"Черный клинок" - читать интересную книгу автора (Ластбадер Э.)

Токио

В огромном городе наступила ночь.

Современный Токио – это мегаполис с царящим в нем унынием, присущим обществу, еще не оправившемуся от глубокого разочарования, вызванного поражением в войне. Вдобавок ко всему, бездумно придерживающемуся пустопорожних символов, выраженных в безудержном потреблении фирменных товаров или в поклонении пустоголовым рок– и поп-звездам, что придает особую пикантность стилизованной печали ультрасовременному фасаду этого общества.

Вулф, прогуливаясь по ночным улицам Токио, крадучись с осторожностью волка, с удивлением рассматривал архитектуру города, сочетающую в себе чужеродные и сугубо национальные элементы. В ней не чувствовалось никаких излишеств, никакого свободного полета мысли зодчих, ничего похожего на компромисс. Она отличалась строгостью и решительностью форм.

Вулфу пришлось долго отходить от искаженного мировосприятия Оракула. Вышедший из строя Оракул, Хана, обретшая наконец свободу...

Никогда еще не был он так счастлив, как теперь, бродя по темным улочкам города. Далеко позади остались сверкающие неоновые рекламные щиты Гинзы, над которой всю ночь висит жемчужное сияние, словно искусственный рассвет или, наоборот, надвигающиеся сумерки. С меланхолической печалью вспоминалось все хорошее, особенно его первые впечатления.

Вспомнилась и Хана, печальная и одинокая, попавшая, отчасти по собственной вине, в современный ад. Он знал, " что ей стали бы понятны его чувства, испытываемые во время прогулки по ночному Токио.

Впереди в ярком свете мелькнул силуэт Чики.

Заняв выгодную позицию напротив входа в храм Запретных грез, он смотрел, как карлица в мужском костюме пропустила в здание Чику. Дверь закрылась, и на улице засветились лучи фар приближающегося автомобиля. Машина промчалась мимо, и опять наползла темнота. Бледные отблески от Гинзы едва достигали места укрытия Вулфа, отчего казалось, что они приходят из другого мира. На улице не было ни единой души, лишь из открытого неподалеку окна доносился мужской голос, звучавший то громче, то тише и прерываемый то и дело взрывами смеха, – по телевизору передавали развлекательную программу.

Теперь все сводилось к одному: план намечен, но он настолько опасен, что лишь отчаяние вынуждало их браться за его осуществление.

Вулф засек время, когда Чика вошла в храм Запретных грез; минуты потекли крайне медленно; казалось, стрелки часов вот-вот остановятся.

Первое, что он увидел, придя в сознание, как бы проснувшись после долгого сна, было лицо Чики. Никому другому не обрадовался бы он так, как обрадовался, увидев ее. Как сильно любил он ее! И вот теперь ему пришла в голову мысль: а не на смерть ли он посылает ее?

Время.

В темноте смутно различался желтый светящийся циферблат его часов. Вулф напряг зрение, снова оглядел улицу и заметил другой приближающийся автомобиль. Свет фар скользнул по фигуре Вулфа и быстро пробежался по стенам здания, как в старых кинофильмах, в которых непременно показывают побег из тюрьмы.

Вулф пошел вдоль квартала, стараясь быть незамеченным, и, только отойдя подальше, перешел на ту сторону улицы, где находится храм Запретных грез. Там он быстро повернул за угол и двинулся вдоль стены, как его научила Чика, и еще раз повернул за угол. Голову он опустил вниз, сгорбился, шагал быстро и резко, расставив локти, – так обычно ходят японцы. Хотя Вулф и был крупным мужчиной и его вряд ли приняли бы издали за местного жителя, но и за туриста тоже не сочли бы.

Он миновал участок задней стены, под обломками которой Достопочтенная Мать недавно пыталась разыскать и уничтожить его, и увидел, что выломанная стена заделана свежим бетоном и опутана колючей проволокой, пока он не затвердел. Он ускорил шаг, разумно сочтя за лучшее поскорее миновать это опасное место.

Кругом были незнакомые улочки старого Токио, узенькие и не имевшие названий. Даже старожилы города не знали их и в случае нужды не раз переспрашивали дорогу, чтобы добраться до них. Дойдя до глухого фасада второго здания храма, он еще раз внимательно огляделся. Вдоль стены пролегала узенькая улочка, Вулф пошел по ней.

Разбинтовав левую – пораненную – руку, он сконцентрировал на ране энергию своей «макура на хирума» и моментально излечил рану – теперь виднелись лишь розоватые рубцы и шрамы. Затем он покрутил и посгибал руку – боли не чувствовалось, лишь несколько затекли мышцы. Вулф размял их, и они вновь обрели эластичность и подвижность. Но все же, опасаясь повредить руку, он натянул на нее кожаную перчатку, что, с одной стороны, не мешало действовать рукой, а с другой – надежно предохраняло ее.

Сосредоточившись и внимательно посмотрев по сторонам, Вулф дошел до места, где, как ему сказала Чика, вывалились из стены несколько бетонных блоков. В храме было два здания: в первом размещались бар и кафетерий, а во втором находились покои Достопочтенной Матери. Здания соединялись двумя коридорами, между которыми и был разбит и обустроен прелестный небольшой сад. Вот как раз в нем-то Достопочтенная Мать впервые и проводила разборку с Вулфом. Сад со стороны улицы наполовину огораживала стена из грубого камня, что резко отличало ее от стены самого здания.

Теперь Вулф находился как раз у этого уязвимого места. Он протянул руку, пытаясь нащупать непрочную опору в бетонных блоках, наложенных друг на друга, но ничего не находил.

Тогда, осторожно отойдя назад, он размотал нейлоновую веревку, к одному из концов которой заранее привязал «кошку», изготовленную из легкого сплава титана и стали. После второй – удачной – попытки забросить ее он почувствовал, что она прочно зацепилась за крышу. Подергав несколько раз за веревку и убедившись, что она удерживается достаточно надежно, он полез на крышу.

И тут, наверху, ему невольно вспомнились нью-йоркские крыши, находящиеся теперь за тысячи миль от него. Вспомнились проливной дождь, схватка не на жизнь, а на смерть с неизвестным убийцей Аманды, стремительный полет вниз, сквозь стеклянную решетку.

У него вдруг закружилась голова, и он прикрыл глаза. Что с ним происходит? Хана что-то объясняла, но он даже не помнит всего. Ведь он в конце концов находился внутри биомозга Оракула, и, кто знает, как долго? Юджи говорил тогда, что не более нескольких минут, но ему показалось, что он провел там долгие часы.

Что в самом деле случилось с ним, когда его подсоединили к Оракулу? Вот где тайна. Перешли ли в него новые качества и черты, перелился ли биоразум в его мозг?

Вулф затрясся, не в силах вспоминать дальше. «Сосредоточься на первейшей задаче, не думай о другом, – мысленно приказал он себе. – Иначе тебе никогда не прожить столько, сколько нужно, чтобы найти ответы на эти вопросы».

Высоко над его головой возвышались небоскребы Токио, в которых размещались ведущие японские компании, рекламирующие экономическое чудо, определяющее облик современной Японии. А под ним, в садике, росли деревья, цветы и растения, символизирующие естественную природу в столь стилизованном, изощренном виде, что казались даже неестественными и отрицающими саму мать-природу.

А где-то между ними сидела в это время женщина, которая могла бы стать императрицей всего мира.

– Как же сильно я соскучилась по тебе, – патетически воскликнула Достопочтенная Мать и, согнув палец, поскребла ногтем по голой груди Яшиды. – Ну как, дома неплохо, а?

– Мне будет недоставать вашингтонских гамбургеров, – с усмешкой заметил Яшида. – Я привык к большим кусищам мяса на них. По-моему, никто не может соорудить такие гамбургеры лучше американских негров.

Они сидели в одной из гостиных на первом этаже здания, двери которого выходят прямо в сад. Из каждой комнаты открывается вид на него под своим особым углом зрения, поэтому и сад освещен по-разному: по краям он кажется подернутым дымкой, а в центре блестит, словно сердцевина покоящегося драгоценного камня. Достопочтенная Мать не переносила света в своем саду – он нарушал внутреннюю экспрессию, столь тщательно подчеркнутую особым подбором и сочетанием камней, хвощей, папоротников, деревьев и гальки – этих природных элементов сада.

– Ну а Конрады, как они там крутятся?

Улыбнувшись, Яшида ответил:

– Как планеты под действием притяжения, ни один не уцелеет при столкновении с нами.

– Великолепно! – Достопочтенная Мать от переполнивших ее чувств даже захлопала в ладоши, словно пятилетняя девочка. Она наклонилась вперед и поцеловала Яшиду в ключицы, затем, обнажив белые зубы, куснула его так, что выступила кровь. Яшида закрыл глаза.

– Тебе больно? – спросила она.

– Я ничего не чувствую, – ответил он и слизнул кровь с ее губ.

В их действиях наблюдался традиционный ритуал, отражающий их взаимные отношения, в которых подчеркивается не только индивидуальность, но и сложная роль и место каждого участника, подобно роли и месту в отношениях между матерью и ребенком, учителем и учеником, епископом и священником, вопросом и ответом.

– А так чувствуешь? – спросила она и еще крепче куснула его.

– Да, – ответил Яшида сквозь зубы, но сам даже не поморщился.

Достопочтенная Мать услышала, как Яшида шумно вдыхает воздух, и, приложив ладонь к его груди, почувствовала, что у него от волнения выступила испарина.

– Если я укушу таким образом кого-либо другого, он упадет от боли на колени.

– И даже Нишицу? – удивился Яшида, раздувая ноздри. Только по этому признаку можно было заметить, что ее укус довольно болезнен и мучителен.

– Да, и он тоже, – подтвердила Достопочтенная Мать, внимательно следя за тем, ровно ли дышит Яшида, терпя боль. – Он никогда не отличался терпеливостью.

Своими длинными пальцами она ухватила его руки и стала нежно поглаживать гладкие мускулы, " затем сказала:

– Нишицу должен вот-вот подойти, я вызвала его десять минут назад.

– Может, кто-то из клубных мальчиков задержал его внимание, – произнес Яшида.

Достопочтенная Мать лишь смущенно хихикнула в ответ, словно невинная девушка.

– Тебе хотелось бы провести с Нишицу часок-другой наедине, не так ли?

– Мне хочется попробовать его глаза.

Достопочтенная Мать на этот раз рассмеялась вполне искренне:

– Ты что, думаешь, если съешь их, это прибавит тебе силы?

– А разве не этому вы меня учили?

– Многого не пожалела бы я, чтобы только посмотреть, как ты сработаешься с ним. Может, я и позволю вам поработать вместе, – заметила Достопочтенная Мать, на минутку прикрыв глаза.

Яшида внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Нишицу ведь координирует деятельность «Тошин Куро Косай» по всему меру. Вам не следовало бы доводить дело до этого.

– Конечно, ошибочно полагаться целиком и полностью на одного исполнителя, – пояснила Достопочтенная Мать. – Такое доверие отдаляет от насущных практических дел, а исполнителю внушает ложное чувство всесилия и могущества. Вероятно, у меня с Нишицу сложились как раз такие отношения.

– Да, но хоть вы и Достопочтенная Мать, но все же не перестали от этого быть женщиной. Нишицу нужен вам, чтобы проводить в жизнь намеченную линию «Тошин Куро Косай».

Яшида, почувствовав, как у него закружилась голова от сильной боли, наполнившей, казалось, все его тело, не удержался и застонал.

Достопочтенная Мать сильно укусила его в шею – словно осколок стекла вонзился в него, и он невольно содрогнулся, но все же не вскрикнул.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – произнес он, когда вновь обрел дар речи. – Я всего лишь хотел сказать про возможные последствия, если мы лишимся Нишицу.

– Глупо задавать мне вопросы, – ответила Достопочтенная Мать и взглянула на Яшиду, как кошка, лакомящаяся сметаной. – Я уже глубоко запустила свои когти в мозг Нишицу. Изо дня в день я вбираю в себя его «макура на хирума». Он годится лишь на то, чтобы подкармливать меня. Когда придет время, все остальное будет моей заботой.

Яшида уже собрался было сказать, что ей понадобится другое номинальное лицо для прикрытия, если ока хочет по-прежнему руководить действиями членов общества Черного клинка, ведущих свою работу в рамках этого гигантского конгломерата по всему свету, как она вдруг схватила его за руку и, посмотрев на потолок, сказала:

– По крыше ходит зверь.

Яшида тоже взглянул на потолок и ответил:

– Я ничего не чувствую.

– Я тоже не чувствую. Но все же там кто-то есть. Мне говорит об этом последняя картинка будущего, которую я смогла разглядеть. Приведи этого зверя ко мне в комнату пяти призраков, – приказала Достопочтенная Мать ровным спокойным голосом.

Поднявшись с коленей, Вулф смотал нейлоновую веревку и быстро пересек покрытую гудроном крышу. На ней там и сям были установлены различные антенны в виде огромных тарелок для спутниковой телевизионной и закодированной цифровой связи, похожие на диковинные деформированные растения. Между ними он заметил решетчатые сооружения, в которых сразу признал сложные устройства для фильтрации воздуха.

Он уже почти дошел до дальнего конца крыши, за которым находился сад, как вдруг смутно уловил проблеск чужой «макура на хирума». В ней почудилось что-то знакомое, но что конкретно – сразу определить он не смог. Тогда Вулф лег животом на край крыши, осторожно свесился и стал пристально вглядываться вниз.

Он увидел лишь темные очертания камней и деревьев, папоротников и холмиков, покрытых мхом. По миниатюрному садику тихо полз какой-то свет, словно сироп, льющийся через край сосуда. Он ощутил движение знакомой ауры и попытался определить, откуда она исходит.

Прочно закрепив титановую «кошку» на крыше, Вулф осторожно спустился по нейлоновой веревке на мягкую землю сада. Там, упершись спиной в огромный валун, он стал пристально разглядывать силуэты людей, двигающихся за окнами и дверями комнат, выходящих в сад. Прикрыв глаза, он сконцентрировался и усилил энергию «макура на хирума», пока не определил точно, откуда исходит знакомая чем-то аура.

Мысленно он представил себе расположение комнат во втором здании, как ему обрисовала Чика, и заметил, что аура перемещается вполне целенаправленно. Хотя тот, кто обладал ею, и не чувствовал присутствия Вулфа, он все равно мог догадаться о его намерениях. Подойдя поближе, Вулф понял, что человек направляется в комнаты Достопочтенной Матери.

Он вошел через полуоткрытую дверь в пустую комнату. Она оказалась такой же, как и другие комнаты, расположенные на первом этаже второго здания. На полу лежали циновки, стены были оштукатурены, у стен стояли невысокие шкафчики и комоды из темного дерева, а на них лежали тяжелые поделки из изъеденного коррозией чугуна – японцы любят старинные вещи: они никогда не выходят из моды.

Продвигаясь дальше, он все больше полагался на свой дар «макура на хирума». Теперь стало особенно необходимо двигаться как можно скорее и бесшумнее.

По плану, разработанному с Чикой, она должна была задержать Нишицу где-нибудь подальше, а Вулф тем временем выкрал бы безумную Достопочтенную Мать. С первого взгляда задача казалась невыполнимой, ведь, в конце концов, его первая попытка взять верх над Достопочтенной Матерью оказалась неудачной. Но теперь он заручился дополнительным преимуществом. Когда Оракул воскрешал его из мертвых, то слегка подправил его дар «макура на хирума». Каким же образом? Хана об этом не имела никакого представления, да и Вулф тоже ничего конкретного не знал.

Задача заключалась в том, чтобы уничтожить Достопочтенную Мать. Если ее не остановить, будут по-прежнему продолжаться убийства сенаторов, окажется принятым законопроект об ограничении японского импорта, а это обескровит в конечном счете американскую экономическую суперструктуру. И кто, как не он, может попытаться помешать такому развитию событий?

План имел шансы на успех не больше и не меньше, чем другие планы, которые разрабатывали Вулф и Чика. По сути дела, он вполне мог стать самоубийственным. Риск был поистине огромным. Но Вулф любил рисковать. «Какая же это жизнь без риска», – сказал ему Питер Мэтисон как-то поздним вечером в Новом Южном Уэльсе в Австралии. Риск в жизни отца играл немаловажную роль. Вулфу до сих пор мерещился особый роковой жар, полыхающий в отцовских глазах, когда он сидел вместе с ним и девушкой-аборигенкой там, в далеком Лайтнинг-Ридже. Недаром отец и удрал из Америки в Австралию.

Ну а, в конце концов, разве сын Питера Мэтисона так уж сильно отличается от своего отца?

Вулф, осторожно пробираясь по лабиринтам коридоров и комнат, теперь даже не думал об этом. Он прокладывал свой путь в Лайтнинг-Ридж – место, где законы цивилизации либо не соблюдались, либо над ними откровенно издевались.

Эти властители «Тошин Курс Косай» обдуманно приняли решение поставить себя выше любого закона, принятого человечеством за два с лишним тысячелетия. А не потому ли такой подход к законам и сделал их всех безумными?

Вдруг Вулф остановился как вкопанный и осторожно осмотрелся. Луч от чужой «макура на хирума» задвигался, и Вулф пошевелился тоже, удвоив осторожность и особенно внимательно поглядывая назад, в затемненные ниши и двери, стараясь угадать малейшее движение или чье-то присутствие.

Наконец он подошел к комнате с совсем другой мебелью и убранством. Держа руку на ручке двери, он секунду-другую колебался. А может, здесь ловушка? Нет, не может быть. Он знал, что другим не уловить его ауру, поэтому они не могут знать, где он сейчас находится. Эти другие, может, сидят и здесь – ладно, пусть сидят, но они и понятия не имеют, что Вулф уже на пороге.

Он потихоньку приоткрыл дверь – всего на волосок, чтобы только рассмотреть, что затемненную комнату освещает всего одна крохотная лампочка. По теням и освещенности циновок он определил, что лампочка находится в дальнем углу комнаты. Тогда он еще больше приоткрыл дверь и увидел, что это одна из внутренних комнат, и имеет она только одну дверь. Это означало, что теперь ему нужно действовать быстро, используя фактор внезапности.

Он припал в двери, тяжело дыша и чувствуя, как забурлила кровь в жилах, внутри него разматывалась темная непонятная энергия и ее волны снова и снова омывали тело, вселяя в него решимость, что все будет нормально. Счет пошел на секунды...

Ударом ноги распахнув дверь, он ворвался в комнату, кубарем прокатился по циновкам и привстал, пригнувшись, готовый к схватке с любым, кто там притаился.

Но в комнате не оказалось никого, кроме него самого. Только посредине стояло на подпорках полированное бронзовое зеркало, и больше ничего. Тогда Вулф подошел вплотную к зеркалу и увидел в нем лишь свое отражение. Но тем не менее он чувствовал присутствие чьей-то чужой ауры, исходящей от человека.

«Нужно направить биолуч, – подумал он. – Но тогда этот ублюдок сможет уловить мою ауру, но как?..»

Вулф почувствовал что-то, но, взглянув вверх, успел увидеть лишь мелькнувшие ноги, которые тут же крепко сжали его шею с обеих сторон. Этот чертов сын, оказывается, прятался на потолке!

Короткий блик света скользнул по щеке и подбородку Яшиды, и Вулф вмиг опознал в нем того самого японца, которого встретил в вашингтонском ресторане и сопровождал к агенту спецслужб Шипли. И вот теперь в памяти Вулфа будто спустили курок и он вмиг признал знакомую ауру: это та самая, исходящая от того призрака, с которым он боролся на крыше дома Аманды. Призрака, который чуть было не убил его после того, как убил Аманду. «Господи, – подумал Вулф, – так то был не Камивара и не Сума. Это же был Джейсон Яшида!»

Каблуком левой ноги Яшида ударил Вулфа чуть пониже уха – это был удар «джука», настоящие бойцы знают его. Вся левая сторона тела Вулфа онемела от этого удара, а ноги стали резиновыми. Он упал бы ничком на пол, но Яшида в смертельной схватке прочно удерживал его сверху. Его ноги обвились вокруг шеи Вулфа, словно лассо, сжимаясь все туже и туже, перекрывая приток крови и кислорода к мозгам. Он хладнокровно и умело душил Вулфа.

Вулф понял, что слишком полагаться на вновь приобретенную от Оракула энергию биополя не следует, нужно не забывать и основные навыки полицейских приемов. Нужно было в первую очередь все внимательно оглядеть, в том числе и потолок, а не думать, ворвавшись в комнату, что она совершенно пустая. На дар «макура на хирума» целиком и полностью полагаться нельзя, а он сам не Господь Бог. Урок этот он хорошо усвоил, да что из этого проку, если он вот-вот умрет?

Вулф захрипел, поскольку смертельная хватка Яшиды еще более усилилась и он даже приподнял Вулфа вверх, так что его ступни закачались над полом, а он задергался и стал похож на марионетку. В глазах у него помутнело, разум затуманился, глаза быстро закрылись, рот открылся, судорожно глотая воздух. Он поднял руки к шее, пытаясь освободиться от цепкой хватки Яшиды, но ножной захват казался каменным, отделившим напрочь голову от туловища. В голове зашумело и зажужжало, будто прилетел целый рой навозных мух, облепивших порядочный кус падали. Вулф понял, что он умирает. В голове пронеслась картина: он лежит в гробу, с белым обескровленным лицом, на котором отпечаталась маска смерти, – он навидался достаточно таких лиц на ночных улицах Нью-Йорка.

«Соси кровь из камня».

Что? Это ему послышалось, или голос возник в уме? Жужжание мух в голове мешало понять, откуда идет голос.

«Соси кровь из камня».

Теперь он расслышал и понял, откуда идет голос. Все еще мерцало сознание, ощущение было такое, будто он вздремнул немного. Пробуждайся! Снова послышалось жужжание, тело стал окутывать черно-красный саван.

Камень – это же его собственное тело. Да, оно. Прекратить бороться? Что? Прекратить бороться? Я же умру, уже умираю.

Вулф прекратил сопротивляться, тело его свободно повисло в воздухе, стало резиновым. Л теперь в нем ожила «ки» – внутренняя энергия, восстали жизненные силы. Из спинного мозга в головной стержнем протянулась «макура на хирума», а затем дождем посыпались сверкающие искры. Поднялся черный ветер, возникло темное непонятное существо, которое, обхватив ноги Яшиды, вонзило в него длинные кривые когти. Сила «ки» била фонтаном, отчего вся атмосфера в комнате потемнела и сгустилась до того, что воздух превратился в воду.

Яшида тяжело закашлялся, замолк и сорвался с потолка, грохнувшись вместе с Вулфом на пол.

Вулф вырвался из его хватки и лежал на полу не двигаясь. «Дыши, – приказал он себе. – Дыши глубже!» Кровь энергии, которую он высасывал из камня своего тела, освежала и вливала силы. Дышал он способом «хара» – низом живота, как когда-то учил его сенсей, давая уроки борьбы айкидо. Чувства приходили в порядок, но вместе с ними росла боль. Шея распухла и, казалось, стала в три раза толще, на коже выступили Синяки и кровоподтеки, мускулы задеревенели. Снова прервалось дыхание.

Но надвигалось и другое. Его «макура на хирума» оказалась незащищенной. По комнате разнесся неприятный запах, будто открыли выгребную яму.

Вулфу удалось встать на колени, чтобы продолжать сражаться с Яшидой – тот уже опять сцепился с ним. Вулф захватил своей правой рукой вытянутую правую руку противника, тяжело навалился на нее и вывернул вправо. Яшида сразу же потерял равновесие. Тогда Вулф выпустил его руку и мгновенно ребром правой ладони резко и сильно ударил его по внутренней стороне локтя. Кости хрустнули и сломались, в тот же миг Яшида лбом ударился об пол. Вулф, перекрутившись, ухватил левой рукой сломанную руку Яшиды и, действуя ею как рычагом, повалил врага на спину.

Вулф начал задыхаться. Мускулы рук у него дрожали, телу не хватало кислорода, и он весь затрясся. Он понимал, что теперь уже сражаться не в силах. Внезапно напав на него с потолка, Яшида обескровил его и лишил силы. Если он снова нападет, хоть и со сломанной рукой, Вулф оказать сопротивление не сможет.

Яшида тем временем откатился и тяжело привстал на одно колено. Боль в шее у Вулфа стала почти нестерпимой. С каким-то звериным ревом Яшида опять обрушился на него. Вулф не мог даже поднять головы, но обрушил на Яшиду удар черного луча своей биоэнергии.

Яшида попытался блокировать этот удар с помощью своей «макура на хирума», но слишком поздно понял, что его биополе совсем ослабло. Вулф же, без труда отразив биоэнергию Яшиды и направив ее против него самого, пустил на него свой биолуч в отраженном виде, использовав для этого бронзовое зеркало, а сам приготовился отбить новый, хотя и ослабевший импульс биоэнергии врага.

Удар невидимого луча «макура на хирума» Вулфа пришелся Яшиде по правой стороне, и тот успел лишь коротко вскрикнуть от испуга. Удар был страшный, будто в Яшиду врезался мчащийся на полной скорости грузовик. Тело его оказалось отброшенным, и, пролетев через всю комнату, он с размаху ударился об оштукатуренную стену. Из тела Яшиды хлынула кровь, словно нефть из скважины, забрызгав стены, циновки, дверь и коридор.

Вулф прилег на спину, закрыл на минутку глаза и прислушался к необычному звуку капель: с потолка капала кровь Яшиды.

– Никак не могу понять, почему это Достопочтенная Мать не привлекает тебя к тому, чтобы воздействовать на твоего брата Юджи, – сказал Наохару Нишицу.

«А потому, что она не такая дура, как ты», – подумала Чика и, улыбнувшись, Ответила:

– Юджи никогда не спрашивал советов у женской половины нашей семьи.

– Кроме своей матери, – со смешком заметил Нишицу.

Она подстерегла его, когда он спешил, пробегая полупустой кафетерий в храме Запретных грез. Он явно направлялся во второе здание, где сидела в своих апартаментах, словно огромная паучиха в центре сплетенной паутины, сама Достопочтенная Мать.

На Чике лежала жизненно важная задача задержать Нишицу и отвлечь его внимание от того, что может произойти в садике напротив через несколько минут. Она, конечно же, не позавидовала участи Вулфа, вступившего в схватку с Достопочтенной Матерью, невзирая на то, каким будет ее исход, но одно она знала твердо: нужно оставить их наедине и не дать никому вмешаться.

– А Юджи вообще не слушал ничьих советов, – сказал свое мнение Нишицу. – Что-то сломалось в нем. В своем неудержимом стремлении к индивидуальности он стал почти настоящим американцем. Как он только может проявлять симпатии к американцам? При каждом удобном случае они стремятся совратить нас с пути истинного.

– Ты забываешь, что американцы помогли нам стать такими, какими мы стали, Нишицу-сан, – заметила Чика.

– Что касается американцев, то я не забываю ничего, – раздраженно ответил Нишицу. – Ты что, думаешь, я забыл, что они сотворили с нами? Моя семья жила в Хиросиме. Выжившие в том катаклизме до сих пор носят в душе шрамы от американского злодейства. Я сам, к примеру, никогда не смогу стать отцом ребенка, и это все из-за американской атомной бомбы. Так что не надо при мне хорошо отзываться об американцах.

– Но ведь времена Хиросимы и Нагасаки давным-давно минули, Нишицу-сан, как и бесчисленные зверства, которые совершали наши офицеры и солдаты. Что же нам теперь до самой смерти отравлять свою жизнь грехами прошлого?

– Прошлое рождает настоящее, – отрезал Нишицу. – От него просто так не отмахнешься.

– Да, забыть его невозможно, – согласилась Чика. Нишицу некоторое время внимательно присматривался к ней, будто просвечивая насквозь своими опаловыми глазами, а потом сказал, словно в подтверждение своих мыслей:

– Прости меня, Чика-сан. Я должен идти, и так опаздываю на встречу.

Чика поняла, что нужно что-то срочно делать и задержать его, поэтому сказала первое, что пришло в голову:

– Нишицу-сан, ты всегда убегаешь с поля боя, потерпев поражение?

– Что? Что ты сказала?

Он всерьез рассердился, но зато Чике удалось привлечь его внимание и задержать.

– Ты же знаешь, что я права, – нажимала она, – но просто уперся и не хочешь признаться в этом. Теперь настало время, когда нужно жить в реальном мире, а не стараться изменить его в соответствии с собственными нуждами.

Нишицу схватил ее и резко дернул, поставив прямо перед собой. Опаловые глаза его сверкали от гнева.

– Что сделалось с тобой за время пребывания в Америке, Чика-сан? – Он толкнул ее вперед, к двери, выходящей в коридор. – Думаю, тебе лучше пройтись вместе со мной. Пусть Достопочтенная Мать сама услышит, какую ересь ты несешь.

Он грубо толкнул Чику в дверной проем, крепко схватил ее за руку и повел по коридору. Они прошли по саду и вот-вот должны были войти во второе здание. Нужно срочно что-то сделать, чтобы как-то остановить его.

Заметив раздвижную дверь, она уперлась каблуками и вывернулась из рук Нишицу. Одним движением раздвинув дверь, она рывком проскочила внутрь. Да это же туалет! Она повернулась и с шумом полезла ползком между полок у задней стенки. Банки с красками, моющими средствами, лаками и полировкой рухнули на нее, а вместе с ними упали кисточки, тряпки, листы наждачной бумаги и бумажные пакеты с песком. Один из пакетов Чика кинула в Нишицу, но он отшвырнул его в сторону.

Подбежав, он ухватил ее и вытащил наружу, поставив на ноги, и несколько раз подряд звонко хлестнул по щекам.

– Если еще раз поднимешь на меня руку, – угрожающе произнес он тихим голосом, – я не колеблясь убью тебя. – Ухмыльнувшись, он продолжал: – Думаешь, я не знаю о твоем предательстве? Думаешь, мне неизвестно о предательстве твоей сумасшедшей матери? – Комнату заполнило черное биополе его «макура на хирума», вырвавшееся, подобно зловещему джинну из бутылки. – Нет, ты все же пойдешь со мной к Достопочтенной Матери. – Он злобно взглянул на нее и ударил еще сильнее, явно наслаждаясь тем, как она скривилась от боли. – Я никогда не доверял ни тебе, ни твоему окаянному братцу Юджи. А почему бы мне доверять вам? Я всегда предупреждал Достопочтенную Мать, чтобы она не спускала глаз с Минако, и оказался прав. Вся проклятая семейка Шиянов должна быть уничтожена. Без сомнения, ее теперь ликвидируют.

Он ударил Чику в последний раз, глаза ее закатились, и она рухнула на пол без чувств.

Вулф повсюду искал Достопочтенную Мать, но в комнатах первого этажа ее нигде не было. Он не знал, что делать, и, чтобы заглушить боль и восстановить силы, применил свое биополе, однако дыхание никак не восстанавливалось. Ослабляла и мешала ему вовсе не боль, а травмы, полученные в схватке с Яшидой, растянутые сухожилия и порванные кровеносные сосуды на шее. Итак, прежде всего он попробовал излечить самого себя с помощью «макура на хирума», но на это потребовалось затратить немало усилий, и, хотя боль заметно утихла, а шишки и синяки почти рассосались, сил совсем уже не оставалось. Он понимал, что нужно передохнуть, но понятия не имел, как долго удастся Чике удерживать Нишацу и отвлекать его внимание. Ему нужно во что бы то ни стало побыстрее разыскать Достопочтенную Мать и расправиться с ней, прежде чем по тревоге поднимутся обитатели храма, и тогда все силы общества Черного клинка обрушатся на него и на Чику. Но где же прячется Достопочтенная Мать? «На самом верху храма Запретных грез, – послышался ему голос Чики, – за дверью, инкрустированной двумя птицами фениксами».

Тогда Вулф быстро пошел по коридорам с бесчисленными резкими поворотами, чтобы отогнать злых духов и не пропустить их в верхние комнаты. В конце коридора он увидел лестницу и помчался по ней, перескакивая по две-три ступеньки кряду. Второй этаж, третий, четвертый...

Выше – крыша. В помещениях царила мертвая тишина, густая и плотная, как смола. Хоть окна и были открыты нараспашку, чтобы проветрить и охладить помещения, все равно пение птиц с улицы сюда не доносилось. Все застыло в воздухе, ни малейшего дуновения ветерка, шевелящего кроны карликовых кленов, растущих внизу, в садике.

Тогда Вулф принялся методически прочесывать каждую комнату, направляя луч своей «макура на хирума» по периметру помещений. Здесь комнаты оказались попросторнее, чем внизу, и более изысканно обставлены. Современная западная живопись сочеталась в них с резьбой по камню, изящными шелковыми коврами ручной работы и другими произведениями искусства минувших веков. Здесь были выставлены несметные богатства. Он принялся тщательно осматривать помещения последнего этажа, как в свое время и в другом месте осматривал фешенебельную квартиру Лоуренса Моравиа. Правда, тогда это был совсем другой Вулф Мэтисон, но тем не менее нынешний досмотр производил он же.

«Позади лесенки, черной, как сама ночь», – помнится, говорила Чика.

Да, вот она, эта лесенка-приступок, похожая на сундук.

Вулф внимательно оглядел комнату, которая оказалась вестибюлем. В ней не было ни одного окна, а освещалась она флуоресцентными лампами, укрепленными на голых бетонных стенах, вдоль которых стояли антикварные китайские ритуальные столики из тяжелого темного дерева.

На каждом квадратном дюйме крышек столов стоял ярко раскрашенный миниатюрный робот, игрушечный, конечно, но, судя по их возрасту, можно было сразу прикинуть, что за них вполне можно выручить очень приличную сумму на любом аукционе в Японии. Все роботы были мужского пола, но ни один из них не походил на Робби-Робота из книги «Запретная планета», который, впрочем, был просто большой неуклюжей машиной с заводным механизмом. Такой парад механических игрушек отдавал чем-то мрачным и жутковатым, возможно, оттого, что они чем-то напоминали людей. Лица их казались бесчувственными, застывшими в ожидании команды от своего генерала, их яркая раскраска подчеркивалась сверкающим холодным светом флуоресцентных ламп. Создавалось впечатление, будто в любой момент раздастся магическая команда и миниатюрная армия оживет и двинется в поход.

Он прошел вперед по полу, выложенному черно-белыми плитками, и подошел к невысокой лестнице, черной как ночь. Вспомнив рассказ Чики о том, как Минако передвинула с видимой легкостью лестницу-сундук, он внимательно посмотрел и нашел за лестницей кнопку. При нажатии лестница отошла в сторону, и он увидел дверь с двумя инкрустированными на ней фениксами. Прижав ладони к оперенной груди птиц, он сильно толкнул дверь, и она открылась.

Вулф вошел в комнату пяти призраков.

И сразу увидел Чину. Ее подвесили в форме звезды на знамена, свешивающемся с толстых грубых балок и стропил потолка. Она была совершенно голая и заключена в большую стеклянную емкость, установленную у дальней стены. Голова ее безвольно поникла на груди, волосы распустились и лоснились от пота, на многих тысяч крошечных ранок на теле сочилась кровь.

Вулф пристально глянул на нее и не удержался от крика. Конечно же, Достопочтенная Мать добивалась, чтобы он испытал шок. Тогда шок перекрыл бы у него систему восприятия и притупил чувства, помутил разум, блокировал поступление информации извне. Она рассчитывала именно на такой результат и добилась своего.

Вулфа отбросил назад горячий порыв черного ветра, прижал его к обшитой кедровыми досками стене и пришпилил к ней, как букашку в коллекции натуралиста. А он, по сути, таковым сейчас и был.

– Разум – такая таинственная и непостижимая вещь, – начала разговор Достопочтенная Мать. – Я на свой манер решила загадку жизни и смерти, но сколько еще таинственного и непознанного ожидает меня внутри человеческого разума.

Теперь Вулф мог рассмотреть Достопочтенную Мать, но его охватил такой ужас при виде распятой Чики, что он едва ли обратил на нее внимание. А она на это как раз и рассчитывала.

– Должна признаться, – продолжала между тем Достопочтенная Мать, – что я в некотором роде изумилась, когда вы сумели одолеть Яшиду. В конце концов, я же воспитала и обучила его. Он и Чика были самыми близкими мне людьми, к которым я питала родственные чувства. Вы убили Яшиду и будете также отвечать за смерть Чики.

Она подошла поближе, и Вулф увидел, что теперь она была одета в кимоно из парчи с вышитыми красными и черными мифическими зверями.

– Кое-кто в «Тошин Куро Косай» счел бы вас за угрозу, – продолжала Достопочтенная Мать и злобно ухмыльнулась. – Но я лично рассматриваю вас как счастливый случай, который приходит раз в жизни. Поэтому убивать я вас не стану.

– Что вы такое говорите? Вы ведь из кожи вон лезли, чтобы убить меня.

– Вы подразумеваете яд, которым я натерла лезвие ножа Сумы? Ну здесь-то вы как раз ошибаетесь. Он предназначался всего лишь для того, чтобы ослабеть вас, утихомирить ваш воинственный пыл, пока я буду разговаривать с вами. А вы ухватились рукой за лезвие и поэтому получили слишком большую дозу яда. – Она покачала головой, но глаз с него при этом не спускала. – Нет, реальная угроза вашей жизни исходит не от меня, а от Минако. Думаете, я лгу? Но я скажу, что, если вы как-то сумеете выбраться отсюда, она наверняка разыщет вас и уничтожит. Вот это единственная правда. Ну а единственный способ выбраться вам отсюда – только через мой труп. А потом она точно определит вашу силу и энергию. Разве вы не знаете свое могущество, Табула Раза? Ваша мощь превзойдет ее, а она уж этого никак не потерпит.

«Опасность в жизни, а не в смерти», – точно предсказывал Оракул.

Изучая с живым интересом лицо Вулфа, Достопочтенная Мать широко улыбнулась, и он ощутил, что хватка ее еще больше усилилась. Он попытался думать спокойно, но чувствовал, что связывать одну мысль с другой становится все труднее, словно идешь по зыбучему песку.

«И возможно, смертельна», – вспомнился чей-то голос.

– Разумеется, есть лишь один верный способ узнать, насколько могуществен ваш дар ясновидения, – сказала Достопочтенная Мать, встав прямо перед ним.

Было так тихо, что он слышал даже, как медленно капает кровь, сочащаяся из десяти тысяч ран, нанесенных Чике Достопочтенной Матерью. «Жива Чика или мертва?» – тупо подумал он.

– Один верный способ.

В комнате началось какое-то движение, лицо его обдул горячий черный вихрь, в воображении возник черный клинок, тонкий и зловещий, как скальпель.

– Да, правильно, – услышал Вулф голос Достопочтенной Матери. – Это и есть скальпель. Им я рассеку ваши мозги и извлеку из них тайну вашей необыкновенной «макура на хирума». Я могу проделать это. Целые годы я потратила, оттачивая технику психохирургии. Показать ли вам черепа и кости ваших предшественников, чья «макура на хирума» теперь находится внутри меня? Я могу это сделать, вы же знаете. Все они хранятся здесь, мои компаньоны по ночам.

Она еще ближе подошла к нему, нежно улыбнувшись, будто любовница, и сказала:

– Видите, Табула Раза, какая я есть. Перед вами великий двигатель, который никогда не перестанет работать, а только становится все более могучим, ибо я ненасытна. Но теперь уже очень скоро я все же насыщусь, так как в Японии не останется никого, обладающего энергией биополя. А моему владычеству никто мешать не будет. И я тогда стану единолично командовать членами «Тошин Куро Косай», сидящими в крупнейших конгломератах мира. У меня будет такая власть, о которой не могла даже мечтать ни одна женщина во всемирной истории, не говоря уже о том, что ни одна из них подобной властью не обладала. Это будет необъятная и повсеместная власть, абсолютная власть. Время начало свой отсчет.

В глазах Достопочтенной Матери сверкало безумие, срывавшееся с ее уст. Оно просачивалось, словно отвратительная ядовитая вонь. Запах гниения сгустился в комнате настолько, что у Вулфа даже подступила тошнота к горлу.

Он прикрыл глаза и мысленно увидел зловещий блеск черного скальпеля. «Не закрывай глаза!» – услышал он внутренний голос. Но вот этот клинок...

Открыв глаза, Вулф сразу увидел руки Достопочтенной Матери с длинными пальцами. Она сжала ими его голову с обеих сторон. Он попытался шевельнуться, но не смог.

«Не закрывай глаза!» – донесся другой голос изнутри. Откуда он исходит? Каким образом он вообще слышит его? На мгновение он смутился, подумав, что стал таким же безумным, как и Достопочтенная Мать. Но тут же встряхнулся и пришел в себя, припомнив момент, когда таинственный голос подсказал способ, как победить Яшиду. Нужно не закрывать глаза. Что бы это значило?

Психологический скальпель уже парил в воздухе, готовый произвести первый надрез. Вулф попытался привести в действие свою «макура на хирума», но непонятным образом забыл, как это делается. Он все глубже погружался в тот зыбучий песок, в который столкнула его Достопочтенная Мать. Он ощущал, что его разум каменеет и плывет, становясь невесомым, как невесомой и подвешенной стала бедная Чика.

Чика!

«Не закрывай глаза!»

Психологическое лезвие коснулось его мозга, все тело пронзила боль, и он мысленно вздрогнул.

«Смотри на Чику!» Он не хотел смотреть – зрелище столь ужасно, а они оба беспомощны и не в силах что-либо сделать.

Его мозги начинают резать на кусочки. «Не закрывай глаза!»

Вулф взглянул дальше, за черный скальпель, за ухмыляющуюся Достопочтенную Мать, прямо на бедную Чику, подвергшуюся зверским пыткам. Кровь все еще капала из ран, должно быть, ее натекло целое море, она наверняка уже умерла, глядя на циновку под своими ногами. А крови на ней почему-то не видно...

Нет крови!

Черный скальпель вонзился глубже... Нет крови! Может быть такое? «Не закрывай глаза!»

И вдруг он все понял. Взглянув снова туда, где находилась подвешенная Чика, он, невзирая на дикую боль, напрягся и сконцентрировался, сосредоточив все свое внимание только на ней и не отвлекаясь ни на что иное.

И Чика вмиг исчезла, испарилась вовсе!

Конечно же, она должна была исчезнуть, ее там никогда и не было с самого начала. Это все штучки Достопочтенной Матери, создавшей образ Чики обманным путем, не посредством дара «макура на хирума». И этот обманчивый образ, поразивший его и причинивший несусветную боль, связал Вулфа по рукам и ногам, сделал его совсем беспомощным, что и позволило Достопочтенной Матери выиграть десятую долю секунды, мгновенно прорваться сквозь его оборонительный заслон и установить контроль над его сознанием. Какой же она монстр!

Вулф уже собрался было начать действовать, как вдруг ожили красные и черные мифические звери, вышитые на кимоно Достопочтенной Матери. Возникли живые драконы, крылатые змеи и прочие представители необузданной дикой фантазии. Их зловещие головы все как один повернулись к нему и со свистом и ревом стали извергать огонь, яд и кислоту. А потом из тени позади этих тварей возникла до боли знакомая фигура, отчего Вулфа даже мороз по коже продрал.

Да это же его отец!

Питер Мэтисон, загорелый, бодрый и здоровый, в рубашке из причудливой ткани с приколотым значком техасских рейнджеров, снял с головы широкополую шляпу и стоял, смахивая ею, как он обычно это делал, пыль со своего лица. Улыбнувшись сыну, он правой рукой выхватил из кобуры, висящей на бедре, шестизарядный кольт и принялся всаживать пулю за пулей в оживших чудовищ. Затем, перешагнув через трупы фантастических химер, он вложил револьвер в кобуру и, протянув сыну крепкую мозолистую руку, сказал:

– Рад видеть тебя, сынок. Вижу, ты совсем загордился.

Совершенно машинально Вулф в ответ тоже протянул отцу руку, и тут же мучительная боль пронзила его, заставив дрожать и стучать зубами. Он попытался вырвать руку, с ужасом увидев, как у отца сходит с тела загорелая кожа, обнажая гниющую плоть, в которую вгрызаются тысячи белых червей и насекомых. А потом все исчезло, остался только голый череп, костлявый и отвратительный. Челюсти открывались и резко захлопывались.

Вулф наконец вырвал руку, и призрак его отца исчез, растворившись бесследно, словно сахар в стакане чая. Исчезли также и трупы убитых химер. Но осталась Достопочтенная Мать, ее черный психологический скальпель опять был готов резать мозг Вулфа.

Он вдруг оказался стоящим на коленях и никак не мог отдышаться. Голова у него раскалывалась от боли. Он понимал, что Достопочтенная Мать использует против него всякое оружие, имеющееся в ее богатом арсенале. Но он начал также догадываться, что любое ее действие имеет общую основу – вызвать потрясение, шок. Именно таким коварным образом она подавляла волю своих жертв к сопротивлению, прежде чем начать высасывать из них энергию.

Он выкинул из головы Чику, фантастических чудовищ и отца. Они были всего-навсего галлюцинацией, порожденной Достопочтенной Матерью и предназначенной для того, чтобы замутить разум Вулфа, сбить его с толку. Применительно к нему задача эта не из легких. Но она обладала богатым опытом и умела прощупывать психику у, своих жертв и извлекать мало-помалу «макура на хирума» с максимальной отдачей. Вулфу не хватало времени. Уже возникал другой призрак, все четче обретая форму и жутко дрожа перед ним. Вулф может даже потерпеть поражение в схватке с этим призраком.

Он сосредоточился на том, чтобы мобилизовать свои силы. И тут в нем вновь ожила его «макура на хирума», мелькнувшая изнутри, словно черная молния. Ее энергия захватила его мозг, тело, заполнила всю комнату. Она мгновенно излечила все раны и травмы Вулфа и наполнила его силой. Он схватил черный психологический клинок Достопочтенной Матери – суть ее «макура на хирума», орудие ее ужасной хирургии – разбил его вдребезги на тысячу сверкающих осколков.

Почувствовав, что Достопочтенная Мать старается восстановить свою «макура на хирума», Вулф приготовился к отражению нападения. Вот в голове его вспыхнул яркий огонь, комнату наполнили десять тысяч беснующихся ос. Но было уже слишком поздно. Черное психологическое лезвие Достопочтенной Матери исчезло, человеческий облик как бы растворился в воздухе, и Вулф увидел перед собой ее сущность – лишенную кожи и костей бесформенную массу безумия.

Секунду-другую эта масса безумия корчилась и выла, и Вулфу представилась возможность глянуть в другое будущее, в котором Достопочтенная Мать получила бы безграничную свободу и не звала бы никаких сдерживающих начал. Шелковое кимоно ее вмиг охватил огонь, вышитые на кимоно фантастические звери зарычали и завыли, ибо пламя пожирало и их.

И тут его «макура на хирума» обрела наконец-то полную силу. Ее вытянувшийся луч схватил Достопочтенную Мать за сердце и крепко сжал его. Она громко вскрикнула, ее швырнуло через всю комнату, выбросило в окно.

Вулф подскочил к разбитому окну и глянул вниз. Тело Достопочтенной Матери лежало, распростертое, в саду, на самом большом валуне. Из-за темноты сцена на первый взгляд казалась сюрреалистической. А потом рогатый месяц выскользнул из-за плотных облаков и осветил неестественную позу Достопочтенной Матери, лежащей с переломленным позвоночником на крупном, потемневшем от ее крови валуне; таз ее раздробился от сильного удара.

Вулф прислонился к разбитому окну, совершенно выбившись из сил и качая от невыразимой усталости головой из стороны в сторону.

«Не закрывай глаза!» – как заклинание звучал у него в ушах таинственный голос.