"Анахрон. Книга вторая" - читать интересную книгу автора (Хаецкая Елена Владимировна, Беньковский...)

Глава двенадцатая

В квартире пахло, как в казенной бане. Было жарко и влажно. Навстречу Сигизмунду выскочил кобель; следом степенно вышла Лантхильда с мокрыми волосами. Молоток и ножницы опять висели над входом.

У Сигизмунда раскалывалась голова. Руки дрожали, к горлу то и дело подкатывал комок. Сигизмунд избавился от ватника и, пошатываясь, побрел по коридору — отмывать руки. Сунулся в ванную — там было весело: густая пена перетекала через край, из пены торчала распаренная физиономия с рыжей бородой. Затрясла бородищей, залыбилась. Сигизмунд молча закрыл дверь.

Вымыл руки на кухне. Проглотил две таблетки анальгина и одну аспирина. Пошел и упал на тахту. Только сейчас он понял, насколько вымотан.

В гостиной бубнили три голоса. Дом был заполнен чужой речью.

…Из черного забытья Сигизмунда вырвал ого. Взревел дурными голосами дебильного американского мультсериала. Голосам вторило грубое ржание. Ногам почему-то было сыро. Сигизмунд открыл глаза. Он лежал лицом к стене. В ногах у него разметался мокрый кобель. Когда Сигизмунд, приподнявшись на локте, повернулся, он узрел три спины, обтянутые дешевыми спортивными костюмами: «родовичи» восседали рядком на тахте, пялились в ого, ржали и гортанно переговаривались.

В голове Сигизмунда медленно заворочалась мысль: их же четверо было… где-то в недрах квартиры скрывается четвертый…

Стоило Сигизмунду пошевелиться, как Лантхильда обернулась в его сторону. Она сияла, как медный грош. Любо ей, видите ли. Еще бы, вся родня тут до кучи, одного только аттилы любимого не хватает…

Вамба с Вавилой явно обрадовались пробуждению Сигизмунда. Заговорили с ним, стали по плечу его хлопать, наперебой рассказывали что-то. Видимо, ванна произвела на них неизгладимое впечатление.

Сигизмунд, кряхтя, сел. «Родовичи» подвинулись, дали ему место у экрана. Несколько секунд Сигизмунд тупо глядел в телевизор. На экране мельтешила писклявая муть. У Сигизмунда в голове все гудело. Немного придя в себя, он встал и пошел прочь. Вавила что-то сказал ему вслед. Видимо, удивлялся — куда это Сигисмундс уходит, когда по ящику такое диво показывают.

Сигизмунд не сомневался ни мгновения, что эти мудозвоны решили не переводить на скалкса драгоценные шампуни. Так оно и оказалось. Раб обнаружился в «светелке», безнадежно грязный. Он дрых.

В коридоре было полно мокрых следов. Сигизмунду сделалось неуютно до смертного воя. Пытался убедить себя хлипкими доводами, вроде того, что куча народу живет в куда худших условиях, что зажирел на дедовой квартире… Но это почему-то не утешало. Хотелось бежать на край света.

Мгновение постоял неподвижно, прислушиваясь. В «светелке» похрапывал скалкс. Из ЕГО комнаты доносилось жизнерадостное ржание и рев ого.

Зашел в ванную — посмотреть, как там после нашествия. Вандалы все-таки. В ванной, противу ожиданий, было чисто и даже сухо. Если не считать влажности, висевшей в воздухе. Видимо, Лантхильда постаралась. Впрочем, это не улучшило настроения Сигизмунда.

Глянул в зеркало. Непривычно бледная, опухшая рожа с кругами под глазами. Скоро сорок. Скоро благородные седины, благородные морщины и благородная подагра. Если, конечно, доживет до сорока — с такой родней и с таким «хозяйством».

А вандалы в тренировочных костюмах и впрямь походили теперь на дальнюю родню из города Задрищенска.

Нет, сволочь все-таки Аспид. И у троцкистского коммунизма лик бесчеловечный…

Замутненным, скорбящим сознанием понимал Сигизмунд: нужно срочно вытравить из скалкса вшей. Иначе придется всех по новой через вошебойку прогонять. В том числе и себя.

С этой мыслью отправился будить Дидиса.

Вообще-то Сигизмунду было диковато иметь дело с рабом. В предшествующие годы он имел дело с рабами лишь в кинематографическом исполнении, в виде фильма «Спартак». Там рабы были угнетенные, прогрессивные и агрессивные.

Вавилин скалкс проснулся с радостной улыбкой и уставился на Сигизмунда. Он не выглядел ни угнетенным, ни прогрессивным.

Сигизмунд принудил его встать и погнал в ванную. Когда скалкс норовил свернуть не туда, Сигизмунд направлял его тычком между лопаток. Скалкс веселился.

Водворив его в ванной, Сигизмунд вернулся в комнату. Безжалостно оторвал Лантхильду от мультиков. Велел ей показать скалксу, как мыть шампунем волосы. Та с недовольным видом удалилась.

Вамба встретился с Сигизмундом глазами. Хлопнул рядом с собой по дивану ладонью: садись, мол.

Сигизмунд уселся. Плечо Вамбы было твердым и мускулистым. Настроение Сигизмунда неожиданно скакнуло, и он подумал с расслабленной благодарностью: все-таки что ни говори, а Аська права. Хорошо иметь родовичей. Особенно таких лосей. Вандалов. Сдохнуть можно…

Фирма «Морена» переживала тяжелые времена. Точнее, ее пора уже было подключать к искусственной почке. Иначе клиническая смерть грозила превратиться в… как это называется? В общем, когда хоронят.

Светка все еще лежала в больнице. Жалко Светку. Сигизмунд с Федором рассеянно разгадывали кроссворд в бесплатной газете. Заодно вырабатывали стратегию. Искали, где бы разжиться искусственной почкой.

— Надо бы быстро обернуться, — говорил Сигизмунд, — без начальных вложений. Или с минимальными. Другое мы сейчас не потянем.

— Столица Мадагаскара из двенадцати букв? — спросил Федор.

— А хер ее знает.

Федор склонился над газетой, зашоркал карандашом.

— «Ахереезнает»… Не, Сигизмунд Борисович, получается одиннадцать.

— А ты восклицательный знак поставь.

Федор отложил карандаш, молвил задумчиво:

— Может, нам маком торгануть?

Сигизмунд с интересом посмотрел на Федора. Тот не шутил.

— Давай уж сразу коноплей.

— Да нет, Сигизмунд Борисыч. Тут я тоже щупал. Рисково да и грязно. Плохо это — людей травить. Грех это. Я про пищевой мак. Заодно и кожей…

— Какой кожей?

— Искусственной.

Сигизмунд помолчал, осваиваясь с услышанным. Бизнес-предложения Федора никогда не страдали отсутствием оригинальности.

А Федор раздухарился, слегка покраснел даже. Видно было, что сейчас выношенные мысли высказывает, не с бухты-барахты брякает. Процесс мыслительный всем этим речам предшествует. Напряженный.

— Подумайте, Сигизмунд Борисович. Мы тут с шурином одну телефонную книгу надыбали, «Желтые страницы». Вы по-испански понимаете?

Сигизмунду мгновенно вспомнились индейцы с Сенной площади. Которые в пончо и поют душевно.

— Санта-Мария, — сказал Сигизмунд. — Санта-Лючия. Буэнас эта… ночес.

— Санта-Лючия — это по-итальянски, — поправил Федор.

— При чем тут испанский?

— А, в этом все дело… — Федор сунулся в письменный стол. — Я вот тут приготовил. Гляньте.

Сигизмунд ошеломленно глянул.

Книга представляла собою справочник «Желтые страницы» города Аликанте. Из справочника неоспоримо явствовало, что Аликанте представляет собою курортную дыру с пальмами и живописными развалинами; размерами же вряд ли превосходит город Вытегру.

Справочник был двуязыкий.

— Он что, на французском? — спросил Сигизмунд.

— Нет. Мы выясняли, — бодро ответил Федор. — Язык не опознан.

— При чем тут мак? И кожа?

— Дело такое, Сигизмунд Борисович, — заговорил Федор убежденно. — Вы находите спеца и с его помощью вычленяете из списка те фирмы, которые торгуют пищевым маком и искусственной кожей. Так. Затем мы налаживаем с ними контакты и везем сюда мак и кожу.

— Да почему мак и кожу? Может, лучше трубы и макароны?

— Там это дешево. Мы с шурином выяснили.

— Федор, а кем работает твой шурин?

— Бизнесменом, — не моргнув глазом ответил Федор.

— Хорошо. Дальше что?

— Привозим сюда. Реализуем партию. Мы прикидывали: тут, конечно, все это есть, и мак, и кожа, но накрутка — бешеная. Так что наличествует поле деятельности для энергичных людей.

Сигизмунд опустил глаза. Машинально прочитал: «Популярная российская певица». Из восьми букв. Начал выводить в клеточках: «Мартышка»…

Было слякотно. «Дворники» с ленцой возили грязь по лобовому стеклу. На переднем сиденье — там, где нормальные люди возят красивых девок, — валялись «Желтые страницы». Точнее, «PAGINAS AMARILLAS — PAGINES GROGUES» неведомого города Аликанте. Время от времени Сигизмунд косился на справочник. Дожил: женился на вандалке, теперь вот щупальца мелкооптового бизнеса тянет невесть куда.

Конечно, как всякий человек своего поколения, Сигизмунд не хотел бы возвращения в брежневские времена. Безнадегой и тухлятиной оттуда веяло. Но бывали отдельно взятые дни, когда оголтелое разнообразие абсурда начинало угнетать. Возможно, сказывался возраст.

Сигизмунд Борисович Морж, невзирая на солидные реквизиты, зафиксированные в паспорте (тридцать семь, образование высшее, женат-разведен и т. д.), все больше ощущал себя дурочкой-Алисой в Стране Чудес. И чем дальше, тем страньше и страньше.

Уже на лестнице стало ясно: дома на полную катушку идет веселье. Позвонил на всякий случай — нет, не слышат, лишь кобель бесполезно надрывается за дверью. Открыл своим ключом.

Пес приветствовал хозяина преувеличенно бурно и тотчас устремился в гостиную. Оттуда метнулся назад. Явно зазывал туда, где весело.

Из гостиной доносился тяжкий топот и визгливое пение Аськи. В прихожей валялись две большие опорожненные сумки, в каких лоточники обычно таскают товар.

В гостиной Аська, Вика и Вамба ритмично нахлестывали в ладоши. Все были уже красны. Аська выпевала, бренча на гитаре:

Года идут, чего мы ждем? Во имя всех святых, пойдем, — Пойдем плясать в Ирландию, В Ирландию, в Ирландию, — Пойдем плясать в Ирландию!..

В кругу, самозабвенно топоча, отплясывал вандальский раздолбай Вавила. На нем были линялые джинсы и футболка с какой-то глупостью. И темные очки. Светло-рыжие патлы болтались в такт прыжкам.

Лантхильдин брозар был облачен в потертую черную кожу с желтоватыми пятнами на сгибах. Видуха у шурина оказалась еще более бандитской, чем у Вавилы. Прямо дрожь пробирает при виде этой парочки.

Кисло пахло пивом.

Затем Сигизмунд обнаружил дорогую супругу. Лантхильда, судя по всему, была уже в дупель пьяна. Сидела за столом, бессмысленно и радостно улыбаясь.

— Сигисмундс, тиин'квино ист ослиза афдринкья! — закричала Вика, не переставая хлопать.

Вамба заржал, а Лантхильда слабо протянула:

— Йаа-а!

— М-морж! — завопила Аська, прерывая пение. — А Вика-то никуда не едет! Пон'л?

— Йа-а! — подтвердила Вика. И пошатнулась. Вамба заботливо поймал ее.

Несколько секунд Сигизмунд, сатанея, глядел на все это безобразие. Вавила продолжал плясать. Ему было весело.

Наконец Сигизмунд перехватил гриф гитары и зарычал на Аську:

— Ты, дура набитая! Лантхильду-то зачем напоили? Она же беременная, будто не знаешь!

— Г-говорю тебе как многажды беременная… — проговорила Аська и неверной рукой ухватила со стола едва початую бутылку пива. — Вот тут написано, в-видишь? «Экоголически»… «Экологически…» Безопасное, понял, ты? Сам дурак…

Сигизмунд взял бутылку, повертел перед глазами, силясь найти надпись. Влил в себя содержимое.

Стало легче. Окружающие перестали восприниматься как злонамеренные идиоты.

Аська подергала Вавилу за футболку:

— Вавила, кончай выеживаться. Морж посмотреть хочет, чему ты научился. Спелан!

— Спилл, — поправила Вика.

Вавила радостно уставился на Сигизмунда. Сквозь потные пряди волос светились голубые арийские глаза.

— Давай, Вавилыч, что изведал ты в новом мире? — наседала Аська.

«Вавилыч» напрягся, осклабился и выдал по слогам:

— Ян-ка… Ум-ка… Ле-нин… Дай!

— А еще? — Аська так и сияла, явно гордясь.

Вавила провизжал исключительно противным голосом:

— Пiiiво!

В другом углу гостиной, прямо под иконой, сидел на полу скалкс, одетый в джинсы и черную футболку с американским орлом на фоне полос и звезд. Он привалился к стене и тоже потягивал пивко.

Аська вдруг сунула Вике гитару и повисла на шее у Сигизмунда. Зашептала:

— Хорошо-то как, Морж! А? Слушай, пускай вон тот, из угла, спляшет! Скажи Вавиле, пусть, а? Он знаешь как пляшет? Я чуть не обкончалась! Наш реж бы обкончался! Его в театр надо. Морж, дай я тебя поцелую… Морж, а он не вандал, представляешь? Он какой-то другой… Я думала, они там все одинаковые. Их же на первый взгляд не различить, все равно как негров…

— Я негров различаю, — сурово сказал Сигизмунд. — У нас в институте…

— Ну не кобенься, Морж! Попроси, что тебе стоит? А я тебе за это такое скажу! Тако-ое!..

И неожиданно взревела прямо в ухо Сигизмунда:

— Пойдем плясать в Ирландию!!!

Вавила, заслышав знакомые звуки, попытался вновь пуститься в пляс. Но Аська оборвала его.

— Сгинь, Вавилыч! Ты пьян! Пускай этот твой, как его… — Она махнула в сторону скалкса. — Вот он… Сигисмундс, Морж который, — он хочет посмотреть. Вика, зараза, переведи, видишь — Вавилыч совсем осовел, русского языка не понимает…

Вика бросила пару фраз. Вавила просиял ликом и рявкнул что-то скалксу. Тот солидно допил пиво, обтер рот, встал. Тигриной походкой вышел на середину комнаты. Аська, заранее сдавленно хихикая и переступая с ноги на ногу, уставилась на него восхищенным взглядом. Вика вдруг громко икнула.

Скалкс победно огляделся по сторонам, охорашиваясь, расправил плечи. Задрал бородатое лицо к потолку. И неожиданно заорал престрашным голосом. Сигизмунд впервые в жизни понял, что такое «кровь застывает в жилах».

Легкие у скалкса оказались замечательные. Он орал, не переводя дыхания, очень долго. Нескольких зубов у него не хватало, что придавало его разинутой пасти устрашающий вид.

Затем он запел и стронулся с места. Пляска почти мгновенно сделалась оргиастической. Скалкс кружился на месте, размахивая черной гривой, подпрыгивал, поворачиваясь в прыжке, падал оземь и тут же вскакивал, метался взад-вперед. И не переставая пел.

Даже Сигизмунд слышал, что поет он не по-вандальски. Это был абсолютно другой язык. Древний и страшный. Чужие ломаные, скачущие ритмы завораживали.

Тут в дверь позвонили. Кобель очнулся, взлаял, устремился выполнять долг.

За дверью стоял сосед сверху, тот что залил Сигизмунда зимой. Имя-отчество у него еще смешное такое: Михаил Сергеевич.

Сигизмунд с тоской приготовился выслушать совершенно справедливые нарекания соседа по поводу шума и топота. Но Михал Сергеич и сам был изрядно поддавши.

— Вы извините меня… Нет, но вы меня извините. Вы меня извинили? Вы уж меня…

— Да о чем речь, конечно, — с облегчением сказал Сигизмунд. — Вы проходите. Хотите пива?

Сергеич, разом просветлев ликом, переступил порог.

— Вы уж тоже не побрезгуйте… Вот.

В руках он держал две бутылки водки.

Компания встретила новое действующее лицо дружным ревом восторга. Скалкс, весь потный, тяжело дышал посреди комнаты. В его помутневших глазах медленно остывало бешенство.

— Это, — засуетился Михал Сергеич. Пьяный он разительно отличался от трезвого. Трезвый был деловит, пьяный же мельтешил. — Вот, значит.

И выставил бутылки на стол.

Аська коршуном пала на одну из них, ухвалила, поднесла к носу Вавилы.

— Глянь, Вавилыч. Ливизовка. Ну-ка, скажи: вод-ка! Дай!

— Воткадай! — выпалил Вавила.

— Во! Это по-нашему! — обрадовался Михал Сергеич. И к Сигизмунду: — Иностранец, что ли?

— Товарищи из дружественной Норвегии, — пояснил Сигизмунд. — Мы тут их национальный праздник йоль отмечаем.

— Вишь ты, йоль… Слово-то какое… А у меня по-простому, день рождения… Вот только выпить не с кем. А тут слышу — у вас веселье. Дай, думаю…

— Как это — не с кем? — изумилась Аська. — Чтобы в Стране Советов — да выпить не с кем?

Лантхильда вдруг ожила в своем углу. Покачиваясь, завела печальную бесконечную песнь. Вамба, повернувшись, цыкнул на нее исключительно грубо. Лантхильда не обратила на это внимания. Продолжала тоненько выть.

Вамба заговорил с Сигизмундом. Тот — спьяну, видать, — понял. Извинялся Вамба за сестрицу. Мол, и в хузе родимом все так, бывалочи. Как празднество или жертвоприношение там — Седьмое Ноября какое-нибудь местное — пиши пропало: нажрется и голосит.

— Сергеич, — заговорил Сигизмунд с соседом, — а ты в Аликанте был?

— Не довелось, — пригорюнился Михал Сергеич.

— Эх, все у нас впереди! — ободрил его Сигизмунд. — И в Аликанте сгоняем! Под пальмами прошвырнемся. Ананасами рыгать будем!

— Морж, при чем тут Аликанте? — поинтересовалась Вика.

— А, — Сигизмунд облапил Вику и притянул ее к себе, — а это наш прохвессор. Она все знает. Она филолог.

— А иностранцы-то кто будут? Познакомиться хоть с ними, а то неудобно.

— Вон — Вамба. Вавила.

— Совсем по-нашему, смотри ты! — изумился сосед. — Вавила.

Заслышав свое имя, Вавила повернулся и некоторое время созерцал Михал Сергеича. Сосед, крякнув, решительно откупорил бутылку водки.

Вамба оживился. Отвинчивающуюся пробку изучать потянулся. Все-то ему любопытно.

Сигизмунд достал стопки, расставил. Выказывая изрядную сноровку, Михал Сергеич недрогнувшей рукой аккуратно разлил водочку.

— Ну, — молвил он, держа стопку на отлете, — за знакомство, значит, за дружбу, чтоб все были здоровы!

И отправил водку по назначению.

Сигизмунд последовал его примеру. Аська с Викой — тоже.

Вавила проглотил водку бесстрашно и залихватски, после чего вытаращил глаза, поперхнулся и чуть не умер. Вамба нахмурился, опустил в стопку палец. Облизал. Подумал немного. Потом подозвал скалкса, велел тому выпить. Тот заупрямился. Башкой патлатой затряс.

Вавила прокашлялся и бросил Вамбе что-то презрительное. Вамба побагровел. Проорал:

— Во-о-тан!

И заглотил стопку. Ужасно закашлялся.

— Ты заешь, заешь, — сказала Аська, суя ему огурец. — Быстренько закушай. У вас что, и самогонку не варят? Как вы живете-то?

Хрустя огурцом, Вамба победоносно посмотрел на Вавилу.

Михал Сергеич озабоченно оглядывал иностранцев.

— Странно, — проговорил он, — не понравилось им, что ли? Знавал я и норвежцев, жрали за милую душу почище наших…

— Эти с островов, дикие, — сказал Сигизмунд. — Природа у них там нетронутая, лососи…

Глаза Михал Сергеича заволокло пеленой мечтаний. Неожиданно он запел хорошим, сочным баритоном:

— Раскинулось море широко, где волны бушуют вдали…

В углу Лантхильда продолжала выть свое, бабье.

По второй прошло легче. Вавила пытался подпевать Михал Сергеичу. Вамба стремительно косел. Что до Аськи, то она, похоже, чувствовала себя все лучше и лучше. Здоровья в ней явно поприбавилось.

Скалкс не пил. Ему никто не наливал. Точнее, Михал Сергеич пытался вовлечь скалкса, но Вавила с любезной людоедской улыбкой пресек. Мол, нефиг продукт переводить.

Тогда Михал Сергеич, добрейшая, кстати говоря, душа, озабоченно обратился к Сигизмунду:

— А что же те товарищи-то не пьют?

Сигизмунд объяснил:

— Та баба в углу — она беременная. Нечего ей. И без того пива насосалась. А мужик — язвенник.

— Такой молодой! — посочувствовал Михал Сергеич. — Ну что, Борисыч, еще по стопарику?

Сигизмунд поднес стопку к губам, и тут его поднятую руку стиснули чьи-то пальцы.

Вика.

— Пойдем-ка Морж на кухню да покурим, — сказала аськина сестрица.

Сигизмунд отставил стопку.

— Сейчас вернусь, — обещал он Михал Сергеичу.

И проследовал за Викторией на кухню.

— Слушай, Вика, — заговорил Сигизмунд, — я что-то не понял… Ты что, в Рейкьявик не поехала?

— Ага! — крикнула вдруг Вика. — Не поехала!

Виктория явно выпила лишку.

— Как это? — отупело спросил Сигизмунд.

— А вот так — взяла и не поехала. Из-за тебя, говнюка!

— Погоди, погоди… Почему из-за меня?

— И вообще, ты меня теперь должен трудоустроить. У меня здесь работы нет. Тю-тю! Ахнулась моя работа! А у тебя своя контора.

— Да я вообще думаю закрываться. Или перепрофилироваться. В Аликанте…

— А меня не парит, что ты там думаешь. Гуд бай, я блевать пошла.

И, пошатываясь, вышла.

По квартире неслось громкое аськино пение:

— Над цепью Кордильерных снежных гор Летит кондор, Парит кондо-ор, Голодный, зло-о-ой… Пари-ит… …э-э… Парит гондон, Парит гондо-о-он, Порватый, зло-о-ой…

Аське вторил Вавила:

— Гон-дон…

Когда Сигизмунд вошел в гостиную, Михал Сергеич держал за подмышки обмякшего брозара.

— Упал, — пояснил Михал Сергеич, глядя поверх поникшей головы Вамбы. — Давайте его на диван какой-нибудь положим.

Общими усилиями Вамбу сгрузили на тахту в «светелке». Вамба устрашающе захрапел.

— Один готов, — отметил Сигизмунд.

— Вроде, хорошая водка, — сказал Михал Сергеич. — Не бодяжная.

— Вот и я про то. Хорошо идет. Ребята просто непривычные.

Ближе к ночи сосед, совершенно счастливый, просветленный, ушел. Вавила и скалкс дрыхли на полу — напоследок Вавила ухитрился влить в скалкса стопку-другую. Для равновесия, надо полагать.

В комнате Сигизмунда мирно спали Вика с Лантхильдой.

А Аська потянулась и сказала:

— Ну что, Морж, пойдем, что ли, собачку выгуляем?

Наутро Сигизмунд имел честь созерцать в зеркале собственную похмельную рожу. Мешки под глазами, синяки там же. Бриться не стал. Это была аськина идея. Она проснулась вместе с ним.

— Ой, Морж, ну ты и… Не, все нормально, только не вздумай бриться — так эстетнее…

— Что эстетнее? — сипло спросил Сигизмунд. Голова трещала.

— Образ законченный. Цельный. Сам посмотри.

И вот Морж стоит перед зеркалом и любуется. Да. Образ совершенно законченный.

Сигизмунд понимал, что сейчас придется тащиться в супермаркет за кефиром для всей честной компании. Скоро остальные проснутся. Их тоже похмелять надо. Так, сколько народу-то на флэту вписывается?

Сигизмунд начал считать, загибая пальцы. Получилось — семь человек.

Взял полтинник, выбрался из дома.

Фонари уже погасли, стояло промозглое черно-белое мрачноватое утро. Оскальзываясь на гололеде, Сигизмунд добрел до супермаркета. Пытался контролировать неприятные физические ощущения. Ощущения были еще те. Водку клали на пиво, чудили часов с пяти вечера и до… Ночью с Аськой, пока пса выгуливали, на водку положили еще пивка — по приколу показалось.

Вон они, приколы. А в двадцать лет, бывало… И в двадцать два — тоже…

Оставляя грязные следы на белом полу супермаркета, Сигизмунд направился в «молочный угол». Загрузил в корзину семь пакетов кефира.

Рядом остановился еще кто-то. Сигизмунд украдкой покосился — и вдруг узнал. Видел он этого мужика. И в супере видел — тот еще из-за молока с Лантхильдой едва не поскандалил. И потом, у Аськи. В то утро после страшной ночи, когда пропала Лантхильда. Филолог или историк, кто он там. Хрен разберет.

Мужик был неопрятен и откровенно похмелен. И тоже небрит.

— Привет, — хрипло сказал Сигизмунд.

Мужик глянул неузнавающе. На всякий случай буркнул:

— Привет.

И загрузил в корзину три пакета кефира. С мужиком было все ясно. Еще один флэтодержатель.

Гуськом двинулись к кассе. Злая после бессонной ночи кассирша долго рассчитывала — сперва одного, потом второго. Выбрались на снег. Мужик сразу канул в подворотне. В той заветной, с люком.

— Мама пришла, молочка принесла от бешеной коровки, — обрадовалась бессильная Аська. — Моржик, дай! Ле-нин — вод-ка — дай!

Они взяли по пакету, приложились. Стало легче. Как-то приятнее. По истомленному организму прошел холодок.

В дверях показался Вавила. Выглядел плачевно.

— Я загляну за синеву твоих ленивых глаз!note 3— пропела Аська. — Иди к нам, Вавилыч. Ты крепкий мужик. На-ка, выпей. Целебный напиток.

— Приветикс, — просипел Вавила. И опростал пакет.

Аська с интересом наблюдала за ним. Когда он опустил пакет, осведомилась:

— Ну как? Лучше стало?

Вавила поморгал. Подумал. Поприслушивался. В животе у него заворчало.

— Годс, — резюмировал Вавила. И вдруг озарился внутренним светом. — Иди-на-хер. Ну-у…

— Ты че, Вавилыч? Охренел? — возмутилась Аська.

— Иди-на-хер! — повторил Вавила. — Годс!

— Морж, чего он, в натуре?

— А ты чего от вандала ждала, Анастасия? От тебя, небось, и нахватался.

— Нуу… — поддержал беседу Вавила. И потянулся к аськиному кефиру.

Аська хлопнула его по руке.

— Хрена тебе! Это мой!

— Мой.

— Йа! — сказал Сигизмунд. — Миина.

— Мой? Миина? Мой.

И забрал у Аськи кефир.

Аська повисла у Сигизмунда на локте.

— Морж, скажи ему!

Но внимание Сигизмунда неожиданно приковалось к футболке, в которую был облачен Вавила.

— Погоди, погоди… — Он даже наклонился вперед, рассматривая картинку и надпись под ней. — Это что еще за хренотень?

— А, это у нас в театре прикалывались, делали… Философские футболки. Телега такая была.

Футболка и в самом деле была крутая. Спереди красовалась окружность, из которой во все стороны торчали лучи-стрелы. Вроде солнышка, но с векторным устремлением. И надпись: «ЭТО ХАЙДЕГГЕР, ОН ВСЕСТОРОННЕ ПОЛЗУЧ И ЗАКОВЫРИСТ». Сзади же вилась спираль со стрелкой на конце. Текст пояснял: «ЭТО ГЕГЕЛЬ, ОН НЕМНОГО САМОНАДЕЯН, НО КРУТ». note 4

— Сильно, — вымолвил Сигизмунд наконец. — Кто это до такого додумался?

— Понятия не имею, но сильно, правда?

— Да, сильно, — согласился Сигизмунд.

— Сил-но! — вскричал Вавила. — Ле-нин!

Совместными усилиями пробудили и похмелили Вамбу. Затем — Вику. Лантхильду пока что не трогали — пусть спит. Скалкс неприкаянно бродил по квартире.

За завтраком Вика спросила:

— Кстати, Морж, что ты там вчера про Аликанте бубнил?

— Просто так… Вика, а на каком языке там говорят?

— На испанском.

— Нет, на каком-то другом.

— Ну, не знаю. Может, диалект какой-нибудь. А что?

— Да так. Любопытно.

— Туристическим бизнесом решил заняться?

— Вроде того. Слушай, а ты с испанского перевести сможешь?

— Я германист, — сухо сказала Вика. — Кстати, из-за этого и осталась в Питере. Работу потеряла.

Тут Вамба порылся в карманах своей кожаной куртки и вдруг извлек шипастый кастет. Оглядел, одобрил. Надел. Ткнул Вавилу в бок.

— Ой, — сказала Аська. — Откуда это?

— Тебе видней, — отозвался Сигизмунд. — Это ведь вы с Викой одежку притащили.

— Точно, — сообразила Аська. — Был у нас персонаж с кастетом. Мэкки-нож, только похуже. Ой, вытащить забыли!

— А кастет настоящий?

— Ну да, настоящий! Бутафорский некогда было делать. Взяли у одного… А потом его самого взяли, кастет и остался…

— Ценная вещь, — одобрил Сигизмунд. Флэтодержатель, блин.

— Ой, Морж, отними у него! Он же вандал! Перемочит ведь нас.

— Вика, — обратился Сигизмунд к Виктории, — скажи им, что кастет — это оружие. Оружие при богах нельзя.

Вика переговорила с вандалами. Криво усмехнулась.

— Они говорят, Сигизмунд Борисович, что эта фитюлька — никакое не оружие. Дескать, такое при богах можно.

Вавила с завистью смотрел на кастет. Вамба легонько ткнул себя шипами в лоб, попробовал кастет на зуб. Покуражившись, спрятал обратно в карман.

— Годс, — сказал он. И ласково улыбнулся Сигизмунду.

Утренние часы в прояснившееся сознание Сигизмунда назойливо вливалась бесполезная информация о далеком валенсийском городе Аликанте. Сигизмунд узнал:

— что на 1 января 1996 года в этом городе проживало 276 526 человек, включая женщин, стариков и грудных младенцев;

— что расположен сей град аккурат посреди Коста Бланка;

— что был он последовательно под финикийцами, греками, карфагенянами, римлянами. Знаменитый карфагенский полководец (Сигизмунду решительно не известный) по имени Гамилькар Барка возвел здесь свои укрепления. Их стены до сих пор сохраняются на территории замка Санта-Барбара. (При этом названии Аська хихикнула);

— что римский город располагался примерно в 3 км от нынешнего и назывался Люцентум. А?! — что после эпохи германских вторжений сюда пришли арабы. При арабах на этом месте стоял большой город, именумый Аль Лукант. После отвоевания в ходе Реконкисты, город вошел в состав Арагонского королевства.

Кроме того, Сигизмунд обогатил свою память известием о том, что обсаженная пальмами Эспланада де Эспанья доходит до парка Эль Каналехас.

Ну, что еще сказать? Церковь Сан-Николас (17 век). Церковь Санта-Мария (15 век).

Замок Санта-Барбара. Воздвигнут на 200-метровом скальном основнии. Намного старше города.

Археологический музей. С карфагенскими артефактами. И портянками Гамилькара Барки.

Город известен по сорту вина «Аликанте». Может, лучше винишком торговать? Да нет, здесь наверняка все схвачено.

Ну вот, Сигизмунд Борисович, узнайте, что сумки, ремни и пр. производит фирма ARTESA. Из кожи, разумеется. С нею, вероятно, яростно конкурирует фирма CASTELL: искуственная кожа — изготовление ремней, поясов и пр., а также заготовки для ремней, поясов и пр. SOMOS FABRICANTES незатейливо предлагает кожгалантерейный ассортимент. Впрочем, SOMOS, кажется, — это семейство. Семейство фабрикантов. Тогда «предлага-ют».

Вика монотонно переводила. Сигизмунд слушал и тупел.

Фирма TOSMA настырно лезла в мозги с оборудованием для обработки кожи. Аналогично — господин PREZIOSI: оборудование, кожи, пр. Частник, стало быть. Аликантийский Морж. Интересно, какой у него оборот?

Когда Вика добралась до D'Pell S.L.: ремонт изделий, раскрой, искуственное старение, Сигизмунд взмолился о пощаде. Довольно с него похождений на эспланаде дель — как ее.

— Все, Вика, хватит.

Но Вика неумолимо дочитала до конца. Сурово осведомилась, почему Сигизмунд не записывает.

— Ненавижу что-либо делать впустую, — заявила она.

— Ой, Морж, как здорово, хочу-хочу! — заговорила зачарованно слушавшая Аська. — Отвези нас в Испанию! Косточки погреть, ананасом рыгнуть!

— Косточки? — переспросила Вика, водя пальцем по желтым страницам. — Сейчас… Сейчас… А, вот. Нужен тебе, Анастасия, господин Санчес. Х. «Остеология». И телефончик есть для предварительной записи.

— А код у них какой? — спросила Аська.

— Не вздумай отсюда звонить, — забеспокоился вдруг Сигизмунд. — Разоришь меня. Или себя. Да ты и испанского-то не знаешь.

— Я теперь по-вандальски шпарю хоть куда. Йа-а!

Вика отложила наконец злополучный справочник в сторону.

— Кстати, Морж, насчет работы. Я не шутила. Сыщи мне работу.

— Так что ты в свой Рейкьявик-то не поехала? Я вчера спрашивал, а ты пьяная была.

— Избавиться от нас захотел? — встряла Аська.

Вика помолчала, потом проговорила задумчиво:

— Видела я в одном журнале рекламу мягкой мебели. Полуголая девица задирает ноги на кожаный диван. Это когда я еще в университете училась. За такую рекламу девице платят две тысячи долларов. Призавидовали мы, конечно, а наш научный руководитель вдруг сказал: мол, многие из вас и за пять не согласятся в полуголом виде по мебелям валяться…

— Это ты к чему? — ошеломленно спросил Сигизмунд.

— Да так… — ответила Вика неопределенно. — Просто. Есть вещи поважнее денег.

— Любовь, например, — снова всунулась Аська. — Любовь за деньги фиг купишь. Или вот ум. Талант — тоже.

— Информация, — сказала Вика. — Новая. Принципиально новый лингвистический информационный пласт. Ты, Морж, просто, видать, умишком своим куцым не въезжаешь…

— Где уж нам, мы простые кооперативщики, кофточки шьем и на рынке продаем… — обиделся Сигизмунд.

Вика на его обиду никак не отреагировала. Глядела холодно, как на чужого.

— Ты что, вообще ничего не понимаешь? Или придуриваешься? У тебя в гараже стоит машина времени. Ну да и хрен с ней. В квартире у тебя болтаются носители — ЖИВЫЕ НОСИТЕЛИ! — двух языков. Понимаешь? Вандальский — мертвый язык. Ни одного текста. Пара надгробных надписей, только имена — и те сомнительные. Отто Шмидт в «Die vandalische Sprache» такую ахинею несет! А тут… Это же по науке такой грохот пойдет! А ихний скалкс, между прочим, сдается мне, вообще фракиец. Ты про фракийцев что-нибудь слышал?

— Восстание Спартака, — глупо сказал Сигизмунд. — Кино было, с этим…

— С Кирком Дугласом.

— Это который с ямкой на подбородке, — вспомнила Аська. — И одноглазый. Только не в «Спартаке», а в «Викингах».

— Вы меня вконец достали, — разозлилась Вика. — Как идиоты. Вы что, не врубаетесь? ЦЕЛАЯ ГРУППА ЯЗЫКОВ! И вообще ни один не дошел! Про этрусков слышали? Их надписи так и не прочли. Гадают — не фракийский ли язык. А тут — такая перспектива!

— Погоди, погоди… — Сигизмунд медленно начал соображать, к чему клонит Виктория. — Ты что, сейчас сюда целую ораву ученых нагонишь? Нас тут всех задрочат до смерти!

— Ну уж фиг! — взвилась Вика. — Хрена я допущу сюда этих болванов! Сама чугунной задницей сяду!

— И куда ты пойдешь со своей чугунной задницей? — осведомилась Аська. — Так, мол, и так, наш с сестрицей общий любовничек — хипарь-кооперативщик — поимел машину времени, нагнал полон флэт вандалов и прочих языконосителей — нате! Я их тут поизучала маленько… Вот мой диссер. Где мой Нобиль, где мой грант? Йа-а, Вика, это у тебя в башке того… переклинило.

— Анастасия, кстати, совершенно права, — поддержал Аську Сигизмунд. — Как ты будешь представлять результаты своих исследований широкой публике?

— А никак!

— Ты, Виктория, не выдрючивайся, — решительно заявила Аська. — Не хрен нам тут из себя Софью Ковалевскую корчить. Ты вникни, в какие беспредельные времена живем. Машинку-то сразу тю-тю. А нас тут всех… — Она поводила пальцем, очерчивая круги. — Скажи спасибо, если просто по психушкам пожизненно распихают.

— Без права переписки, — добавил Сигизмунд зачем-то.

У Вики по лицу пошли красные пятна.

— Да идите вы в жопу! В общем так, Морж. Работу мне как хочешь — а найди. И по профилю. Либо бери на содержание — выбирай.

— Ты понимаешь, что сколько ты ни изучай носителей, а результаты опубликовать не сможешь? — спросил Сигизмунд. — Ситуация-то безвыходная.

— Понимаю, — хмуро отозвалась Вика. — Но не могу я просто так… Может, изменится все? Когда-нибудь. Лет через пятьдесят. Не навеки же этот бардак.

— Ну ты, мать, долгоиграющая… — насмешливо сказала Аська. — На тридцать три оборота…

— Не то, что вы, — огрызнулась Вика, — дальше сегодняшнего вечера не заглядываете.

Аська авторитетно заявила:

— Ты, Морж, Виктории лучше не перечь. Она у нас Козерог. Козероги — они все со скалой внутри, я про них в газете «Ваша звезда» читала. Там про них такие ужасы написаны, такие ужасы, прямо хоть в одной комнате с ними не ночуй… Слушай, Морж, баба твоя и вправду рожать собирается, я ее тайком оглядела. Хочешь — я на себя ребеночка запишу? Чтоб хоть дите с нормальным документом было.

— Да им всем документы бы надо, — сказал Сигизмунд и поморщился, как от головной боли. Это ж какие расходы предстоят!

— За беженцев будем их выдавать или как? — деловито спросила Аська.

— Только ты, Аська, в это дело не лезь, — предупредил Сигизмунд. — Я сам все сделаю.

— Интересно, — проговорила Вика, — а что они сами-то обо всем этом думают? Порасспросить бы их надо.