенке сосредотачивается вся вселенная. И теперь ни в коем случае нельзя оступиться, допустить ошибки. Нужно сделать всё так, чтобы девочка была счастлива. И это самое главное. Самое важное, что может быть в жизни.

Лиза вздохнула и осторожно прикрыла полог кроватки. Она больше не плакала – и, открывая Кристине дверь, чувствовала себя спокойной и умиротворенной.