"Точки пересечения" - читать интересную книгу автора (Черненок Михаил Яковлевич)

Глава Х

На квартиру к Милосердову Антон Бирюков отправился со смутным недобрым предчувствием. Поэтому с разрешения Шахматова взял с собой для подстраховки двух молодых оперуполномоченных ОУР. Двухэтажный бывший купеческий особняк, где поселился Милосердов, нашли не сразу. Построенный еще в дониколаевские времена, полуразвалившийся деревянный дом будто по иронии оказался в самом центре нового жилмассива, и, чтобы пробраться к нему, пришлось долго обходить длинные-предлинные многоэтажки. Наказав оперуполномоченным внимательно контролировать подходы к дому, Бирюков вошел в замусоренный дворик. На вкопанной у крыльца скамейке сидела сгорбленная старуха и, приглядывая поверх очков за сосредоточенно играющей в куклы девочкой, штопала шерстяной носок. Поздоровавшись с нею, Антон спросил:

— Не знаете, Милосердов дома?

— Наверно, дома. Полчаса назад какой-то чумной парень к нему приходил, — не отрываясь от своего занятия, сердито ответила старуха.

— Почему «чумной»?

— Выскочил, обормот, из подъезда, как угорелый, чуть внучку мою не растоптал.

Бирюков мгновенно сосредоточился и присел на скамейку. Старуха оказалась не особо разговорчивой. Оживилась она только после того, как Антон умышленно поинтересовался предстоящим сносом дома.

— К концу лета твердо обещают снести. Раньше в этот «особняк» желающих не было. Теперь учуяли, что снос близко, отбою не стало от предложений на обмен, — иронично проговорила старуха. — Взять того же Милосердова — из благоустроенной комнаты в центре города перебрался к черту на кулички в нашу развалюху.

— Тихо живет?

— Как мышка-норушка. Толком и в лицо не знаю. То на работе пропадает, то куда-то ездит.

— Друзья к нему часто ходят?

— Никто сюда не ходит. Только тот, заполошный, последнее время чуть не каждый день домогался, когда, дескать, сосед из отпуска вернется.

— Как он выглядит?

— Парень?.. Так себе, плюгавенький парнишка.

— Одет во что?

— Коричневая куртка, вроде с чужого плеча, на голове — шляпа зеленая, больше — ничего приметного.

— Не заметили, куда направился?

— Черт его знает, куда. Тут, в многоэтажках, запутаешься, как в глухом лесу.

Бирюков почувствовал необъяснимую тревогу.

— Где Милосердова квартира? — спросил он.

— Внизу. С крыльца — сразу направо, — старуха кивком показала на одно из окон. — Вон единственное окошко в его квартире.

Переглянувшись с оперуполномоченными, остановившимися для подстраховки у угла дома, Антон вошел в пахнущий древесной плесенью узкий коридор. Постучал в правую дверь. За дверью послышался шорох, но никто не ответил. Пришлось стукнуть резче. Через незначительную паузу тихий мужской голос, как показалось Антону, заискивающе спросил:

— Кто?..

— Милосердов здесь живет? — уклонился от ответа Бирюков.

— Кто спрашивает?

— Милиция. Откройте.

На этот раз пауза затянулась. Затем все-таки щелкнул замок, и дверь приоткрылась на длину запорной цепочки. Все тот же мужской голос откуда-то из-за двери попросил:

— Покажите, пожалуйста, документы.

Бирюков раскрыл удостоверение личности. Через несколько секунд, звякнув цепочкой, дверь отворилась. Па пороге стоял щеголевато одетый, бледный, как полотно, молодой мужчина. По зеркальным очкам и забинтованной руке Антон догадался, что перед ним Милосердов. Строго спросил:

— Почему не открывали?

— Не мог… не знаю… недавно был грабитель… — перепуганным голосом невнятно забормотал мужчина.

— Вы Владимир Олегович Милосердов?

— Да.

— Я из уголовного розыска, Бирюков.

Антон, не дожидаясь приглашения, шагнул в небольшую комнату, заставленную старинной мебелью, словно антикварный магазин. Повернувшись к застывшему у порога, будто изваяние, Милосердову, сказал:

— Объясните, Владимир Олегович, что с вами случилось.

— Не знаю, не могу понять… каким-то чудом я остался жив… Милосердов затряс короткими рыжими кудрями. Выглядел он настолько перепуганным, что, казалось, никак не может прийти в себя.

«Или способный актер, или совсем недавно здесь действительно произошло что-то ошеломляющее», — подумал Антон и предложил:

— Давайте присядем, надо серьезно поговорить.

Милосердов, как ванька-встанька, закивал головой. Он угодливо предложил Бирюкову старинный стул с гнутыми ножками. Сам же, будто враз обессилев, почти упал в кресло-качалку. Видимо, стараясь взять себя в руки, принялся медленно раскачиваться. При каждом движении назад-вперед зеркальные очки вспыхивали солнечными зайчиками. Это раздражало Бирюкова, однако Антон терпеливо ждал.

Кое-как успокоившись, Милосердов мало-помалу заговорил. По его словам выходило, что минут сорок назад в квартиру буквально ворвался незнакомый парень в легкой куртке и шляпе. Угрожая пистолетом, стал требовать деньги: «Чем больше, тем лучше!» Перепуганный Милосердов стал объяснять налетчику, что отпускные потратил на поездку в деревню, а других денег у него в квартире нет. Парень, не выпуская из рук пистолета, начал обшаривать квартиру. В это время зазвонил телефон. Милосердов ответил. Кто-то ошибся номером, но Владимир Олегович быстро нашелся и сказал в трубку: «Пожалуйста, приезжайте. Я давно жду вас». Налетчик сразу спросил: «Кто там названивает? Кого ждешь?» — «Следователь сейчас приедет», — солгал Милосердов. Парень пригрозил: «Если вякнешь про меня, под землей найду — прикончу!» И сразу выбежал из квартиры.

Бирюков попросил хотя бы в общих чертах обрисовать форму пистолета. Милосердов с помощью пальцев изобразил нечто похожее на наган. Заметив на безымянном пальце Владимира Олеговича свежую ссадину, Антон поинтересовался:

— Чем повредили?

— Палец?.. — Милосердов поморщился. — Грабитель сорвал перстень.

— Серебряный, с бирюзой? — почти наугад спросил Антон.

— Да, да.

— Где и когда этот перстень покупали?

— У знакомой девушки, недавно.

— Владимир Олегович, называйте имена и фамилии своих знакомых, — сказал Бирюков.

— Собственно, зачем такие подробности?.. — Милосердов уставился на Антона непроницаемыми стеклами очков. — Допустим, у Лели Кудряшкиной купил. Вам это о чем-то говорит?

— О многом. Сколько заплатили?

— Пятьсот рублей. Можете проверить — Кудряшкина не отопрется. — «Уже проверял — отпирается», — озабоченно подумал Антон, а вслух спросил, почти равнодушно:

— Геннадия Митрофановича Зоркальцева знаете?

— Пару раз, кажется, видел на квартире у одних знакомых, — по инерции уклончиво ответил Милосердов и сразу извинился: — Простите, у Харочкиных видел. Зоркальцев готовит их дочь к поступлению в институт.

Сказал «готовит», а не «готовил», как будто не знал, что Зоркальцева уже нет в живых. Это не ускользнуло от внимания Бирюкова и он без всяких обиняков спросил:

— Вы действительно собираетесь жениться на Анжелике Харочкиной?

На лице Милосердова появилось не то удивление, не то растерянность, однако ответил он очень спокойно:

— Действительно.

— Знаете, что у них произошло с Зоркальцевым?

— Знаю — ничего не произошло. Это очередная глупость Людмилы Егоровны. Думаю, она исправит свою ошибку. Зоркальцев ни в чем не виноват.

— Уверены в этом?

— Стопроцентно. Анжелика клянется, что мама нафантазировала на репетитора.

— У вас с Анжеликой приличная разница в возрасте…

Милосердов опустил голову:

— Это не имеет существенного значения.

— Позвольте нескромный вопрос. Почему вы, человек с высшим педагогическим образованием, работаете официантом?

Переставший было раскачиваться Милосердов вновь засверкал стеклами очков и, видимо, решил отделаться шуткой:

— Судьба играет человеком…

— Хотелось бы, Владимир Олегович, услышать от вас серьезный ответ, — сказал Бирюков.

Милосердов резко остановил кресло-качалку, уставился очками в пол. После некоторого раздумья заговорил:

— Свою педагогическую карьеру я испортил в зародыше, когда, закончив институт, вместо школы пошел работать переводчиком в «Интурист». Намерения были серьезные. Хотелось в совершенстве овладеть языком, так сказать, при постоянном живом разговоре с иностранцами. Не получилось. Друзья подвели. Одному хотелось иметь импортные джинсы, второму — свитер, третьему — пачку зарубежных сигарет. По легкомыслию молодости я старался всем друзьям угодить и… пришлось с «Интуристом» распрощаться. Работать в школе не рискнул — многое из педагогики забыл. А куда еще с педагогической специальностью устроишься?.. Случайно попалось объявление: «Тресту ресторанов требуются официанты». Рассчитывал поработать временно, чтобы иметь кусок хлеба, но в конце концов решил кормиться по принципу: лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— И как эта «синица» кормит?

— Не жалуюсь, концы с концами свожу… — Милосердов чуть улыбнулся и вдруг сменил тему: — Если я правильно запомнил, ваша фамилия Бирюков?..

— Да, моя фамилия Бирюков, — подтвердил Антон.

— Вы родом не из Березовки?

В заставленной мебелью комнате было душно. Бирюков, чтобы вытереть вспотевший лоб, потянул из кармана пиджака носовой платок и услышал, как об пол стукнулась расческа. Нагнувшись за ней, Антон заметил под столом блеснувшую целлофановой оберткой коричневую книжицу. Вместе с выпавшей расческой поднял ее — это было водительское удостоверение Зоркальцева.

— Так… — хмуро проговорил Бирюков. — Объясните, каким образом этот документ оказался у вас?

Милосердов тревожно сверкнул стеклами очков.

— Наверное, у парня из кармана… — внезапно заволновался он. — Да, конечно же!.. Парень, когда выхватил пистолет, стоял на этом самом месте, возле стола. Честное слово. Не верите?..

— Верю, — сказал Антон, решив, что пора начинать разговор, ради которого пришел сюда. — Владимир Олегович, где находится дача Зоркальцева?

— Представления не имею! — торопливо выпалил Милосердов, видимо, не ожидавший столь быстрой смены разговора.

— О том, что дача сгорела, конечно, знаете?

— Следователь говорил. Даже выписанный мною счет показывал.

— Не вспомнили тех клиентов?

— Не вспомнил.

Очень быстрый ответ насторожил Бирюкова. Антон еще острее почувствовал раздражающее влияние поблескивающих зеркальных очков, сквозь которые совершенно не просматривались глаза собеседника, и спросил:

— Почему, Владимир Олегович, даже в комнате не снимаете темные очки? Здесь не так уж много света…

— Глаза болят. В деревне помогал родственнику строить гараж и так насмотрелся на электросварку, что врачи строго предупредили: без темных очков — ни шагу.

Милосердов крепко сжал сцепленные в пальцах руки. Внешне он выглядел спокойно, и это показалось Бирюкову неестественным.

По наблюдениям Антона, люди, подвергшиеся нападению вооруженных грабителей, как правило, очень долго не могли прийти в себя.

— Какие деньги требовал от вас парень? — опять задал вопрос Бирюков.

— Не знаю.

— Задолжали ему?

— Я совершенно незнаком с ним.

— Как он выглядел?

— Ростом — средний. Куртка нараспашку, джинсы, шляпа и… темные очки. Словом, типичный бандит. Цвет одежды, естественно, назвать не могу — у самого очки с темными стеклами…

Милосердов, видимо машинально, хотел показать Бирюкову цвет своих очков. На какой-то миг он приподнял очки, но, спохватившись, сразу водворил их на прежнее место. Однако Антон успел заметить, что на воспаленных веках Владимира Олеговича нет ресниц.

— Что с вашими глазами? — быстро спросил Бирюков.

— Говорю, электросварки нахватался.

— Так сильно, что даже ресницы сожгли?

— Это врачи так… лечили…

— Первый раз встречаюсь с таким лечением, — недоверчиво проговорил Бирюков, осененный внезапной догадкой: — Владимир Олегович, ведь это вы сожгли дачу Зоркальцева.

— Ошибаетесь, — очень-спокойно ответил Милосердов, но от взгляда Бирюкова не ускользнуло, как у того задрожали руки.

— В какой поликлинике лечили глаза? — пошел в наступление Антон.

Руки Милосердова задрожали сильнее:

— Какая разница?

— Сейчас позвоню, и врачи наверняка подтвердят, что у вас был ожог, — Антон протянул руку к телефону. — Так где лечились?

— Нигде не лечился, — вроде бы со злостью сказал Милосердов после долгого молчания. — А глаза на самом деле обжег… У костра, на рыбалке.

— Кто может подтвердить?

— Со мной никого не было. Разжигая костер, плеснул бензина…

— Зачем же об электросварке и врачах солгали?

— Неудобно было в собственной неловкости признаться.

Бирюков интуитивно почувствовал, что Милосердов изворачивается. Надо было действовать решительно. Антон молча набрал номер Шахматова. Услышав в телефонной трубке знакомый голос начальника отдела розыска, сказал:

— Виктор Федорович, звоню из квартиры Милосердова. Есть предположение, что около часа назад здесь побывал вооруженный грабитель. Приезжайте срочно со следователем и прокурором. Видимо, придется делать обыск…

— Не надо! Не позволю! — Милосердов внезапно вскочил с кресла-качалки и резко протянул руку к трубке, словно хотел вырвать ее у Бирюкова.

Антон отстранился:

— Почему не позволите? Дело очень серьезное, мы не самодеятельный спектакль разыгрываем.

— В моей квартире нечего искать! Ищите бандита, который хотел меня ограбить.

— Виктор Федорович, срочно приезжайте, — сухо сказал Антон и, положив трубку на аппарат, встретился взглядом с непроницаемыми очками Милосердова. — До приезда следственно-оперативной группы у вас есть время искренне рассказать всю правду. Поймите, что с вами не в бирюльки играют и что у юристов существует определение, называемое чистосердечным признанием…

Милосердов обмякше опустился в кресло. Какое-то время он в упор глядел на Антона. Затем его будто прорвало:

— Я действительно поджег дачу Зоркальцева. Из ревности поджег! Хочу жениться на Анжелике Харочкиной, а Зоркальцев роман с ней завел, увеселительные вечера стал на даче устраивать! У меня разум помутился, взял канистру с бензином… Когда поджигал, пламя опалило лицо. Я готов возместить Зоркальцеву причиненный ущерб. Все заплачу, все… — И заплакал по-детски, навзрыд.

Зрелище было не из приятных. Бирюков поморщился:

— Извините, не могу поверить в такую версию.

— П-почему?!

— Потому что вы не из тех людей, которые способны терять разум от ревности. Не тяните время. В чем истинная причина поджога?..

Милосердов уткнулся лицом в ладони, глотая слезы, обреченно выдавил:

— Таня Зоркальцева заплатила мне двести рублей. Она сильно ревновала Геннадия и попросила уничтожить дачу… Клянусь, это чистая правда.

«Удивительный тип. В погоне за деньгами ничем не брезгует», — подумал Антон и быстро спросил:

— Куда исчез Зоркальцев, знаете?

— Честное слово, не знаю. Последний раз он заезжал ко мне, не соврать бы… Одиннадцатого июня. Да, да! Одиннадцатого…

— Зачем?

— Чтобы купить… — Владимир Олегович показал рукой через плечо, — этот старинный гарнитур.

— Не сторговались?

Милосердов достал из кармана пижамы носовой платок и стал вытирать щеки под очками.

— Сторговались на семи тысячах. Геннадий утром свозил меня к нотариусу, чтобы заверить расписку в получении от него денег, потом привез деньги. Сказал, вечером пригонит за покупкой грузовик, но до сих пор не приезжает.

— В какое время он был у вас?

— К нотариусу мы ездили после девяти утра, а деньги Геннадий привез где-то… в двенадцатом часу.

— В машине с Зоркальцевым никого не было?

— Утром не было. А когда деньги привез, я машину не видел.

Бирюков обвел взглядом мебель:

— Не много ли семь тысяч за такое старье? Вы ведь сказали, будто за бесценок купили…

— Это же антикварные вещи! — Милосердов вроде бы оживился. — Семь тысяч — дешевизна. Вот Зоркальцев и уговорил меня уступить ему гарнитур. Он наверняка продал бы его в два раза дороже.

— Чтобы компенсировать убыток от пожара?

Владимир Олегович промолчал, и Антон снова спросил:

— Полученные от Зоркальцева деньги у вас?

— У меня.

— Покажите.

Милосердов очень тяжело, словно это стоило ему больших усилий, поднялся из кресла, втиснулся в узкую щель между инкрустированным шкафом и купеческим буфетом, дольше минуты что-то там передвигал и наконец, выбравшись оттуда, положил перед Бирюковым на стол семь денежных пачек, упакованных крест-накрест банковскими обертками. Одна из оберток была разорвана. Дрожащим пальцем Владимир Олегович указал на нее:

— Из этой тысячи я отдал пятьсот рублей Леле Кудряшкиной за бирюзовый перстень.

— Где Кудряшкина его взяла?

— Говорила, подарок, но чей — не сказала.

— Не эти ли деньги требовал у вас «грабитель»?

— Да, эти. Кричал: «Выкладывай семь кусков, которые получил от Зоркальцева!» Откуда он разнюхал про них, не представляю. Кроме меня и Геннадия, о нашей сделке никто не знал. Какое-то роковое стечение обстоятельств…

— Но хоть что-то можете объяснить?

— Не могу! Я ничего не знаю…

На улице послышался шум мотора. Бирюков глянул в окно и увидел оперативную машину. При официальном допросе, в присутствии прокурора, Милосердов полностью признал себя виновным в поджоге дачи Зоркальцева и, по его словам, готов был возместить причиненный ущерб или нести за совершенное преступление уголовную ответственность. Когда же разговор зашел о самом Зоркальцеве, Владимир Олегович так слезно начал доказывать прокурору свою непричастность к исчезновению Геннадия Митрофановича, что на него неприятно стало смотреть.