"Три минуты с реальностью" - читать интересную книгу автора (Вольфрам Флейшгауэр)

11

Иногда она оставалась позже всех и танцевала «Эскуало».

Специально дожидалась, пока все разойдутся, возвращалась в репетиционный зал, ставила запись и вся отдавалась музыке. В течение дня ей приходилось сдерживаться, следуя стилизованным балетным движениям, не имеющим ничего общего с этой музыкой. Гнев, ярость, животное насилие физически ощущались в ней, а Джульетте приходилось довольствоваться арабесками и глиссадами 173.

Этот балет ей не нравился. Она не видела смысла в попытке связать балет и танго в единое целое. Или уж, во всяком случае, не так. Это ведь земля и воздух. Они прямо противоположны друг другу. Хореография Бекманна неверна. Пока Джульетта, закрыв глаза, стояла в репетиционном зале, прислушиваясь к первым тактам «Эскуало», ей пришла на ум фраза, сказанная как-то Линдсей: «Целых тридцать лет танго защищалось от Пьяццолы. Народ не хотел его. В него даже плевали на улице. И Пьяццола изгнал из танго народ: певцов и танцоров».

Это наблюдение носило не менее сумбурный характер, чем все остальные. Но отчасти было верным. Музыку Пьяццолы с балетом роднило именно «изгнание народа», удаленность от истоков, огромная дистанция от этнической культуры, откуда оба эти искусства вели свое происхождение. И то и другое оставались элитарными искусствами, но занимали при этом противоположные полюса элитарности. Так возможно ли перебросить мост?

Интересно, Дамиан тоже чувствовал это? Танцевал свои собственные шаги. Шаги Джулиана. Шаги из того па-де-де, которое разучивал с Лутцем. Закрыв глаза, она все так же ясно видела ту сцену. Его движения тогда околдовали ее. И теперь она знала почему. Потому что перед ней предстал другой полюс в той же нише: полная противоположность балету. И вот она сама в это ввязалась. Так хотелось думать о Дамиане без этой боли, без чувственной глухоты. Она вспомнила, что он говорил ей той ночью после поездки на Шлахтензее. Закрыв глаза, представила, что пол – это магнит, а ее ноги сделаны из железа. Колени и бедра сведены вместе. Торс прямой и почти недвижный. Грудь гордо торчит вперед. И начала движение – крадущаяся, кошачья походка. Иногда она часами танцевала под эту музыку. Импровизировала переходы между обеими партиями и, таким образом, исполняла всю пьесу одна. Двигалась, словно в трансе, ведя непрерывный немой диалог с ним. На какое-то время это помогало. Она чувствовала его близость.

Но случались дни, когда она была настолько подавлена, что не могла задерживаться в театре ни на минуту: сразу же после репетиции мчалась домой и падала на кровать. Как-то раз отчаяние ее оказалось настолько сильным, что она решилась вставить в магнитофон одну из видеокассет, присланных Линдсей. Вдруг это поможет ей поскорее забыть его. Она пересмотрела в записи «Эскуало» – ту копию, что сделал для нее Лутц и отослал тогда в Аргентину. Но скоро не выдержала. Села на пол прямо перед телевизором и безудержно зарыдала. Пора с этим заканчивать. Почему он так подло поступил с ней? Ушел, не сказав ни слова? После такой прекрасной ночи… Потому что он черствый, бездушный человек и у него помутился рассудок! Она заставляла себя смотреть на экран. Потом внутренне собралась и сунула в магнитофон другую кассету.

На коробке стояло: «1, 1995». На экране сразу же замелькали кадры. Это было одно из первых его выступлений в паре с Нифес. Линдсей приложила записку, где стояло время и место съемки. «Салон Каннин». Съемка явно любительская, сделанная, возможно, кем-то из публики. Каждый раз, когда камера дергалась – а это случалось нередко, – в кадр попадали зрители, плотными рядами сомкнувшиеся вокруг танцплощадки. Атмосфера напоминала представление Эктора и Бьянки в «Альмагро». Не специальное шоу, просто выступление в рамках обычного танцевального вечера. Нифес и Дамиан представлялись зрителям в качестве новой пары.

Какая потрясающая хореография!

Она не могла оторвать взгляд от экрана, где в бешеном темпе сменялись разнообразные фигуры в исполнении Дамиана и Нифес. Потом переключила внимание на него: его лицо, его точные движения. Постепенно ей удалось взять себя в руки и следить не столько за танцором, сколько за танцем. Временами ей казалось, что он танцует вовсе не с Нифес – между ними есть что-то третье, невидимое, угрожающее, вызывающее у него глубокую ненависть. Дамиан преследовал Нифес, постоянно разбивал ее движения, но при этом дело было как бы вовсе и не в ней. Он двигался с ожесточением, словно охваченный какой-то нездоровой энергией, не находя ей выхода. Закончив, они, вместо того чтобы замереть в общепринятой позе, разбежались в разные стороны.

Она перемотала пленку назад и просмотрела еще раз. Интересно, тогда он тоже танцевал слова? Взяв в руки листочки Линдсей, она отыскала список фигур и букв. Потом включила замедленный просмотр. На экране появилось лицо Дамиана крупным планом. Она сглотнула. Он очень серьезно смотрел вниз через плечо Нифес, потом исполнил вдруг странную последовательность шагов. Lapiz, отметила Джульетта.

Нужно искать необычные фигуры. Тогда он еще пользовался старым кодом. Использовал начальные буквы в названиях фигур. А странности в его танце были: и в начале, и в конце. Это она заметила. Партнеры не заканчивают танго порознь. Линдсей говорила ей об этом и тогда же назвала соответствующее понятие. Партнеры никогда не заканчивают separados. Внизу на листочке она записала это слово: «separados». Значит, если в первом танце Дамиана зашифровано какое-то слово, оно начинается на «л» и заканчивается «с». А между ними?

Она снова пересмотрела запись, внимательно наблюдая за Нифес, ее реакцией. Но зацепиться было не за что. Лицо его партнерши оставалось непроницаемым. Джульетта опять отмотала назад и включила запись в третий раз, невольно задаваясь вопросом, как ему вообще пришла в голову идея использовать фигуры в качестве букв, в соответствии с их названиями? 1995 год. Ему девятнадцать. Джульетта теперь достаточно разбиралась в танго, чтобы понять, насколько невероятно столь быстрое восхождение с нуля к самым вершинам этого искусства, к завоеванию Нифес. Чтобы добиться этого, он скорее всего тренировался как одержимый: методично, продуманно. И чтобы не потеряться во всем многообразии возможных фигур и их вариаций, ему, конечно же, приходилось записывать названия. Танго и математика. Вполне отвечает его сути. Может, поначалу он просто играл с возможностью перевести какие-то знаки своей жизни на язык танца. Или пришел к этому неосознанно? Цепочки фигур настолько вошли в его плоть и кровь, что, думая о том или ином слове, он непроизвольно подыскивал возможное выражение в танце? Реально такое вообще или нет?

Взгляд Джульетты снова приклеился к экрану. Почему она заметила это только сейчас? Она опять перемотала пленку. Вот оба занимают позиции. Первый сбой: Дамиан слегка поднимает голову и бросает быстрый взгляд в глаза Нифес. Сразу же после этого исполняет lapiz и оказывается в задней позиции. Потом следуют невероятно сложные вариации, но они больше ни разу не встречаются взглядами. До определенного момента. Все эти сногсшибательные вращения, зацепы и перехваты они, постоянно меняя темп, исполняют, не обменявшись ни единым взглядом. А потом вдруг снова этот беглый взгляд ей в глаза. Похоже, он должен встретиться с ней глазами: убедиться, что она поняла. Но почему здесь? В этом месте? Что тут происходит? Она немного отмотала пленку назад и на медленной скорости стала вглядываться в нее кадр за кадром. Вот вращение. Правая нога Нифес слетела с его левого бедра назад и некоторое время не двигалась. Нифес стояла не шевелясь, а он пытался расположить свою правую ногу против ее левой, и тут это произошло снова. Он поднял голову, фиксируя партнершу коротким, но властным движением. Она вскинула на него глаза. В замедленной съемке видно, что Нифес хочет перенести свой вес назад, на правую ногу. Но взгляд Дамиана не дает ей этого сделать. И почти сразу Джульетта поняла почему. Он исполнил сложное украшение. Ей пришлось несколько раз просмотреть эти кадры в замедленной съемке, прежде чем она сумела разложить его элегантное, совершенно нормальное на первый взгляд движение на составляющие. «Восьмерка» и сразу за ней «ввертывание». Очевидно, эта фигура здесь не на месте. Нифес не была к ней готова, и Дамиан взглядом предупредил ее. «Восьмерка» и «ввертывание». Она взяла в руки список Линдсей и стала искать испанские названия. Ochso и enrosque.

Листок выпал у нее из рук. Вдруг стало жарко. Lapiz.Ochso.Enrosque. Нет, не может быть! Она схватила коробку из-под кассеты и тут же вновь отбросила ее. Год! Нет, невозможно. 1995-й? Пять лет назад. Как это объяснить?.. Она мучительно соображала. Но все равно не сразу поняла, насколько все странно и ужасно. Пленка продолжала крутиться. Вот и последние секунды танца. Она уже знала, что Дамиан снова посмотрит в глаза партнерше и они разбегутся в разные стороны. Так и есть. Последние такты. Нифес замерла в пятой перекрестной позиции. Он опять коротко взглянул ей в глаза, вращением отодвинул в сторону и отпустил, одновременно отворачиваясь.

Lapiz. Ochso. Enrosque. L…О… E… и, наконец, расхождение. Separados.

Loess. Лоэсс. Настоящая фамилия ее отца.

Это открытие привело ее в ужас. Откуда он мог знать это имя? В 1995 году. За четыре года до того, как они встретились. И потом, это имя… его ведь никто не знал. Кроме нее самой и матери. Откуда же Дамиан?.. В голове родилась тупая боль. Она выключила телевизор. На темно-зеленом матовом стекле осталась белая точка, и крошечное пятно света – на ее собственном бледно-сером лице, отражавшемся в потухшем экране.